Читать книгу Ядерная война. Все сценарии конца света - Дмитрий Верхотуров - Страница 4

К столь необычному выводу подтолкнуло рассмотрение первоначальной истории создания ядерного оружия в поисках ответа на вопрос, имеющий прямое отношение к теме исследования: как планировалось использование ядерной бомбы в момент ее создания. Удивительно, что по этому вопросу в опубликованных работах и документах практически нет никаких сведений. Между тем это более чем странное дело. Напомню, что ядерное оружие создавалось в годы ожесточенной мировой войны, на него тратились колоссальные ресурсы (даже для США стоимость Манхэттенского проекта – 2 млрд долларов – была весьма ощутимой). Не могло быть такого, чтобы при создании оружия огромной мощности не высказывалось бы идей его применения в стратегических или оперативных целях. Однако же таких указаний на планирование применения не находится. Только на завершающем этапе Манхэттенского проекта, когда бомба была практически готова, было принято решение о сбросе ее на крупные японские города, в которых сосредотачивались военная промышленность и войска.

Генерал Гровс в своих мемуарах весьма откровенно пишет: «Когда мы только приступали к работам в области атомной энергии, Соединенные Штаты Америки еще не планировали применения атомного оружия против какой бы то ни было державы»[1]. Это более чем странно, учитывая условия ожесточенной мировой войны. Потом, как он указывает, по мере роста расходов возникла уверенность в необходимости применения бомбы, серьезно подорванная капитуляцией Германии. Начались споры, стоит ли применять ее против Японии или обойтись демонстрацией разрушительной мощи нового оружия. Верх в этих дебатах взяла точка зрения, что сбросить бомбу, пожалуй, нужно.

Планирование военной операции с применением ядерного оружия началось весной 1945 года. Гровс обрисовал, какие критерии были взяты для определения целей: «Было установлено, что в качестве целей должны быть выбраны объекты, бомбардировка которых наиболее радикально повлияет на решимость японского народа продолжать войну. Кроме того, они должны иметь военное значение и быть местом дислокации важных штабов или войсковых группировок или же быть центрами военной промышленности. Чтобы иметь возможность точно определить степень разрушения, эти объекты не должны быть сильно повреждены бомбардировками. Для более точного определения мощности бомбы желательно, чтобы первая цель занимала площадь, превышающую вероятный район разрушений»[2].

В качестве целей были определены: крупнейший в Японии арсенал в г. Кокура, Хиросима – крупный морской порт и штаб 2-й армии, Ниигата – крупный промышленный центр с металлургическим и алюминиевым заводом, и Киото. Про Киото Гровс особо сказал: «Большая площадь, занимаемая этим городом, позволяла ожидать, что область разрушений окажется внутри его территории, а это поможет определить разрушительную силу бомбы»[3].

Вопрос об атомной бомбардировке Киото вызвал острые споры. Гровс настаивал, указывая, что в большом городе сосредоточено много военных предприятий и большая застроенная площадь города (до 20 кв. км) позволит точно определить мощность сброшенной бомбы. Военный министр США Генри Стимсон высказался категорически против, и его поддержал президент США Гарри Трумэн.

Эти места из мемуаров начальника Манхэттенского проекта наглядно говорят о том, что ядерная бомбардировка, по крайней мере первая, была в большей степени испытательным мероприятием, нежели сокрушительным ударом по военной экономике Японии. Гровса больше всего беспокоило определение мощности бомбы, для чего он и старался подобрать город побольше по площади. Это говорит о том, что на тот момент, до первого испытательного взрыва «Тринити», даже у руководителя американского атомного проекта не было опеределенного мнения по поводу мощности производимого под его началом изделия.

Это давно известный факт, который, впрочем, в истории ядерного оружия никогда не находил анализа и объяснения. Исследователи писали свои работы под впечатлением многочисленных ядерных испытаний, взрывов огромной мощности, в сотни килотонн и в десятки мегатонн, и им просто не верилось, что когда-то ядерное оружие оценивалось куда скромнее, чем теперь.

