Читать книгу Уроборос - Дмитрий Тартаковский - Страница 3

Лучшее место в цирке для меня – это самое верхнее, можно сказать, «под куполом», откуда видно и арену, и остальных зрителей, сидящих внизу.

Само представление, кроме чудес акробатов и дрессировщиков, меня интересует мало. Намного интереснее люди вокруг, которые по-детски увлечены ареной. Вот, на два ряда ниже меня сидит колоритная пара, мужчина и женщина средних лет, мрачные, постоянно спорящие друг с другом. Мужчина из породы типичной, самой распространенной: брюшко, лысина, легкая отечность лица, развившаяся на фоне злоупотребления алкоголем. Его спутница столь же «типична», располневшая брюнетка из категории бывших «сердцеедок», постаревшая и порядком истеричная, которая готова попрекать деньгами, потраченными на билет при всех, нисколько не смущаясь громкости своего голоса.

Так они и сидели до начала представления, переругиваясь на весь цирк. Но вот прозвучал звонок – и куда делась злость, куда делось раздражение? Два восторженных ребёнка взялись за руки, и буквально обратились в зрение и слуха, радостно хохоча над ужимками клоунов.

Мне не интересны клоуны. Я жду того момента, когда на скользкой и накренившейся трапеции под купол цирка поднимется тоненькая гимнастка. В который раз, дрожа от напряжение, эта девочка – а смелее её вряд ли наберется хотя бы пара человек из зала – будет совершать головокружительные кульбиты, вызывая бурные аплодисменты. Каждый прыжок точный, каждое сальто потрясающее, а зал внизу буквально вне себе от восхищения – и никто не помнит о предшественнице этой отважной девушки.

Один я, как верный пёс, из года в год прихожу в этот цирк, и сажусь на свое старое место, и внимательно слушаю избитые шутки от клоунов. Программу я за долгие годы вызубрил наизусть – и теперь просто терпеливо ожидаю момента, скрашивая одиночество печальными размышлениями.

С той, которая поднималась на трапеции, мы познакомились совсем в другом месте. Старая гимназия на окраине нашего городка, куда меня отправили на «вербовку кадров», доживала последние дни. Без ремонта, спонсоров, и средств на существование это учебное заведение было обречено, и я, в числе иных «представителей» многочисленных колледжей явился сюда, чтобы снять пенки в лице наиболее талантливых и непрактичных учеников.

– А у вас есть цирковая студия? – спросила у меня после «спича» невысокая голубоглазая девочка с русыми волосами – Если да, то я иду к вам

Цирковой студии у нас не было, но я обещал, и обещал, и обещал, пока не заврался до потери нити разговора. Голубоглазое создание громко рассмеялось и взяло буклетик с описанием достоинств моего колледжа.

– А у вас все такие красноречивые? – спросила она – Или вы один такой уникальный?

– Можем перейти на «ты», – предложил я – И да, красноречивый, боюсь, только я. Кстати, меня зовут Игорь

– Настя, – голубогазое создание протянуло руку, нежную и тонкую – Пожалуй, я перейду в ваш… точнее, твой колледж. Уж больно у вас красивые буклетики.

На том и порешили, а я занялся обработкой иных «кандидатов». Постепенно история забылась, но первого сентября нового учебного года меня окликнули – прямо на линейке, когда я занимал своё мест в шеренге. Я обернулся и увидел её – Анастасию, довольную и улыбающуюся.

– Мне идет? – покрутилась она передо мной, показывая свое белое платье, подчеркивающее стройную фигурку – Только честно!

– Идет, – ответил я, сбитый с ног таким напором – Мне очень и очень нравится

– Спасибо, – улыбнулась Настя – А ты, вижу, старшекурсник?

– Именно так. А мои слова пали на благодатную почву?

– Да, да, и еще раз да! – моя лапа очутилась в её детских ручках – Огромное спасибо за буклет. И за спич

– Это так, необходимость. Я старался и тому подобное

– Не скромничай, – Настя оглянулась – Я пойду, но обещаю еще вернуться, – и тряхнув копной русых волос, исчезла в толпе.

На линейке звучала очередная торжественная чушь, а я думал об утренней встрече. Что-то было в этой девушке, очень необычное и милое.

