Читать книгу Школяр - Дмитрий Таланов - Страница 4

Филь, оказывается, забыл, что прошёл уже год со дня разрушения Хальмстема. В прошлом году в это время они с Габриэль, Эшей и Руфиной пережили там Большой Катаклизм. Произошло это в последний день октября, когда звёздное скопление Плеяд достигло максимальной высоты в полночь. Это случалось каждые тринадцать лет, и каждый раз граница с родным миром демонов слабела, а Хальмстем оказывался под их атакой.

Раз в пятьдесят два года каждый четвёртый катаклизм был сильней прочих, именно он носил название «Большой». В такой год Яд-Аль-Джауза на плече Ориона сияла особенно сильно – и в окрестностях Хальмстема разгоралась битва. В прошлом году её избежали благодаря машине, установленной на куполе Хранилища, которую собрал и запустил император Флав. Тогда вместо сотен солдат от рук демонов погиб только один и ещё шестеро нашли свой конец под завалами: замок не выдержал землетрясения, вызванного машиной, и развалился. Эти развалины купил Филь.

Двенадцать лет между Малыми Катаклизмами бывали обычно спокойны. Тем не менее в последний день октября и в первый день ноября вероятность встречи с демонами сильно повышалась в окрестностях Хальмстема. Столицу Кейплиг они тоже, бывало, не обходили стороной. Ночь между этими датами называли Ночью Демонов.

Филь знал про катаклизмы, но никто не удосужился рассказать ему про «тихие» годы, поэтому он не сложил два плюс два так быстро, как это сделали Хозеки.

Ни один человек в здравом уме не отправится из безопасной Алексы в Кейплиг накануне Ночи Демонов. Ни один человек в здравом уме не станет таскать с собой ничего, на что угрожающе реагирует Арпонис. И последнее лыко в строку внесло появление профессора Фабрициуса, одетого в тёплую шапку и толстые рукавицы в не самый холодный день поздней осени.

– А откуда известно, что демоны не выносят холода? – спросил Филь, когда все четверо с невинным видом вошли во Вторую Медицинскую в субботу после завтрака. Отодвинув табуреты с дороги, они подошли к потайной двери.

– Сейчас узнаешь, – сказал Ян, наблюдая за попытками Филя снять крючок, который не поддавался. – Тем документам восемь с половиной веков, и они не предназначены для посторонних глаз. Так что там всё без прикрас.

Филь присел, глядя в щель между косяком и дверью.

– Э-э, – сказал он. – На вашем месте я поискал бы что-нибудь длинное, прочное и плоское, а то мы простоим тут весь день. Это больше не крючок, это – целый крюк, его не откинуть листом бумаги.

– А Схизматик не дурак, – произнесла Анна с ноткой одобрения. – Сразу увидел, что мы там побывали. Вот демон глазастый!

Трое близнецов рассыпались по комнате в поисках подходящего инструмента. Филь сделал ещё одну попытку открыть дверь.

– Попробуй этим! – Мета протянула ему забытую кем-то линейку, и через минуту они были в Первой лаборатории.

Кроме крысиных голов и кишок на столе – следов от последнего урока – здесь ничего не изменилось. Даже записи, заинтересовавшие Яна, лежали там же. Исчез только фиал – его не смогли найти.

Сделав вывод, что Схизматик забрал его, четверо «заговорщиков» поторопились покинуть лабораторию, пока кто-нибудь из учеников не пришёл в соседнюю. Зубрил, шлявшихся по лабораториям в выходные, Алекса пока не знала, но Ян предложил не рисковать. Потрёпанную книгу с выпадающими листами он сунул себе под ремень, прикрыв полами плаща.

Погода продолжала играть в игру «а ну, угадай!» – на улице снова было тепло. Правда, не так, как неделю назад, но солнце светило вовсю, и воздух был прозрачный и хрусткий.

