Читать книгу Средневековая Москва - Дмитрий Володихин - Страница 6

Типографское дело с отъездом Федорова из России в стране отнюдь не пресеклось.

Английский дипломат Джильс Флетчер, посетивший Россию в 1588–1589 годах, писал впоследствии, что еще при покойном царе Иване IV «привезли из Польши в Москву типографский станок, и здесь была основана типография… Но вскоре дом ночью подожгли, и станок с литерами совершенно сгорел, о чем, как полагают, постаралось духовенство». Как будет показано ниже, «литеры» никуда не делись, духовенство же, как было сказано выше, заботливо опекало столичную типографию, а не разоряло ее. Одно из всего сказанного возможно: пожар. Вопрос только в том, когда именно он произошел.

На закате правления Ивана Грозного и при его сыне Федоре Ивановиче главным мастером книгопечатного дела являлся Андроник Тимофеевич Невежа.

Первое издание, в котором он принимал участие как один из ведущих печатников, – Псалтырь, изданная на Московском печатном дворе шрифтом, разработанным для «Апостола» Ивана Федорова, в 1568 году. То есть «литеры» уж точно не сгорели. Ранее, еще в эпоху анонимной типографии, Псалтырь уже издавалась, и в переиздании ее как будто не было ничего новаторского, за исключением прекрасной оригинальной гравюры – фронтисписа. Она создавалась именно для издания 1568 года, в предыдущих отсутствовала. Царь Давид, как будто шагнувший в печатную книгу со страниц рукописных миниатюр из русских летописей середины XVI столетия, сидит меж четырех колонн портика. Этот портик со столпами квадратного сечения служит своего рода архитектурным обрамлением фигуры Давида Псалмопевца, инструментом придания ей монументальности, величия: царь должен пребывать в месте, достойном его царственности…

Весьма вероятно, что творцом гравюры является сам Андроник Невежа. В послесловии к Псалтыри сказано, что книга вышла из печати «…тщанием и труды Никифора Тарасиева да Невежи Тимофеева». Более ни в каких изданиях мастер Никифор Тарасиев не упоминается, возможно, он отправился из Москвы в казанскую типографию, но это всего лишь гипотеза. А вот Андроник Тимофеевич будет главенствовать на Московском печатном дворе (как минимум до 1602 года). И в более поздних изданиях обнаруживаются его инициалы – он фигурирует в качестве автора элементов художественного оформления, гравера. Так, видимо, и здесь, в Псалтыри 1568 года, поработала его искусная рука.

Дальнейшая история московского книгопечатания затянута туманом. Думается, стоит воспроизвести характерную фразу, кочующую с разночтениями из публикации в публикацию, обнаруживающуюся и в Википедии: «После этой Псалтыри в течение 20 лет неизвестно ни одной книги, изданной в Москве. Сам Андроник в это время по распоряжению царя Иоанна переселился в Александровскую слободу и устроил там маленькую типографию, из которой вышла тоже только одна книга: Псалтырь 1577 года (4°, 280 листов). Такая малопроизводительность объясняется тем, что книгопечатание в то время еще не находило достаточной поддержки в обществе и типография была только царской книгопечатней».

Действительно, московская типография, по всей видимости, жестоко пострадала от пожара… вот только устроенного никак не духовенством, а связанного с нашествием крымского хана Девлет-Гирея 1571 года. И в 1577 году Андроник Тимофеевич Невежа (уже без Никифора Тарасиева) выпустил так называемую «Слободскую Псалтырь» на новом месте. Здесь гравюра «Царь Давид» совсем другая, она совершенно не похожа на свой аналог в издании 1568 года. Зато в ней прочитывается сходство с изображением святого апостола Луки в «Апостолах» Ивана Федорова 1564 и 1574 годов издания. Возможно, это был своего рода «оммаж» энергичного ученика великому учителю: Андроника Невежи – Ивану Федорову. Притом что в целом иллюстративный материал в издании – новый, оригинальный, «невежинского» особого стиля.

