Читать книгу Стелла Роуз / Stella Rose - Дон Нигро - Страница 2

Действующие лица:

СТЕЛЛА РОУЗ

ЭРМА РОУЗ, ее старшая сестра

МЭРИ АННОРА ДЖЕКСОН РОУЗ, их мать

ХЬЮ ГАМИЛЬТОН (для родных ГАММИ) РОУЗ – их отец

Декорация:

Восточная часть Огайо осенью 1927 г., когда СТЕЛЛЕ 19 лет, различные времена в предыдущие десять лет или около того. Все места и времена сосуществуют в единой декорации, которая включает круглый кухонный стол с четырьмя деревянными стульями у авансцены слева, диван в глубине слева от центра, туалетный столик в глубине справа от центра, кровать справа от центра, под углом, изножьем в сторону левой части авансцены, справа от кровати деревянное кресло-качалка, деревянная скамья справа у авансцены, которая служит и местами в кинотеатре в начале пьесы и скамьей на переднем крыльце. Время и пространство подвижны, актеры перемещаются легко, всегда в образе, из одной части сцены в другую, выходят и приходят откуда хотят, нет ни стен, ни дверей, в свет и из света, из одного времени в другое. Действие спектакля непрерывное, никаких пауз между картинами и изменений декорации.

СТЕЛЛА что-то вспоминает из своей жизни, из детства, более недавние события, что-то выдумывает. Эти воспоминания и выдумки легко сливаются воедино, как сон. Во фрагментах из детства она вспоминает, что говорило ее детское «я». Если изменения в голосе и манере есть, то очень тонкие, не бросающиеся в глаза, всегда пропущенные через взрослого человека. Мы видим не ребенка, а взрослого, озвучивающего детские воспоминания.

Есть моменты между картинами и в них, когда СТЕЛЛА говорит не с кем-то из персонажей, а сама с собой, и когда она говорит с собой, на самом деле она говорит с нами, воображаемыми зрителями у себя в голове. Я отмечаю эти моменты с тем, чтобы у актрисы не возникало сомнений, к кому она обращается. Есть также моменты, когда другие слышат, что она говорит себе, и отвечают, словно обращается она к нем. Очень важно, что все это должно восприниматься, как сон в голове СТЕЛЛЫ. Движение спектакля – часть спектакля.

Песня «Покружи меня в вальсе, Вилли/ Waltz Me Around Again, Willie», написана Уиллом Д. Коббом и Реном Шилдсом в 1906 г.

(На пианино негромко играют мелодию «Покружи меня в вальсе, Вилли». Свет падает на СТЕЛЛУ РОУЗ, ей 19 лет, она сидит на скамье у авансцены справа, в кино. Мерцающие тени немого фильма бегают по ее лицу, когда она смотрит на нас. Мы – тот фильм. Год 1927, хотя мы можем видеть происходящее в последние десять лет или около того).

СТЕЛЛА. Маленькой девочкой я часто ходила в кино с моей старшей сестрой Эрмой.

ЭРМА (появляется из глубины сцены по центру, с попкорном. Мы видим ЭРМУ, какой она была десятью годами раньше, в нынешнем возрасте СТЕЛЛЫ). Стелла? Где ты? Не вижу тебя в темноте.

СТЕЛЛА. Иди сюда.

ЭРМА (идет к СТЕЛЛЕ по воображаемому проходу. Обращается к невидимой зрительнице). Нечего мне шикать, женщина. Шикайте себе. О-о-о-о-о! (Подпрыгивает). Убери руку, матрос, а не то отрублю.

СТЕЛЛА. Иногда мы с моей сестрой Эрмой представляли себе, будто живем в своем фильме, даже с нарисованными интертитрами, которые вставлялись экране между кадрами, чтобы объяснить повороты сюжета или что говорят актеры.

ЭРМА (садится рядом со СТЕЛЛОЙ). Этот матрос ухватил меня за зад. Мне следовало вернуться и врезать ему по яйцам. (Поворачивается к невидимому матросу). Извращенец.

