Читать книгу Невысоклики. Корона лесной феи. Часть 3 - Дмитрий Вернидуб - Страница 2

Вокруг Канцелярии переходов сновал народ. С утра было не протолкнуться. Начальник Канцелярии Болто Хрюкл препирался сразу с четырьмя гномами, требовавшими у него суточные пропуска в волшебный переход.

– Ну нет у меня суточных, и никогда не было! – Болто чуть не плакал с досады. – Сколько можно объяснять: есть недельные, месячные и годовые. А постоянные бесплатные только у членов Совета!

Гномы утверждали, что брать недельные – слишком дорого, а им-то всего один раз и надо на Унылистое плато, только туда-обратно.

– Плато, плато, – бурчал Хрюкл, – небось, там где-нибудь клад запрятали, а теперь выкапывать собрались. Дорого им! Вон Годо Виндибур купил себе годовой и ездит, когда и куда захочет. А годовой пропуск, между прочим, с пятидесятипроцентной скидкой! Скупердяи бородатые!

Следующими за гномами в очереди оказались фермеры-невысоклики из семейства Тяглов.

– Ну, знаете, – развёл руками Болто, – это уже ни в какие ворота не лезет! Не дам я в переход быка запихивать, будь он хоть трижды племенной.

– Но как же мы его к Голубым горам доставим? – вопрошали фермеры. – Мы его у скотоводов за такую цену взяли! Мы в Совет пожалуемся!

– Да хоть режьте, не разрешу!– кипятился Хрюкл. – Да и не пройдёт он. У него такие рожищи, что за косяки зацепятся!

Бык был чёрен и, поистине, огромен. Мощный, высоченный в холке производитель рыл копытом землю под окнами Канцелярии переходов. Кошмарные рога торчали в стороны, заканчиваясь острыми изгибами.

Тяглы отошли в сторонку и пошептались. Потом старший из них хлопнул ладонью по столу:

– Так и быть, рога мы спилим!

– Ага, – сказал Болто, – и полхребта ему спилите, если, конечно, согласится.

Тяглы хором закричали: "Произвол!"

В эту минуту в помещение Канцелярии вошёл Виндибур. Хрюкловы помощники – младший Прыгл и средний Модл почтительно встали. Они боготворили Олли.

– Что тут у вас стряслось? И что это за бычина топчется у вас под окнами? Того и гляди, забодает кого-нибудь.

– Тяглы хотят быка в переход затащить, – сказал средний Модл.

– А господин Болто им героически противостоит, – добавил младший Прыгл.

– Н-да… Положение серьёзное, – задумчиво произнёс Олли. И тут его осенило: "Крыса! Конечно же, крыса! Пойду, попробую".

Через минуту он вернулся к озадаченным невысокликам, держа в руках черную рогатую крысу, которая тонко и возмущенно мычала и скребла лапой ладонь.

Когда братья Тяглы увидели своего производителя, двое из них упали в обморок, а третий бросился на улицу с криком "Грабёж!!!" На месте, где топтался бык, остались только верёвка и следы копыт.

Несчастного фермера попытались успокоить, сказав, что крыса тоже племенная, после чего он впал в транс. Откачав двух его братьев, им клятвенно пообещали вернуть быка сразу же по окончании перемещения.

Тяглы взяли под руки своего братца и, пошатываясь, отправились в переход вслед за Болто, сунувшего рогатого грызуна в карман. Благо, недавно ещё одну дверь установили прямо во дворе Канцелярии переходов.

Болто отсутствовал около часа. За это время его помощники успели принять несколько посетителей, пришедших за пропусками, прибраться в приёмной и написать объявление, гласившее: "Новая услуга. Скотовладельцев перемещаем неразлучно со скотом, но с уменьшением".

Когда вернулся Хрюкл, доска с гордо выведенной надписью была прибита к двери.

– Ну как, с быком всё гладко прошло? – наперебой кинулись расспрашивать его помощники. – Фермеры успокоились?

– Всё в порядке, – кивнул Болто. – Тяглы довольны, а производитель просто счастлив. Скакал от радости как козлёнок. М-да… – Хрюкл почесал затылок. – Только вот усы у него какие-то странные…

Прознав о новой услуге, скотовладельцы устремились в переходы с клетками, полными крыс и прочих грызунов. Бараны становились мышами, козлы – белками. Для свиней же больше подходило превращение в сусликов. Фермерские хозяйства на материке множились и процветали, а число рабуцев на Эль-Бурегасе увеличилось вдвое. Вскоре на каждом хойбовском острове мычало, блеяло или хрюкало какое-нибудь стадо.

