Читать книгу Байки старого психиатра по-новому - Доктор Иваныч - Страница 7

Наконец-то установилось стабильное комфортное тепло. Теперь по улице можно не спеша идти, не страдая от пронизывающего ветра и сыплющего в лицо холодного дождя. Да, тепло – это, конечно же, хорошо, вот только есть одно удручающее «Но». Синоптики спрогнозировали, что предстоящее лето будет жарким, а главное – засушливым. Это значит, что о приличном урожае грибов нечего и мечтать. Ну а кроме того, огородным растениям тоже будет некомфортно, ведь они предпочитают дождевую воду. Хотя есть надежда на ошибочность этого прогноза.

У крыльца медицинского корпуса, с усталыми лицами, стояли коллеги из предыдущей смены.

– Всех приветствую! Как смена прошла? – поинтересовался я.

– Да ну её <нафиг> такую смену! – мрачно ответил фельдшер Матвеев. – Весь день и всю ночь без заездов катались. Ночью в два часа приехали, легли, минут через сорок нас подняли, а потом так до утра и гоняли.

– А на что в основном ездили-то?

– Да в основном на давление и головные боли. Обычно-то после двенадцати или часа они утихают и спать ложатся, а сегодня все как с цепи сорвались, до утра вызывали.

Не сразу заметил я, что молодая фельдшер Дарья Савельева стояла чуть в стороне от нас с заплаканным лицом, выражающим неизбывную тоску. В руке её была истлевшая до фильтра сигарета, про которую она забыла, поглощённая тяжкими думами.

– Даша, что случилось? Никогда я тебя не видел такой расстроенной, – обратился я к ней.

– В тюрьму меня посадят, Юрий Иваныч, – тихо сказала она.

– Да что такое произошло-то, Даша? С чего у тебя такой настрой?

– Ночью нас к пьяной женщине вызвали, она на улице валялась. Рядом какие-то алкаши были, и мы их попросили помочь в машину загрузить. Её сначала на мягкие носилки положили и на них надо было на каталку поднять. Ну короче, они промахнулись и уронили её прямо на асфальт. Она скорей всего головой ударилась. Потом всё-таки загрузили. Я начала её осматривать, а она вдруг задёргалась и умерла. Мы сразу давай её качать[3], но всё бесполезно. Увезли потом в «судебку».

– Ну нет, Даша, ты погоди расстраиваться. Во-первых, надо вскрытия дождаться. Кто знает, может она от чего-то другого умерла? А во-вторых, ведь не ты же лично её на каталку укладывала и не ты роняла.

– Да это понятно, но я же как старшая бригады должна была контролировать.

– Даша, бывают явления совершенно непредсказуемые. Какими бы мы ни были внимательными и правильными, но стечение обстоятельств оказывается сильнее нас. Ну а старший врач что сказал по этому поводу?

– Да примерно, что и вы.

– Ну вот видишь! Так что, Даша, не мучай себя! И вообще, жизнь прекрасна, удивительна! Если выпить предварительно…

Дашино лицо просветлело и на нём появилась лёгкая улыбка. И от этого у меня на душе потеплело.

Сделал я все положенные к смене приготовления и на конференцию пошёл. В конце своего доклада старший врач предыдущей смены раздражённо высказался:

– У нас сложилась катастрофическая ситуация с кардиографами. Аж восемь штук стоят на пункте в ожидании ремонта. Причём уже восьмой день. Некоторые фельдшерские бригады работали без них, а это, сами понимаете, грубейшее нарушение.

– Андрей Ильич, этот вопрос напрямую относится к вам! – обратился главный врач к главному фельдшеру. – Объясните, пожалуйста, во-первых, почему оперативно не проводится ремонт, а во-вторых, почему массово ломаются кардиографы? Мы же их только в прошлом году получили с новыми машинами.

– Игорь Геннадьевич, инженер по ремонту заболел.