СТЕЛЛА. И в повседневной жизни я представляла себе, что все идет в соответствии с этими киношными интертитрами. «Стелла, бедная, но честная девочка, подвергается в школе грубым насмешкам мальчишек, ее называют индианкой». Или: «Эрму, красавицу сестру Стеллы, какой-то матрос прихватил за зад в кинотеатре «Рокси», и она мстит ему, врезав по яйцам». Или: «Эрма плачет, глядя, как ее ненаглядный жених Бадди уезжает на поезде, чтобы сражаться с немцами».

ЭРМА. Стелла, Джон Барримор не напоминает тебе моего Бадди?

СТЕЛЛА (увлеченная фильмом). Какого Бадди?

ЭРМА. Бадди. Моего Бадди.

СТЕЛЛА. Твоего Бадди?

ЭРМА. Да, не тупи. Ты не думаешь, что Джон Барримор выглядит, как мой Бадди?

СТЕЛЛА. Что ж, у них по два уха.

ЭРМА. Я серьезно, Стелла.

СТЕЛЛА. Вообще-то, Эрма, для меня Бадди выглядит, как чуть похудевший Толстяк Арбакл.

ЭРМА. Ладно, Стелла Роуз. Просто подожди. Подожди, пока ты в кого-нибудь влюбишься, а я начну его высмеивать.

СТЕЛЛА. Жду с нетерпением.

ЭРМА. И этот разговор еще состоится, мисс Острячка. Вот увидишь.

СТЕЛЛА (обращаясь к зрителям). Полагаю, мои дети найдут это письмо в моей шкатулке с драгоценностями после моей смерти и зададутся вопросом, а кем были все эти люди?

ЭРМА. Я буду преследовать тебя, как призрак из дома ужасов.

СТЕЛЛА. Каждая смерть – это послание, учила меня сестра, когда мне было девять лет.

(МЭРИ АННАРА, их мать, выходит из левой кулисы, начинает чистить картофель за кухонным столом).

МЭРИ АННАРА. Стелла, или сюда, сладенькая, и помоги маме почистить картофель.

СТЕЛЛА. Как и каждая жизнь, этому учила меня моя мама.

(Идет, чтобы помочь матери, тогда как ЭРМА остается на скамье, смотрит фильм).

МЭРИ АННАРА. Мальчики скоро вернутся домой, и если не будет картошки на столе, маленькая девочка, они могут съесть тебя. Ты такая сочная, такая крепенькая и красивая, поэтому, если не будешь настороже, эти мальчишки заглотят тебя целиком.

СТЕЛЛА (садится с матерью за стол, смеется). Не съедят меня эти мальчишки, мама.

МЭРИ АННАРА. Стелла, самое важное для девочки – постоянно помнить, что мальчишки – как собаки. Они съедят все.

СТЕЛЛА (чистит картофель). Моя мама родилась Мэри Аннорой Джексон, в округе Хэнкок Западной Виргинии, и все мальчишки в школе говорили, что она – индианка, хотя не выглядела она такой индианкой, как я. Мама больше напоминала женщину, которая жила в башмаке, и детей у нее было так много, что не вспомнила бы она все их имена, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

МЭРИ АННАРА (пытаясь вспомнить имена детей). Брейди, Харлоу, Берт, Миртл, Лотти, Этель, Олив, Харлоу…

СТЕЛЛА. Харлоу ты уже говорила.

МЭРИ АННАРА. Да, но Харлоу звали двоих.

СТЕЛЛА. НЕ могло быть двух Харлоу.

МЭРИ АННАРА. Да, сладенькая, был Брейди Харлоу и Харлоу Малверн. Мы звали Брейди Харлоу, когда он был маленьким мальчиком, но он забаррикадировался в сортире и не выходил, пока мы не перестали называть его Харлоу, а мне очень хотелось отлить, вот мы и стали называть его Брейди, но мне всегда нравилось имя Харлоу, поэтому, когда появился Малверн, мы звали его Харлоу, но он не желал на него отзываться, так что нам пришлось называть его Малверн. И Берт не отзывался на Харлоу, так что мы звали его Берт. И про Миртл мне не напоминай, потому что первое имя Перл – первое имя Миртл, но я оставила Миртл. Миртл.