– И куда мы теперь? – спросил Филь, жмурясь от солнца. Они стояли посреди улицы Стражников, поняв, что идти им некуда. Библиотекой в Алексе служило тесное помещение, где шкафов, казалось, было больше, чем воздуха, и любой проходивший мимо заметил бы, что они читают. К тому же библиотека примыкала к профессорскому жилью. Филь с Яном могли, правда, запереться в своей комнате, но Анне с Метой было не спрятаться от болтливых и шумных соседок.

– Н-да, дилемма, – сказал Ян.

Филь рассмотрел возможность укрыться на конюшне, но там жили кошки. Они ещё кое-как терпели конюха Якоба, но не посторонних. Кузня, правда, стояла пустая, потому что кузнец был приходящий из деревни, только как бы ни было тепло сейчас на солнце, в полутёмной неотапливаемой кузне они замёрзли бы в два счёта.

– Деваться некуда, идём к нам, – сказал Филь, перебрав все варианты.

Ян с сомнением глянул на него:

– В смысле, в наш курятник? Не думаю. Приличные люди не должны это видеть.

– А к нам просто нельзя, – сказала Мета.

– Гарпия распнёт нас на стенах дормитория, – эхом отозвалась Анна, – во устрашение!

Посещение женских дормиториев мужским составом строго запрещалось. Обратное хотя не запрещалось, но не одобрялось.

– Что ж, – сказал Ян, – пошли тогда к нам.

Из переулка Висельников они свернули к площади Обречённых. Огромные ворота Алексы на другой стороне площади были распахнуты. Через них виднелась толпа учеников, собравшихся на поле у подножия холма. Из толпы раздавались разрозненные крики и визг. Вдруг хор голосов закричал, скандируя:

– ГА-БРИ-ЭЛЬ, ГА-БРИ-ЭЛЬ!..

– А-А-А!!! – разнёсся по полю восторженный вопль. Филь увидел чёрный шар юки, пущенный кем-то столь удачно, что тот поразил невидимые отсюда ворота. Толпа бросилась обнимать победно прыгающую фигурку с вздёрнутым вверх и сверкающим на солнце Арпонисом.

– Твоя сестра опять даёт всем жару, – одобрительно ухмыльнулся Ян.

Мета сдержанно улыбнулась. Анна произнесла с кислым видом:

– Если она не выпустит там весь пар, то я думать не хочу, во что сегодня превратится наш вечер. Это будет одна нескончаемая Габриэль, Габриэль, Габриэль, Габриэль… и её победа!

– Вас надо расселить, – пробормотал Филь, которому надоело выслушивать жалобы на сестру.

Просторная общая комната на первом этаже дормитория, или коллегия, была пуста. Лишь тихо потрескивали дрова в большой печи, занимавшей всю левую стену. Филь никак не мог взять в толк, как эта печь устроена, что тепло от неё расходится по всем комнатам, – по меньшей мере, стена в ногах его постели была тёплая, когда топили.

Поднявшись по скрипучей лестнице на второй этаж, Ян толкнул дверь в их комнату. Это было квадратное помещение с одним окном, полускрытым наваленными на подоконнике книгами и тетрадями. Тут же стояло глиняное блюдо с кусками графита и камнем для его заточки.

Мебели в комнате было немного. По обеим сторонам от окна, вдоль стены, расположились кровати. Под ними виднелись сундуки. Напротив окна, у другой стены, стоял массивный обшарпанный стол, перед столом – колченогий табурет. Стол украшали чан с мочёными яблоками, над которыми начинали виться фруктовые мухи, две уёмистые кружки и блюдо с недоеденным пирогом. Пол был усыпан графитовой крошкой.

У изголовья кроватей стояли тумбочки с подсвечниками для свечей, а к стене были прибиты пробковые доски с расписанием занятий. Расписание на доске ближе к двери крепилось двумя булавками, на второй – кухонным ножом. Между столом и дальней стеной притаилась бочка. Из бочки торчал бронзовый кран.

– Что в бочке? – ступив в комнату, поинтересовалась Анна.