– Слушайте, Андрей Ильич, по сути, идёт неисполнение контракта, но вы почему-то сидите на попе ровно! Что, во всей «Медтехнике» заболевший инженер единственный? Почему вы не обратились туда, чтоб решить вопрос с заменой мастера?

– Я звонил туда, но они сказали, что все заняты.

– Да это что за детский лепет, Андрей Ильич? Их надо не упрашивать их, а просто тупо ткнуть носом в контракт! Короче, сегодня вы должны этот вопрос решить. Ну а в чём причина поломок?

– Я думаю в неправильной эксплуатации и небрежном обращении. В основном у фельдшерских бригад они находятся в безобразном состоянии, с перекрученными проводами. А в итоге кабели отведения просто ломаются.

Тут вмешалась фельдшер Романова:

– Не знаю у кого как, а к нашему кардиографу мы бережно относимся, ничего там не перекручено. Но он всё равно сломался и начал всем одинаковые кардиограммы рисовать.

– Антонина Николаевна, там нет никакой поломки, – сказал Андрей Ильич. – Просто каким-то образом у него включился демо-режим. Сейчас пойдёмте вместе и я покажу, как он отключается.

Далее главный врач задал Андрею Ильичу вопрос на засыпку:

– А ещё мне непонятна такая штука, – продолжил тему главный. – Вы регулярно подаёте отчёты, в которых пишете, что кардиографов у нас завались. Если не ошибаюсь, то шестьдесят три. Так? Так. И вот тут самый интересный вопрос: почему при таком огромном количестве бригадам их не хватает? Ведь сломанных-то всего восемь, а не сорок восемь.

Тут Андрей Ильич покраснел и сбивчиво сказал:

– Ну тут как… Много на списание идёт, а ещё у всех спецбригад сразу по два. Я хотел позабирать, а они не отдают ни в какую.

– Короче говоря, Андрей Ильич, учёт техники вы как положено не ведёте. Поэтому будем проводить внеплановую инвентаризацию.

– Понял, – мрачно ответил он. – Но ведь всё дело в том, что нет у нас старшего фельдшера, ответственного за медтехнику. Наталья как уволилась в прошлом году, так на мне всё это и повисло.

– Ну а что делать, Андрей Ильич? – сказал главный. – Вакансия открыта, кадровики объявления давали. Не можем мы силой кого-то притащить на эту должность, сами понимаете. Вот как найдётся работник, так тут же вас освободим от этих обязанностей. А пока готовьтесь к инвентаризации, от неё уйти не получится. Всё, коллеги, если вопросов нет, то всем спасибо!

Андрей Ильич относится к той категории людей, которые, как бы ни старались, не в состоянии вести строгий учёт чего-либо. Потому как не дано это. По секрету скажу, что и ваш покорный слуга такой же. Если назначить меня на соответствующую должность, то я, сам того не желая, непременно устрою непреодолимую путаницу и завалю всю работу. Так что, не осуждаю я его.

После конференции вновь на улицу вышел, чтоб очередную дозу никотина принять. И тут же стал очевидцем внезапно вспыхнувшего конфликта. К стоявшему рядом со мной фельдшеру Антону Куликову вдруг подскочил водитель Николай Березин и весьма агрессивно стал предъявлять претензии:

– Ну ты чё, стукач, блин? <Нафига> ты меня вложил, а? Тебе за это премию, что ли, дадут?

– Да, я написал на тебя докладную, – спокойно ответил Антон. – Потому что ты уже достал. Лезешь туда, куда не надо.

– Тебе рожу, что ли, разбить? – не унимался Николай.

– Ну давай, попробуй, – флегматично сказал Антон, который был моложе, крепче и на голову выше своего оппонента.

– Да пошёл ты <нафиг>! – подвёл итог Николай и, махнув рукой, удалился быстрым шагом.

Моё до неприличия большое любопытство взяло верх, и я поинтересовался у Антона причиной столь замечательного диалога.

