Читать книгу Комитет охраны мостов - Дмитрий Захаров - Страница 4
Никита
Лучший дебют
ОглавлениеВагонный зад торчал из вокзальной стены, изображая то ли прорвавшийся в железнодорожную цитадель, то ли, наконец, из неё спасшийся состав. Зад был ладный, новенький, по-настоящему образцовый. Он не прореза́л стену, а вливался в неё: никаких тебе трещин, отвалившихся кусков штукатурки, вообще следов разрушений. Вписался как родной. У красноярского РЖД всё такое и должно быть: приличненькое, аккуратненькое. Папье-машинное. В смысле, папье-машистское.
Но если вагон был здесь за своего, то сновавшие вокруг него люди – наоборот. Большинство из них наверняка и поездом-то последний раз ездили в каком-нибудь пионерском детстве. Платья с шуршащими юбками, костюмы-тройки и остроносые ботинки, даже галстуки. Хотя предупреждали, что без них. Два вице-губера, спикер ЗС со своей шушерой, мадам-зелёные-губы из ЦИКа, журналистское старичьё, заслуженное до дыр. А около всех этих чужих – пришельцы помельче. Облепили муляж вагона, вертят телефонами, строят из себя композиции с патетично заломленными руками, встают в стойки, чтобы щёлкнуться в популярном жанре «Я и прекрасное».
Никита не спешил влипать во всеобщий инстаграм. Он считал, что это пошло и глупо, а вагонный зад похож на детскую поделку из желудей. К тому же рядом с Никитой сидел Альф, и сбежать от него было не так-то просто – он весь вечер пробует лапать Никиту за ляжку. Это у него покровительственное, это он так говорит: «Не ссы, Никитка, заживём!» Альфред Селиванов, начальник информполитики Серого Дома, давно пробует взять шефство над молодым журналистским дарованием. И даже не взять, а предъявить это шефство, как гаишник удостоверение – привычным неуловимым движением. Другие бы радовались, а Никита всё хочет отгрызть себе ногу и ускакать хотя бы на одной. Нельзя, Альф – хороший источник. Даже слишком хороший. Вот сегодня он дал наводку на одного бывшего миноритария «Моста»…
– Наш регион – локомотив!.. – выкрикнули со сцены.
– Журналистика должна скреплять!.. – сообщили со сцены.
– Как сказали бы во времена легендарного наркома Долгих…
Это как раз заслуженные союзные говноеды. Какой Союз ни приоткроешь, их там кишмя кишит, так и лезут на свет. Никита и в обычной-то жизни смотрел на них с отвращением, а здесь и вовсе ёрзал от невозможности выносить этот позорный цирк. И в то же время он всё ждал, что кто-нибудь из дедов обрушит его предубеждение и выступит с речью в защиту «комитетчиков». Хоть, может, два слова скажет.
– Наркома? Нихера, кандидата в члены! – каркнул над ухом Селиванов. – Вот старая сволочь, ничего выучить не может!
– Это ты им запретил про Баху говорить? – вдруг сообразил Никита.
– Я?! – всплеснул руками Альф. – Да ты внимательно на них глянь! Посмотри в их глазные прорези! Видишь, там нет-нет да и пробежит такая рябь? Такая трясогузка внутренняя порхнёт, да? То есть в кишках всё ещё запрятан человек, который что-то там сучит гордо. Не до конца сквасился. Как я могу что-то запретить этому… высшему существу?!
– Обыкновенно, – Никита с неудовольствием следил, как подвыпивший Альф снова начинает широкоформатно юродствовать, – редакторам сказал, и кирдык.
– Редакторам! – Альф пустил это слово вперёд себя и даже подогнал его рукой. – Да им не нужны ссыкуны-рыдакторы, они сами себе ссыкуны…
Здесь он мог быть и прав.
– Скоро наш поезд отправится к новым остановкам, – зашелестело над залом, – просим пассажиров занять места за своими столиками!
