Читать книгу Я выхожу на сцену - Дора Люблинская - Страница 1

Оглавление

Дора Люблинская

“Я выхожу на сцену”


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Анна Петровна Бравая – маститая актриса, 70 лет.

Василий Аполлонович Крапивин – её муж, режиссёр.

Степанида Степановна Пронина – директор театра, ровесница Бравой.

Ульрих "Урик" – её внук, рабочий сцены.

Софья Абрамова – молодая актриса.

Борис Борисович Угрюмов – главный режиссёр театра.

Юлия Стойлина – его любовница.

Витя – друг Урика, рабочий сцены.


Действие первое

Пустая сцена. Один стул.


Явление первое

Урик и Витя.


Урик и Витя выходят из-за кулис. Смотрят по сторонам.


Витя. Ну, и где она, твоя Джульетта?

Урик. Она ещё не пришла.

Витя. Тогда какого лешего мы тут потеряли?

Урик. Я хочу её удивить.

Витя. Пока удивился только я. Долго нам её придётся ждать?

Урик. Не знаю. Минут десять.

Витя. Десять минут прекрасно. Вот только бы эти два слова не превратились для нас с тобой в кошмар на яву. Знаешь, когда черта невозрата останется позади? Когда "десять минут" поставят на повтор. И они будут звучать снова и снова. Снова и снова. (Женским голосом) Дорогой, ещё десять минуточек… Мне нужно всего минут десять… Как прошёл уже час? … Ну, подожди ещё десять минут, тебе что сложно что ли? (Грустно) Ещё никто не возвращался после таких "десяти минут". Только вперёд ногами, или прямиком в дом с мягкими стенами.

Урик. Митюнька, потерпи ещё немного, ради меня.

Витя. Ради тебя? Ну, я не знаю. У меня есть десять минут, чтобы подумать?

Урик. Ха, не дождёшься. Предупреждён, значит вооружен. Хочешь вместо этого я тебе расскажу историю гримёрки, которая для нас с Софкой стала местом тайных встреч и свиданий?

Витя. Огласите весь список, пожалуйста!

Урик. Не хочу хвастаться, но я как актёр любитель, могу всё и за всех. Чего тебе больше хочет? Сказку тебе рассказать, спеть арию Ленского, станцевать чечётку? Лишь бы только ты, мой милый друг, провёл минуты вынужденного ожидания не прибегнув к скуке.

Витя. Скромнее надо быть молодой человек. Скромнее.

Урик. Митюнька, давай начнём уже хоть чем-то себя занимать. Часики-то тикают.


Витя садится на стул.


Витя. Давай Урик, валяй, рассказывай свою легенду. Только не увлекайся особо. Иногда десять минут это и правда, десять минут.

Урик. Я постараюсь покороче.

Витя. Куда же ты денешься? Конечно, ты постараешься. Только у тебя, как всегда, ничего из этого не выйдет. Ладно, рассказывай, если что я сам тебя остановлю. Погоди минуту. (Закидывает ногу на ногу) Я готов.


Урик встаёт у края сцены с противоположной стороны от Вити. Во время его рассказа на сцене появляются герои и инсценируют его слова, это могут быть, как персонажи уже задействованные в пьесе, так и новые лица.