Помощникам Болто пришлось соорудить рядом с Канцелярией переходов специальный мелкосетчатый загон-вольеру. Это произошло после того, как у одного свиновода убежало сразу несколько свиносусликов, молниеносно закопавшись в землю. Тогда Модлу и Прыглу пришлось компенсировать ущерб, ловя сусликов настоящих и превращая их с помощью Болто в свиноматок. Правда, о наклонностях последних работники канцелярии так ничего и не узнали, отправив владельца сусликовых хрюшек на один из дальних переходов.

Настоящей жертвой подобных превращений оказался папаша Уткинс. И если бы не глава семейства Модлов, неизвестно чем всё закончилось.

Сосед проходил мимо участка Уткинсов и вдруг заметил свечение среди грядок. Ещё спускаясь с пригорка, Модл видел, как Уткинс копается в огороде. Но, подойдя к изгороди, поприветствовать приятеля не смог.

Посреди тыкв и свёклы красовался невесть откуда взявшийся кирпичный сундук. Подойдя поближе, старичина постучал по нему клюшкой. Слышал Модл уже не так, как в молодости, но всё же различил какой-то встревоженный писк. Кто-то очень недовольный отчаянно ругался внутри тонким голоском.

– Надо же! – удивился папаша Модл. – Ругается прямо как мой приятель Уткинс.

– Да я и есть Уткинс, старый осёл! – гневно пискнули из конуры. – Немедленно освободи меня! Лило, негодник! – Уткинс разразился длинной тирадой, позаимствовав некоторые эпитеты даже у загробного Брю.

Модл кинулся к дому. Вытащив маленького хулигана за ухо из-под крыльца, папаша Модл устроил допрос с пристрастием.

Оказалось, пострел, улучив момент, добрался до записей Олли с уменьшительными заклинаниями для переходов. Первым ему попался строительный раздел. "Надо бы дедушке Уткинсу домик построить, – решил малыш. – Он любит в саду возиться, вот пусть там и живёт". Так как места между деревьями и грядками было немного, Лило решил построить маленький домик, правда, забыл про двери и окна. Зато, сообразив, что дедушка может не поместиться в новых апартаментах, догадался уменьшить старика.

Не зная что делать, папаша Модл стал звать Олли и Тину. Но их дома не было. Только Хрюря появилась и недоверчиво обнюхала постройку. Обежав вокруг и несколько раз чихнув, собака увлечённо принялась рыть. Хорошо, что "домик" был без фундамента. Вскоре образовался подкоп, и из лаза появился крошечный папаша Уткинс. Он был не больше ежа, если поставить того на задние лапы.

Увидев Лило, Уткинс побагровел, засопел и попытался схватить хворостину. Хворостина смотрелась в его руках как оглобля и, перевешивая, тянула в сторону. От этого малышу стало ещё страшнее. Опешивший Модл отпустил его ухо. Лило подпрыгнул и опрометью бросился вон со двора.

В это время Олли вместе с Тиной возвращались домой из Нового Хойбилона. С делами на сегодня было покончено, а денёк выдался на удивление ласковым и сулил тихий тёплый вечер. Поэтому решили не пользоваться переходом, а прокатиться на бричке. Тина напевала песенку, а Олли слушал её хрустальный голосок и жмурился от удовольствия.

Не прячь глаза, не отводи

Очей костёр зелёный.

То, что живёт в моей груди

Не знает слова "уходи",

Желая пасть в их омут,

Мечтает плыть в их глубине,

Резвясь в бездонном море.

Ты только, солнце, не грусти

И сердце к счастью отпусти,

Беда твоя – не горе.

Пусть я недолго был с тобой,

Но в трудные минуты

Я буду рядом. Твой покой

Оборонят от стужи злой

Судьбы моей маршруты.

Верь, как для неба края нет

Душе, что песнь слагает,

Так тесен будет целый свет

Тем, кто сквозь утренний рассвет

Тропой любви шагает.

Не удержать их, не пресечь

Пути завесой тленья.

Им проще будет в землю лечь

И целым миром пренебречь,

Чем выдержать забвенье.

Закончив последний куплет и собираясь вновь его повторить, Тина обернулась к Олли, но заметила в лазоревом небе быстро приближающуюся Хрюрю.