Но вот относительно «малопроизводительности» следует сделать оговорку: до наших дней гораздо чаще доходят крупноформатные и объемные издания. Экземпляры подобного рода книг лучше сохраняются, нежели малые брошюрки, «летучие листки» или тонкие книжки вроде «Часовника». И как знать, не производила ли в ту пору московская, а затем слободская типография именно малоформатные издания? Книги малого объема? Малого тиража? Если так, то ученым еще предстоит, быть может, найти отдельные листки, ничтожные фрагменты таких изданий или даже единичные целые экземпляры плохой сохранности, относящиеся к деятельности московских печатников 1570-1580-х годов. Так, например, лишь в 1967 году в научный оборот была введена еще одна книга, относящаяся к деятельности Андроника Невежи и отпечатанная, по всей видимости, на станах слободской типографии. Это «Часовник» приблизительно 1577–1580 годов издания, известен он по единственному (!) дефектному (!!) экземпляру. Конечно, хорошо бы для разрешения исторической загадки, касающейся репертуара российского книгопечатания в тот период, обратиться к документам архива, сложившегося при Московском печатном дворе. Но стремление это, совершенно обоснованное, почти невыполнимо. От архива сохранилась лишь та его часть, которая относится к периоду с 1618 года и позднее. Все остальное сгорело в пожарах или погибло от небрежения в годы великой Смуты. До наших дней дошли всего лишь жалкие клочки (о них речь еще пойдет впереди), совершенно не дающие представления о том, какие издания готовил до 1589 года московский мастер печатных книг.

Одно ясно: деньги на большие книги и крупные тиражи казна давать либо не хотела, либо не могла. В конце концов, на этот период выпадает великое разорение, случившееся из-за военных тягот, эпидемий и территориальных утрат России. Труднее стало отыскивать средства на тонкую, дорогостоящую работу печатников…

В преддверии утверждения патриаршества в Москве царь Федор Иванович приказал возобновить работу столичной печатни. С 1589 года, когда вышла «Триодь постная», работа типографии в сердце России уже не прекращалась (не считая относительно недолгого перерыва от бедствий Смуты). При царе Федоре Ивановиче и следующем государе, Борисе Годунове, Андроник Тимофеевич Невежа господствует на Московском печатном дворе.

На этом событии – выходе «Триоди постной» 1589 года – следует остановиться подробнее. Как уже говорилось, оно было приурочено к установлению патриаршества в России. Видно, что в Московском государстве с момента отъезда Ивана Федорова и Петра Мстиславца книгопечатание хотя и поддерживалось, но все же пребывало в некотором небрежении. А вот при Федоре Ивановиче на эту сферу вновь обратили внимание. Всерьез и по-настоящему. Через двенадцать лет после выхода так называемой Слободской Псалтыри и слободского «Часовника», когда, казалось, традиция московского книгопечатания прервалась, исчезла, происходит его триумфальное восстанов ление.

Первая после столь длительного «антракта» книга, изданная Андроником Невежей, «Триодь постная», вышла 8 ноября 1589 года. Приуроченность издания к возведению митрополита Иова в патриарший сан подчеркнута в послесловии. Прежде всего: предыдущее издание Псалтыри московской печати вообще обошлось без упоминания церковных властей. В послесловии к Псалтыри 1577 года говорится, что «…благодатию и щедротами человеколюбивого Бога Господа и Спаса нашего Иисуса Христа, и повелением благочестиваго и Богом венчанного и хоругви правящего скипетра великия Россия государя царя и великого князя Ивана Василиевича всея Руси самодержца, и его Богом дарованных чад царевича князя Ивана Ивановича и царевича князя Феодора Ивановича составися штанба, еже есть печатных книг дело…» А митрополита Московского и всея Руси на свете как будто не существует! Между тем в московских изданиях, выходивших раньше, глава Русской церкви упоминался. При Федоре Ивановиче это унизительное для Церкви забвение митрополичьего имени было уничтожено. В послесловии к «Триоди постной» сказано не только то, что печать началась с благословения митрополита Иова, но также и то, что завершилась она «…в 6-е лето царства государя царя и великаго князя Феодора Ивановича всея Руси самодержьца и при благочестивей царице и великой княгине Ирине и при святейшем патриархе Иове Московьском и всея Руси, в 1-е лето патриаршества его (курсив мой. – Д. В.)». Иными словами, торжество Москвы как вместилища для новой патриаршей кафедры и торжество Иова особо прокламируются на страницах книги, которой суждено разойтись по всем областям России вплоть до самых дальних городов.

