Читать книгу Драконовы сны - Дмитрий Скирюк - Страница 9

– Бр-р… Холодно. Подбрось дров.

– И так горит.

– Подбрось, грю, ведь нет же никакого терпежу!

– Ишь, разорался, Зяблик. Нам всю ночь сидеть. А кончатся дрова, так кто пойдёт? Зяблик пойдёт? Ага. Шпент пойдёт! Так что сиди и не чирикай.

– Тебе, Шпент, лишь бы трепаться, а у меня на рыбе дважды руки поморожены, так холоду не терпят вовсе… Ох, задувает, ну и задувает. Да дождь ещё… Перебраться, что ль, под стену, ближе к энтим? А, Шпент?

– Подберёшься, как же… Враз вылезет этот бугай и сам с тобой разберётся. Встали, мать их раздери, на лучшем месте со своей телегой и торчат уже неделю.

– А чего им тут?

– Да чёрт их разберёт. Ахтёры, говорят. Дня три-четыре и вправду выкобенивались. Эти… как их… преставления давали.

– Да-а? И об чём преставлялись?

– Да ни об чём. Они там эти… вокрубаты. Крутят, значит, это… ну, вокруг. Девка там у них ещё такая. Ого-го, какая девка. Стрелки мечет. Ничего так, симпатишная. Я б её, ну, если б случай выдался, так я б ей это бы… не прочь.

– Это маленькая-то? Видал. Чё ты в ей нашёл?

– Э, не скажи. Она же это… она же знашь, как выгнуться могёт, ого! Да…

– Ори тише – неровён час этот услышит, вылезет и сам тебя это… выгнет. Лучше дров подбрось.

– Ох, Зяблик ты, Зяблик и есть. Связался я с тобой… Кажи пасибо, что до кучи надо было Фрицу морду наскоблить, а то б…

– Вот… вот правду про тебя говорят, Шпент, что ты мать родную обкрадёшь и за гроши жидам заложишь! Первый же пришёл, как хвост подпалили! У, знал бы я, что Хольц меня с тобой поставит…

– Ха-ха, ладно, проехали. Чё там у тебя?

– А во: селёдка.

– Бр-р, опять селёдка… Обалдел? Чего получше не было?

– Да будет ерепениться – хорошая селёдка. Брунсовская. Нюхни, коль не веришь.

– М-мм. Кхе-кхе… Вроде, ничего. Хотя на вид не больно казиста.

– Не ндравится, не ешь.

– И-эх. Ладно. Нарезай, что ли…

Два бродяги, кутаясь в тряпьё, придвинулись к костру. Один достал нож, долго примеривался к большущей селёдке, лежащей у него на коленях, и наконец распилил её пополам. Некоторое время оба жевали, с завистью поглядывая в сторону большого полотняного шатра, разбитого у городской стены, потом устроились под навесом у стены, покидали кости в огонь, подбросили дров и стали устраиваться на ночлег.

* * *

– Ишь, сидят, – Олле сплюнул и поправил полог. Постоял, задумчиво скребя в затылке. – Как бы лошадь не свели. Выйти, что ль, разобраться, а? Как считаешь, Арни?

– Сядь, не дёргайся, – ответил здоровяк, подбросил угля в чугунную печурку и затворил плотнее дверцу. – Пускай сидят. С коптилен их повыгоняли – кончился сезон, а из города уходить не хотят. Так и так не уйдут. Подойти побоятся.

– А может, всё-таки прогнать?

– Пускай сидят. Ложись. Спи.

Олле предпочёл не спорить, но из чувства протеста поворчал, лёг поближе к печке и отвернулся. Тил, заинтригованный, закутался в одеяло и поплёлся к выходу. Приподнял полог. Пару мгновений рассматривал сидящих у костра оборванцев, затем повернулся к Арнольду:

– Думаешь, это за мной?

– Кто знает, – тот пожал плечами. – Но вообще-то, вряд ли. Никто не знает, что ты здесь. Хотя они наверняка из той же кодлы.

Рик вскинул голову, потеряв источник тепла под боком, и суматошно заоглядывался. Гневно пискнул и принялся выпутываться из одеял. Палатка заходила ходуном.

– Тише, идолище! – выругался Олле. – Раздавишь…

– В самом деле, Телли, приструни его, – сонно отозвалась Нора из своего угла. – Не ровён час увидит кто.

– За ветром не заметят, – успокоил её Вилли.