СТЕЛЛА. Миртл ты уже говорила.

МЭРИ АННАРА. Да, но я имела в виду Перл. А теперь я должна начать все сначала. Брейди и Малверн, Велма и Харлоу… Подожди, кого я теперь пропустила?

СТЕЛЛА. Во-первых, ты пропустила меня.

МЭРИ АННАРА. Тебя я не пропустила, тыквочка. До тебя я еще не добралась. Никто никогда тебя не пропустит. Я знаю всех своих детей, просто, когда пытаюсь пересчитать их подряд, как куриц, всегда оказывается лишний человек в снегу.

СТЕЛЛА. Лишний человек, мама? О чем ты говоришь?

МЭРИ АННАРА. Я видела это в одном из журналов «Нэшнл джеографик», которые приносит твой отец, чтобы пялиться на этих полинезийских женщин. Эти исследователи Северного или Южного полюса, или какого-то еще, они шли по снегу и пытались сосчитать всех, кто еще не замерз до смерти, но ошибались. Всегда у них в снегу оказывался лишний человек. Так и у меня с моими детьми. Я вас всех очень люблю, но когда пытаюсь вспомнить, кто есть кто, не могу сосчитать правильно. И это очень меня тревожит.

СТЕЛЛА. Моя мама всегда боится переписчика населения. Хотя любит компанию. Как только переписчик заходит на эту кухню, она его не отпускает.

МЭРИ АННАРА. Нам нужно так много записать. Он приходит только раз в десять лет.

СТЕЛЛА. Нельзя его винить, мама. От твоих разговоров у него отваливаются уши.

МЭРИ АННАРА. Не отваливаются у него уши.

СТЕЛЛА. Брейди говорил, что в 1910 году увидел, как у переписчика отвалилось ухо и упало в яблочный соус.

МЭРИ АННАРА. Брейди – мальчик, сладенькая. Мальчики скажут, что угодно. Я только что тебе это говорила.

СТЕЛЛА. Ты говорила, мальчики едят, что угодно.

МЭРИ АННАРА. Они скажут, что угодно, и съедят, что угодно. Вырежи этот черный глазок, милая. Если твоему отцу попадется черный глазок в его пюре, он будет говорить об этом до самого Армагеддона, так громко, что такого не услышишь и в старой немецкой опере, где орут все эти толстяки. И раз речь зашла о том, что меня бесит, где твоя сестра Эрма? Сидит в сортире и читает эти киножурналы? Или закрылась в спальне и пишет письма этому тупому Бадди? Ну до чего глупая девчонка. Никаких обязанностей.

ЭРМА (идет в глубь сцены, чтобы плюхнуться на кровать с киножурналом). Какой прекрасный фильм. Все, как в жизни, только конец хороший. И этот Джон Барримор так похож на Бадди, что они смогли бы сыграть корсиканских братьев, клянусь. И у Бадди бы получилось. У него все получается. Готова спорить, Бадди вернется с кучей медалей за подвиги во Франции. Готова на это поспорить.

СТЕЛЛА (обращается к зрителям). Иногда я смотрю в зеркало и пытаюсь увидеть девушку-индианку. Отчасти Джексон или Хафф не знаю, кто это был, где-то среди предков мамы. Я смотрю в глаза девушки в зеркале и иногда думаю, что вижу, как она смотрит на меня. Девушка-индианка. Я видела, как она смотрела на меня из зеркала в тот день, когда я нашла разбрызганную по обоям кровь.

МЭРИ АННОРА. Я люблю розы на обоях, потому что все мои дети – розы, каждый из них. Да только мальчики получились более удобренные, некоторые из них еще и с насекомыми.