Директор говорил и говорил, а я размышлял о встрече. Внутри начало странно теплеть, и настроение, не смотря на жару и духоту, поднялось. Рассуждения директора о «грядущих победах» даже слегка рассмешили, и я в течении линейки скромно улыбался, вызывая интерес со стороны одногруппников.

По окончанию торжественной части мы отправились по аудиториям на классный час. Я искал взглядом Настю, но тут меня снова похлопали по спине.

– А еще у вас тут учатся очень рассеянные студенты, – заметила довольная Настя – И мне это определенно нравится

– Не ожидал такого подхода, – я смотрел в нагловатые и смеющиеся глаза – Честно говорю, не ожидал

– Ах, прости, я не хотела тебя смутить, – раздался звонкий смех – Ты идешь на классный час?

– Да

– Какая жалость! Кто же мне устроит экскурсию по колледжу, – делано обиделась Настенька – Ну ладно, разберусь сама

– Я помогу… обязательно. Но позже, у нас тут всё теперь серьёзно, ведь последний курс, – стало неловко, будто бы речь шла о чём-то секретном – Нам так много надо услышать от своего куратора

Глаза, бездонные, как небо, продолжали смеяться. Сложилась достаточно идиотская ситуация: я стоял и молчал, а она смеялась. Я мучительно краснел, пытаясь найти объяснения смеха в своей внешности, поправлял прическу, а Настя все смеялась.

– Хорошо, иди на свой классный час, – милостиво отпустила меня голубоглазая принцесса – Но я буду ждать тебя у главного входа в конце дня

Так и получилось – стоило мне выйти за ворота, как тут же нежные лапки властно утянули меня назад и мне пришлось волей-неволей вести Анастасию по всем нашим корпусам, объясняя, где и какие аудитории расположены.

С того момента и началась наша специфическая дружба… Или любовь? Честно говоря, я и сам не мог понять, что за чувства нас связали, но то, что связали крепко – сомнений не вызывало.

Началась другая жизнь, непривычная для меня. С утра будили телефонным звонком (не проспал ли?), после пар тянули за руку в кафе, в наш местный театр, по всем музеям и выставкам. Дальше пошло больше, меня тянули в гости, в самые разные компании, и я с удивлением вдруг увидел, что Настя популярна в самых разных кругах.

Одни восхваляли мою подругу как прекрасную гимнастку, другие – как поэтессу и талантливого музыканта. И только дома никто Настю не хвалил, а мой первый и единственный визит закончился громадным скандалом, после которого я долго утешал свою подругу.

Время летело быстро. Последний курс был насыщен событиями – там курсовые, там практика, а потом снова зачёты и практика. Но даже в таком состоянии я находил время для прогулок и посиделок в кафе (хотя это сильно сказывалось на моем финансовом состоянии).

И тут Настю пригласили в цирк. Мне об этом было объявлено за очередной чашкой фруктового чая, в уютном кафе в центре.

– Пригласили в качестве кого? – слегка опешил я.

– На данный момент – ученицы в местную цирковую студию, – довольно ответила Настя – А дальше будет видно

– И ты готова?

– Разумеется! Я всю жизнь об этом мечтала, – Настя буквально светилась от счастья – Я смогу усовершенствовать свои навыки, и потом стану акробатом

– Но главное – в цирке, так?

– Именно так, ты правильно всё понял. И я рада, безумно рада, – чай выплеснулся из стаканчика – А ты?

– Я поддерживаю тебя, – уже в тот момент чай с лимоном получил какой-то странный привкус – Во всех твоих начинаниях. И всегда готов тебе помочь.

Меня тут же удостоили нежного, но абсолютно символического поцелуя в щечку.

– Огромное спасибо! Кстати, буду приглашать тебя на свои выступления, и ты должен громко аплодировать, ясно?

Подобная наглость рассмешила меня.

– Вот так? Ну хорошо, я не буду спорить, но будь там осторожнее

– Да что со мной может случиться, а? – спросила Настя – Всё будет хорошо

Но ничего хорошего не получилось. Цирковая студия оказалась не самым приятным для Насти местом – местные «звёзды» не были рады конкурентке, да и программа оказалась в разы сложнее, чем всё, что она проходила до этого. Цирк, это такое милое заведение для детей и весёлых взрослых, имел свою обратную сторону – и мне она не понравилась.

