Читать книгу Влюбленный скрипач (сборник) - Доктор Нонна - Страница 4

Весна выдалась ранняя и жаркая, как будто не в Ленинграде над стылой Балтикой, а в какой-нибудь Астрахани. На улице еще ничего, а в транспорте вздохнуть нечем. Женя специально поехала последней электричкой, чтоб попрохладнее и без толпы. Репино хоть и числится частью Ленинграда, а на самом деле – край географии.

В Репино жил дядя Жени. Не то двоюродный, не то троюродный, она и видела-то его только на бабушкиных похоронах. Когда позвонила незнакомая женщина с сообщением о дядиной смерти, Женя даже не сразу сообразила: что за дядя, при чем тут Репино? Но потом решила на похороны все-таки съездить: какой-никакой, а родственник, последний родной человек.

Последний? А как же Саша? Он-то – родной?

Всю зиму Женя пыталась взглянуть на мужа прежними глазами, но – не получалось. Ее по-прежнему тянуло к Саше, по-прежнему от его прикосновений и даже просто от взглядов внутри начинал пылать жаркий костер. Но теперь в этом пламени была не только радость, но и боль. Так что возможности съездить в Репино – ну пусть хотя бы и на поминки – она даже обрадовалась.

Похороны устроил трест, где дядя раньше работал. Народу собралось совсем немного: трое бывших сослуживцев да несколько соседей. Оказалось, что комната, где дядя жил, тоже трестовская, и надо бы ее побыстрее освободить. Соседи споро разобрали немудрящий дядин скарб, Жене как единственной родственнице досталась библиотека. И неплохая. Вся русская классика: Достоевский, трое Толстых, Куприн, Чехов – и среди них почему-то Гюго и Джек Лондон. Забрать все сразу было, конечно, совершенно невозможно. Женя взяла только десятитомник Пушкина. Соседка Галя – та, что звонила Жене, – согласилась подержать остальные книги у себя. После недолгих поминок Галя предлагала переночевать у нее – не в комнате же покойника, – но Женя, представив душный, битком набитый вагон, решила вдруг ехать последней электричкой: посвободнее и не так жарко. И Саша обрадуется – он-то думает, что она только завтра к обеду вернется.

Женя глядела в темное стекло, и ей хотелось плакать. Сейчас маленькому было бы уже… Нет, нельзя об этом думать. Нельзя. Нель-зя, нель-зя, нель-зя, выстукивали колеса. Наверное, новая беременность, новая надежда помогла бы забыть и эти страшные роды в чужой прихожей, и белого ангела с трагически склоненной головой, и постоянную сосущую пустоту внутри. Но, хотя в больнице и заверяли, что никаких последствий, что можно еще десятерых родить, – все никак, ну никак не получается. Может быть, сегодня? Саша, должно быть, спит уже, но…

На лестнице, как водится, было темно, Женя еле нащупала замочную скважину. Тихонько прокралась в комнату, пристроила в угол сетку с книгами, почти не дыша, разделась и скользнула под одеяло. Ну вот, опять на весь диван развалился!

– Саш, подви… – она осеклась, дыхание перехватило от тяжелого, терпкого запаха. Женя вскочила и не глядя ударила по выключателю…

«Муж неожиданно возвращается из командировки», – горько подумала она, вспомнив классический анекдотный сюжет. Ну, не муж и не из командировки, но… Господи, за что?!

Анька-певица, мгновенно натянув валявшееся на полу черное шелковое кимоно с драконами и прижав к груди туфли, выскочила за дверь. Саша как сел в разоренной постели, так и сидел китайским болванчиком, уставившись на жену остановившимися глазами.

– Ты тоже убирайся!

– Я… Женечка… Я сейчас все… – он запинался на каждом слове.

– Да-да, ты все сейчас объяснишь, а я все неправильно поняла, – сухо прервала его Женя. – Вы тут искусство обсуждали, да? Например, последнюю постановку в Мариинском. Я сказала – убирайся.

– Куда же я… – лепетал Саша. – Ночь ведь.

– Куда хочешь. Хочешь – к артистке своей, хочешь – к черту лысому.

Захлопнув за мужем дверь, она опустилась прямо на пол – садиться на разоренный диван было мерзко – и разрыдалась наконец.

Саша пытался просить прощения до самого суда, караулил Женю под дверью или сам заходил в квартиру – замки она так и не поменяла. Однажды, когда на город рухнула бурная майская гроза, даже остался ночевать. И ночь была такой же бурной и ослепительной, как гроза за окном.

Утром Женя плакала в ванной, вспоминая Валину присказку: спать с ним хорошо – просыпаться плохо. Почему, ну почему нельзя все забыть, чтобы все было, как раньше?

На суде Саша опять умолял его простить, пожилая судья, чем-то похожая на ту заведующую из ЗАГСа, вздыхала и сочувственно качала головой. Но Женя как закаменела.

Выйдя из прохладного вестибюля в раскаленный, полный летучего пуха июньский город, она почувствовала неожиданную дурноту. Господи, неужели?

– Женя, нельзя же так, я же только тебя люблю! – догнавший ее Саша забежал вперед, преграждая дорогу.

Она посмотрела «сквозь» него, бросила равнодушно «отстань» и пошла по тополиным сугробам, легонько улыбаясь своим мыслям: Валька скажет, что я сумасшедшая, ну и пусть!

Валя ждала ее дома, наготовив вкусностей, среди которых важно возвышались две бутылки: пузатая коньячная и рядом высокая, темно-зеленая, с серебряной головой – шампанское. А что? Развод – это вам не фунт изюму, надо же отметить свободу. Ну, или отвлечься, если грустно станет.

Женя отщипнула семги, отломила кусок пирога, но, когда соседка начала обдирать серебряную фольгу, покачала головой – мол, мне не нужно.

Валя ахнула:

– Женька, ты – что? Беременная?

Женя молча пожала плечами и улыбнулась. Ей было удивительно светло. Июнь, белые ночи – хорошо! Как будто она все это время жила за полярным кругом, в долгой-долгой темноте, и вдруг – никакой темноты! Белая ночь!

– Ты с ума сошла! Да когда ж он успел-то, паразит?! Или ты его, кобеля, снова простить собралась?

Женя покачала головой, даже руками помахала – нет, мол, не собралась и не соберусь.

– А может, оно и лучше, – неожиданно согласилась соседка. – Мужики что? Мужиков на твой век хватит, вон какая красавица, еще набегут. А вот родить тебе надо.

– Только бы девочка! – мечтательно протянула Женя.

– Это уж точно!