Читать книгу Талисман - Дмитрий Валерьевич Дубов - Страница 2

1

– Счастье! Я хочу подарить этому миру счастье и покой! – вскричала девушка с измождённым лицом. – Покой от этой проклятой войны!

Она стояла на холме, и ветер хлопал подолом её простенького платья, накинутого на голое тело. За её хрупкой фигуркой простиралось поле, засеянное злаками, а прямо перед ней полыхала деревня. Отблески хищного племени безумием отплясывали в её глазах. Глазах, давно разучившихся лить слёзы.

Как только треск горящего дерева поглотил её голос, небо наполнилось новым звуком, гулом двигателя немецкого разведчика.

Девушка даже не оглянулась. Там, в огне заживо сгорели её родители, братья и сёстры. Иногда ей казалось, что она слышит их крики. Потом всё смолкло, и мир наполнился шорохами и шёпотом.

А следующий миг был оглушителен. Пулемёт сразил девушку. Сразу несколько пуль прошило её сверху вниз, и она упала на шелковистую траву в объятия родной земли.

– Счастья… я прошу для этого мира счастья, – прошептала она и умерла в полной уверенности, что никто не услышал её мольбу.

2

Но я услышал.

Мир, где я обитал раньше, сильно отличается от мира этой девушки. В нём есть пространство, но оно свободно, а не скованно тремя плоскостями, совершенно не существует времени, зато мир наполнен впечатлениями. Поэтому я всегда знал, что происходит на Земле с самого её появления на свет.

Знал, но никогда не вмешивался. Было предсказание, что если вмешаться в дела людей, то может произойти непоправимое. Я был настолько глуп, что не поверил этому.

Любой всплеск злобы привносил в наш мир тяжёлые, вязкие впечатления, однако, Вторая Мировая Война побила в этом смысле все рекорды.

Я понял, что не смогу больше сдерживаться.

И я вмешался.

3

Улицы Сталинграда. Остатки баррикад. Выщербленные пулями и полуразрушенные стены. Серое низкое небо. Зарницы пожаров. Оглушительный грохот и лязг металла. – Всё это мои первые впечатления. Когда я поднялся, то увидел обезображенные лица людей. Больше всего меня поразило то, что и у живых, и у мёртвых они практически не отличались.

Странное это, наверное, было зрелище: солдат, изрешеченный пулями во многих местах, вдруг открывает глаза, потом делает вдох, а после приподнимается на локтях.

Почти сразу я чуть было не поплатился за это. Пуля просвистела совсем рядом так, что обожгла кожу на голове солдата. Надо было убираться отсюда, но прежде необходимо активировать тело, а для этого требуется время.

Через некоторое время я полностью адаптировал тело и поднялся в полный рост. Поле, невидимое простому глазу окружало его со всех сторон, поэтому мне нечего было бояться пуль и подобной глупости, но вместе с тем я осознавал, что не стоит особенно выделяться.

Пригнувшись, я побежал, но не к расположению русских, а в совершенно противоположную сторону.

4

– Солдатик! Солдатик! – окликнул меня чей-то надтреснутый голос. – Что ж ты солдатик совсем себя не бережёшь? Под пули-то чего лезешь?

Я оглянулся на звук голоса. Он принадлежал женщине, которая с интересом, казалось, с какой-то грустью смотрит на меня из узенькой щелки.

– Иди скорей сюда! – продолжала она. – А то убьют!

Я повернул к ней. Через чёрный вход проник в подвал, и стал с интересом рассматривать её тщедушную фигурку.

– Как звать-то тебя, солдатик? – спросила она, выдержав мой взгляд.

– Талисман, – ответил я, подумав.

– Еврей что ли? – прыснула она.

Я не ответил, но, подождав пока она успокоится, сказал:

– Талисман Игорь Сергеевич, если хотите.

– Хочу! – Она вновь хохотнула своим энергичным, но словно уставшим голосом. – Нет, просто у меня у самой двое на фронте, уже полгода от них ничего нет, вот я и подумала, что твоя мать не обрадуется, если тебя убьют.

Я уже знал, что и сын, и муж её были убиты. Понял и то, что она сама догадывается об этом, но боится поверить.

– Что ж ты стоишь? Проходи, садись, будь как дома.

