Читать книгу По зову сердца - Домна Токмина - Страница 5

Из своих троих детей, Антонина Николаевна любила только среднюю дочку Любочку, невысокую голубоглазую блондинку, чем – то напоминающую болонку. Она была такая же манерная как мать, изображая из себя интеллигентку в десятом поколении и намекая на дворянские корни. Хотя Антонина Николаевна не раз неосторожно проговаривалась, что в их генеалогическом древе не было даже дворянского сучка за все существование рода.

Любочка была замужем за человеком из элитной семьи, поэтому считала нужным соответствовать статусу. Со своим мужем Герой и сыном Вавой они проживали в трехкомнатной квартире, доставшейся ее мужу от родителей.

– Пойдем со мной, посмотришь как Герка с Любкой живут, – предложила Наташка, они едут на море, меня заставили собаку кормить и цветы поливать в их отсутствие.

Навстречу гостям выскочила маленькая черная собачка с кривыми ножками, которая при движении все время тряслась.

– Привет, Кнопа, – попыталась погладить ее Наташка, отчего собака с рычанием отпрыгнула в сторону.

Накануне Наталья рассказывала про это чудовище, и Нина представляла собаку размером с волкодава. Однако внимание сразу привлекли стеллажи с книгами, при виде которых у Нинки потекли слюнки: многих авторов не было даже в библиотеках. И потом любительница чтения поняла почему: на всех книгах стояли библиотечные штампы. Есть такая категория читателей, которые втираются в доверие к библиотекарю. Они регулярно посещают библиотеку, создавая имидж добросовестного читателя, а сами в это время крадут ценные книги или попросту их не возвращают. Кандидат наук по геологии был из их числа. Заметив интерес к книгам, библиоман с гордостью заметил:

– Еще мой папа начал собирать библиотеку.

– Проще сказать-тырить государственные книги, – подумала Нина.

– Мой папа был выдающимся человеком, – начал ни с того ни с сего Гера, хотя гостьям это было совершенно не интересно. – Он работал в органах НКВД, ему часто давали ответственное задание. Я помню, что даже дома он не снимал браслет с руки, к которой был прикреплен чемодан с секретными документами. Так и передвигался по квартире: в одной руке документы, в другой пистолет. Прежде, чем войти в туалет он оглядывался по сторонам и только тогда входил, оценив обстановку профессиональным взглядом.

Своим ехидным умом Нинка сразу подумала:

– Видно, папе не сильно приспичило, если процедура проникновения в сортир занимала столько времени.

Но неожиданно вдруг озвучила свою мысль и полюбопытствовала:

– Как же сотрудник органов снимал при этом штаны, если руки были заняты?

Вопрос очевидцу исторических событий не понравился и он, буравя Наташку своими маленькими черными глазками, произнес наказ:

– С этой девочкой не дружи, она плохому тебя научит.

Племянница в знак согласия чуть ли не приседала в реверансах. Но, выйдя на улицу, высказалась:

– Теперь видела, какое это чмо-бабкин любимый зять?

Нинка понимала, что в ней говорит ревность, потому что Антонина Николаевна игнорировала Наташкиного отца. Но больше всего бабуся любила своего рыжего лохматого кота Маркиза. Кот был избалованный и вредный. Наташка постоянно ходила с оцарапанными руками. К тому же кот имел привычку оставлять на ее одежде свою шерсть, отчего от Наташки исходил кошачий запах.

– Он меня достал! – как-то возмутилась она, – утром пойдешь со мной на речку.

Нина не поняла зачем так рано ее потянуло купаться, на улице уже пригревало весеннее солнце, но вода в реке была еще холодная. Она встретила подругу в условленном месте. В руках у Наташки был мешок, из которого доносилось мяуканье.

– Если трусишь, то можешь идти домой, – с обычным сарказмом заявила подруга.

Нинкино сердце разрывалось от жалости к коту. Но опасалась обвинения в трусости и, как следствие, – разрыв дружбы. Она видела решимость Наташки и никакие уговоры на нее повлиять не могли. Если приятельница что-то вбивала себе в голову, то шла до конца, достигая цели. Время на размышление не было. Наталья швырнула в Иртыш шевелящейся мешок. Нина весь день не могла успокоить свою совесть. Но пока терзалась сомнениями, кот добрался до дома.

Этот случай дал трещину в отношениях. Может быть, Нина повзрослела и по- иному стала смотреть на некоторые вещи. Как раз в этот момент класс расформировали на «французов, немцев и англичан», чтобы было проще преподавателям иностранных языков, они с Наташкой оказались в разных классах. Нина изучала английский, а она-немецкий. Постепенно общение сошло на нет. Вскоре снесли барак и Антонине Николаевне дали однокомнатную квартиру, куда и переехала Наташка.