ЭРМА. Он красивее Джона Барримора, и более храбрый.

СТЕЛЛА. Мама?

МЭРИ АННОРА. Да, сладенькая?

СТЕЛЛА. Ты индианка?

МЭРИ АННОРА. Кто?

СТЕЛЛА. Эти Расселлы в школе говорят: «Стелла, твоя мама – индианка». Это так, мама?

МЭРИ АННОРА. Ох, сладенькая, я всегда боялась, что придет такой день. Эти дьявольские мальчишки Расселлы каким-то образом раскрыли мой ужасный секрет. Я скажу тебе правду, если хочешь. Но ты должна поклясться, что, скорее, умрешь, чем расскажешь об этом хоть одной живой душе. Правда в том, сладенькая, что я родилась в Пенджабе. Когда была маленькой девочкой, у меня был слон. Мы называли его Харлоу, но он предпочитал кличку Миртл, не знаю, почему. Он был очень хороший слон, но мы не могли позволить себе арахис, а от бобов его пучило, и он постоянно наступал на твою тетю Берту, поэтому нас пришлось его пристрелить.

СТЕЛЛА. Не индуска, мама. Они сказали, что ты была индианкой, как гуроны или делавэры. А если ты индианка, то я тоже. Я – индианка, мама?

МЭРИ АННОРА. Господи, сладенькая, я не знаю. Я думаю, может, моя мама что-то такое говорила, а может, твой дедушка Роберт. Я действительно не помню. Я все еще потаюсь понять, сколько у меня детей.

СТЕЛЛА. Может, мне спросить у дедушки Роберта?

МЭРИ АННОРА. На твоем месте я бы не тревожила дедушку Роберта. Твой дедушка Роберт не помнит, куда кладет свои вставные зубы, и уж точно не скажет, кто забрался в чей вигвам сто лет тому назад. Но, сладенькая, знаешь, если бы я была индианкой, я бы этим гордилась, это точно. Не потому, что быть индианкой лучше или хуже, чем быть какой-то другой женщиной, но если ты индианка – будь ею, никогда этого не стесняйся и постарайся простить невежественных, вроде мальчишек Расселлов, вот что я об этом думаю.

СТЕЛЛА. Но я не знаю, кто я, мама.

МЭРИ АННОРА. Разумеется, ты знаешь. Ты – самая умная, самая красивая девушка в Браш-Крик. Вот кто ты.

СТЕЛЛА. Нет, это не я. Ну, возможно. И все-таки…

МЭРИ АННОРА. Почему, по-твоему, эти Расселлы постоянно крутятся вокруг тебя. Индейцы тут не причем, сладенькая. Поверь мне.

СТЕЛЛА. Но если я им нравлюсь, почему они так ужасно по мне относятся?

МЭРИ АННОРА. Потому что они – мальчишки, сладенькая. И мальчишки не совсем люди. Но когда они начинают вести себя мило, сразу насторожись. Я позволила твоему отцу быть со мной милым, и посмотри, к чему это привело. Я сижу на кухне со всей этой картошкой, пытаюсь сосчитать своих детей и мне так недостает моего слона.

СТЕЛЛА. Мама, ты хотела иметь всех этих детей.

МЭРИ АННОРА. Нет, сладенькая, я хотела обезьян, но мне они не достались.

СТЕЛЛА. Ты не хотела обезьян.

МЭРИ АННОРА. Я всегда хотела обезьян. С обезьянами весело, а бананы не такие и дорогие, и я думала, что обезьяны могут есть, зацепившись ногами за люстру, так что мне не придется мыть много посуды. Но твой отец сказал, Мэри Аннора, не хочу я в моем доме никаких обезьян, обезьяны слишком умны, что не идет им на пользу, так что вместо них у нас будут дети. Все, за исключением Олив, которая отчасти обезьяна, потому что очень ловко спускается по водосточной трубе.

ГАММИ (появляется из глубины сцены по центру, в носках, башмаки несет в руке). Мэри Аннора, а где у нас сапожный крем?