– Можжевеловый квас, – сказал Филь. – Соображать помогает.

Он выменял бочку у главного повара на услуги кузнеца, когда кухонная лошадь, на которой возили продукты из деревни, сбила ногу и её потребовалось перековать.

Мета сняла с себя школярскую робу и повесила её на гвоздь, вбитый в стену. Анна последовала за ней. Филь с Яном бросили свои робы на кровати. Все четверо остались в простых серых платьях – наследство от тюремных времён Алексы. По указанию императора ученикам запрещалось носить другую одежду.

– Вам следует поселить здесь третьего, чтобы он убирался за вами, – сказала Мета, опускаясь на кровать Яна, выглядевшую более презентабельно, чем месиво из одеяла и простыней с дальней стороны от двери.

– Тут и так мало воздуха, – буркнул Филь, приводя свою постель в порядок.

Они с Яном совпадали во всём, кроме одного: Филь предпочитал спать с открытым окном, его друг – с закрытым.

Ян достал из-за пояса пачку пергаментных листов в кожаном переплёте и поискал глазами, куда её положить, чтобы все могли её читать. Филь, любивший читать на кровати, взял книгу и повертел её в руках, прикидывая, сколько у них уйдёт времени, пока они одолеют её. Обнаружив на задней стороне защёлку, он открыл её, и книга распалась на отдельные листы.

– Вот и решение проблемы, – ухмыльнулся он, забирая себе четвёртую часть и падая с ней на постель. Мета с Анной устроились на второй. Ян оседлал табурет.

Солнце поднялось высоко, а они всё читали, выискивая объяснение, что такого содержится среди этих листов, что использует Схизматик. Мета с Анной, негромко переговариваясь, временами показывали друг другу на то или иное место в тексте. Ян сидел, упёршись спиной в стол, закинув ногу на ногу, кладя листы перед собой на колено. Филь только изображал, что читает.

Доставшиеся ему сердарские записи описывали воздействие на демонов трёх основных стихий – воды, воздуха и огня – в различных сочетаниях. А так как видов демонов в Новом Свете жило больше десятка, это был титанический труд. Пробежав его глазами, Филь увидел, что в конце сердары отказались от известных стихий, подобрав какое-то новое средство воздействия – уродливый на вид аппарат, но действенный, судя по тому, что подопытные стремительно умирали от него. Филь не сразу сообразил, что смотрит на прототип Арпониса.

Происходило это, как Ян и сказал, очень-очень давно, и по некоторым словам из текста было ясно, что в это время между демонами и сердарами шла война. Но когда убивают в драке – это одно, а вот так деловито изображать расчленение и пытки пленников – это другое.

Изображения ощерившихся в ярости демонов и безжалостные строчки текста вывели Филя из равновесия, и он впервые за долгое время захотел обратно в Старый Свет. Картинки его мирной жизни с отцом в Неаполе плыли перед его глазами, заслоняя страхи, изложенные на пергаменте.

Ян бросил свои листы Филю в ноги и сладко потянулся.

– Я проголодался, пора наведаться в трапезную! Давайте подытожим. Что у тебя? – спросил он друга.

– Изобретение Арпониса, – ответил Филь.

Мета в свою очередь сказала:

– Воздействие холодного оружия и ядов. – Она передёрнулась. – Оказывается, их убивает жёлтый иссоп, вот не знала!

– А у меня в основном защита от демонов, – сонливо проговорила Анна и тоже потянулась, – ничего завлекательного. Главная защита, как можно догадаться, это не бояться. Пока ты совершенно спокоен, ты им неинтересен, ну, если, конечно, ты не сердар. Стоило создавать такой труд, я бы им это и так сказала. А что у тебя, братец?

– У меня… – загадочно протянул Ян. – У меня тут занимательный допрос одного нергала, а остальное – вы не поверите! – поиск субстанции, которая превращает в демона. Любопытное было время: сердары искали, как им натравить демонов на демонов, а те, за неимением у них пленных сердаров, искали способ, как на сердаров натравить людей.

