Читать книгу Мельница / The Windmill - Дон Нигро - Страница 6

(Тиканье часов, скрип, как выясняется, колес кресла-каталки ГАЛЛА, когда он выкатывается на сцену. Свет зажигается в его кабинете. 1888 г. ГАЛЛ старый, перенес инсульт. РАФФИНГ, молодой полицейский офицер, который пришел, чтобы к нему за консультацией).

ДОКТОР ГАЛЛ. Я вас знаю. Вы – тот молодой человек, который помогал инспектору Абберлайну при расследовании в Ковент-Гардене. Я давал экспертные показания. В чем выступал экспертом, уже не припомню. Импровизировал на ходу. Половину времени сам не очень понимал, что говорю. Слава Богу, большинство людей такие глупые, что им без разницы. Раффлс, правильно?

РАФФИНГ. Раффинг.

ДОКТОР ГАЛЛ. Значит, не расслышал. Как поживает инспектор Абберлайн?

РАФФИНГ. Все у него в порядке, сэр.

ДОКТОР ГАЛЛ. Хороший он человек, Абберлайн. Очень любит свою собаку. Так жаль, что у меня больше нет собаки. Старина Шустрик. Следовало сделать его чучело. Лучше бы коротать время с ним, чем с моей женой. Вы по-прежнему работаете с Абберлайном?

РАФФИНГ. Очень часто, сэр. Да, работаю.

ДОКТОР ГАЛЛ. Я в некотором недоумении. Почему он прислал вас? Я уверен, ему хорошо известно, что я больше не консультирую Скотланд-Ярд по медицинским вопросам.

РАФФИНГ. Вообще-то, сэр. Инспектор Абберлайн меня к вам не посылал.

ДОКТОР ГАЛЛ. Да? Тогда почему вы здесь? Подхватили дурную болезнь? Чертовы проститутки. Никогда не знаешь, кто был с ней до тебя.

РАФФИНГ. Я здесь, потому что мое руководство настоятельно попросило меня заниматься исключительно своими делами.

ДОКТОР ГАЛЛ. По-моему, прекрасный совет. Почему вы ему не следуете? Почему пришли ко мне, решительным образом пренебрегая указаниями вашего руководства?

РАФФИНГ. Потому что, помогая в некоторых расследованиях, я начал подозревать, что вы располагаете важной информацией и, возможно, вовлечены в одну историю с серьезными последствиями. Криминальную историю.

ДОКТОР ГАЛЛ. Поппикок[7]. И кто это, поппикок? Поппи с членом? Поппикоки поют? И какой звук издает поющий поппикок? А как долго у него стоит член? Но я отвлекся. Если вы верите, что я каким-то боком втянут в криминальную историю, тогда или вы получили совершенно ложную информацию, или куда больший дурак, чем я предполагал. Дело в том, что после моего апоплексического удара я не знаю ничего или почти ничего насчет того, что имеет хоть какие-то последствия. Я принимаю моих самых давних пациентов, которые привыкли ко мне и не пойдут к кому-то еще. Полагаю, им просто хочется, чтобы за их неуклонным разложением присматривал давний друг, но настоящую медицину я какое-то время не практикую.

РАФФИНГ. Тогда, возможно, вы сможете сказать мне, что вы делали в Уайтчепеле ранним утром 30 сентября?

ДОКТОР ГАЛЛ. В Уайтчепеле? Да что я мог делать в Уайтчепеле? Мои пациенты – богатые люди, сынок. Вы думаете, в Уайтчепеле есть богатые люди?

РАФФИНГ. Я уверен, у вас есть как минимум один пациент, который в последнее время часто бывал в Уайтчепеле, сэр Уильям. И я уверен, что мы оба знаем, кто этот пациент.

(Пауза. ГАЛЛ смотрит на него).

ДОКТОР ГАЛЛ. До этого момента у меня складывалось впечатление, что вы – умный и способный молодой человек с многообещающим будущим, и я знаю, что инспектор Абберлайн придерживается такого же мнения, иначе он бы не привлекал столь молодого парня, как вы, к таким важным расследованиям. Не в его это правилах. И вы должны понимать, что одного слова такого достопочтенного старикана, как я, вполне хватит для того, чтобы порушить ваши перспективы. И однако вам хватает дерзости, чтобы прийти в мой дом, нарушив приказ руководства, и намекать на какую-то мою вовлеченность в эти жестокие убийства в Уайтчепеле.

РАФФИНГ. Насчет убийств я ничего не говорил, сэр.

(Пауза).

ДОКТОР ГАЛЛ. По моему разумению, этот разговор закончен.

РАФФИНГ. Я не собираюсь вас оскорблять. Я уважаю ваши прошлые достижения. И я не хочу ставить под удар мои перспективы. У меня жена и ребенок, которых нужно кормить и одевать. Но у меня есть основания опасаться, что и другие невинные люди будут принесены в жертву, если я не доведу это расследование до конца.

ДОКТОР ГАЛЛ. Невинные люди? Какие невинные люди? Вы действительно верите, что существуют невинные человеческие существа? Это что-то из ряда вон.