Что это значит? Высшие власти, светские и духовные, через посредство этого издания связали восприятие патриаршества на Москве со своего рода обещанием большой работы в сфере духовного просвещения.

Позднее Андроник Тимофеевич Невежа издал еще как минимум 10 книг. За «Триодью постной» последовала «Триодь цветная» (1591). Затем вышел «Октоих» в двух книгах, обе – 1594 года издания. Потом еще один «Апостол»[21] (1597), два «Часовника» (1598 и 1601), «Минея общая» в двух разноформатных изданиях[22] 1600 года, «Служебник» (1602) и вновь старая знакомая – Псалтырь (1602).

Выше говорилось о «клочках» документации, связанной с деятельностью Московского печатного двора до времен царя Михаила Федоровича. Так вот, известны единичные деловые бумаги, сообщающие о централизованном развозе книг из Москвы на окраины – в связи с пожарами, какими-либо бедствиями, лишавшими храмы богослужебных книг, с миссионерской деятельностью, созданием новых церквей и монастырей. Так, грамоты 1590-х годов сообщают об отправках книг «на Елец», «на Воронеж» и в Сибирь. Среди них есть и печатные издания. В 1594 году «на Воронеж» отправилась печатная «Псалтырь с Часовником» – скорее всего, детище типографии, работавшей под началом Андроника Тимофеевича в Александровской слободе[23].

Скончался московский печатник в самом конце 1602-го или же в первые месяцы 1603 года.

Размах деятельности Андроника Тимофеевича Невежи поражает: по числу изданий он сравнялся с покойным учителем и даже немного превзошел его. Притом в ряде случаев он работал, также идя по «целине», как и сам Иван Федоров. Во всяком случае, «Октоих», «Минея» и «Служебник» впервые в России издавались именно под его руководством. В истории русского просвещения это фигура первой величины.

Не напрасно во Львове был поставлен памятник Андронику Тимофеевичу Невеже, и очень скверно, что памятника ему по сию пору нет в Москве. Давно пора…

Службу в московской типографии в какой-то степени унаследовали от отца два его сына: старший, Иван Андроникович Невежин, наиболее видный мастер Московского печатного двора с 1603 по 1610 год, и младший, Алексей, служивший наборщиком, затем печатным мастером и недолгое время распоряжавшийся столичной типографией в начале царствования Михаила Федоровича. Документы свидетельствуют, что Алексей Андроникович Невежин прослужил на Московском печатном дворе как минимум до 1623 года, но ведущее положение там скоро утратил.

Иван Невежин начинал как помощник отца: вместе они работали над изданием «Часовника» 1598 года, о чем совершенно ясно говорится в выходных данных книжки. Тогда он играл роль второго лица, ассистирующего уже немолодому мастеру: даже имя печатника обозначено не «Иван», а «Иванец», то есть в несколько уничижительном варианте. После кончины Андроника Тимофеевича он переиздал две его «Триоди» и «Апостол». Получив драгоценный опыт совместной работы с отцом, Иван Невежин и сам скоро превратился в зрелого, искусного мастера.