– Хозяин! – выпалила крылатая собака. – Уткинс стал малюсенький! Гав!

– Что, в детство впал? – не понял Виндибур.

Он представил, как почтенный тесть ползает на четвереньках и, пуская слюни, играет в деревянные куклы.

– Нет, хозяин, он р-ростом с ежа! Р-р-р! Лило постар-р-р-ался!

– Ой! – Тина спрятала лицо в ладони. – Кошмар! Бедный папочка! Скорей туда!

Папаша Модл уже весь извёлся. Он не успевал скакать по грядкам за шустрым Уткинсом, увещевая его:

– Да погоди, сосед, куда тебя опять несёт! Не ровён час, в помойную яму свалишься!

А измельчавший Уткинс шмыгал у него под ногами туда-сюда, обуреваемый желанием хоть что-нибудь предпринять. Он успел уже побывать в гороховых зарослях, подраться на капустной грядке с лесным кроликом и отдубасить палкой здоровенную жабу, надувшуюся было на него. Но больше всего несчастного садовода выводили из себя насекомые.

– Вредители! Одни вредители кругом! – кричал он, носясь со сломанной столовой вилкой наперевес, как морской царь с трезубцем, и брал "на абордаж" жуков и сороконожек.

– А ваш папаша знатный охотник, – съязвил старый Модл, как только увидел Олли и Тину. Он сидел, весь в поту, на ступеньках крыльца и держался за сердце.

– Стой! Родного отца не зашиби! – с упрёком заверещал Уткинс, простирая руку с вилкой в сторону дочери.

Тут воитель увидел очередную сороконожку и, издав боевой клич, кинулся на неё.

Наконец Олли пришёл в себя, достал усмарил и протараторил заученное наизусть  заклинание. В пылу борьбы тесть не заметил, как принял прежние размеры. Да и как он мог это заметить, если сороконожка, попав в зону действия чар, тоже увеличилась, став вдруг гораздо больше среднего невысоклика.

Жуткая тварь согнулась дугой, зашипела как удав и приготовилась к броску. Она явно собралась расквитаться с Уткинсом за своих сородичей. Её челюсти отвратительно зашевелились, готовясь впиться в ненавистного огородника. Казалось, папашу Уткинса уже ничто не спасёт. Но Олли не растерялся, треснув в отвратительное рыло молнией. Сороконожка описала в воздухе кульбит, перелетела через забор и понеслась вскачь по улице, делая соседских собак заложниками пожизненных ночных кошмаров.

Использование переходов давало казне большую прибыль. Возглавляющий Канцелярию Болто пользовался заслуженным уважением. Пеликан Хрюкла по кличке "Проглот" пасся у дверей, принимая от благодарных посетителей непременное угощение.

Кроме постоянных препирательств с посетителями, в обязанности главы Канцелярии входило ещё многое. Болто и два его помощника объясняли правила пользования, растолковывали расписание появления дверей, сами ходили провожатыми, уменьшали и увеличивали, выручали угодивших в какую-нибудь неприятность. Но самым хлопотным делом, оказалось уследить за расписанием – его постоянно воровали.

Помощники Болто – два молодых невысоклика, замучились расчерчивать на свитках таблицы с часами работы и номерами переходов, вывешиваемые в коридоре Канцелярии. Если не каждый день, то уж каждый второй расписания пропадали. Наконец Болто это надоело. Он выжег цифры на доске и собственноручно прибил её к входной двери. Расписание провисело целых пять с половиной дней. Конец шестого Хрюкл провёл в бешенстве. Он перебрал все слышанные когда-то ругательства. Под вечер, убедившись, что расписание не вернулось на своё законное место, Болто пошёл к Олли.

Выслушав стенания несчастного друга, Виндибур принялся рассуждать.

– Слушай, я могу себе представить, что бумажные расписания прихватывают наши нерадивые соотечественники, которым их лень переписывать или запоминать, или даже гномы, из экономии чернил и бумаги. Но тот, кто покусился на прибитую доску, сделал это намеренно, пытаясь насолить.

– И ему это удалось, – фыркнул Болто.

– Вот именно. Где гарантия, что он не упрёт, скажем, каменную плиту, раз для него это имеет какой-то смысл? Поэтому надо раз и навсегда лишить его этого смысла. Сколько у нас сейчас переселенцев?