Урик. Всё началось одним осенним вечером. И он, по всем канонам художественных произведений, был не похож на остальные. С самого утра ожидалась гроза, но никто не мог сказать о характере её появления. Только вечером всё разрешилось. В зале провинциального театра шла премьера. Шла она медленно, маленькими шажками, огибая уголок души каждого зрителя. Она проникала в тела и оставляла там свои заметные следы. Что это была за пьеса, уже никто и не вспомнит, но девушку на подмостках им не забыть никогда. Она будто и не играла на сцене, она жила. Нет! Она творила. Создавала вокруг себя мир, написанный на бумаге, да так ловко, что кто-нибудь из зрителей час от часу подскакивал с места, веря, что происходящее на сцене чистая правда. Они верили, что девушке больно, что её, по-настоящему истязают своими словами окружавшие её на подмостках люди. Они ненавидели их так же сильно, как её боготворили. Как сказал один классик: "Ничто не вечно под луной". И по завершению первого акта, под громогласные аплодисменты, она – объект всеобщего восхищения, уставшая и измождённая, отправилась в свою одиночную гримёрную. "Браво! Бис!" – кричал восторженный зал, а она уже закрыла за собой дверь, что означало, на сцену она больше не вернётся. В комнате, наедине с собой магия оставила её бренное тело, и в зеркале отражалось уже не чудо природы, а обычная привлекательная, но очень грустная девушка двадцати с лишним лет. Она плакала, а тот кто появился за её спиной, при этом не воспользовавшись дверью, улыбался. Его улыбка сразу сменилась гневом, как только ОН осознал, что его радость не взаимна. ОН: "Неблагодарная! Я тебе мечту в жизнь, а ты мне слёзы в вино! Что тебе ещё надо, чтобы ты полностью была счастлива? Разве люди тебе не проверили? Разве они не узрели театр во всём его великолепии? Объясни мне, где я ошибся? Что я сделал не так? Я всё исправлю. Ты должна быть счастлива, чтобы, когда я пришёл за тобой, ты воспротивилась бы самой смерти". Она: "Я и представить себе не могла, что подъём на сцене приведёт к краху в душе. Я теперь не я, и мне незачем жить". ОН: "Вздор! Ты доиграешь свою роль. Таков был уговор. Ты его подписала собственной кровью. Если хоть один его пункт будет не выполнен, верховные силы его аннулируют, и твоя душа будет принадлежать кому угодно, но только не мне. Я не привык отступать. Когда я чего-то хочу, я это получаю. Сейчас же возвращайся на сцену, и доиграй этот проклятый спектакль до конца!" Она бросилась ему в ноги, ОН от неожиданности отпрянул назад: "Вы дьявол! Зачем вы меня истязаете? Моя душа ваша, и я не прошу её обратно. Забирайте! Всё забирайте! И сердце, и это никчёмное тело! Только прошу вас хватит. Я получила своё. Вы мне показали, что единственная ценность на земле – сохранить в себе человека. Вы этого не хотели, но каждое живое существо и само в состоянии домыслить значение тех или иных поступков и слов. Я поняла, что человек это не его оболочка: нос, глаза, губы. Человек это его душа. Получая желаемое не своим трудом, при помощи тёмных сил и хождению по трупам, мы теряем свою человечность.

"Кто начал злом, для прочности итога

Всё снова призывает зло в подмогу".

Так написал Шекспир. И я ступила на тот путь, который должен был быть мной сожжён до последней травинки. И теперь, играя на сцене, я олицетворяю всё худшее, что есть на свете. Ложь и обман. Я заплачу сполна за свой мерзкий поступок, но свернув на полпути часть моей души, навсегда останется со мной. Она останется чистой от вселенского зла. Это меня не спасёт, но так я буду чиста перед собой. И я буду молиться, даже в преисподней, чтобы люди верили в исправление, и чтобы они во мраке тёмных сил, могли отыскать свет добра, и выйти к нему. Таков мой сказ. Моя душа ваша, даже если обратное будет говорить наша с вами сделка, запечатанная в слова на бумаге. Всё моё нутро жаждет наказания. Помните, вы вернули Орфею его любовь. Моя просьба по сравнению с его пыль на дороге. Даруйте мне смерть во имя искупления моего греха. Так надо". По его щеке стекла одна единственная слеза. ОН поднял девушку с колен, и всмотрелся в её лицо: "Дитя, как много столетий я шёл в неведении, наугад. Я шёл к тебе. Твоя душа она больше не принадлежит мне. Ей не суждено варится в адской похлёбке, подогреваемой вечным огнём. Она отправиться на суд… это слово запрещено произносить осквернённым губам. Я отправлю тебя на Небеса. Сократ мне друг, но истина дороже. Одну твою благородную душу я не променяю на сто тысяч душ самых отъявленных грешников. Вера в то, что земля место не только грехопадений, но и возвышений к свету впервые посетила мою голову. Лети, дитя, Ангелы возвещены и ждут твоего прихода".


Молчание. Витя встаёт и пожимает Урику руку.


Витя. Да, дружище, ты прирождённый артист. Как только у тебя всё это в голове умещается? Я бы даже те две стихотворные строчки не запомнил, а ты вон как!

Урик. Можешь сказать из какого они произведения?

Витя. Насмешил. Кто же не знает Шекспира?

Урик. Чудак. Если бы я сам тебе об этом не сказал, ты бы и не ответил. Ладно с Шекспиром! Я спросил из какого произведения эти строки?