Никто даже не обратил внимания на этот призыв. Праздничные делегаты продолжали лезть в зад поезду и раскладывать водочные бутылки во внутренние карманы пиджаков. При этом передние карманы уже оттопыривались от яблок и светились апельсиновыми боками. Бутерброды оборачивались в салфетки и складывались яблокам на голову. И ещё что-то шуршало по пластиковым пакетам.
Стололазы Никиту тоже раздражали. Он привык, что рассовывание по карманам – стыдноватое упражнение, что-то навроде расчёсывания волос в носу. А тут оно почти показательное, с весёлыми перемигиваниями.
– Ничего-ничего, ещё попрыгаете за бутербродами, – пообещал Альф и почему-то вдруг запел: «Мы красные кавалеристы, и про нас…».
Никита решил, что это знак, и выскользнул из-за столика. Он бродил по залу, надеясь встретить кого-нибудь из добрых знакомых, но натыкался только на людей из новостных сводок. Приходилось признать, что его редактор был прав, когда удивился желанию Никиты пойти на награждение.
– Это же членжуровское мероприятие? – уточнил редактор Андрей и сам же себе ответил: – Членжуровское.
– Ну я же номинант.
– А, – сказал Андрей, враз уяснив причину похода и одновременно потеряв к нему интерес, – ну развлекись.
Сам он в прошлом году идти за лауреатской тарелкой не захотел.
– Не сумею удержать рожу, – пояснял он, – даже если промолчу, всё равно в какой-то момент скорчу им что-нибудь или заржу, когда они расставятся для целования. Кому это надо? Мне – точно нет.
Никите же, честно говоря, побывать на награждении хотелось. Он понимал, что публика соберётся душная, но существовала вероятность, что начнётся разговор об истории с Бахой Гулиевым и «Комитетом» – всё же Баха журналист. А «Комитет» и взрыв моста, который ему шьют, – журналистское событие года, и других лет наверняка тоже.
А ещё внутри копошилась мысль: вдруг удастся уйти с «Золотым пером» на виду у этих ископаемых? Никита даже придумал, куда поставит «Перо» в редакции. И что скажет на награждении – тоже придумал.
Почему он уверен, что получать цацку именно ему? Ну, может, и не ему, конечно. Хотя вот Альф хмыкнул – мол, всё будет как надо. Посмотрим.
Вышла редактор «Нашего единого края». Благодарила. Рассказывала, что журналистика шагает вперёд. Новые форматы. Просветлённые молодые лица. В смысле, светлые. И забота со стороны наших шефов. От заботы не стоит отказываться. Спасибо!
Потом телеканал «Енисейский». Столько произошло за год, что мы не виделись. Впереди Универсиада! Есть что сделать для пропаганды края. И спорта. Ну, вы меня понимаете. Спасибо губернатору и президенту, что этот праздник для всего края возможен!
И сразу «АиФ на Енисее». Радостно, что можем собраться. О событиях уже сказали коллеги. Это масштаб! Но есть ведь и грустные стороны. А нужно, чтобы их не было. Не надо зацикливаться на плохом! Прочь плохое с наших страниц! Происшествия с молодёжью из-за этого в том числе.
Вот сейчас, подумал Никита. Сейчас скажет.
Хрена с два. Регионально-патриотическое воспитание. Юные патриоты Енисейской Сибири…
Дальше можно было не слушать, и Никита пошёл к раздаче: взял каких-то канапе, принёс их за стол и вывалил на тарелку. Есть не хотелось – нервы, наверное. Селиванов заботливо протянул пластиковый стаканчик с водкой – сам Альф пил тоже из одноразового, – Никита задумчиво из него пригубил.
На сцене по-прежнему болтали. Молодящаяся редакторша из «Горизвестий» рассказывала о благоустройстве набережной. Говорила, что это «пример реакции».
«Комитета» опять как и не было.