– Что ты хочешь сказать?

– Помнишь трюк с солнечными очками во время штурма? Тогда на всех хватило. Так вот, если у каждого в руках окажется своё расписание, то какой смысл воровать? И, кстати, неплохо бы припомнить, кто чаще всего мелькал в Канцелярии.

Болто всегда поражался способности Виндибура сразу выуживать корень проблемы. Уже на следующий день помощники стали выдавать всем желающим удобные складные расписания-памятки, где, кроме часов работы, размещались ещё правила пользования переходами и таблица стоимости пропусков. Народ был страшно доволен и благодарил за заботу.

Совет Олли припомнить часто «мелькавших» вылился в целое расследование. В результате подозреваемых в краже расписаний оказалось двое. И оба являлись помощниками Болто. Получалась ерунда. Побеседовав с Модлом и Прыглом, Болто вдруг вспомнил про архивариуса.

Расписания пропадали ближе к вечеру, а  ещё точнее, под самое закрытие. Это совпадало с графиком передвижений Пью Клюкла. Архивариус регулярно забегал за выручкой, которую сдавал Грейзмоглу, назначенному казначеем Объединённого Совета.

"Точно, это же Клюкл! – радовался догадке Болто. – Непонятно только зачем воровать расписания тому, кто мог сам их переписывать". Теперь оставалось выяснить причину и вывести негодяя на чистую воду.

Архивариуса стали ловить на живца. Листы старого образца вывесили на прежнем месте в коридоре. Всё оказалось очень просто. Клюкл, выходя с выручкой, прихватывал расписание и караулил неподалёку, дожидаясь припозднившегося посетителя, у которого помощники Болто захлопывали перед носом дверь. А когда перед тобой закрывают дверь, в которую ты собирался зайти, даже расписание, висевшее за дверью, имеет совсем другую цену.

Клюкл уступал расписание за пару стаканчиков, обещая ещё похлопотать о скидке на пропуск. Расчертить же пару листов самому в голову архивариуса не приходило, по крайней мере, в это трудное для его здоровья время суток.

Припозднившиеся посетители попадались почти каждый день, а помощники закрывали Канцелярию минута в минуту. Поэтому свой "урожай" Клюкл собирал исправно. Архивариус так привык рассчитывать на вечернее угощение, что впал в ярость, увидев на двери деревянный щит с расписанием. Однажды ночью он его сорвал.

Увидев прежнее бумажное расписание на прежнем месте, Пью Клюкл решил, что всё возвращается на круги своя. И вдруг он заметил в руках у купившего пропуск невысоклика аккуратно изготовленную расписание-памятку.

Океан желчи заполнил внутренности архивариуса. Давя вырывающиеся из горла крики, он начал шипеть и плеваться, так что окружающие разбегались в разные стороны с криками: "Клюкл взбесился!" Иначе как заговор против себя, Клюкл расценить происходящее не мог. А увидев довольные физиономии Хрюкла, Модла и Прыгла и сообразив, что его раскрыли, архивариус с визгом унёсся в даль, поклявшись отомстить.

Однако были у друзей-невысокликов недоброжелатели посерьёзней, чем хойбилонский архивариус.

На что только не пришлось пуститься Гуго Грейзмоглу, чтобы достичь положения, которым он обладал теперь в Эред-Бегасе. Посланника назначили казначеем, он же отвечал за воинский провиант, порядок в умах и ведение текущих дел Объединённого Совета.

Казалось бы, сиди себе на нескольких стульях – только радуйся. Но Гуго радоваться был неспособен. Он заболевал, когда видел, что кто-то тоже преуспевает и получает похвалу членов Совета. Гному казалось, что от его личного пирога откусывают кусочек влияния. Грейзмогла бесил и пугал все возрастающий авторитет Олли и других "недомерков" в Эред-Бегасе.

Именные враги Грейзмогла исчислялись десятками. Но царедворец помнил всех наперечёт и не упускал возможности расквитаться с ними. Среди гномов это был Нури Орбуж, среди невысокликов – Олли и его друзья, среди людей – Рыжий Эрл, ну а из призраков даже выбирать не приходилось. Загробный Брю в лицо называл Гуго болотным раком и прочими унизительными прозвищами. Были, правда, и враги обычные – почти всё население Эред-Бегаса, но их Грейзмогл уже не считал, а так, пакостил по возможности.