И место дружеских посиделок заняли постоянные жалобы и слёзы. Частенько Настя плакала у меня на плече, рассказывая о трудностях на занятиях и о том, как она устала. Мне, кстати, тоже приходилось несладко – ближе к концу года нагрузки выросли в десятки раз, а времени ужасно не хватало, но по сравнению с Настиными бедами это были сущие пустяки.

– Да брось ты эту студию, – говорил я Насте каждый раз, и каждый раз она поднимала заплаканные глаза, повторяя упрямо одно и то же:

– Никогда.

Так и шло, день за днём, в бешенном темпе. Рывок, рывок, ещё рывок – и в моих руках диплом, мечта и гордость. Прощай, колледж, прощай, старая жизнь! А у Насти впереди было еще три года – три долгих года, которые трудно назвать сладкими.

А наши отношения тем временем приобрели специфический привкус «зоны дружбы». Самый цинизм ситуации состоял в том, что и у меня, и у Насти в личной жизни был полный штиль, прерываемый лишь редкими и не очень удачными увлечениями.

Тем глупее выглядела ситуация, в которой мы оба оказались. Жалуясь друг другу на «плохие половинки», мы в то же время стеснялись озвучить свои настоящие чувства. Так и получился замкнутый круг, в котором мы топтались на одном месте.

Время, в отличие от нас, не стояло на месте. Отец поставил вопрос очень жестко – или я иду работать, или ищу другую квартиру. И я принял решение идти в цех, в горячую пыль, дабы влиться в ряды современного пролетариата.

Работа втянула меня, и с удивлением я обнаружил, что цех – это нечто среднее между каторгой, боевым братством и тонущим «Титаником». Описать всё, что я пережил, невозможно одними лишь словами, тут нужны иллюстрации и мрачное музыкальное сопровождение.

С Настей мы, естественно, стали встречаться реже, но зато намного бурнее. Слёзы были гуще, а прикосновения теплее и нежнее, что смущало в разы.

– Ой, – Настя как-то странно посмотрела на меня, отрываясь от моих губ – А что…

Я, не сказав ни слова, вернул её головку в подходящее положение и продолжил целовать. С этого момента всё и навсегда изменилось. От первых поцелуев мы достаточно быстро перешли к более смелым ласкам, а в один прекрасный момент оказались в постели.

Наши вечера стали бурными. Кафе и театры ушли в прошлое, уступив место теплой кровати на старой даче Настиных родителей. Мы предавались похоти регулярно, и клянусь – в моей жизни не было более вкусных и нежных поцелуев, и уже не будет более горячего и чуствительного к малейшим ласкам тела, прекрасно юного в своей невинности.

Эти ночь трудно забыть, но еще труднее забыть рассветы, когда русая буйная голова спокойно лежала на моей груди, а я ласкал уставшие от цирковых трудов плечи.

– Ты наглый и дикий кот, – заметила Настя, покусывая меня за грудь – Как тебя только эта кровать выдерживает?

Я почесал её за левым ушком, затем рука скользнула по шее и спине:

– Так же, как и тебя, дорогая. Кстати, если у тебя еще остались силы кусаться, то у меня плохие новости

– Какие? – подняла своё личико Настя.

– Я плохо стараюсь. Очень плохо, – и я увлек её под одеяло.

Но глупо было бы сводить наше хрупкое счастье к одним постельным моментам. Наше счастье было таким, как и у всех молодых людей: прогулки, долгие вылазки на природу, абсолютно дурацкие шуточки и нелепые моменты. Счастье – одним словом, всё то, что испытывают влюбленные – и желание продлить это всё как можно дальше.

Работа затягивала меня всё глубже и глубже, а Настя поднималась всё выше и выше. Цирковая студия закончилась, и её приняли «почти официально» – как сказала она после очередной бурной ночи. Вот эти слова меня очень насторожили, но последовал взмах нежной руки, и я успокоился.

Так мы и жили в те дни, мало задумываясь о будущем. Первые выступления Насти под куполом сорвали буквально шторм аплодисментов, она быстро стала местной звездой… и начались проблемы.

Статус звезды требует упорной и постоянной работы. Тренировки заняли всё свободное время, я же почувствовал себя брошенным. Скандалы, ссоры, обиды, но до измены не дошло – и не могу сказать, хорошо это или плохо.