Странное пожелание, если учесть, что снаружи разворачивался Армагеддон.

– Я спешу, – сказал я.

– Да ты передохни хоть минутку.

– Благодарю.

Я сел на предложенный мне стул и стал мысленно расчищать себе дорогу к цели.

– На, пей, из личных запасов.

Оглянувшись на звук голоса, я увидел, что женщина протягивает мне стакан с мутной жидкостью и кусок чёрствого хлеба. Это было последнее, чем она могла бы пропитаться сама, но мысленно она уже вполне приготовилась к смерти.

– Благодарю, – повторил я, приняв угощение.

Выпив самогон и закусив его хлебом, я сказал:

– Рядом с Вами находится подвал, в нём был продовольственный склад; Вам хватит.

Её взгляд, перехваченный мной, говорил: «бедный безумный мальчик».

Тогда я встал, взял из-за угла лом и ударил им по стене, которая, не смея противиться моей воле, тут же рассыпалась во прах. За ней уходили вдаль и терялись во мраке стеллажи с продовольствием.

Теперь взгляд этой женщины выражал сомнение в здравости собственного рассудка.

Ни слова не говоря, я вышел оттуда, оставив её стоять с открытым ртом.

* * *

Спустя несколько лет домой вернулись её муж и сын. В нормальном достатке они прожили всю свою жизнь. Печали и горести обходили их дом стороной.

5

Я не спешил, поскольку в любой момент времени мог оказаться, где заблагорассудится. Но были такие вопросы, в ответах на которые мне необходимо было увериться. Всё же древнее предсказание висело надо мной дамокловым мечом.

– Почему? – спрашивал я себя. – Почему нельзя вмешиваться в их дела? Я же Талисман, а значит должен защищать их. – Тогда я ещё многого не знал, несмотря на то, что считался всезнающим.

Меня просили дать счастье, и я пришёл, чтобы привнести его в мир. Жаль, что дорога, выстланная благими намерениями, ведёт совсем не туда, куда хочется.

За этими мыслями я приблизился к сожжённой деревне. Она была подобна тысячам таких же, но в то же время было одно отличие: это было место, откуда пришёл зов.

Взобравшись на памятный холм, я увидел распростёртое тело девушки, уставившееся невидящими глазами в безответное небо.

– Бедное дитя, – ты обрела своё бессмертие, – прошептал я, смежая её веки. Вот этот холм. Отправная точка моего существования в этом мире. Иногда, мысленно возвращаясь к нему, мне хочется стереть его с лица земли.

Не нужен я был этому миру!

6

Задуманное не требовало значительных усилий, а только некоторой хитрости. Я – Талисман. Моё назначение: охранять людей, правда, это не осознанное стремление, а своеобразная плата за малейшую доброту по отношению ко мне. Но у меня есть и оборотная сторона: я нёс смерть каждому, кто затаит на меня злобу. Она стояла за моими плечами, готовая в любую секунду сразить угрозу на повал.

Я шёл по «чёрной» территории нисколько не таясь, хотя и был одет в форму врага. Многие из тех, кто меня видел, так и замирали с открытыми ртами, не предпринимая ничего. Другие прятались, повинуясь древнему врождённому инстинкту.

Но были и иные, те, которые чувствовали, что я несу смерть, не только им лично, но и всей их империи. Такие пытались меня остановить. Обычно их конец был ужасен.

Один подорвался на собственной мине, другому выворотил все кишки его же товарищ, третий провалился под землю, и его там что-то съело, причём с большим аппетитом. На четвёртого упал самолёт, а в пятого при абсолютно безоблачной погоде ударила молния.

Твёрдого убеждения у меня не было, но уже тогда я понял, что смерть – большая затейница, и мне придётся с ней хлебнуть ещё немало кошмаров. Правда, пока меня не трогало даже то, как один офицер сам себе выковыривал глаза. Во всём этом был какой-то мрачный гротеск и потаённый смысл.

Всё во благо, – говорил я сам себе, – всё во благо!

7

Одиночество.

Жуткое чувство. Никогда я не чувствовал себя таким одиноким, как сейчас, когда для человечества всё уже кончено. Поначалу я пытался утешиться и уверить себя, что всё это не так, и где-нибудь да остались люди, которые смогут возобновить род человеческий. Но никто не желает счастья, и я почти наверняка уверен, что никто не выжил.