Витя (После паузы). Гамлет?

Урик. Попробуешь ещё?

Витя. Я тебе не гадалка. Говори сам. Хотя мне это совсем не интересно. Откуда они?

Урик. Из Макбета. Это название строго воспрещается произносить в театрах. Считается, что оно несёт в себе какой-то тайный смысл. Наверное, оттого эта роль так важна для меня. Как и гримёрная, в которую я начал ходить чаще, чем к себе домой.

Витя. Вот хорошо, что ты сам вернулся к этому вопросу. Про что ты мне только что рассказал? В чём смысл твоей сказки? В том, что профессиональная актриса даже самого чёрта способна обмануть? Или в том, что все актрисы чисты и непорочны? Вот уж чистый вздор!

Урик. Ни один из стериотипов закрепившихся за той или иной профессией не может быть на сто процентов верным… Ты разве сам не понимаешь смысл этой истории?


Витя отрицательно качает головой.


Урик. Каждой актрисе нужен собственный чёрт.

Витя. Старый.

Урик. Почему сразу старый. Может и молодой.

Витя. Молодой! Ага, разбежался. Молодой чёрт, в особенности начинающей актрисе, ничего не сможет дать, если правда этот чёрт не родился у чёрта с V.I.P – видом на жительство. Тогда да, ещё может что и получится.

Урик. Чушь же говоришь! Молодой чёрт, обладающий пониманием таланта своей актрисы, сможет мир бросить к её ногам.

Витя. Не сможет.

Урик. Сможет.

Соня (из-за кулис). Хорошо, Борис Борисович, я обязательно зайду к вам после обеда.

Витя. Иди, молодой чёрт. Удивляй свою актрису.

Урик. Сможет.


Урик уходит.


Витя. Не сможет. Рога коротки. Точнее их ещё во младенчестве бабушка подточила. Вот уж кто точно истинное создание преисподней.


Витя уходит.


Действие второе


Гримёрная комната театра на одного человека. Шкаф, диван, трель-яж, стул, настенный светильник, разбросанная по полу театральная бутафория и прочий мусор. От всего веет старинной, кроме све-жевыкрашенного голубого шкафа в ромашку. Мигает лампочка.


Перед гримёрной комнатой небольшое пространство. Ковровая дорож-ка, два кресла, круглый чайный столик, и ваза с цветами.


Явление первое

Урик и Соня вбегают в гримёрную.


Веселятся. Урик прыгает на диван, и тут же с криком подскакивает. Соня встревожено подбегает к нему.


Соня. Урик, что случилось?

Урик. Лучшая часть меня была задета колкостями этого дивана. Я буду счастлив Софочка, если ты меня пожалеешь. И поверь, рано или поздно, поздно или рано, судьба щедро отблагодарит тебя за все совершённые тобой добрые дела.

Соня. Смешной ты, Урик. Я добра не потому, что жду награды, а потому что мечтаю сделать этот мир чуточку лучше, начав с себя.

Урик. Безусловно, я и сам того же мнения о тебе. (Рассматривает Соню) Порой, меня просто удивляет, как у человека разумного мог родиться столь идеальный ребёнок. Не в обиду будет сказано остальным моим сопланетникам, просто ни один из живших, и ныне живущих, не может с тобою сравниться. Ты, душа моя, ангел. Не мстительная, сердобольная, красивая, умная, щедрая…

Соня. Урик замолчи, или я уйду.

Урик. А главное, скромная. (Ласково) Не уходи, Софьюшка, ты меня пожалеть обещалась.

Соня. Не обещалась. Но я всегда готова разделить с тобой твою боль, мой миленький Урик. Скажи, куда тебя диван кольнул?

Урик (смущённо). Там сзади…. Не так уж и важно. Я держу равнение на твою добродетель и всё ему прощаю.


Соня расстёгивает комбинезон Урика, поднимает футболку, целует спину.


Соня. Здесь?

Урик. Чуть ниже.

Соня (целует). Здесь?

Урик. Почти.

Соня (целует). Вот тут?

Урик. Софочка, твои поцелуи так нежны и легки… Вот только ни один из них не пришёлся на больное место.

Соня. Я спрашивала, где болит, ты ответил сзади. Скажи, где именно, я поцелую это место, и всё пройдёт.

