Читать книгу Пути человеческие (сборник) - Дмитрий Тюпа - Страница 5

Спуститься бы по лестнице Ламарка,

Идти следами мысли Мандельштама.

Сознанье меркнет копотью огарка,

И вот – ступень потерянного штамма.

Он так давно стал первой пробой Бога,

Что черновик забыт, истлел папирус.

Ещё не слово, лишь обрывок слога,

Но это – жизнь, а не кристалл, не вирус.

В кольцо ещё не замкнутые гены

Круговорот буддийский не познали.

Потом их цикл нарушат перемены:

Спиральный вихрь и перекрёстов дали.

Ещё в проекте клеточная стенка,

Уединённость и восторг колоний.

Как белый свет, не выбравший оттенка,

Таятся классы, царства в тёплом лоне.

Его ребро не породит подругу.

Не время конъюгировать попарно.

Вначале – рой, где всё живет по кругу,

Деления бессчётны и бинарны.

Но вдруг зерно, не знавшее ни лета,

Ни колоса, увидев чернозём,

В безумном страхе ультрафиолета

Не примет смерть? И мы не оживём.

Представь, что смолкнет жизнь в разгаре спора,

Сбежит от века, где всё крест да крест.

Протобионта нет. Осталась спора.

И ангел не трубит, и червь не ест.

Жизнь обновляется за веком век:

Раздулись почки, чтоб родить побег,

Внутри намёк на листья, на цветы,

Природа не выносит пустоты;

У матерей раздулись животы,

Внутри намёк, и всё же человек.

Тревожный сон. Больной, бредовый сон.

Срываю почку из весенних крон,

Срываю нераскрывшийся цветок,

Срываю завязь, плода сладкий сок,

Живую мякоть и семян поток,

Взмывающий в манящий небосклон.

Рву из земли несмелые ростки,

Крушу стволы деревьев на куски,

По роще ураганом прохожу,

Горят леса, и вторит миражу

Хрипящих пней дымящаяся жуть;

Земля скулит от боли и тоски.

Над пепелищами – невнятный вой,

А неродившийся ребёнок твой

Зовёт: «Не допустите похорон!

Не обрывай меня с весенних крон,

Жизнь обновляется со всех сторон,

Но смерть уже стоит над головой».

В час космического спазма

Созывая льды комет,

Пламенеющая плазма

Завершила путь гамет.

То ли попросту взбираться

На подтаявший ледник,

То ли по протуберанцам

Опуститься в звёздный лик…

Вечный Скульптор-полуночник

Плавным бдением резца

Обозначил позвоночник

От сознанья до крестца.

Волны в лунной альбе мола,

Будь прибой благословен —

Пена лепит альвеолы,

Духа вдох и рокот вен…

Сменится прилив отливом,

Полог отступивших вод

Приоткроет боязливо

Под ногами небосвод,

Перевёрнутый в сетчатке.

Проплывут над головой

Чьих-то странствий отпечатки,

Гулкий купол мостовой…

Сумерки, разлейте

Перламутра дым.

Ты играй на флейте

В роще у воды.

Звучных переливов

Призрачный хрусталь

Движут терпеливо

Влажные уста.

Танцем пальцев лёгких

Песнь миров сплетя,

Отпусти в полет их,

Радуги дитя.

Угли под корою

Сумрачной души

Воскреси игрою,

Сна навек лиши.

Пламя от углей тех

Всколыхнёт тростник.

Ты играй на флейте,

Мир к земле приник.

Прахом быть алмазу,

Рушиться скале,

Не вздохнуть ни разу,

Не вставать с колен,

Тлеть самозабвенно,

Слушая тебя.

Бьёт огонь по венам,

Частый пульс дробя.

В сладостной и терпкой

Музыке лучей

Светлой став Эвтерпой,

Сбрось вуаль ночей.

Сумерки, светлейте,

Дня сдвигая край.

Ты играй на флейте,

В вечности играй.

Ты молитвами сердце наполнишь,

Но пожар не насытишь, Тереза.

Ты вдыхаешь испанскую полночь,

И в груди пламенеет железо.

В темноте монастырские стены,

Обступая, сдавили дыханье.

От христовой любви до измены —

Сновидение или свиданье.

Белокрылый мальчишка лукаво

Улыбаясь, играет стрелою;

Наконечник – багровая лава.

Слышишь стук из груди? – я открою.

Я открою все тайны, все двери,

Почему ни в чуму, ни в проказу,

Ни в войну с нищетой мы не верим,

Доверяясь огню да экстазу.

Пригуби первозданное счастье,

Дева в пламени с каменным взором!

Это жаркие ночи причастий

И рассветы над вечным Фавором.

Подставляйся лучистому рою,

Это копья блаженства, Тереза!

Упивается сердце стрелою,

Что язвит, не оставив разреза.

Эти стены и мрак – словно клещи,

Эти вера и верность – как бездны.

Только сердце на древке трепещет,

А в груди – наконечник железный.

Так ли бездонна ты? Или пуста?

Бездна ли? Яма?

Пить ли тебя нам из чаши Христа?

Чаши Хайяма?

Или прочесть твои гимны без слов —

Кровь Плащаницы?

Выбить тебя из бессильных голов

Молотом Ницше?

Вырезать из подсознательной тьмы

Скальпелем Фрейда?

Слушать волхвом-звездочётом псалмы

Лунного рейда?

Кедром точёным из бурь восстаёшь?

Вьёшься лианой?

Веришь абсурдному? – сладкая дрожь

Тертуллиана.

Кто ты? Награда? Ненужный обоз?

Страшная плата?

Нам ли судить, если движет вопрос

Словом Пилата?

Беззвёздной ночью заплутал в лесу.

Огарок свечки бережно несу.

«Задуй свечу! Глаза привыкнут к тени, —

Сказал мне Голос. – Утро на носу!»

Как лист увядший, падает на душу

Вселенной безнадежной суета.

Людей исправить – праздная мечта.

Сердца залиты тьмой, как черной тушью.

Зачем я заселил моря и сушу,

А не оставил чистого листа?

Зачем спасать убийц крестом Христа?

Их мир неблагодарный я разрушу!

Но, уничтожив мировое древо,

Бесплодное, с пожухлою листвой,

Смогу ли называться Бог Живой?

Пусть урожай не оправдал посева,

Люблю людей и мир несчастный свой,

Как любит мать плод собственного чрева.

Под шум венецианских вен

За аркою всплывает арка —

С морским венком на голове

Из глубины встаёт Сан-Марко.

Кораллами обвит фасад.

Мерцает под волнами площадь.

Подлунный мир – подводный сад.

Я не рождён – так даже проще.