– Да он достал уже! Лезет в нашу работу, как будто он не водитель, а старший врач. Вчера вечером скандал устроил из-за того, что я детские вызовы беру.

– А его-то какое дело? – не понял я.

– Ха, какое! Он думает, что бригада, которая берёт детские вызовы, работает без заездов и без ночного отдыха.

– Это что за дурь?

– Дурь, конечно, но ведь ему ничего не докажешь. И это ещё не всё! Его величество очень недовольно, что якобы я слишком часто в стационары вожу. И это опять не всё. Потом он сделал вид, что сломался, и меня потом на другую машину пересадили.

– Ну, это уже все границы переходит! – возмутился я.

– Вот и я о том же, – согласился Антон. – Я ж не просто так докладную написал. А ещё он надоел своими байками про то, как в спецназе ГРУ служил. Из него спецназовец, как из меня президент России!

– О, эти байки он и мне в своё время рассказывал, – вспомнил я. – Уж до того договорился, что ему после ранения обе скуловые кости заменили на титановые.

– Ахаха! Юрий Иваныч, так он и мне это втирал! Ну неужели он сам не понимает, что со стороны по-идиотски выглядит?

– Нет, Антон, не понимает. Он же находится в плену у своих комплексов. Соврёт как-нибудь поцветистей, создаст сам себе иллюзию возвышения над окружающими, и на какое-то время полегче ему станет.

Вот и вызовок прилетел, первенец наш: боль в груди у женщины семидесяти двух лет.

Подъехали мы к ухоженному, добротному частному дому. Никто нас не встречал. Но мы люди не гордые, вошли в незапертую калитку. Во дворе к нам метнулась жутко свирепая дворняга. Свирепая до такой степени, что, поскуливая, замахала хвостом и разлеглась, подставив пузо. Не прошли мы мимо, погладили её, забавно причмокивающую от удовольствия.

В доме нас встретила женщина с извиняющейся улыбкой:

– Здравствуйте! Я вас к маме вызвала, у неё с сердцем плохо. Она мне позвонила, и я сразу приехала.

– Она лежачая, что ли? – спросил я.

– Нет, что вы! Она сама всё хозяйство ведёт и ходит везде.

Больная с крашеными тёмно-русыми короткими волосами и лицом без единой морщинки выглядела гораздо моложе своего возраста. Лежала она на диване и что-то читала в смартфоне.

– Здравствуйте, Екатерина Сергеевна! Что с вами случилось?

– Ой, да вы знаете, я и сама-то никак не разберусь. У меня такая боль, как будто от спины до груди кинжалом пронзают. Никак не пойму, то ли позвоночник болит, то ли грудь, то ли всё сразу.

В таких случаях всегда нужно начинать с записи ЭКГ. Лента выползла и решительно опровергла мой мрачный прогноз: не было там ничего угрожающего. А вот давление было высоковато: сто шестьдесят на девяносто. Выставил я дорсопатию грудного отдела позвоночника и ухудшение течения гипертонической болезни. Полечили мы Екатерину Сергеевну как положено и настоятельно порекомендовали посетить поликлинику. Уж хотели было распрощаться, но дочь обратилась ко мне:

– Доктор, подождите, пожалуйста. Дело в том, что она целыми днями пашет в огороде. Прямо как трактор! Ведь двенадцать соток – это не шутка! Но ей на своё здоровье наплевать. А главное, зачем это всё надо? Мы ей уже сто раз предлагали купить и овощей, и фруктов, и ягод! Картошки хоть десять мешков привезём!

Екатерина Сергеевна, терпеливо выслушав речь дочери, спокойно сказала:

– Люда, перестань. На эту тему я уже сто раз говорила: огород – это моя жизнь. Пока я в уме и в силах, буду им заниматься. Ну а потом, с чего ты решила, что я пашу на износ? Всю тяжёлую работу за меня сделали. Участок под картошку трактор вспахал, грядки – Миша Кузьмин мотоблоком. Вода есть, таскать её не надо. Где уж я перетрудилась-то? Так что, доктор, не беспокойтесь, не надо со мной воспитательные беседы проводить.