– Они что, все о нём промолчат? – спросил Никита, наклонившись к Альфу.
– Эти-то? – кивнул Селиванов в сторону заслуженных столиков. – Промолчат, а то как же. Я же говорю: высшие существа, сложная нервная деятельность. – Альф чокнулся с Никитой стаканчиком. – Дураков нет!
Ожидание тянулось столь же мучительно, как больничная физиопроцедура, на которой Никиту били в колено током. Наконец, неведомый машинист выдал протяжный гудок, и тут же на сцену взбежал человек в бежевом железнодорожном кителе с красным шевроном и какими-то медалями.
– Надо им ещё за ранения нашивать, – прокомментировал Альф, которого происходящее – после бутылки в одного – похоже, изрядно веселило.
Никита посматривал на него с завистью.
На сцене состоялся неловкий конферанс, похожий на тот, что всегда происходит на выпускных, проводах на пенсию и тому подобных бедах. Тётенька в платье с блёстками сквозь растянутый рот выбрасывала в зал плохие рифмованные строчки, а её дурковатый напарник в промежутках шутил одобренные педсоветом шуточки про молодёжь.
Сначала награждали за вклад в краевую журналистику. Дали коллективу «Красноярского рабочего».
– Нельзя обижать конспирологов от сохи, – прокомментировал Альф.
«За бесперебойное обеспечение населения края свежими новостями» получил зам губера по внутренней политике. Альф только хищно поулыбался.
Потом – лучшее издание из районов. Лучшая многотиражная газета. Зэ бэст тиви чэнэл. Наконец, блескучая женщина проклокотала:
– Лучший дебют!
– И эндшпиль! – выкрикнул Альф.
Дама-ведущая в притворном смущении потупила глаза, как будто хотела сказать: ну какой эндшпиль, не при всех же!
– Наш дебютант мал, да удал, – включился железнодорожный орденоносец. – Да вы сами на него посмотрите! Никита Назаров!
Альф похлопал Никиту по руке и что есть мочи засвистел.
Никита дёрнулся, вскочил, опомнился, что не надо бы излишне суетиться, пошёл медленно, потом ускорился.
– Герой расследовательской журналистики, между прочим! – неслось со сцены.
Пока поднимался, получил ещё два лишних похлопывания. Пожимание рук, пожимание, пожимание, обняли за плечи. Вот она, наградная тарелка. Вот микрофон.
Зал одобрительно, хоть и несколько тише, чем мечталось Никите, загудел.
Он поправил микрофон в стойке. Заслонился рукой от бьющего в лицо прожектора.
– Я тут ещё щенок по сравнению со многими, – сказал Никита и остановился, криво улыбаясь и отведя руку с растопыренной пятернёй в сторону – будто в желании продемонстрировать залу совсем короткую линию жизни.
Паровозные люди одобрительно загалдели, кто-то даже пару раз хлопнул. Никита в ответ покивал.
– Щенок, – повторил он, и вполне по-собачьи мотнул головой. – Два года в «Улице» гнал разную шнягу. Про ЗэЭс там, горсовет… Глубокий обход, Богучанка, газификация! Потом про «Мост»… ну, это я ещё сделаю. В общем, так себе, короче… Но про местные дела я кое-что знаю, да? Раз я лучший…
– Лучший! – экзальтированно завопили из зала.
– Вот, – согласился Никита. – Лучший, да? Тогда вот как лучший вам хочу пообещать… вот такой хрени, когда все лижутся в жопу и ебут друг другу голову, будто дела «Комитета» нет, будто прямо сейчас не пытаются сожрать ребят, будто у нас тут осталась какая-то журналистика, и нам только ордена друг другу вертеть… Вот этого всего не будет. Поняли?! – переспросил он у затихшего зала. – Вам кабзда!
Никита швырнул об пол наградную тарелку и под звон разлетающихся осколков ушёл со сцены.