На улице, где жили сестры, названной в честь революционера Михаэлиса, стоял частный дом с небольшим палисадником. Там проживал местный поэт Чистяков. Дети частенько гурьбой носились по территории, играя в казаков-разбойников, догонялки, прятки, краски. Игра краски заключалась в том, что все участники выбирали себе разные цвета, затем появлялся участник игры, который пытался угадать нужную краску. Он произносил слова: «Я монах, в синих штанах, красной рубахе пришел за краской», – и называл цвет. Та краска, чей цвет назывался убегала от монаха, и он ее стремился поймать. Все эти игры сопровождались криками, эмоциями.

В этот момент выходила из домика женщина и просила:

– Дети, тише! Миша творит!

Ребята не знали кто такой Миша, но очень ему завидовали. Если бы они чего-нибудь натворили, то в лучшем случае постояли бы в углу, в худшем-получили ремнем в зависимости от педагогических методов воспитания своими родителями.

После этого мечта стать писательницей завладела Ниной. Она стала писать обо всем что приходило на ум. Когда решила, что окончательно состоялась как творец, отправила рассказ о героическом прошлом в журнал. Ответ не поленился прислать главный редактор. В письме говорилось, что у нее хороший слог, но мало жизненного опыта. В ту пору жизненный опыт составлял двенадцать лет, поэтому такую критику в свой адрес Нина не перенесла. Обиделась и сочинительством не занималась до определенного времени.

В отличие от сестры, которая любила окружать себя толпой у Нины никогда не было много друзей одновременно. Обычно она выбирала себе одну подругу, а когда отношения себя исчерпывали, общалась с другой.

В общем, после Наташки близкой подружки у Нинки не было. Хотя дружить с ней желающих было много, некоторые просто навязывались в друзья. Им нравился юмор, начитанность. Она знала огромное количество анекдотов и смешных случаев из жизни, своей и знакомых. Но как любому самодостаточному человеку, ей интереснее было пообщаться с книгой, чем тратить время на людей, которые неинтересны.

Лиля Голованова, староста класса, сочиняла стихи и почему-то жертвой выбрала именно Нину. Когда они из школы возвращались по домам она, подражая Белле Ахмадуллиной, завывая, читала свои творения.

– Лилька, ну найди себе благодарного слушателя, – уговаривала одноклассница её, – зачем тебе моя ехидная критика? Я ничего не понимаю тем более в поэзии.

– Мне твое мнение очень важно, – не соглашалась она, – ты у меня как цензор, я потом исправляю, совершенствуюсь и собираюсь отправить стихи в журнал «Юность».

Но Нина больше общалась с Ольгой Емец. У девочек даже дни рождения были через день. Оля- очень серьезная, ответственно относилась к своим домашним обязанностям и к учебе. Жила она с матерью недалеко от дома Нины в тесной однокомнатной квартире. Посреди маленькой комнатки стоял шкаф, разделявший ее на две зоны, имитируя отдельные спальни. Ее родители находились в разводе. Ольгина мать Нинке не нравилась. Похоже, и сама девочка не соответствовала эталону подруги для её дочери.

На внешность мамаша была довольно приятная, но не слишком умная. Она очень любила читать мораль, добивая нравоучительными примерами из личной жизни. Нина запомнила одну ее воспитательную лекцию о том, что девочки должны быть скромными. А приведенный пример добродетели убил.

– Одна девушка собиралась замуж. Через несколько дней должна была состояться свадьба. Стояла осень. Жених и невеста гуляли по лесу, и вдруг девушке захотелось в туалет. Она незаметно отошла от жениха, но когда возвратилась, то заметила по выражению его лица, что тот все слышал. С горя девушка повесилась, – проникновенным голосом как будто сама присутствовала при этом конфузе рассказывала Ольгина маман.

– Зачем? – удивилась Нинка такому шекспировскому концу драмы.

– Вот! Как можно с такими моральными устоями мечтать о романтической любви! – воскликнула она, – тебе всего четырнадцать лет, а ты такая циничная!

– Не знаю, – возразила Нинка, – но я бы не повесилась. Это, какие же звуки издавала невеста, если жених пришел в изумление?

После этого разговора Ольге с подругой общаться запретили. Но девочки все равно разговаривали в классе, выгуливали собак на пустыре. Чаще всего обсуждали прочитанное. Обе любили произведения Александра Грина, Джека Лондона, Теодора Драйзера. Единственно в чем расходились их вкусы – это в музыке. Ольга могла часами слушать классику, а Нину спокойная музыка раздражала- ей нравился рок. Но подруги никогда свои вкусы не навязывали друг другу. Летом Нинка подбивала Ольгу сбегать искупаться на речку. Несмотря на запрет, подруга ускользала из дома пока родительница была на работе.