– Не буду, Екатерина Сергеевна, – ответил я. – Болезнь-то у нас с вами одинаковая: непреодолимая садово-огородная зависимость. Если меня лишить всех этих дел, то не знаю, что со мной будет. Наверное, тяжкая депрессия накроет.

– Приятно видеть родственную душу! – сказала она. – А у меня ведь как получилось-то? До пенсии я этими огородными делами почти и не занималась. Так, цветы посажу, зелени немножко, да и всё. Я всю жизнь школьным учителем проработала, математику преподавала. Считала, что не должна интеллигентная женщина в земле ковыряться. Да, вот такой дурой была. Всё делал мой муж покойный. И по дому, и на огороде, всё на нём было. Как вспомню, так проклинаю свою глупость…

– Нет, не надо так себя казнить. Что было, то прошло, и мы ничего изменить не в силах. Нужно жить настоящим. Ведь прошлого мы не воротим, будущее жутковатое и неопределённое. А потому, давайте будем держаться за настоящее. Ладно, Екатерина Сергеевна, пора нам ехать, а то начальство «ая-яй» сделает. Здоровья вам!

– Спасибо большое! Задержитесь на минутку, скажите свои данные, и я на вас благодарность напишу.

Свои данные мы скрывать не стали. Н-да, долго мы на этом вызове пробыли. А всему виной я, старый болтун, расселся и начал почём зря языком молотить.

Побаивался я, что замечание сделают, но ничего, всё обошлось. Вместо замечания вызов пульнули: болит живот и рвота у женщины пятидесяти восьми лет.

Открыл нам коренастый краснолицый мужчина. Он находился в той замечательной стадии алкогольного опьянения, когда настроение повышается до маниакальности и все проблемы кажутся ничтожно-мелкими.

– Здравствуйте, господа медики! – бодро поприветствовал он нас. – Я вас к жене вызвал. Она, дура этакая… Нет, это я любя, вы не думайте ничего такого! Я её больше жизни люблю! Короче, она салом объелась. Брат мой свиней держит, он у меня настоящий фермер…

– Извините, давайте-ка мы сразу к ней пройдём, и она сама нам всё расскажет, – решительно прервал я его монолог.

Больная лежала на кровати со страдальческим и почему-то испуганным выражением лица.

– Здравствуйте, что случилось?

– Живот сильно болит и ничего не помогает.

– Давно болит?

– С ночи. Я три раза пила <Название общеизвестного спазмолитика>. На полчаса поутихнет, а потом опять…

– А что вы ели-пили?

– Ой, да сала я вчера переела. Оно мягкое, нежное, очень вкусное, да ещё и с чесночком! Я большой кусище враз съела.

Тут в разговор встрял муж, нетерпеливо топтавшийся тут же:

– А я тебе говорил, не надо так обжираться! Не слушаешь ты меня, а зря! Ты же видишь, что всё по-моему выходит!

– Витя, да перестань ты уже, ради бога! – сказала она ему. – Ну зачем ты выпил, неужели перед людьми-то не стыдно?

– Нет, а чего мне стыдиться? Я что, валяюсь или безобразничаю? Я, между прочим, за тебя переживаю! – ответил муж и обиженно вышел.

Живот был мягкий, слегка вздутый, болезненный в проекции поджелудочной железы. Глюкоза крови высоковата: семь и восемь. При боли в животе мы обязаны делать кардиограмму, чтоб не пропустить абдоминальный инфаркт миокарда. Но в этот раз, ничего подобного не было. Ввели мы ей спазмолитик и в хирургию свезли. Муж, кстати, перестав обижаться, поехал сопровождать. И всю дорогу, не умолкая, засорял мозг моим парням.