Московский печатник самостоятельно разработал и начал реализовывать на практике амбициозный проект – издание 12 «Миней» месячных, то есть всего годового богослужебного круга. В этом Иван Невежин был новатором – так же, как когда-то Иван Федоров и Андроник Невежа. Более того, к отваге печатника следует отнестись с почтительным восхищением: он взялся осуществить колоссальную по объему трудов затею, ни один российский мастер «книгпечатного дела» до него не брался за столь масштабный проект. Притом работу Иван Невежин начал в условиях разгара великой Смуты и продолжал, видя, что накал страстей все усиливается, все новые бедствия обрушиваются на многострадальную Москву, но труда своего не останавливал. Иван Андроникович успел выпустить «Минею» сентябрьскую, октябрьскую и ноябрьскую. «Минея» декабря легла на печатные станки… и тут издание прервалось – то ли в самом конце 1610 года, то ли в начале 1611-го. Москва, бедствующая под властью польско-литовского гарнизона захватчиков, восстала, Смута вышла на пик своей разрушительной силы, и тут России на какое-то время стало просто не до книг…

Но идея Ивана Андрониковича не пропала втуне. Позднее, когда Москву очистят от оккупантов и восстановят работу Московского печатного двора, печать годового круга служебных «Миней» начнется заново – летом 1618-го. На осуществление плана Ивана Невежина потребуется двенадцать лет: работы будут завершены лишь 8 июня 1630 года.

При государе Василии Шуйском типографом работал выдающийся книжник, инженер и литейных дел мастер Анисим Михайлович Радишевский. Это был, как говаривали прежде, человек необычной судьбы, притом не только мастер «книгпечатного дела», но и, можно сказать, мастер на все руки. Иначе говоря, разносторонне развитый умелец инженерно-технического склада.

Первые известия о нем относятся к 1586 году: Радишевский прибыл из Великого княжества Литовского искать пропитания в качестве книжного переплетчика при типографии. Позднее чем только он не занимался на московской службе! Отливал колокола, изготавливал пушки, рыл колодцы, устраивал тайники в крепостных стенах, создавал пруды при дворцовых резиденциях первого царя из династии Романовых. Прославился как автор первой российской военно-технической книги – «Устава ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки».

Сведения о его деятельности как печатника относятся к очень недолгому периоду – между 1605 и 1610 годами, выпадающими большей частью на царствование Василия Шуйского и, что более важно, на патриаршество Гермогена, взошедшего на московскую кафедру в 1606 году.

Святитель Гермоген, блистательный миссионер, получил ни с чем не сравнимые возможности развить духовное просвещение в Русской церкви. И одной из главных возможностей подобного рода стало использование ресурсов Московского печатного двора.

Именно при Гермогене появилось новое «превеликое» здание Печатного двора в Китай-городе, именно при нем на Печатном дворе работали блестящие книжники Анисим Радишевский, Иван Невежин и Никита Фофанов, именно при нем печатники получили новое оборудование[24]. Все три мастера имели на Печатном дворе свои «избы», то есть подчиненные только им помещения с типографской техникой и персоналом. В патриаршество Гермогена из стен московской печатни вышли: «Минея общая», четыре месячные «Минеи» (с сентября по ноябрь и часть декабря), а также устав «Око церковное»[25]. Кроме того, печатники выпустили две книги, работа над которыми началась до патриаршества Гермогена, а при нем лишь была доведена до выхода тиража: богато украшенное напрестольное Евангелие 1606 года и «Триодь постную» 1607 года.

На долю Радишевского из этого списка выпадают два самых масштабных издания: «Око церковное» и напрестольное Евангелие, которое начали подготавливать к печати еще при Борисе Годунове[26]. Оба можно назвать фундаментальными как по размеру, так и по объему необходимых для их создания работ.

Особого внимания заслуживает судьба «Ока церковного», изданного в 1610 году. Оно потребовало поистине титанического труда! Книгу готовили более трех лет. До этой книги московские типографы не тратили столько времени ни на какое издание. Значение его для церковной книжности колоссально.

Роль главного мастера-печатника при издании этого Устава, доставшаяся Анисиму Радишевскому, стала, может быть, главным делом его жизни.