Урик. Тогда футболку можешь опустить. (Застенчиво) И всё же, Софа, мне как-то не по себе. Место, надо полагать, очень уж деликатное.

Соня. Урик, я хочу тебе помочь. Доверься мне.

Урик. Как знаешь.


Урик начинает стягивать с себя комбинезон, Соня испуганно останавливает его.


Соня. Да, ты прав место очень деликатное. Поболит и перестанет.

Урик. Я говорил.

Соня. Говорить и намекать ни одно и тоже.

Урик. Софа, в обществе прекрасных дам, мы, твердолобые мужланы, боимся не то, что слова, звука лишнего издать. Нам очень важно стать для вас, любимых наших женщин, приятной компанией, чтобы вам хотелось продолжить с нами общение, а не уйти, сделав красивый реверанс.

Соня. Болтун! Приятная компания та, что имеет представления о рамках приличия.

Урик (с ухмылкой). Этого у нас, у рабочего класса, хоть отбавляй. Приличия-то. Мы же на золоте едим, и бумажными рублями руки вытираем, как салфетками.

Соня. Паясничаешь?

Урик. Фу, это слово совершенно тебе не идёт. Забудь о нём скорее, если не хочешь лишиться звания Мисс совершенство.

Соня. Ульрих Поликарпович…

Урик (серьёзно). Попрошу без оскорблений. Тоже мне, Ульрих Поликарпович! Терпеть не могу эти два слова. Бабушка даже моего настоящего отца не знала, за что она дала мне такое никудышное отчество? Когда на меня официально легло это несмываемое клеймо, я ведь был совсем младенцем. Маленьким невинным краснощёким комком умилений. Ульрих Поликарпович! Как приговор.

Соня. При получении паспорта ты мог поменять своё имя на что-то более благозвучное. Да, и сейчас ещё не поздно. Хочешь мы вместе выберем тебе новое имя, чтобы оно идеально сочеталось с твоей фамилией?

Урик (обречённо). Ты, Софа, очень добрый человек, но мне никогда не стать никем иным, кроме Ульриха Поликарповича Пронина. Я свято чту единственного родного мне по крови человека, и не осмелюсь идти наперекор её решениям. (Спокойно) Ульрих Поликарпович, так Ульрих Поликарпович. Бывает и хуже.

Соня. Степанида Степановна….

Урик. Нет. Её имя звучит не так уж и плохо. Смешно, сложно, но никак не плохо. (Ласково) Так на чём мы остановились?

Соня. Ты дал мне слово не снимать передо мной штаны до свадьбы.

Урик (радостно). Всё верно. У Лили и Миши свадьба в субботу, и тогда….

Соня. Ты можешь щеголять хоть целый день без штанов. Вот только я до самой нашей свадьбе при тебе даже перстня с руки не сниму.

Урик. Это ты сейчас так говоришь, а когда я буду прохаживаться перед тобой в костюме Адама…

Соня. Я не сниму и перстня.


Урик смотрит на Сонину руку.


Урик. До сих пор не верится, что наша земля-матушка хранит в себе такие сокровища. Как я рад, что одно из них теперь принадлежит тебе, душа моя. Я бы никогда себе не смог позволить сделать тебе такой королевский подарок. Не с моей зарплатой. Но иногда наши молитвы вовремя доходят до адресата.


Урик встаёт перед Соней на колено.


Урик. Согласна ли ты, Софья Абрамова, стать женой Ульриха Пронина? Не сетовать на его карусель-настроение и в горе, и в радости, живя с его бабушкой, и в отдельной квартире? Рассказывать ему сказки на ночь, и родить двух очаровательных дочек?


Соня снимает с большого пальца перстень, даёт его Урику.


Соня (улыбается). Согласна.


Урик одевает Соне перстень на безымянный палец правой руки, поворачивается к пустому месту за спиной.


Урик. Согласны ли вы, Ульрих Пронин, взять в законные жёны Софью Абрамову и сми-риться с её характером кроткого ягнёнка, на которого нельзя обидеться, и которого нельзя обидеть? Быть ей верным, даже в самые мрачные времена, и стараться не ревновать её без повода ко всем гражданам мужского пола достигшим совершеннолетнего возраста?


Урик встаёт с колен, занимает пустое место перед Соней, надевает на палец гайку, которую достаёт из кармана.