Велено в сторону Центра двигаться. Но мало ли, что велено. Доехать однозначно не дадут, в самый-то наплыв вызовов. И точно: поехали на ДТП с пострадавшими.

Место происшествия находилось на одном из центральных проспектов с очень плотным движением транспорта. Сотрудники ГИБДД были уже на месте. Выяснилось, что один из автомобилей слишком резво выехал с второстепенной на главную и получил приличный удар в бочину от другого авто. Серьёзно пострадавших нигде не просматривалось, и это очень нас обрадовало. Пострадавшей оказалась молодая женщина, виновница ДТП, и мы сразу привели её в свою машину.

– Что вас беспокоит?

– Голова болит и шея.

– Они сами по себе заболели или из-за травмы?

– Ну конечно из-за травмы! Он же в меня въехал со всей дури!

– Тошноты, рвоты нет?

– Тошнит немного. А когда он в меня врезался, я вроде бы даже сознание потеряла.

– В больницу поедем?

– Нет, я потом сама приду. Вы, главное, у себя в документах всё зафиксируйте.

Пострадавшую я внимательно осмотрел, но никакой патологической неврологической симптоматики не углядел. Ретроградной амнезии не было, момент ДТП она помнила, хоть и сказала, что теряла сознание. Выставил я ей под вопросом закрытую черепно-мозговую травму и краниоцервикалгию. Нет, это не ругательство, а всего лишь боль в голове и шее. Ну а потом откланялись мы, отъехали подальше, и я отписал всё, что нужно. Всю документацию я всегда оформляю полностью сразу после вызова. Некоторые коллеги копят, а потом всё скопом отписывают по возвращении на Центр или подстанцию. Но я считаю это тратой лишнего времени. Ведь намного рациональней приехать с уже оформленными карточками, быстро сдать их на закрытие и почувствовать себя свободным человеком. До поры до времени, конечно.

Попросились было на обед, но диспетчер Надежда, видимо, посчитала, что мы ещё недостаточно проголодались, и дала вызов. И был он, к сожалению, самым что ни на есть профильным, от которого никак не отвертишься. В общем, ждал нас мужчина пятидесяти трёх лет, решивший с чего-то запсихозничать.

У подъезда «хрущёвки» нас встретила женщина:

– Здравствуйте, вот, пришлось вас вызвать. Брат совсем уже рехнулся. Допился до полного безумия, дурак дураком стал. Какую-то околесицу несёт, ничего не соображает.

– А вы вместе с ним живёте?

– Нет, я вот в этом доме живу, каждый день к нему прихожу, да бывает, что и не по одному разу. Но ему теперь постоянная нянька нужна, мало ли что он натворит. И ещё боюсь, что куда-нибудь уйдёт и потеряется, ведь с памятью-то у него совсем беда. Я каждый раз внушаю, чтоб не смел никуда уходить. К нему ещё бывшая жена и дочь приезжают. Ведь, казалось бы, развелись, разбежались, чужими людьми стали. А они всё равно навещают его. Ой, дай им бог здоровья!

– Давно ли он пьёт-то?

– Давно, очень давно, с молодости. Но раньше-то он держался. У него же высшее образование, инженером работал на электростанции. А потом пьянку на первое место поставил и всё потерял. Начал какими-то шабашками заниматься от запоя до запоя. Ой, что тут рассуждать, человек конченый, уже не исправишь и не вылечишь. Теперь у меня забота, как ему инвалидность оформить.

– Сегодня он выпивал?

– Нет, точно не выпивал. Я уж признаюсь вам честно, что приношу ему через день по чекушечке. Ему теперь много-то не надо, рюмки три выпьет и сразу в лёжку.

– А почему же вы нас именно сегодня вызвали? Ведь не сейчас же у него это началось.

– Потому что увидела, как он газовый вентиль отвёрткой ковыряет. Вот я и всполошилась. Вы же сами понимаете, что может случиться.