Это ужасно.

Даже там, в своём мире впечатлений, я не был настолько одиноким, ведь люди тогда жили. И любили. И благодарили. Испытывали массу положительных эмоций, благодаря которым я никогда не чувствовал себя одиноким.

Жаль, что всё это я понял только теперь, когда… слишком поздно.

От такого чувства люди сходят с ума и накладывают на себя руки. Я не могу этого сделать.

8

В Берлин я вошёл, как простой человек (в смысле пешком). Я вспарывал «черноту» словно нож масло. Думаю, что фюреру донесли о моём появлении уже давно, но он был неглупым человеком и понимал, что раз меня не остановили все кордоны, то и ядерная бомба не поможет, поэтому ожесточённого сопротивления я не встретил.

Меня ждали.

Даже вход в здание рейхстага был открыт. Здесь никто не пытался меня остановить, но люди шарахались, как от зачумленного. Твёрдым шагом я проследовал в кабинет фюрера, открыл дверь и прошёл внутрь.

Он сидел за столом, а перед ним по стойке смирно стояли три офицера.

– Выйдите! – рявкнул он им.

Для меня что немецкий, что русский звучали набором оттенков чувств.

Военные высшего звена выскочили из кабинета, как нашкодившие щенки.

Когда дверь за ними захлопнулась, я сказал:

– Вы должны умереть!

– Я знаю! – выплюнул он. – Но если ты думаешь, что всё сойдёт тебе с рук, то ошибаешься.

– Сейчас Вы должны причинить мне зло, – сказал я совершенно спокойно, не взирая на его угрозы.

– Заткнись! – вскричал он, выхватывая из ящика стола пистолет. – Я знаю всё, что я должен! Я знаю не меньше тебя! Я знаю, кто ты, и ждал тебя!

– В таком случае выполните всё, как надо.

– Молчи, щенок! Я проклинаю тебя! Моя ещё не построенная империя рухнет, но вместе с этим она станет твоим проклятием! Вот увидишь!

– Меня не интересуют ВАШИ эмоции, – отрезал я.

– А должны были бы!

Тут фюрер выпрямился во весь рост, и словно электрический разряд прошёл сквозь моё тело. В этот момент я понял, что за ним стоят силы, неизмеримо большие, чем я думал.

Но страха не было. Была необходимость выполнить обещание.

Грянул выстрел.

Внешне ничего не изменилось. Но и он, и я уже знали, что война эта будет для него проиграна. Но фюрер даже вида не показал, что удручён. Уже тогда он твёрдо знал и то, что реванш взят.

Как я был глуп! Колесо запустили, и теперь ничто на свете не могло остановить его. Это колесо называлось – необходимость.

Оставив неустрашимого фюрера в его кабинете, я переместился в иную плоскость, коих неизмеримое множество находится совсем рядом.

9

Мог ли я тогда всё изменить? До момента выстрела, несомненно. Но меня тянуло вперёд обещание, данное одной мёртвой девочке. Самое ужасное, что это обещание не было выполнено.

Никакого счастья. Несколько лет человечество сотрясали ужасы войны, потом голод, другие страхи. Это стало моим проклятием. Я добровольно связал себя, и теперь, не выполнив обещания, не мог покинуть мир.

Но как? Как это сделать? Тогда же я подумал, что может быть это вообще невозможно, но сразу же загнал эту мысль поглубже, потому что самое страшное – не сдержать своё слово.

10

Вернулся я спустя лет двадцать после того случая. Надел маску пилигрима и смог беспрепятственно бродить по миру, отыскивая среди рутины и неожиданностей человеческой жизни, ответ на вопрос: каким образом можно дать беспредельное и безграничное счастье?

Это был век прогресса. Я всегда сопутствовал талантливым людям, но теперь я всеми силами старался помочь им. Но удивительное дело: чем больше творили гении, тем несчастнее становился остальной народ.

Я придумывал чудесную музыку, но её извращали, и под неё колбасились пьяные подонки. Всё, что было направлено на достижение моей цели, почти сразу превращалось в свою противоположность.

От этого было непереносимо горько, но я, не отчаиваясь, шёл дальше, надеясь, что впереди меня ждёт разгадка и долгожданная радость от выполненного обещания.