– А что, демоны не берут сердаров в плен? – сделал Филь заинтересованное лицо.

– Съедают прямо на месте, – кровожадно заметила Анна.

– Сердара бессмысленно брать в плен, – сказал Ян. – Они умирают по заказу. Останавливают сердце и умирают. Хотел бы я так! – Он поднялся. – Ну что, посетим трапезную? А потом обменяемся записями, чтобы быть уверенными, что ничего не упустили.

В трапезной Филь ел месиво из мяса и овощей, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Сердарские записи продрали его до самых печёнок. Он вспомнил, как три года назад ломал голову над тем, как тут всё устроено, и как решил остаться, пока не поймёт, что тут к чему. А потом всё завертелось – и он нашёл здесь свой дом. Но если бы Лентола открыла ему сейчас Врата, как сделала это три года назад в лесу у Хальмстема, он, пожалуй, шагнул бы в них.

Филь вспомнил, что у него самого есть раковина, открывающая Врата, которую он получил от госпожи Фе. Он решил в очередной раз попробовать зажечь её и поднялся, буркнув Яну, что будет ждать его в комнате.

На ступенях он столкнулся с толпой игроков, возвращавшихся с поля. Шумно галдя, они сопровождали сияющую от счастья Габриэль. Завидев Филя, она кинулась ему на шею.

– Филь, мы победили, мы опять победили! – завопила она и добавила, виновато опустив глаза: – Только я забыла на поле свой Арпонис.

В дверях образовался затор.

– Не волнуйся, такой кусок серебра обязательно подберут, – ухмыльнулся Филь.

Ему было досадно, что он убил полдня на всякую дрянь вместо участия в игре. Оформившаяся команда сложилась только у профессора Иллуги, и теперь она била всех подряд, а Филь мечтал сколотить свою под патронажем Лонергана.

– Такая яркая сестра и такой невзрачный братец! – фыркнул кто-то, протискиваясь мимо.

Филь увидел Палетту Кассини, подругу Габриэль.

– Ты сегодня тоже хорошо выглядишь, я тебя даже не узнал, – бросил он не раздумывая.

Палетта спала с лица и скрылась в трапезной. Габриэль хихикнула:

– Филь, тебе Эша уже говорила, что у тебя совершенно не выходят комплименты!

Он кивнул:

– И теперь, когда мне надо наступить кому-нибудь на хвост, я говорю комплимент, а уж выходит, что выходит.

Габриэль обожгла его возмущённым взглядом и нырнула за остальными в трапезную, забыв попросить принести жезл. Она постоянно забывала что-нибудь на поле, и Филь весь сентябрь приносил её вещи назад. Но скоро у неё завелась такая уйма поклонников, что нужда это делать отпала.

Вдохнув чистого воздуха, Филь решил, что глупо поджидать Яна в комнате, когда можно заняться каким-нибудь делом, – без дела он сидеть не умел. Заметив, что Якоб возится у конюшни с телегой, он из любопытства пошёл туда. С шестнадцатилетним Якобом у него сложились хорошие отношения: Филь время от времени помогал ему что-нибудь чинить, а Якоб приучал его к лошадям, которых Филь опасался.

На телеге, запряжённой молодым жеребцом, лежали новенькие, пахнущие свежим деревом корыта. Левая оглобля телеги висела, оторванная от колеса. Порванный ремень валялся тут же.

– Неопытный жеребец, гляди, ободрал о воротину, – завидев Филя, пожаловался Якоб. – Ты придержи его, пока я отвяжу вторую оглоблю. Надо чинить, а то мне ещё за капустой тащиться.

Филь нехотя взял жеребца под уздцы. Якоб отсоединил вторую оглоблю от телеги. Конь остался стоять с двумя печально свисающими с него оглоблями.

– Я сейчас, – сказал Якоб и припустил к кузне.