Больной, услышав щёлканье замка, вышел к нам в прихожую. На лице, покрытом красными пятнами, кустилась жиденькая растительность. Одет он был весьма оригинально: сверху – грязная голубая рубаха с коротким рукавом, а низ полностью обнажённый.

– Витя, да ты что делаешь? – возмутилась сестра. – Ты зачем штаны-то снял? Неужели не стыдно? Ну-ка, давай быстро надевай!

После того, как больной обрёл относительно пристойный вид, начали мы беседу беседовать.

– Ну что, Виктор Алексеич, рассказывайте, как себя чувствуете, есть ли жалобы?

– А как я себя чувствую? Нормально всё, я здоровый человек.

– Это хорошо. А где вы сейчас находитесь?

– Я вон из того дома сюда пришёл.

– То есть, это не ваша квартира?

– Не знаю, я потом разберусь.

– Виктор Алексеич, какое сегодня число?

– Десять двенадцать две тысячи одиннадцать.

– Понятно. А вот это кто стоит?

– Как кто, моя сеструха родная, Галина.

– А как зовут вашу дочь и бывшую жену?

– Да откуда я знаю! – раздражённо сказал он. – Я в Израиле десять лет под землёй жил!

– Ну и как вы туда попали?

– С Кольского полуострова. А до этого я в Нидерландах был.

– Ну и чем вы там занимались?

– Был лейтенантом госбезопасности. Почитайте газеты, там про меня всё написано.

– Виктор Алексеич, а в какой стране мы живём?

– В эсэсэре.

– А кто наш президент?

– Ельцин.

– Да почему же Ельцин-то?

– Как почему, он же генеральный секретарь компартии. Он мне тут как-то звонил, сказал, что я теперь генерал-лейтенант госбезопасности. А вообще, мы с ним часто перезваниваемся, разговариваем обо всём.

– О как! Ну что ж, поздравляю с присвоением нового звания!

– А у меня в швейцарском банке пять миллиардов долларов! – гордо сказал больной и расплылся в довольной улыбке.

– Счастливый вы человек, товарищ генерал-лейтенант! Но давайте-ка поедем в больницу, там отдохнёте от нелёгкой службы, подлечитесь.

– А куда, в Израиль, что ли?

– Нет, там, конечно, не Израиль, но тоже очень хорошо, вам понравится.

– Поехали!

Да, допился Виктор Алексеевич, можно сказать, до предела. Алкоголизм уже в третью стадию перешёл, которая, кстати сказать, не так часто встречается. В этой стадии больные деградируют, устойчивость к алкоголю снижается. Опьянение наступает от самой минимальной дозы. Да и пьют они уже не столько для удовольствия, сколько для устранения тяжкой абстиненции.

А ещё Виктор Алексеевич показал яркий Корсаковский синдром с характерными для него конфабуляциями, то есть ложными воспоминаниями. Всё, что улетучилось из памяти, больная психика заменила фантастической нелепицей. Здесь имеются в виду «путешествия» в Израиль, Нидерланды и Кольский полуостров. Ну и конечно же, «общение» с давно покойным Ельциным.

Прогноз здесь, конечно же, самый что ни на есть, мрачный. Нет, острота психотической симптоматики сгладится. Но о полном восстановлении нормальной психики даже и речи быть не может.

Вот и разрешили, наконец-то, обед. Поздновато уже, мою любимую выпечку уже скорей всего разобрали. Ладно, не смертельно это и для меня даже полезно. Стыдно признаться, но за зиму я живот отрастил и теперь проблемы с одеждой появились. Очень хочется специальной гимнастикой заняться, вот только лень проклятущая не позволяет.