РАФФИНГ. Сэр, я не верю, что вы сознательно причинили какой-то вред. Но я уверен, что вы были в Уайтчепеле в ночь тридцатого сентября, и ваше присутствие там связано с двумя убийцами, которые были совершены той ночью и, возможно, с двумя более ранними убийствами. В этом вопросе я полагаюсь на вашу добрую волю. И прошу помощи.

(Пауза. Тиканье часов).

ДОКТОР ГАЛЛ. По ходу моего быстро прогрессирующего старения я взялся за изучение буддистских заповедей. Вы знаете буддистские заповеди? Четыре священные истины. Жизнь – это страдание. Страдание вызывается желанием. Исключи желание, и ты исключишь страдание. Четверную я забыл. Вроде бы, в ней говорится о том, что нужно делать, чтобы исключить желание, но я всегда теряюсь в этом восьмеричном пути, который на самом деле, к сожалению, скорее, лабиринт. Как и в жизни, всегда есть проблема с концовкой. Послушайте меня. Вы – очень молодой человек, а я – очень старый человек, и через год в это время, скорее всего, стану очень мертвым человеком. Практикуя медицину, я научился только одному: человеческая жизнь – ничто. Она приходит случайно. Она уходит случайно. Если мир не забирает у нас жизнь, мы расстаемся с ней сами, так или иначе. И большая часть нашего страдания вызвана тем, что мы задаем слишком много чертовски глупых вопросов. Если умирает королева, это трагедия, потому что королева больше, чем человек. Она – символ. Олицетворяет порядок, безопасность, дом и много прочего мусора в головах людей, все, что вызывает у них ложное чувство уверенности в завтрашнем дне, которое позволяет им жить. Если умирает проститутка, Бог даже не мигнет в своем гробу. Вы – молодой, вот и думаете, что правда имеет значение, как и жизнь, и каждое человеческое существо обладает внутренней ценностью. Да, конечно, в теории, вероятно, так оно и есть, но когда вы увидите столько же совершенно бессмысленного страдания и унижения, сколько довелось увидеть мне, вы осознаете, что истина, она другая: ни одна жизнь никакой значимости в себе не несет. Скажем, для меня сейчас важно только: сумею ли я избежать самопроизвольного опорожнения кишечника за обеденным столом. Я воняю. Жизнь воняет. Бог воняет. Мы – всего лишь гниющая плоть. Нам это не нравится, но так оно и есть. И с этом ничего не поделаешь.

РАФФИНГ. Не могу поверить, что вас не волнует очевидный факт: этот человек убьет вновь.

ДОКТОР ГАЛЛ. Этот человек, этот гипотетический человек, имени которого мы сознательно не называем, на данный момент находится под постоянным наблюдением, или находился бы, если бы существовал, но на самом деле его, естественно, не существует. Заверяю вас, ни одной проститутке более не угрожает опасность со стороны этого целиком воображаемого человека. А если опасность кому и грозит, так это вам.

РАФФИНГ. Это угроза?

ДОКТОР ГАЛЛ. На определенном уровне власти нет необходимости прибегать к угрозам. Я лишь предполагаю, что тот, кто игнорирует пожелания руководства и продолжает расследование, не имея на это право, скорее всего, закончит жизнь с внутренностями, вываленными на грязную брусчатку какого-нибудь забытого богом двора в Уайтчепеле. Хорошенько подумайте над тем, что я вам сейчас говорю. В этой жизни есть вещи поважнее, чем предотвращение убийства нескольких проституток.

РАФФИНГ. Может, и есть, но мне на ум ничего не приходит.

ДОКТОР ГАЛЛ. Ваши жена и ребенок. В этой вселенной невинные жертвы – обычное дело.

РАФФИНГ. Вот до чего вы дошли? Угрожаете семье сотрудника полиции?

(Пауза. ГАЛЛ смотрит на него. Потом вздыхает).

ДОКТОР ГАЛЛ. Такой упрямый. И настолько запутавшийся. Будда предлагает, если я правильно понимаю, признать, что сансара и нирвана – одно и то же место. То, что вокруг нас, здесь и сейчас, и есть вечность. Это небеса. Или, скорее, это – ничто, ибо великая награда, на самом деле, полностью исчезнуть из существования, потому что полное исчезновение – единственный способ прекратить страдания. В конце лабиринта восьмеричного пути на последнем шаге к последней из четырех священных истин мы открываем странным образом знакомую дверь и вновь оказываемся в Розовом саду, из которого начали свой путь, и осознаем, что это ничто, чем всегда и было. А теперь прошу меня извинить. Я должен попытаться, и надеюсь, мне это удастся, с минимальной потерей достоинства опорожнить мочевой пузырь. Sic transit gloria. Так проходит мирская слава. Желаю вам долгой жизни в состоянии глубокого и блаженного невежества, прерванной внезапным и абсолютным небытием. Из уважения к вашей жене и ребенку я пойду на незаслуженную вами поблажку и не пришлю счет за потраченное на вас время.

(ДОКТОР ГАЛЛ укатывается в кресле, колеса громко скрипят.

РАФФИНГ стоит, на лице написана тревога, свет меркнет и гаснет полностью).