Читать книгу Сказки Сакуры - Дмитрий Вечер - Страница 10
Ангел с наглыми глазами…
3
ОглавлениеПрошел год… Я поступил в педунивер. На ист-фак… Отчасти от того, что не любил математику в школе, а история всегда давалась мне легко. Я учился хорошо. Но когда начал играть в школьной группе, резко съехал по всем предметам на тройки! С ними родимыми и закончил школу. Только по русскому, литературе и истории были четверки. Просто, я забил на учебу. Из-за музыки. Гуманитарные предметы я схватывал на лету. Поэтому получать четверки на них было без проблем. А пятерки мне не ставили потому, что я ничего не учил. Второй причиной поступить на Ист-фак была возможность играть в группах. Там стоял неплохой аппарат. Музыкантов уважали и не валили на экзаменах. Это все я узнал от историков нашей школы, выходцев оттуда, которые вели у нас вокально-инструментальный ансамбль. Третьей причиной было свободное время. Если на работе пашешь с утра до вечера, то в универе всего полдня. А в остальное время на учебу можно вообще забить и заниматься музыкой и другими делами. Только в сессию придется поднапрячься. Это мне тоже по секрету рассказали наши троечники-историки. Ну а четвертой причиной была конечно… Маша. Я все еще надеялся, что она вернется ко мне. Тем более, если я буду учиться рядом с ней. Мы станем часто видеться. В мечтах я уже снова нес ее на руках по коридору в спальню. Или на кухню… За холодной ложкой на лоб.
Поступил я без проблем. Маленько нервничал, что у меня аттестат с тройками. Но на приемной комиссии табель успеваемости даже не смотрели. Сказали, что школьные оценки – полное дерьмо и отстой. Они не отражают настоящей картины моего внутреннего мира. И действительно… Экзамены по истории я сдал на отлично. Только сочинение на четыре. Как всегда, орфография подкачала. Еще на вступительных экзаменах я познакомился с парой гопников. Я тогда сам ходил с теннисом на голове. Неформал во мне еще только зрел и подрастал внутри. А опыт общения с гопниками я имел довольно большой. Потому что несколько лет варился в подобных кругах. И даже научился говорить как гопник. Отчего потом до конца так и не отвык. Зато из любых пьяных разборок я почти всегда выходил сухим из воды! Один раз меня пытались подписать на деньги за якобы разбитые мной стопки три гопа. По пьяни… Причем один из них был просто мегоздоровяк. Такая дурмашина в кривоватых очечках отличника. Которым он конечно никогда не был. А с моей стороны не имелось ни одного свидетеля! Я вообще оказался один против троих! И внаглую уперся рогом в землю, что был пьян и ничего не помню. Это коронная отмазка всех четких пацанов… Которая всегда срабатывает. Главное – стоять на ней до конца! И они ничего со мной не смогли сделать. Попытались снова разбить мне лицо… А я настолько обнаглел, что ответил. И одному начистил репу. Меня чуть не убили! Но тот, который был самый здоровый, почему-то вдруг меня зауважал… Наверное за наглость. Оттащил своих шакалов. И отпустил меня с миром. И даже за руку здоровался при встрече! Вот поэтому гопники всегда тянулись ко мне. Даже потом, когда я отрастил хайр и пел под гитару песни на виадуке возле городской администрации Красноярска. В тот безбашенный период моей жизни целая бригада коротко стриженых фанатов постоянно отиралась рядом со мной. Они уважали меня. И не только за базар. А еще и за то… Что я по сути был таким же, как они. Свой среди чужих, чужой среди своих. Вот такая тема… Других уличных музыкантов трясли время от времени всякие быдломэны. А меня никто не трогал. Потому что рядом со мной на мосту всегда сверкала в лунном свете пара-тройка лысых черепов. Всяких братков тянуло ко мне как магнитом. И в хорошем, и в плохом смысле слова. Так что в институте среди гопников у меня сразу появились и враги… И друзья. А тусовался я там всю дорогу с двумя одногруппниками: гопником Мишей и мажорной девочкой Таней. Нам было клево втроем. Все перемены мы проводили вместе. Курили… И трещали о том, как проходит земная слава. Я с гопотой всегда находил общий язык довольно легко. У меня даже лучшим другом среди неформалов был Волосатый – отставной гопник и рыночный разводила.