Порой девочки видели её мамашу с дядей Валей, невысоким худеньким очкариком. Нинка долго не могла понять, почему Ольга так его называет, если он даже не родственник. Видимо, и она стала над этим вопросом задумываться. Поэтому меньше приводила примеры добродетели и девичьей скромности, которыми ежедневно пичкала ее домашний эталон благодати и непорочности- её мама.

На уборку урожая в добровольно-принудительном порядке отправляли студентов и работающую молодежь в совхозы. Такая честь выпала и на Нинкину долю. Была возможность заработать. К тому же- это был неоценимый жизненный опыт.

Впервые забросили на самолете под названинм «кукурузник», который трясло так, что хотелось без парашюта выпрыгнуть и самостоятельно приземлиться посреди бескрайних степей. Ближайшая деревня от пункта выброски находилась в пятидесяти километрах. Так что изоляция была полная и сбежать никакой возможности не было.

Жили в длинном деревянном бараке с земляным полом и спали на нарах.

Кормили настолько отвратительно, что мужчины-водители устроили забастовку и не вышли на работу. Приехала комиссия из Алма-Аты в лице пяти хорошо откормленных партийных работников, несмотря на палящее солнце одетых в костюмы и при галстуках. Вытирая ручьем льющийся из-под шляпы пот, переговоры начал, по всей видимости, главный:

– Товарищи, вы понимаете, что это неслыханное дело. Здесь вам не заграница-хочу работаю, не хочу-бастую?

– Но на Западе, скорее всего, работников хотя бы кормят как положено, а не тухлятиной, – отвечали рабочие.

– Сразу видно, что «Правду» вы не читаете! Иначе бы знали, что там голодают, – нашел он лазейку как выкрутиться из данной ситуации.

– Нас другие не интересуют. Однако по вам не скажешь, что с голоду пухнете, – не унимались водители.

– А вот оскорблять не надо, мы при исполнении, – брызжа слюной, завопил представитель.

– Так исполняйте как положено. Сами-то тяжелей портфеля ничего не носите. Ни одного не видно во время страды, на чужих горбах себе карьеру делаете, – разозлились бастующие.

В поддержку главного вступил хор подчиненных.

– Но вы понимаете, что забастовки у нас запрещены и за это можете оказаться на лесоповале – там гораздо труднее.

– Не надо нам угрожать! – вцепился в галстук парламентера один из водителей, – с нами лес валить будешь за то, что глаза закрываешь на нарушения. Или тоже с председателем совхоза в доле? Высчитывают с нас деньги будто в ресторане питаемся, а сами падалью кормят. Как только товарищ Брежнев получит нашу жалобу…

– Зачем вы туда написали? Мы могли бы мирно решить вопрос, – стал заикаться переговорщик.

– Я знаю как решить проблему мирным путем, – раздался голос молчавшего до этого балагура Юры.

– Как? – заинтересовалась комиссия.

– Надька, тащи свои фирменные блюда! – позвал миротворец повариху.

– Что вы собираетесь сделать? – побледнел от посетившей его догадки начальник.

– Гостей положено хлебом-солью встречать. Так что накормим вас тем, что сами едим.

В помещении витал такой запах, что подлетая к тарелке, мухи падали в обморок.

– Спасибо, мы не голодны и, к тому же торопимся, – замахал пухлыми ручками товарищ.

Но забастовщики окружили гостей тесным кольцом.

Со слезами на глазах ели приглашенные к столу, фирменный борщ из пропавшей лошади. На второе блюдо организм отреагировал у всех одинаково: на ходу расстегивая ремни на штанах, бросились в поисках туалета.

– Может быть добавочки? – крикнул им в догонку Юрий под дружный хохот друзей.

Опасаясь дальнейших истязаний, комиссия отбыла не прощаясь. Еда для водителей стала чуть получше, для остальных ничего не изменилось.

Хуже отсутствия нормальной пищи стало неимение возможности помыться.

Рядом не было ни реки, ни бани. Жара стояла изнуряющая, работа пыльная. И если парней это устраивало-они без стеснения раздевались до трусов и мылись под умывальником, то у девушек такой возможности не было. К тому же вода на вес золота. Неподалеку Нина днем присмотрела арык и твердо решила, когда стемнеет, отправится и искупается. Вода оказалась теплая, только глинистая. Нинка из арыка еле выбралась: настолько скользкие края и зацепиться было не за что. Народ еще не спал как она надеялась, а пребывал в бдении. Увидев чистюлю, все разом замолчали. Мелькнула мысль, что позавидовали ее сообразительности искупаться в арыке.