Теперь Гуго был особенно зол. Выставить чародеев дураками на казни Горха не получилось. Более того, их авторитет только вырос! Когда Гуго узнал о том, что случилось в Ласиоте, он велел помощникам спрятать Малину. А как только стало известно, что зеленобородого раскрыли, посланник захотел избавиться от него, но не смог найти своих подручных.

– Черт бы побрал этих идиотских невысокликов! – брызгал слюною Грейзмогл, размахивая внушительной связкой ключей перед носом у архивариуса Клюкла. – Им что не поручишь, всё превращается в балаган! Куда ты провалился вчера вечером? Почему не доложил мне, куда Кривой Кид отправил зелёнобородого?

Архивариус мелко тряс козлиной бородёнкой:

– Конечно, ваша милость, идиоты, олухи, простите нас, горемычных! А Кид Малину в гнома переодел и на Быстроструй отправил!

– Что?! – взревел Грейзмогл. – Этого жалкого хойбишку в гнома? Да как вы смели! На Быстроструй? Да там же кругом морки! Хотя… Может быть, они его сожрут прежде, чем пограничники поймают.

Когда перед посланником предстали Кривой Кид и Боб Горшечник, оба слегка пошатывались.

Гуго уже не кричал, а тихо, вкрадчивым змеиным тоном, произнёс:

– А теперь, дорогие мои помощнички, я хочу, чтобы вы отправились на Быстроструйский переход и принесли мне голову этого зеленобородого хойба, если вам, конечно, дороги свои.

В пяти глазах на трёх разомлевших лицах сразу появилась озабоченная трезвость. Троица, повздыхав и поикав от страха перед будущим, выскользнула за дверь.

Ночь была, хоть глаз выколи: ни луны, ни звёзд. Днём помощнички издалека видели отряд морков, пробежавший с юга на север. Далёкие костры на прибрежных высотах говорили о том, что этот отряд не единственный.

Подручные Грейзмогла чуть не передрались, споря, куда мог деться зелёнобородый.

– Вы остолопы! – взвизгивал Клюкл. – Какой идиот сам полезет к моркам? Он пойдёт к устью.

– А я думаю, он где-то неподалёку крутится, у заставы, – возражал Кривой Кид. – Говорят же: видели одинокого гнома. Я сам его в гномье платье и вырядил.

– Ну и дурак! – завёлся Боб Горшечник. – Грейзмогл из-за этого зол как собака. А на заставе пограничники в момент такого сцапают.

Пью Клюкл рвал на голове волосы.

– Чёрт бы тебя подрал, Кид! Это из-за тебя мы здесь! Да ещё ни в одном глазу!

Кривой Кид пощупал свой единственный глаз и придвинул к себе арбалет.

– Не орите! Завтра мы его выследим. Земля раскисла – следы будут.

– Как же! – ныл Клюкл. – Даже костра не развести. До утра мы околеем.

– Не околеем, – Кривой Кид вынул из-за пазухи увесистую флягу.

Архивариус издал всхлип, похожий на подвывание, и икнул. Горшечник сразу придвинулся поближе. Вскоре вся троица еле сдерживалась, чтобы не загорланить песню.

Малина крался в темноте, боясь наступить на ветку или поскользнуться. Лагерь морков был всего в каких-то ста шагах от лесной опушки. Угробаны рубили деревья на дрова, жарили мясо, точили мечи. Иногда они лениво переругивались.

Зелёнобородый жутко хотел есть. Запах жареного мяса кружил голову. Под ложечкой неприятно сосало. Голод явно пересиливал страх быть пойманным. Подкравшись поближе, Малина затаился. Казалось, протяни руку, и можно утащить баранью ногу с вертела ближайшего костра.

Морки, как всегда, ссорились. Один здоровый закричал на двоих ростом поменьше. Те огрызались. Ссора постепенно переросла в драку. Вскоре в свару были втянуты соседи. Угробаны разделились на два лагеря и обнажили мечи. Когда клинки зазвенели, Малина ужом пополз к костру. Морки в пылу схватки даже не заметили, как мясо вместе с вертелом "испарилось".

Добыча досталась знатная. Бывший вождь зеленобородых никогда так жадно не ел. Он бежал по лесу, отрывая зубами горячие куски, и глотал их почти не жуя. Наконец, выбежав к Быстрострую, он спрятался под одной из круч и стал поедать не до конца пропёкшееся мясо.