Обеденного времени нам дали меньше часа, даже чай допить не успели. Вызвали нас на травмы руки и ноги у мужчины восьмидесяти трёх лет. Ждал он нас за городом в садоводческом товариществе. И вновь я обратил внимание на нерациональное использование бригад. Это товарищество располагается на территории третьей подстанции, там до него рукой подать. Но, несмотря ни на что, этот вызов нам пульнули. В итоге нам пришлось ехать с другого конца города. И само собой разумеется, что в двадцатиминутный норматив мы не уложились.

Встретила нас горько плачущая пожилая женщина:

– Ой, убился, убился он! – заполошно закричала она. – Да как же мне теперь без него-то?

– Так, погодите, он умер, что ли? – спросил я.

– Нет, да вы что такое говорите-то! Разбился он, в огороде лежит, встать не может! А мне-то его никак не поднять! Ведь говорила ему, не пей ты в такую жару! Но он ведь не слушает, пошёл в гости к соседке и там выпил.

– Тогда успокойтесь, пожалуйста! Что ж вы его как покойника оплакиваете?

Подъехали к участку и сразу увидели лежавшего между грядок полного пожилого мужчину с блестящей лысиной. К счастью, был он в сознании и, судя по всему, раскисать не собирался.

– Здравствуйте, Павел Виталич! Что с вами приключилось?

– Да вон за лопату запнулся и сразу рухнул. Плечо и нога болят, спасу нет! Пробовал встать и ничего не получилось. Маша! – обратился он к супруге. – Иди возьми у Анжелы бутылочку, мне надо сто грамм выпить, чтоб боль убрать.

– Ага, щ-щ-щас, разбежалась! Надоела твоя чёртова Анжела хуже грыжи! Если бы ты с ней не пил, то ничего бы и не было! Уже изуродовал сам себя, так нет, неймётся, ещё хочет! До старости дожил, а ума нет!

– Нет, Павел Виталич, выпивку нужно будет отложить на неопределённо долгий срок. Мы вам сейчас хорошее обезболивающее сделаем, – сказал я.

После осмотра всё стало ясно как божий день: вывих левого плечевого сустава и под вопросом повреждение связок левого голеностопа. После оказания помощи свезли мы Павла Витальевича в травмпункт.

Следующим вызовом был психоз у мужчины сорока четырёх лет.

Подъехали к «хрущёвке». Домофон в нужной нам квартире не работал, а потому пришлось долго и нудно звонить соседям. Не менее чем с десятой попытки нас всё-таки пустили.

На третьем этаже в приоткрытую дверь выглянула пожилая женщина и спросила:

– Вы в семьдесят девятую, что ли?

– Да, туда. А как вы догадались?

– А чего тут догадываться? Сегодня этот дурак по подъезду бегал, орал как бешеный. Наверное, до белой горячки допился. Они же всех измучили, никакой управы на них нет! Мы уж коллективную жалобу в милицию подавали. Ну и что толку? Они как безобразничали, так и продолжают.

Грубо сделанная металлическая дверь в квартиру была не заперта. Но тем не менее, сразу заходить мы не стали, а сперва громко постучали. И вышли к нам, аки три богатыря, три хорошо поддатых профессиональных алкоголика непонятного возраста.

– «Скорую» вызывали? – без лишних слов спросил я.

– Да, вызывали, но сейчас уже ничего не надо. Просто Кирюха с похмелуги малость почудил, а потом выпил и всё прошло! – объяснил один из господ.

– Я не понял, мы вам мальчики на побегушках, что ли? – грозно спросил фельдшер Герман. – Если «скорая» больше не нужна, значит, нужно позвонить и отменить вызов! Короче, если ещё раз вызовете, то лечить вас будем не мы, а экипаж полиции!

Следующий вызов был к мужчине шестидесяти лет, который был без сознания и возможно умер.

Приехали к четырёхэтажному дому старой постройки, квартиры в котором сплошь коммунальные.

В прихожей нас встретил молодой мужчина и, щедро обдавая нас перегарными миазмами, сказал:

– Чёт я вообще не пойму, спит он или умер. Вообще ни на что не реагирует.

– А он вам кем приходится?