Впоследствии в Уставе отыщут ошибки, сочтут его не вполне каноничным и принудят изъять из церковного обращения. Печальный финал книги бросает тень и на святителя Гермогена: он имел обыкновение просматривать то, что печатники готовили к тиражированию, давал благословение далеко не сразу, а с разбором; так неужели он, человек высокой книжной культуры, ошибся?

Неточности в Уставе есть. Однако их наличие обусловлено отнюдь не злонамеренностью или невежеством помощников святителя[27] и, разумеется, не его небрежностью, а окружавшей весь цикл работ чудовищной обстановкой. Издание, огромное по объему, новаторское для России, прежде никогда не выходившее из печати, подготавливалось в прифронтовом городе, на который беспощадно накатывались кровавые волны великой Смуты. Всех тонкостей учесть в такой обстановке не могли. Но, во-первых, книга все-таки послужила какое-то время нуждам русского духовенства, и к ней относились безо всякого подозрения, безо всякой критики. Во-вторых, она дала тот фундамент, на котором позднее составлялись уже исправные варианты церковного Устава. Наконец, в-третьих, сама «неполная каноничность» этого издания Устава в наши дни отчасти объяснена внутрицерковными столкновениями XVII века, не имеющими к содержанию «Ока церковного» никакого отношения. Ряд «ошибок», найденных в нем, являются плодом конкуренции разных подходов к книжной справе того времени. Ныне каждый из них нуждается в изощренном богословском анализе, и лишь после этого можно будет с уверенностью сказать, действительно ли допущен просчет… или же просчет имелся в критике Устава.

Что же касается конфликта, вызвавшего суровое осуждение логгиновско-гермогеновского Устава, то о нем с большим знанием дела высказался протоиерей Георгий Крылов: «Славянские Типиконы не издавались до этого времени, а в югославянских землях не публиковались и позже – книга… принадлежит к числу „избыточных“ и не является книгой „первой необходимости“, без которой богослужение не совершить. Однако совсем иначе отнеслись к Уставу в Московской Руси – он воспринимался средневековым русским сознанием как структурная основа богослужения вообще… Впервые подобный подход был предложен Патриархом Гермогеном. Отсюда и патриарший „заказ“ на „Око Церковное“. Предполагалось не просто переиздать один из рукописных Типиконов… но опубликовать принципиально новый Устав, объединяющий и систематизирующий многочисленные разрозненные рукописные указания… Это первая „авторская“ богослужебная книга. Ее составителем и редактором является Логгин Шишелев Корова… уставщик Троице-Сергиева монастыря. Вероятно, выбор на нем остановил сам Патриарх. Для издания подобного уровня требовался знаток богослужебного устава и книжник…»

Несколько лет спустя между справщиками (редакторами Печатного двора) возник конфликт при подготовке иного издания. Двумя персонами, вовлеченными в него, стали уже упомянутый Логгин и настоятель Троице-Сергиевой обители преподобный Дионисий (Зобниновский). В 1612 году игумену Дионисию была поручена справа Требника («Потребника»), однако, как пишет протоиерей Георгий Крылов, «…итоговые тексты и сами принципы справы не были приняты соотечественниками, и коллектив справщиков осудили „за ересь“ и наказали. Одним из главных обличителей „ереси“ стал авторитетный уставщик Логгин, который мог испытывать личную неприязнь к игумену. Конфликт можно интерпретировать как столкновение „консервативной“ и „модернистской“ концепций. Логгин опирался на опыт благоговения и авторитет древности (правда, не во всем) и представлял консервативную позицию. Преподобный Дионисий был прогречески настроенным „модернистом“, о чем говорит сформированное им богословие справы. Принципы справы преподобного Дионисия, во-первых, не изучены, а во-вторых, во многом тенденциозно и неверно освещены в курсах по истории… Исследования показывают, что систематической сверки с греческими источниками справщиками не производилось, почти вся справа основывалась не на греческом оригинале, а на сторонних богословских выкладках, с современной точки зрения весьма примитивных. Новым было мировоззрение справщиков, определявшееся непривычным сверхкритичным отношением к сакральному тексту, над которым ставился научный критерий проверки его правильности (подобное отношение будет характерно для Нового времени). Именно с этим подходом никак не могли согласиться „консерваторы“. Осуждение лаврского игумена показывает меру средневекового благоговения по отношению к сакральному слову». Однако позднее дело игумена Дионисия было пересмотрено. К тому времени Логгин уже покоился в земле, и пострадало его творение – Устав 1610 года[28].