В своей книге А. И. Первушин приводит спор между американскими физиками, состоявшийся накануне испытания первой плутониевой бомбы 16 июля 1945 года. Эдвард Теллер считал, что мощность будет 45 килотонн, Роберт Сербер – 12 килотонн, Георгий Кистяковский полагал мощность всего в 1400 тонн, а Роберт Оппенгеймер дал самую пессимистическую оценку – 300 тонн тротилового эквивалента[4]. Было также неясно, сработает ли схема обжатия плутониевого ядра сферическим зарядом взрывчатки, которую разрабатывал Кистяковский, и он даже побился об заклад с Оппенгеймером, что его детище сработает как надо.

Это можно было бы считать разыгравшейся фантазией автора, если бы тому не было документальных подтверждений и с советской стороны. Так, И. В. Курчатов в своей секретной записке, адресованной в марте 1943 года И. В. Сталину, оценивал мощность взрыва 10 кг урана-235 всего лишь в 1600 тонн тротилового эквивалента[5]. Эта оценка была сделана на основе изучения добытых разведкой материалов о британском атомном проекте, и приводилась даже сравнительная стоимость урановой и обычной фугасной взрывчатки. Уран обходился в 236 тысяч фунтов стерлингов, тогда как 1500 тонн тринитротолуола в 326 тысяч фунтов стерлингов. В более поздней американской литературе также говорится о том, что первоначальные оценки мощности атомной бомбы были очень скромными. Генерал Гровс считал, что первый тип плутониевой имплозивной бомбы будет иметь мощность всего в 500 тонн тротилового эквивалента, а при доработке ее можно поднять до 2500 тонн[6].

Даже на заседании Внутреннего комитета, состоявшемся 31 июня – 1 июля 1945 года, в котором участвовали ведущие физики Манхэттенского проекта Ферми, Оппенгеймер, Конант и Комптон, на котором они набрались смелости и заговорили о мощных бомбах (они выдвинули оценку развития ядерного оружия в три стадии, вторая из которых достигала 100 килотонн, а третья – от 10 до 100 мегатонн тротилового эквивалента), тем не менее мощность первенца оценивалась в диапазоне 2000—20 000 тонн[7].

В свете подобного разброса оценок предполагаемой мощности ядерной бомбы вполне понятна обеспокоенность Гровса мощностью бомбы и условиями ее измерения при поражении цели. В его мемуарах испытательные цели первого запланированного ядерного удара явно доминировали над военными и политическими.

Но из этого также следует и другой немаловажный вывод. Вплоть до взрыва «Тринити» ядерная бомба вообще не могла рассматриваться как полноценный боеприпас, имеющий военное применение, поскольку нельзя было точно сказать, насколько мощной она окажется, какие разрушения нанесет, и вообще, стоят ли уже сделанные колоссальные затраты на строительство целой промышленности по переработке урана и плутония достигнутого результата. Мог ведь и пшик получиться, особенно если бы Оппенгеймер оказался прав. 300 тонн и даже 1500 тонн взрывчатки в конце войны вовсе не составляли неподъемного для авиации количества. 300 тонн бомб – это средняя дневная нагрузка американских самолетов, бомбивших Германию в 1944 году. Только за один день 26 марта 1945 года 16-я воздушная армия, в которой было 603 бомбардировщика и 631 штурмовик, в ходе битвы за Берлин сбросила 1500 тонн бомб. Авиация союзников в конце войны уже уверенно освоила килотонные мощности бомбовых ударов. Если не подключать послезнания и не приписывать убежденности в огромной разрушительной мощности ядерной бомбы тем, кому она еще не была известна, то выгода ядерной бомбы по сравнению с обычной бомбардировочной авиацией вовсе не была очевидна.

Из чего ясно вытекает, что из всей истории ядерного оружия вдруг исчезает главный, как утверждается, мотив его создания – как можно быстрее добраться до «сверхоружия», позволяющего нанести сокрушительный удар врагу. Исчезновение этого мотива ставит вопрос о том, зачем вообще создавалась атомная бомба, если ее мощность первоначально оценивали так скромно?