Ну так вот… Первого сентября поднимаемся мы с Мишкой и Таней на крыльцо нашего нового альма-матера на ближайшие пять лет. Открывается дверь факультета. И навстречу выпархивает… Маша! А дальше все происходит так, как я себе и представить не мог в самых смелых мечтах… И в снах. Она вскрикивает: «Димка, милый!» Кидается мне на шею и целует! Ну… Пусть не в губы, а в щеку. Но ведь кругом же люди! Она видно просто постеснялась… В губы. У девчонок же всегда репутация на первом месте. А чувства – на втором. Если только башню не оторвет от какого-нибудь знойного прекрасного принца. Мои новые друзья просто выпали, особенно Мишка! У него буквально челюсть отвисла. Такая девочка бросилась мне в объятия… А я подумал: «Боже… Мои ноги топчут ступени на пороге в рай!» Потом оказалось… Что это было всего лишь чистилище. И ступени вели не в рай. А в какое-то другое… Место. На первой же перемене, в коридоре, все мои мечты и надежды лопнули как мыльный пузырь. Я «застукал» Машу в объятиях незнакомого тощего дятла за два метра ростом. С внешностью зубрилы-отличника. Она тоже увидела меня. Позвала… И представила мне этого кренделя, как своего парня. Гена Боляев. Очень приятно! Вечер… Дмитрий Вечер. Злой Вечер… Очень злой! Падла ты такая двухметровая… Увел мою девочку, гаденыш. Чтоб тебе, шпала тощая, ни дна ни покрышки. Убейся о баскетбольный щит, карандаш! И ластиком своим кровавые сопли вытри… Которые сейчас появятся на твоей физиономии. От протекторов… Последние фразы я только подумал. Но озвучивать не стал… Не знаю почему… А ведь так хотел! И репу ему расколоть как грецкий орех тоже собирался. Но потом решил, что нога моя на уровне двух метров вряд ли будет достаточно боеспособной. Да и Маше это не очень понравится. Не хотелось мне ее огорчать… Так и забил я на все. Оставил как есть.
А с Генкой мы потом даже подружились. Он оказался хоть и высокомерным малость, но в общем неплохим парнем. Мы с ним иногда курили на крылечке и разговаривали… Обо всем… И ни о чем… Он играл и пел в группе. Здесь же на ист-факе. Вместе со своим закадычным другом-басистом. Группа его называлась «Лечебница Циничного Дантиста». Не коротко… Но со вкусом… Парней собирались выставлять с точки, так как они играли вдвоем без барабанщика. И только время занимали… В которое можно было вписать полноценную команду. Генка однажды поделился со мной этой проблемой. А у меня как раз имелся друг, которому знакомый барабанер все мозги протрахал: «Найди да найди мне группу!» Ну я и свел их вместе. Генку и этого ударника. Он им подошел… Кончилось все тем, что когда я через пару лет купил себе нормальную гитару, то тоже перелез к ним в «Лечебницу» или сокращенно «ЛЦД», в качестве лидер-гитариста. Маша сначала напрягалась… Думала, что я начну болтать о нашем общем прошлом. Но как я мог? Она же была моим другом… И в мыслях даже никакого трепа не было! Я молчал как партизан. Хоть Боляев интересовался. Он же видел, что мы с ней какие-то не совсем обычные друзья.
Один раз у нас с Генкой оказалось общее окно в лекциях – у меня препод заболел, а у него тоже с расписанием какая-то шняга приключилась. Мы встретились, как обычно, на крыльце. Покурили… И решили в тот день забить на учебу. Он предложил затариться портвейном и поехать в гости к Маше. Я согласился. Она приболела и сидела дома, учила конспекты. Мы приехали, взяли ее в охапку и потащили бухать на кладбище, которое раскинулось недалеко от дома. «Очень удобно!» – так сказал Боляев. Для чего? «А для всего! И бухать… И дохнуть.» И вот, когда мы напились все втроем на одинокой заброшенной могиле… Маша стала какой-то странной. Она смотрела то на меня. То на Генку… И словно не могла понять… Как себя с нами вести? Под конец вообще расплакалась. Гена реально так грузанулся. Маша сказала, что ей нехорошо. Наверное, «портвейн несвежий попался». Сказала, что пойдет домой, приляжет. Мы проводили ее. Пожелали поскорее выздоравливать. А сами взяли еще портвейна. И вернулись на кладбище…