На этом моменте читатели готовы увидеть типичную «Санта-Барбару», с дешевыми муками и страданиями. Она любила, а он разлюбил, а потом снова сошлись – до бесконечности, до кровавой рвоты, и обязательно под современную тошнотворную поп-музыку. Но нет, реальность мрачнее и жестче в разы: Настя окончательно ушла в тренировки, а я схватился за стакан, топя горе в вине.

Полугодовой тотальный запой закончился тем, что меня выгнали с работы, а родители выставили из дома. Перебиваясь с хлеба на воду, я нашел другой заработок, более трудный, и обратился к наркологу. В ходе лечебных процедур мне промыли мозг, печень, почки, и вшили «торпеду», выкинув назад в мрачную и беспощадную трезвость.

Настя вернулась – что откровенно удивительно. Но это уже была тень той девушки, с которой я делил ложе и стол, выжатая, измученная, и зацикленная исключительно на своем цирке. Детская мечта сожрала её, сожрала без остатка, и жизнь наша приняла исключительный характер – от выступления до выступления. Появилась со временем своя отдельная квартирка, убогая, однокомнатная, но своя, без удушающей родительской опеки, и появились деньги, пусть и небольшие. Что еще надо для счастья?

Нет, тут я снова разочарую – не было никакого «рокового красавчика», и я не рухнул снова на дно бутылки…

– Браво!!! – взметнулись аплодисменты под купол цирка. Маленькая ладная девушка спускается на трапеции, вся красная от напряжения, и радостная. Изящный поклон зрителям – и она скрывается за кулисами.

Я покидаю своё место и пробираюсь к выхожу. Вахтер, старый и заслуженный Муратович, в своём неизменном зеленом мундирчике. Этот мощный старик впускает людей на свои места со времен Брежнева, и он протягивает свою громадную руку, придав мрачноватому лицу подобие улыбки.

– Снова?

– Опять, Муратович, опять, – ему не нужно объяснять, в отличие от молодых вахтеров, почему я ухожу раньше конца программы – Так уже сложилось

– Традиции нельзя нарушать, – старик выпускает меня из зала и пожимает на прощание руку.

Я бреду по осенним улицам, подняв воротник пальто. Холодный ветер старается подбодрить меня, в черных окнах застыла желтая луна, а я бреду и бреду по тёмным переулочкам, старательно избегая наши любимые места.

Закончилась наша история на самой высокой ноте. Настя просто устала – физические нагрузки давались труднее и труднее, и на выступлении она сорвалась вниз. На моих глазах. Вот в этом самом цирке, на этой самой арене она лежала, раскинув руки – а зал молчал, и лишь спустя мгновение дико закричала женщина.

Мир застыл в том светлом мае, словно муха в янтаре. Не было ни слёз, ни истерики, а просто стучащая в виски пустота. И похороны, и поминки, и всё остальное прошло на едином выдохе, без осознания происходящего.

Вернувшись в нашу квартиру, пустую и холодную, я медленно собирал вещи. Разум искал виновных, и их было много – Настины родители, которым было плевать на собственную дочь, её «подруги», способные на любую гадость, и я, который без всякой жалости портил любимому человеку нервы. Мы все – а больше всего я – виноваты в том, что произошло. И самое страшно осознание того, что уже не скажешь главных и простых слов, что уже не обнимешь, не поцелуешь…

И прошлого не вернуть. И ничего изменить нельзя. Совсем.

С тех пор жизнь моя закончилась, и началось житие, пустое и бессмысленное. Вы, наверное, ждете эпилога – и желательно, в упаковке красивой сказки о новой любви.

Но хепппи-энда не будет. Не будет и рассказа о новой прекрасной жизни.

Я оказался в замкнутом круге. Работа и дом, дом и работа. И цирк.

Сменив множество рабочих мест, вдоволь поколесив по стране и по Европе, я вернулся домой. Сюда. К ставшему родным цирку.

Меня тянет сюда, словно магнитом, хотя по всей логике мира я должен и порога не переступать. Но каждый раз я терпеливо дожидаюсь лишь одного момента.

Когда на скользкой, накренившейся трапеции, под купол цирка поднимается молодая гимнастка.