Что-то хлюпнуло недалеко от берега. В темноте даже круги не угадывались. Малина насторожился, но больше ничего не услышал. "Наверное, сом бродит", – решил он и принялся есть дальше.

Аромат ещё дымящегося мяса разлетался вдоль воды. Вскоре он достиг изрядно покрасневшего носа архивариуса Клюкла. Правда, соратники не могли наблюдать изменения цветовой палитры главного жизнепостигающего органа Пью Клюкла, но зато, посмотрев, как он развернул свой нос по ветру, тоже принюхались.

– Жареная баранина! – выдал вдруг архивариус. – Локтей сто пятьдесят.

Кривой Кид согласно закивал, хоть ничего и не унюхал.

– Раз Клюкл так говорит, – сказал он Горшечнику шёпотом, – значит так и есть. Этот гад никогда не ошибается.

Троица молча, на цыпочках, двинулась вдоль берега. Подойдя к месту, откуда раздавался запах, подручные Грейзмогла подползли к краю обрыва. Оттуда доносилось сочное чавканье. Если бы Кривой Кид мог, он от удивления выпучил бы и второй глаз. Под обрывом сидел Малина.

– Мы тут его выслеживаем, мёрзнем, от голода пухнем, а он жрёт! – прошипел Боб Горшечник. – Я ему сам глотку перережу!

Тщедушный и желчный человечек так заскрежетал зубами, что Клюкла и Кида передёрнуло.

– Тс-с-с! Пристрелить его, и дело с концом, – шепнул архивариус. – Кид, давай!

– Нет, перережу! – упирался Горшечник.

– А если он учует и убежит? – испугался архивариус. – Ты помнишь, что Грейзмогл сказал?

Кривой Кид поднял арбалет и прицелился. Несмотря на отсутствие глаза, он считался самым приличным стрелком среди грейзмогловских прихвостней. "Везёт ему, – говорил Клюкл, которому кроме гусиного пера и стакана ничего нельзя было доверить, – глаз закрывать не надо".

Только одноглазый стрелок собирался спустить тетиву, как вдруг Малина бросил жевать, привстал и замер, смотря прямо перед собой. Вода рядом с берегом закипела, пошла бурунами, а потом… О, ужас! Из вод Быстроструя вылезло огромное соможабое чудище. Оно повращало выпученными глазами-тарелками, горящими в темноте, а затем выбросило жуткий раздвоенный язык, обвив Малину за горло. Раз! И зеленобородый исчез в кошмарной глотке вместе с бараньей ногой. Только колпак, который хойб носил на лысой голове, остался лежать на берегу.

Троица от неожиданности подавилась воздухом. Он застрял в легких, заперев дружный вопль ужаса. Крик вырвался только тогда, когда Обжора Глок, а это был именно он, утробно срыгнул.

Глоку и раньше приходилось глотать хойбов, в основном от скуки, но на этот раз его прельстил запах жареной баранины. Глок забрёл в эти края из-за морков. Чужие гастрономические пристрастия объяснить всегда сложно. Отведав морковского мяса на побережье, соможабый монстр решил, что судьба преподнесла ему подарок в виде потрясающего десерта. Всё, что он переваривал до этого, не шло ни в какое сравнение с новым блюдом. Вот он и пошлёпал вверх по Быстрострую, охотясь на морков. Чем дальше он продвигался, тем больше их попадалось. Только пресная вода иногда вызывала приступы тошноты. Но ради лакомства можно было и потерпеть.

Архивариус нёсся так, что Кривой Кид с Горшечником отстали и потеряли его из виду. Клюкл подпрыгивал и петлял как заяц. Наконец, добежав до леса, Клюкл взобрался на толстенный вяз. Там, дрожа от страха, он просидел до утра, но чудище не появлялось. Постепенно, с наступлением рассвета, ужас перед монстром стал мельчать, уступая место страху перед Грейзмоглом. "Оно его целиком слопало, – стенал Пью Клюкл, – а господину посланнику голова нужна! Он-то теперь точно мою головушку снимет! Ай-яй-яй!"

Поутру продрогший архивариус тоскливо заковылял по лесной тропинке. Крупные капли садились на длинный нос бумагомарателя, лениво свешиваясь, а затем обречённо падая в грязь. Несмотря на дождливую погоду, в глотке царила неимоверная сухость.