С грехом пополам дракона удалось уложить обратно. Рик сначала протестовал, потом замёрз и угомонился. В последние дни он рос не по дням, а по часам, соответственно и ел за троих. Единственное, что у него пока не изменилось, был голос. Прятать его от соглядатаев Тройки становилось всё труднее и труднее. Вдобавок, Рику до смерти надоело сидеть на месте и хотелось размяться. На счастье всех пятерых, похолодало, и дракона одолела вялость.

Прошло три дня со времени пожара в доме на Канаве. Несмотря на заверения Арнольда, выбраться из города им пока не удалось – на каждой улице, у всех городских ворот шныряли люди Хольца или Яббера. Арнольд и его спутники были вне подозрений, но вывезти из города дракона не было возможности. Арнольд арендовал местечко у стены, передвинул туда помост, поставил палатку и выжидал удобный момент, отгоняя шантрапу и слухачей, а вынужденную проволочку заполнил тем, что обрабатывал под чучело драконью шкуру. Скрыть такую тварь, какой стал Рик, оказалось невозможно, но когда пошёл слушок, что «ящеру» видели в палатке акробатов, Арнольд продемонстрировал явившимся стражникам драконье чучело, для пущей достоверности набитое соломой и горлышками от бутылок вместо глаз.

– Точно, он это! – тотчас воскликнул один из стражей. – Он!

– А не свистишь, Сорока? – с сомнением переспросил второй. – Давно ж видал, поди, да с пьяных глаз ишшо.

– Гад буду, он! – ответил тот и, выставив для верности перед собою протазан, опасливо приблизился. – От нас же с Клаасом тады и сбёг.

– Слышь, ты, чучело, – мягко сказал Арнольд, брезгливо перехватывая оружие за древко. – Не трогай чучело. А то ведь я тебя тоже… потрогать могу.

– Но-но, ты не очень-то, не очень! – окрысился стражник, но смерил взглядом силача и предпочёл не связываться. Протазан, однако, убрал.

– Ишь как. Таки подох змеёныш!

Воспользовавшись замешательством солдат, Арнольд поспешил выпроводить их, пока настоящий Рик не заворочался под настилом. Двумя днями позже помост пришлось разобрать на дрова: по вечерам уже сыпал снежок.

Рудольф пропал без следа. Тил каждый день ходил к нему, но дом стоял пустой и запертый. Проникнуть внутрь никто не посмел. Сам Телли жил теперь в шатре у акробатов. Он подрезал волосы, по предложенью Норы вымазал их сажей и выходил наружу лишь когда темнело. Кафтан для него одолжили у Олле. Говор у Тила изменился – челюсть побаливала после удара, язык двигался неловко, всякий раз нашаривая пустоту на месте выбитого зуба. Узнать его никто пока не узнал, и если бы не Рик, всё складывалось лучше некуда.

Нора, чтобы не терять времени, взялась натаскивать его на дротики, но результаты были более чем скромные – Тил попадал куда угодно, только не в цель. Приходилось отрабатывать стойку, рассчитывать силу броска и глазомер, а странное всеобъемлющее чувство видения, так неожиданно возникшее тогда на рынке, никак не могло прийти.

Или не хотело.

Его наставница, надо сказать, отнеслась к этим неудачам неожиданно спокойно.

– Ну, что ж, – говорила в таких случаях она, ободряюще похлопывая мальчишку по плечу, – кучность уже есть, осталось добиться точности. Поначалу всегда так бывает. Навостришься.

За размышленьями Телли не заметил, как все уснули, лишь Арнольд сидел у печки, налаживая трофейный арбалет. Вооружившись ножом, он уже развинтил спусковой механизм и теперь возился со стопором. Судя по тому, с какой уверенностью он обращался с оружием, Тил решил, что арбалет Арнольду в руки попадает не впервые. Но удивило мальчишку другое – силач, похоже, всерьёз готовился к бою.

Дождь всё лил и лил. Промасленная ткань шатра помаленьку начала протекать, тонкие струйки сбегали по стене, и отблески огня отражались в этих дорожках. Рик угомонился и спал, свернувшись калачом, дыханье с тихим свистом вырывалось из драконовых ноздрей.

С тех пор, как Рик перелинял, он не пытался извергать огонь. Рос он уже не так быстро, как в первые дни, но похоже было, что внутри дракончика образовалась пустота, которую он безуспешно пытался заполнить. Олле ворчал, что такой прожора разорит их в считаные дни, а вот будет ли с него доход – ещё вопрос, но Арнольд придерживался другой точки зрения. «Не обращай вниманья, – сказал он Телли. – Он просто тебе завидует».