Филь постоял, глядя ему вслед, но держать жеребца ему быстро надоело: тот фыркал и дёргал головой, переступая копытами, недовольный неподвижным стоянием. Не думая, зачем он это делает, Филь обошёл жеребца сзади – тот с надеждой повернул к нему голову. Филь подумал, что жеребцу неудобно стоять с обвисшими оглоблями, и связал их концы обрывком ремня, пропустив его в отверстия, предназначенные для колёсной оси. Конь неотрывно наблюдал за ним.

Филь глянул в сторону кузни: по-прежнему никого. Соображая, что бы ещё такого сделать, он снял с телеги корыто. По его концам были выточены две дыры, столь ухватистые, что сам Один велел пропустить оставшийся ремень в одну из них и крепко принайтовить корыто к связанным оглоблям.

Удовлетворённо оглядев получившуюся конструкцию, Филь сбегал к телеге и забрал плётку Якоба. Потом собрал вожжи в левую руку и забрался в корыто. Живо припомнив своё давнее путешествие в Почтовой кибитке, он решил скопировать грозные интонации всадников гильдии.

– А ну, м-мёртвая! – крикнул он и славно свистнул в воздухе плёткой. – Пошла-а!

Неожиданно для него жеребец всхрапнул, прянул ушами, затем дёрнул и с силой потянул корыто за собой.

– Ой, – сказал Филь.

Не умея править конём, он беспомощно наблюдал, как жеребец заложил по двору вираж и, набирая скорость, вынесся на улицу Колодников.

Филь продолжал крутить плёткой над головой, потому что это помогало ему держать равновесие. Вдоль трапезной он пролетел с такой скоростью, что встречный ветер выдавливал слёзы из глаз. Боясь наскочить на кого-нибудь, он орал как оглашенный слова, которые кричал в тот день возница, пока кибитка не выехала из Кейплига:

– Р-разойдись! Зашибу!

Предупреждение было сделано вовремя: из трапезной высыпало множество народу, едва успевшего отшатнуться от пронёсшегося мимо бешеного экипажа. Краем глаза Филь уловил потрясённое лицо Яна и рядом с ним Мету, хохотавшую до слёз.

Корыто скользило устойчиво. А вожжи оказались хорошей подмогой в удерживании равновесия, и Филь выбросил плётку, чтобы не мешала держаться второй рукой. Ему начинало всё это нравиться. Он свистнул по-разбойничьи, как только умел, и конь ещё прибавил ходу. Теперь это напоминало высадку на берег в парусном шлюпе при сильном ветре. Филь зажмурился и услышал злые волны, бьющие по бортам.

Не в силах сдержать восторг в груди, он закричал:

– А-а-а!.. Я-я-о-о!

Тут он вспомнил, что его поджидает впереди опасный риф в виде огромного клёна, растущего посреди площади Обречённых, бросил орать и собрался.

Ветер-конь не подвёл его: они удачно пересекли площадь, и жеребец, довернув, вынес корыто точнёхонько в ворота. Только Филь позабыл, что за ними начинается крутой спуск с холма, и, когда жеребец понёсся быстрей, чтобы не сломать себе шею, он не устоял на ногах и свалился в корыто, чудом удержав вожжи в руках. Мало что видя из-за летящих в лицо комьев земли и снега, он потянул за вожжи, зная, что так можно остановить лошадь. Сбежав с холма, жеребец послушно встал.

Ноги Филя тряслись, когда он поднялся с земли и утёр грязь с лица. Ноги жеребца тоже ходили ходуном, но похоже, что от удовольствия. Гордый за него, Филь бросился ему на шею и расцеловал в улыбающуюся морду. Потом похлопал его по шее и ласково проговорил:

– Я буду звать тебя Ветер!

Жеребец согласно мотнул головой. Тут Филь сообразил, что они стоят посреди игрового поля, – земля вокруг была хорошо вытоптана, а в стороне виднелись колья ворот. Отыскав забытый сестрой Арпонис, Филь сунул его в карман и сказал жеребцу:

– Вот видишь, не зря ездили. Поехали назад!