"Пить!" – проблеял сам себе Клюкл, увидев крупный лист лопуха, наполненный дождевой водой. Присев и осторожно взяв трясущимися руками зелёный "сосуд", архивариус стал жадно глотать. Внезапно он заметил сидевшую на суку ворону. Но не птица привлекла его внимание, а то, что она держала в своём клюве.

"Да никак воровка брошь где-то спёрла!" – Клюкл поднял голову и впился взглядом в блестящий предмет. Вещица была явно золотая. Архивариус возбуждённо зашептал себе под нос:

– Сиди, сиди, голубка… Тихонечко, тихонечко…

Незаметно взяв лежащую под ногами палку, Пью Клюкл, почти без замаха, резко швырнул её в ворону. Подброшенная метким ударом, плутовка возмущённо каркнула. Вещица выпала. Метнувшись к добыче, охотник опередил птицу, и обобранная неудачница, с криком негодования, полетела прочь.

При ближайшем рассмотрении вещица оказалась золотым медальоном с каким-то недрагоценным камнем в оправе. "Похоже на кусок усмариловой руды, – Клюкл досадливо поморщился. Но ничего, здесь золотишка хватит на целый винный погребок!"

Мысль о предстоящем угощении согревала, делая погоду не такой уж и промозглой. Обретя смысл существования, довольный бумагомаратель припустил по тропе намного быстрее прежнего.

Странно, но пить уже не хотелось. Сухость во рту куда-то исчезла, а голова стала на удивление ясной. Клюкл и припомнить не мог, когда такое с ним творилось. Бодрым шагом дойдя до перехода, архивариус, немного подумав, направился в Новый Хойбилон.

Спустя некоторое время Пью Клюкл, сияя как медный начищенный таз, появился в таверне Гагенса. Он только что вышел из лавки ростовщика, который предложил за отобранное у вороны украшение хорошую цену. Цена архивариуса устраивала, но он, будучи отъявленным сквалыгой, решил посетить ещё и ювелира-гнома, жившего на другом конце улицы. Но вот незадача, по пути как раз находилась таверна. Левая нога истребителя чернил сама сделала выверт в сторону входа. "Пропущу кружечку, – решил Клюкл, – ведь всё равно деньги почти у меня в кармане".

По виду архивариуса Гагенс понял, что тот сегодня настроен платить. Обычно за выпивку Клюкл расплачивался мелкими канцелярскими услугами.

– Пинту эля? – спросил трактирщик и потянулся за пустой кружкой.

– И ещё старого хойбилонского, да пополнее! – с выражением хозяина жизни заявил бумагомаратель.

Посетители, расположившиеся неподалёку, повернули головы: «Никак у нашего пьяницы-крючкотвора сегодня богатый улов!»

Архивариус благоговейно поднёс ко рту кружку эля, опустил в неё свой длинный нос и стал пить жадными глотками. Затем Клюкл замер и как-то недоверчиво посмотрел поверх кружки на Гагенса. Что-то было не так. Эль почему-то не производил на архивариуса своего обычного действия. Клюкл застыл и вытаращил глаза: "мистика!"

Трактирщик тут же прихлебнул сам, но ничего подозрительного не уловив, пожал плечами и услужливо поставил перед Клюклом кубок старого хойбилонского. Архивариус сразу же потерял мучившую его мысль, потянулся к кубку и, мыча от наслаждения, осушил его.

Бумагомаратель закатил глаза и вновь прислушался к своим ощущениям. О, ужас! Тёплая хмельная волна отказывалась принимать несчастного архивариуса в свои объятия. Слегка подвывая, Клюкл резко обернулся, сверля глазами завсегдатаев, словно пытаясь установить источник непозволительной шутки. Не увидев ни одного чародея, он опять потребовал пинту эля.

Так продолжалось раз пять. Архивариус глотал, потом слушал, потом зеленел, краснел и снова заказывал. Вскоре истребитель чернил стал похож на раздувшийся бурдюк. С трудом передвигая ноги, Клюкл выкатился на улицу. Не глядя по сторонам, бормоча ругательства вперемежку с вырывающимся из горла бульканьем, обманутый хмелем архивариус направился в сторону гнома-ювелира.

Но путь оказался долгим. Каждый куст и закоулок притягивали Клюкла как магнит. Всего остановок было семь. На последней, у забора ювелирной лавки, его застали проезжавшие мимо пограничники. Нарушителя моральных устоев схватили за шиворот, посадили в повозку и доставили прямиком к Гуго Грейзмоглу.