Другой специалист по истории раннепечатной книги в России, Ж. Н. Иванова, объясняет печальную судьбу этого грандиозного творения патриарха Гермогена, Логгина Коровы и Анисима Радишевского следующим образом: «В связи с тем, что у составителей Устава 1610 г. не было определенного плана, они собрали статьи славянского и русского происхождения из многих списков XVI–XVII вв. Этим самым они довели Устав до необычной полноты. Можно предположить, что это и явилось главной причиной, побудившей патриарха Филарета в 1633 г. приступить к печатанию нового Устава. В последующих изданиях количество статей постепенно было сокращено»[29]. Филарет приказал переиздать книгу по строгому плану, более кратко и с тщательным отбором статей. Вот основная разница между этими двумя изданиями. В Смуту работники Печатного двора выезжали из Москвы, но затем, около 1614 года, возобновили работу в столице. Каменные палаты типографии располагались в Китай-городе, в районе современной Никольской улицы. Для управления ею было организовано особое государственное учреждение – Приказ книгопечатного дела.

В знаменитом «Сказании известном о воображении книг печатного дела» трагическая и славная история гибели русского книгопечатания с его последующим возрождением рассказана подробно: «В тот же 7119 [1610/1611] год злые… супостаты литва и поляки с русскими изменниками вселились и в самый царствующий город Москву и хотели завладеть всей Русской землей… Проникли же они в город обманом и хитростью, путем измены и предательства всей земли, а не войною и не борьбою. И удерживали [Москву] год с половиной. И то доброе дело – печатный дом и все орудия того печатного дела разорены были теми врагами и супостатами и сожжены огнем и погибли вконец, и ничего не уцелело от этих орудий. А сведущих в том людей мало осталось, и те разбежались в иные русские города от насилия и угнетения тех неверных и злых людей и супостатов». Далее «Сказание» упоминает «Никиту Федорова сына по прозвищу Фофанов», обосновавшегося в Нижнем Новгороде и создавшего там типографию.

Никита Федорович Фофанов, пожалуй, последний из знаменитых мастеров, стоявших у истоков российского книгопечатания. Родом из Пскова, этот печатник связал свою жизнь с Москвой, притом начинал службу в столичной типографии около 1600 года, когда там работали одновременно несколько искусных умельцев: Андроник Невежа с сыном Иваном, а также Анисим Радишевский. Было у кого поучиться техническим премудростям!

Впервые самостоятельным мастером Никита Федорович выступил на излете царствования Василия Шуйского. Он отпечатал «Минею общую» (1609), не будучи здесь новатором: такая книга уже издавалась при Андронике Тимофеевиче Невеже.

Затем Фофанову пришлось дважды брать на себя труды поистине исторического значения.

Действительно, в 1611 году Печатный двор запустел, разрушился. Несколько мастеров во главе с Никитой Федоровичем решили поработать на благо земского ополчения. Обосновавшись в его первой столице, Нижнем Новгороде, они в 1613 году наладили работу печатни, отлили принципиально новые шрифты и выпустили брошюру, называемую ныне «Памятник нижегородской печати». Среди прочего там говорится о бедствиях, которые претерпела Россия из-за Смутного времени, притом на первое место, помимо массового умерщвления русских православных людей, ставится повреждение веры, ограбление и разрушение православных храмов. В выходных данных прямо названо имя мастера: «Снисканием и труды многогрешного Ианикиты Федорова сына Фофанова, псковитина».