Забравшись в корыто, он поставил ноги поустойчивей и хлестнул вожжами жеребца. Тот, не отойдя от предыдущей гонки, резво взял с места. Взлетая на холм, Филь в этот раз был готов к изменению рельефа и не упал.

Желая завершить поездку в том же стиле, он ещё хлестнул коня, но забыл про клён. Жеребец тоже про него забыл и, когда увидел перед собой дерево, шарахнулся от него в сторону. Филь обнаружил себя летящим в воздухе, в последний момент успев прикрыть лицо от ветвей.

Он засветил в ствол с такой силой, что у него чуть не оторвалась голова. Подождав, пока склонившиеся над ним ветви перестанут вращаться, он привстал на руках – и тут в его правый бок словно воткнули нож. Филь открыл рот, чтобы закричать, но мир в его глазах перевернулся, и он очнулся уже в дормитории.

Он лежал на постели, растерянно хлопая глазами, а над ним склонился профессор Иллуги. Его лицо было расстроенным. За его спиной из проёма двери выглядывали любопытствующие общим числом более дюжины. Среди них была почти вся группа естествознания плюс Анна, Мета и Габриэль.

– Голубчик, что же ты? – укоризненно проговорил профессор. – Как же ты так неосторожно ушибся? Управление лошадью – это искусство, а ты, как я слышал, впервые поехал на ней и сразу столь резво. Напрасно, напрасно!

Филь попытался сесть, но профессор мягко остановил его:

– Не стоит себя утруждать! Мадам Багила наложила тебе повязку на грудь, ты умудрился сломать себе два ребра. Я бы посоветовал тебе вести спокойный образ жизни по меньшей мере следующие две недели, а сегодня не стоит даже вставать… На конюшню тоже крайне нежелательно ходить, – профессор печально опустил глаза, – Якоб очень сердит на тебя, хотя я и пытался с ним поговорить. Прошу понять правильно: как человек я ни в коем случае не упрекаю тебя, я ждал чего-то подобного, и твоё двухмесячное воздержание от проказ меня приятно порадовало.

Он заметил удивлённую гримасу Филя и сдержанно пояснил:

– Секретарь Клемент почёл нужным предупредить меня личным письмом.

Секретарь императора г-н Клемент сталкивался с Филем несколько раз, и каждый раз при несчастных обстоятельствах. То Филь расхряпает зеркало в императорской опочивальне, то перебьёт все вазы в коридоре Кейплигского замка, то прокусит руку начальнику караульной стражи.

– Но как администратор, – продолжал профессор, – я вынужден заметить, что в Алексе нет полноценной медицинской помощи. Это значительное упущение с нашей стороны, однако, пока оно не будет исправлено, я осмелюсь просить тебя воздержаться от поступков, подобных тому, в который ты оказался сегодня вовлечён. Я могу считать, что мы договорились?

Филю ничего не оставалось, как только кивнуть.

– Вот и замечательно! – расцвёл профессор. – Я более не намерен тебе мешать, принимая во внимание, что твои друзья уже давно и тяжело дышат мне в спину.

Он шагнул к двери, и головы исчезли. В коридоре прозвучали голоса:

– Здравствуйте, профессор…

– Извините, профессор…

– Прошу прощения, профессор…

Потом возникла долгая пауза. Наконец послышался сдавленный шёпот:

– Он ушёл!

Следом в комнату хлынули поджидавшие в коридоре, а затем раздался гром аплодисментов. Обступив постель Филя, школяры Алексы хлопали в ладоши, восторженно глядя на него.

– Невероятно, я чуть не умерла от хохота! – сияла Мета.

– В корыте, с плёткой, взгляд какой-то совершенно безумный, – ухмылялась Анна. – И ещё орёт: «Зашибу!»

– Право, Филь, это было потрясающе, – восклицал Ян. – Волосы дыбом, роба как знамя!