– Сосед, вот такой человек! – показал он большой палец.

Мужчина, одетый лишь в цветастые «семейники», сидел на диване, широко расставив ноги. Но когда я его осмотрел, то выяснилось, что это не мужчина, а его тр*п. Признаки биологической смерти были абсолютно достоверными: положительный симптом Белоглазова и начавшееся с жевательных мышц тр*пное окоченение. А это означало, что реанимация не имела никакого смысла.

– Он чем-то болел? – спросил я.

– Болел, но я не знаю чем. Он говорил, что дышать тяжело и ноги болят.

– Выпивал?

– Ну да, как все.

Не понимаю я, что значит «как все». Один вообще не пьёт, другой как в бездонную яму в себя заливает, третий лишь по праздникам позволяет. Но обобщение и вычисление среднего значения здесь совершенно бессмысленны. Нет, разумеется, не стал я вслух высказывать свои соображения. Вместо этого разъяснил я соседу его дальнейшие действия и отчалили мы восвояси.

Времечко стремительно к окончанию смены движется. Сейчас, наверное, ещё вызовок дадут и потом всё на этом. И точно, дали: головная боль у женщины тридцати одного года. А дожидалась она в спецприёмнике для административно арестованных. Ну что ж, наверное, сотруднице поплохело.

Но оказалось, что никакая она не сотрудница, а административно арестованная автомобилистка. Суд наградил её пятью сутками отдыха на полном гособеспечении за пьяную езду и злостное неповиновение гаишникам.

Приятная внешне, без косметики на бледноватом лице, она смотрела на нас словно обиженный ребёнок.

– Что случилось? – спросил я.

– Ой, вы знаете, мне совсем-совсем плохо! У меня такое чувство, что я сознание потеряю! – весьма бодро ответила она.

– А в чём выражается это «плохо»?

– У меня голова очень болит и кружится, руки стали какие-то ватные, ничего не чувствуют. Может, у меня инсульт?

Добросовестно осмотрел я её, но совершенно ничего ужасного не углядел. Патологической неврологической симптоматики не было. При покалываниях она непроизвольно отдёргивала руки, а значит чувствительность никуда не пропадала. Давление самое замечательное – сто двадцать на восемьдесят. Уровень глюкозы отличный. Сатурация прекрасная.

Сказал ей обо всём, но отсутствие тяжёлых болезней её весьма опечалило. Дали мы ан***гин, г***цин и на этом распрощались. Понятно, что хотелось ей как можно скорей на волю вырваться. Но ничего, потерпит, ведь пять суток это не пять лет.

Вот и всё, закончилась моя смена. Как и всегда в последнее время, получилась она весьма интенсивной, вызовы шли как по конвейеру, почти беспрерывно. И теперь как фантастика вспоминаются былые счастливые времена, когда на непрофильные вызовы нас направляли редко.

А на следующий день, разумеется, была поездка на дачу. В лес я опять не пошёл, потому что наступило безгрибье. Для меня это не трагедия, а вот друг Фёдор крайне огорчился и помрачнел. Шутка ли, ведь накрылся грибной бизнес, прекратилась алкогольная вольница. Нет, супруга-то его финансирует, но скудновато, душа от этого не возрадуется. Но я, по мере возможности, выручаю друга, причём в строгой тайне от его Евгении Васильевны.

В этот раз Фёдор пришёл к нам с утра и был весьма мрачноват. Оказалось, что он уже опохмелился, но душа требовала праздника. В этот раз моя супруга зверствовать не стала и пригласила к нам его с Евгенией Васильевной. Сказала, что, мол, с утра пить – это моветон, а вот вечерком посидим.

И, как всегда, замечательно мы посидели, безо всяких излишеств и непотребств. Супруги наши очень любят, как мы с Фёдором в два голоса поём «Ой, то не вечер» и «Лучину». Вот мы их и уважили. В общем, хороший получился вечер, душевный.