Силач со скрипом завернул последний винт, затем одной рукой, даже без особого напряга натянул стальную тетиву. Потряс арбалетом, проверяя, не слетит ли стопор. Стопор не слетел. Арнольд нажал на спуск – Тил услышал, как в тишине палатки щёлкнула тетива, – кивнул и отложил оружие. Посмотрел на Телли.

– Чего ты там прилип? – сказал вдруг он. – Задёрни полог.

Телли вздрогнул от неожиданности и сразу подчинился.

У Арнольда была одна странная черта – он никогда не заговаривал первым. То есть, конечно, заговаривал, но происходило это кратко, односложно и всегда по существу. Расплачивался ли он с торговцами, заказывал обед или просто рассуждал о чём-нибудь, у его собеседника возникало чувство, будто Арнольд отвечает на какой-то ещё не заданный вопрос. Причём, этот самый вопрос ну совершенно не хотелось задавать ни до, ни после. Похоже, одна лишь Нора чувствовала себя свободно рядом с силачом, да и та порой робела. В первые дни с циркачами Тил просто терялся, когда Арнольд с ним заговаривал, однако, пообвыкнув, с удивлением обнаружил, что такой стиль общения Арнольду подходит – иначе с этакой громадиной вообще никто бы не рискнул заговорить.

Тил опустился на лежанку рядом с печкой, пощупал дырку от зуба, вздохнул и плотнее завернулся в одеяло. Прислонился спиной к мерно вздымающемуся и опадавшему драконьему боку и некоторое время молча смотрел на огонь, потом перевёл взгляд на спящих циркачей.

Нора спала тихо и безмятежно, лишь чуть подрагивали веки да временами шевелились руки, поправляя одеяло. Во сне она казалась младше, чем была. По смуглому лицу бродили тени, она хмурилась, но всякий раз тревога проходила, гонимая усталостью мирного сна. Тил смотрел на неё долго, пока не поймал себя на мысли, что боится эту странную девушку не меньше, чем силача, но почему – не смог себе ответить. Вдруг показалось, что она следит за ним из-под опущенных век. Если бы она сейчас открыла глаза и улыбнулась ему, Телли, наверное, закричал бы. У Норы была странная улыбка.

Очень странная.

Проказник Олле во сне был такой же беспокойный, как в жизни – спал, разметавшись, как морская звезда, то и дело поворачивался с боку на бок. Узкие ладони всё время двигались: одеяло у него было коротким и, если прикрывало ноги – мёрзла голова, и наоборот. Он и на людях носил разноцветное трико, в котором выступал, не делая различий между жизнью и подмостками. Соломенноволосый, узколицый, гибкий, как ящерица, он выглядел немногим старше Телли, но у него уже сломался голос и пробивалась борода. Из вороха цветастых тряпок, наваленных у Олле в изголовье, торчали ручки двух жонглёрских зонтиков – иногда он использовал их вместо шеста, чтоб ходить по канату. У них была своя история. Один зонтик был пошит из ярких лоскутков, другой был тёмным, и Олле утверждал, что если ему хочется видеть сны, он пользуется пёстрым зонтиком, а если просто отдохнуть – чёрным. Вилли посмеивался над его причудой, частенько предлагая положить в изголовье оба зонтика сразу и посмотреть, что получится, и придумал ему прозвище – Смотритель Снов. Олле не обижался.

Вилли спал на боку, приоткрыв по-детски рот и положив под голову ладони. Красноватые отблески огня падали на его высокий лоб и прямые, отпущенные по последней моде волосы. Лицо его было до странности хрупким и красивым, даже во сне храня мечтательное выражение; по тонким губам скользила улыбка. Тил многое бы дал, чтоб посмотреть, что ему снится. На гвоздике, вбитом в опору шатра, заботливо обёрнутая в кожаный чехол, висела его лютня.

Тил вздохнул и перевёл взгляд на силача – тот расколол в щепу дубовый чурбачок и выстругивал стрелы.

– Арнольд, – позвал он. Тот поднял голову и замер, ожидая вопроса. – Расскажи, как вы встретились.

Арнольд помедлил.

– Кто? – спросил он наконец.

– Ну, – Тил неловко указал рукой на спящих. – Ты, Нора… Все вы.