Фристл Бристо пробился вперёд и, уважительно пожав Филю руку, сказал, когда крики стали стихать:

– Короче, ты доставил нам сегодня искреннее удовольствие. Я считаю, это должно быть внесено в историю Алексы. Я также считаю, что нам нужно правдами или неправдами, но добыть у Якоба твоё сегодняшнее корыто и… прибить его над дверями этого дормитория! – торжественно воскликнул он, вздёрнув вверх сжатые кулаки.

Комнату потряс рёв одобрения:

– Завтра же приколотим!

Филь сделался малинового цвета и смущённо заулыбался. Габриэль, пробившись сквозь толпу, чмокнула его в щёку.

– Спасибо, братик, за Арпонис, хотя зачем ты отправился за ним так срочно? Я вполне могла и подождать!

Выставив на тумбочку флакон с бурой жидкостью, она строго сказала:

– Тебе это надо выпить, когда все уйдут. Это от Руфины, как раз на такой случай, у меня ещё есть несколько. Это жуткое сердарское зелье, но оно очень хорошо помогает! – прошептала она напоследок и, помахав рукой, испарилась из комнаты.

Выходя за остальными, Ральф Фэйрмон прищурился у порога:

– Фе, а что там ректор упоминал про какое-то письмо? Ты что, близко знаком с господином Клементом?

– Близко, – подтвердил Филь и подумал: «Ближе, чем хотелось бы!»

Ральф язвительно скривился:

– Ну, ты ещё скажи, что с императором знаком!

Нынешнему императору, тогда Мастеру, Филь помог разобраться в машине, установленной на крыше Хранилища. Таким образом, Филь являлся одним из трёх виновников разрушения Хальмстема.

– Знаком, – сказал он. – Тебя познакомить? Двести империалов!

Это была цена за разбитое зеркало, которую вредный Клемент вычел из доступной Филю суммы, когда тот расплачивался за Хальмстем. Ральф покрутил пальцем у виска и смылся.

Оставшись один, Филь скосился на флакон, принесённый Габриэль, но решил его не трогать. Кто знает, что это за зелье. Потом, вспомнив про пыточные записи, он поискал их глазами, соображая, куда Ян мог их засунуть, ведь у него было немного времени. Поёрзав на кровати и почувствовав, как ему что-то мешает, он запустил руку под подушку и обнаружил там всю пачку. Лучшего места было не найти во всей комнате.

Филь знал, что на Яна можно положиться, но сейчас вдруг ощутил странную радость. А ведь когда-то они чуть было не подрались! Филь подумал, что ему будет скучно лежать, пока Хозеки идут по следу Схизматика. И тут словно болезненный пузырь лопнул в его душе, а в голове прояснилось. Ему стало плевать, правы сердары или виноваты и какие у них могут быть счёты к демонам. Ему только хотелось разгадать загадку. С чего он вообще распереживался на пустом месте?

Возжелав побыстрей выздороветь, он, недолго думая, скрутил сургуч с флакона, вытащил зубами пробку и одним махом заглотил содержимое. Едва сумев его проглотить, он упал на подушку и уставился в освещенный закатным солнцем потолок. Скоро он почувствовал, как в его боку нарастает жар.

Жар стремительно распространился по всему телу, но он был не больной, а приятный. Потом к нему присоединилось ощущение, будто гигантский медведь мнёт Филя в мягких лапах. Сознание у него помутилось, он стал бредить, но скоро его прошиб пот, и он уснул.

Проснулся он глухой ночью оттого, что ему невероятно захотелось есть. Ян спал без задних ног. Филь зажёг на тумбочке свечу и первым делом прикончил остатки засохшего пирога с ревенем. Затем, ощутив, что этого мало, умял все мочёные яблоки.

Выдув кружку можжевелового кваса, он лёг на кровать и только тут сообразил, что рёбра у него больше не болят. Счастливо вздохнув, Филь достал из-под подушки пачку листов, нашёл те, которые утром изучал Ян, и погрузился в чтение.