– Обычно встретились, – великан пожал плечами и вернулся к работе. Нож с тихим шорохом заскользил по дереву. – Примерно год назад. После войны податься было некуда, времени много, а сидеть на месте я не люблю. Я встретил Нору в Цурбаагене, она туда забрела по делам. Это она придумала научить меня жонглировать. Она уже тогда всё умела, а я только на спор железки гнул, – Арнольд задумался и после паузы продолжил: – Олле – местный, он из Локерена. Из ихней труппы в войну никто не уцелел, он к нам и прибился. А Вильям – тот откуда-то с островов. Он умный, даже писать умеет. Сам стихи сочиняет и эти… как их… пиесы, вот и захотел попутешествовать. Он сам тебе расскажет, спроси его, он любит поболтать. Песенки поёт. Народу нравится.

…Рудольф пришёл в полночь, совершенно неожиданно – полог у входа откинулся, обрушив потоки воды, и в шатёр проникла тёмная сутулая фигура. Арнольд шагнул было навстречу, но сел обратно, услышав шёпот старика:

– Тише, тише… Это я.

Он успокаивающе поднял руку. На нём был тёплый плащ с островерхим, отороченным мехом капюшоном, делавший его совершенно неузнаваемым. В руках Рудольф сжимал тяжёлый посох с круглым набалдашником – не столько для опоры, сколько ради обороны.

Телли кинулся к нему:

– Где ты был?

– Не важно, – старик уселся на лежак, отбросил капюшон и протянул ладони к печке. – Ни к чему вам знать, – он огляделся. – Зря вы не уехали в ту ночь.

– Не получилось, – грустно кивнул Телли. – У всех ворот искали Рика и меня. Я заходил к тебе, но не застал. Там заперто.

Рудольф помолчал, полез за пазуху.

– Я вот чего пришёл, – сказал он, достав тряпичный ком. – Из города вам так просто не уйти. Хольц всюду понаставил своих шестёрок. Тебя, Арнольд, они не видели, но скоро сложат два и два. Их ты драконьей чучелой не обманешь.

– Откуда ты знаешь про чучело? – опешил Арнольд.

– Оттуда.

Некоторое время все молчали.

– Ну и что ты предлагаешь? – нахмурился силач. – Лезть через стену? Летать эта тварь не умеет, хоть и с крыльями. Не на верёвке же его спускать…

Рудольф развернул свёрток. Зашуршал пергамент.

– Лисс не всегда был городом, – проговорил он, – ему от силы века полтора. Когда-то здесь стояла крепость барона Гумберта дю Ле Шардэ, очень древняя, потом её разрушили – он, вроде, был не в ладах с графом Фландрским… впрочем, не помню. Вот, посмотрите сюда. Телли, дай огня. Видите? Раньше селиться за пределами ограды было запрещено. Когда потом отстраивали стену, ею обнесли уже весь посад, добавили башен и получился город.

– Ну и что? – недоумённо косясь на выцветший рисунок, спросил Арнольд.

– Здесь должен быть подземный ход.

– С чего ты взял?

– Его не может не быть, – сказал Рудольф. – В замках всегда устраивали подземные ходы. О нём писал Рене Блееккер, его упоминали в своих балладах Вальтер фон дер Фогельвейде и Найдхард фон Ройенталь. Он был, без всякого сомненья, был. Я пытался прибрать его к рукам, чтобы возить товар в обход ворот, но мне не хватило времени как следует порыться под башнями.

– Под всеми? – опешил Телли. – Ну, ты даёшь!

– Так, значит, ты не знаешь, где он, – теряя к разговору интерес, резюмировал Арнольд.

– Погоди, – старьёвщик поднял руку, – сперва дослушай. Тил, свети сюда.

Телли придвинул свечу, и все трое снова склонились над планом.

– Смотрите сюда, – узловатый стариковский палец очертил западную окраину Лиссбурга. – Город начинался вот отсюда. Видите? – на юге и на западе застройка ровная, кварталами, и улицы прямые, а здесь сплошной лабиринт. Вот здесь рыбокоптильни, а здесь Блошиная Канава – остатки крепостного рва, его потом засыпали.

У города семь башен, – продолжал Рудольф. – Их тоже строили не сразу. Дозорная из них самая новая. Посмотреть, так она вовсе и не башня, а навесная бойница, только очень большая. Её горожане иногда так и зовут: Halbturm – «Полубашня». Ни ворот, ни фундамента. Речная башня, башня Синей Сойки и Башня Трёх Ключей были построены лет за тридцать до неё, когда город стал разрастаться на юг вдоль реки. Все они с воротами. Вавилонская ещё старше, она ровесница города. Сперва там были только ворота, потом их фланкировали башнями, но так и не смогли подвести под крышу. За это, кстати, её Вавилонской и прозвали.

– Не понимаю, – нахмурился Арнольд. – К чему эта болтовня? Для меня они все на одно лицо, разве только в одних есть ворота, а в других нет.

– Погоди, Арни, – замирая от собственной храбрости, перебил его Телли. – Я, кажется, понимаю. Договаривай, Рудольф.

– А вот это, – показал старик на чертеже, – Толстуха Берта – старый многоярусный донжон, оставшийся от крепости. К востоку от неё – Горелая башня, её раньше звали Турнирной. Это самые старые башни, им лет по триста, и в обеих нет ворот. Эти две башни и есть остатки крепости. Лет двадцать назад между Вавилонской и Горелой хотели построить ещё одну, даже стену разобрали, но потом передумали и сложили заново. При этом малость не рассчитали, и в стене остался шов на угол – старую и новую кладку отличить легко. Вот в этих башнях и надо искать.

– Как, ты сказал, звался хозяин замка? – спросил Телли. – Умбер…

– Гумберт дю Ле Шардэ.

– Гумберт… – нахмурив лоб, пробормотал Телли. – Берт… Толстуха Берта… Башня Гумберта? Ты думаешь, ход там?

– Какой нам прок от этого хода? – Арнольд равнодушно пожал плечами. – Дракон в него всё равно не пройдёт.

– Когда войско ордена госпитальеров под водительством Годфруа де Во штурмовало замок, барон через подземный ход тайком вывел в тыл противника отряд тяжёлой конницы в полном снаряжении. А там, где прошёл осёдланный конь, думаю, пролезет и дракон. Тем более такой, как Рик.

Телли хмыкнул – пускай Рудольфу не хватило времени подкопаться под башню, в архивах он порылся от души.

Арнольд, однако, был настроен скептически.

– Если только ход за это время не засыпало, – буркнул он и, подумав, добавил: – Или не затопило.

– Это вряд ли, – покачал головой Рудольф. – Обе башни на холме, река к ним не подступает даже в разлив, и почва сухая. Хотя есть, конечно, некоторый риск, но оставаться в городе вам более никак нельзя. Все остальные башни охраняются, да и у Двойки везде есть глаза и уши…

– Двойка? – встрепенулся Арнольд. – Какая Двойка?

– Такая! – огрызнулся Рудольф и многозначительно умолк. Телли и Арнольд переглянулись и тоже промолчали.

– Ладно, – наконец сказал старик. – Решайте сами. Рисунок я вам оставлю. Да, вот ещё что… – Он вынул ещё один свёрток, тяжёлый, чёрной кожи: – Здесь наконечники для стрел, у меня их с полбочонка завалялось. Возьмите, пригодятся. Ну, я пойду, пока темно. Да, кстати, там у стены двое, так вы поосторожней с ними. А меня искать вам ни к чему – ещё нарвётесь. Всё. До встречи.

Он подхватил посох, поправил капюшон и вышел в дождь. Арнольд и Телли долго смотрели ему вслед.

Арнольд подбросил в печку дров и развернул пакет. Наконечников было двенадцать – все узкие, трёхгранные и очень острые. Силач помедлил, выбрал из наструганных палочек с дюжину поровнее и, осторожно постукивая молотком, стал насаживать острия на древки.

– Завтра, – проговорил он медленно, – ты с Вилли пойдёшь к Толстой Берте. Возьмите с собой пару свечей, посмотрите, что там. Пойдёте днём, так безопасней – в толпе легче затеряться. Так что, завтра можешь спать подольше. А я с утра гляну на Горелую. Если что найдёте, не суетитесь попусту: дождёмся вечера, посмотрим вместе.

– А с фургоном как быть? – спросил Телли. – Продадите?

– С фургоном? – Арнольд поднял бровь. – А при чём тут фургон?

– Ну, в подземный ход ведь его с собою не потащишь…

Силач посмотрел на мальчишку с изумлением.

– В подкоп полезешь ты и твой дракон. А мы уедем так же, как приехали – через ворота. Если всё будет в порядке, встретимся на западной дороге, на перекрёстке, у часовни Святой Екатерины Сиенской. Знаешь, где это?