Урик. Брак придуман самыми отчаянными романтиками. Мы не первые и не последние… Гулять так гулять! Ваша честь запротоколируйте, он сказал: “Согласен”. И три восклицательных знака. Нет! Тридцать три. Положите листок в конверт, запечатайте сургучом и отошлите пингвинам на северный полюс. Говорят, это самые верные существа на планете. Так пусть же они знают, что есть люди, которые не так уж сильно от них отличаются.

Соня. Я люблю тебя.

Урик. Я молюсь за тебя.


Соня и Урик целуются.


Соня. И что дальше?

Урик. Теперь при свидетелях. (Указывает на шкаф и диван) Мы стали мужем и женой. Как на счёт первой брачной ночи?

Соня. Как на счёт медового месяца?

Урик. Медовый месяц до брачной ночи? Первый раз об этом слышу, но желание жены для меня закон.


Урик садится перед диваном, водит по нему руками. Соня смотрит на него.


Соня. Урик, миленький, с тобой всё в порядке?

Урик. В полном, Софочка, не стоит переживать и хмурится, а то морщинки раньше времени появятся. Ты расписалась за мужчину двадцати пятилетнего возраста, со шрамом на левой лодыжке, голубыми глазами, тёмными волосами, и исключительно в здравом уме. Вот с этим же описанием ты и должна сдать его обратно.

Соня (смеётся). Будет исполнено. И всё же, чем ты там занимаешься, пингвин?

Урик (серьёзно). Экзорцизмом. Я чувствую в этом диване неупокоенную душу. Мне необходимо освободить её, и отправить на свет, тот что появился для неё в конце туннеля. Без меня ей ни за что не найти дороги. (Смеётся) Софья, ты что плачешь? Ты чего? Это была невинная шутка. Шучу я, понимаешь?

Соня (со слезами). Не шути так больше со мной.


Встревоженный Урик подходит к Соне, обнимает, пытается успокоить её. Соня не сдерживается, начинает заливаться звонким смехом, отталкивает от себя Урика.


Соня. Обманули дурака на четыре кулака!

Урик. Нет, ну вот это точно не смешно.

Соня (успокаивается). Прости меня, Урик. Я больше так не буду. Но и ты пообещай мне тоже самое.

Урик. Договорились! Не шутим о потустороннем и о наших чувствах. Шутки про мою бабушку так же считаются.

Соня. Она потустороннее или наши чувства.

Урик. Она всё и сразу.

Соня. Договорились.


Соня и Урик пожимают друг другу руки. Урик снова приседает над диваном.


Соня. Урик, так что же ты всё-таки делаешь?

Урик. Ищу лазейку. Любое минное поле можно обезвредить. Ай. Как и не бывает полностью запертых комнат. Ай. Я нашёл свой ключ для этой комнаты, а для дивана и подавно найду. Бинго!


Урик садится на диван.


Урик. Это было так же легко, как отнять… не будем обижать детей, как купить ребёнку сладкую вату. (С наслаждением) Как же приятно вот так вот просто сидеть на диване в компании обворожительной знакомки, и размышлять с ней о светлом будущем.

Соня. Урик, у тебя опять ноги болят? Ты вчера хоть на минуту присаживался?

Урик (улыбается). Софа, я здоров, как бык. Сейчас не об этом. Мне хочется помеч-тать о прекрасном далёке. Это моё любимое времяпровождение с тобой. Давай садись рядом, и начнём полёт фантазии в одном на двоих направлении.


Соня садится, едва касается подлокотника, как он глухо падает на пол.


Соня. Урик, миленький, я не хочу туда смотреть. Скажи мне, это ведь просто книга на пол упала? Та, которую я в этих потьмах не разглядела. Правда, ведь?

Урик. Нет. Подлокотник этой рухляди свалился на пол. Забудь. Давай скажи мне, куда бы ты хотела отправиться?

Соня. Значит, не показалось.

Урик. Душа моя, ты ни в чём не виновата. Этот старик и сам мог бы позаботиться о своей защите. Но он этого вовремя не сделал, так пусть же теперь пожинает плоды собственной недальновидности.

Соня. Какой старик, Урик? У этого дивана есть владелец? Он будет очень опечален, узнав, что я сломала его собственность.

Урик. Софа, ты меня неправильно поняла, я имел в виду, что диван и сам может о себе позаботиться. Звучит глупо, но в теории…

Соня. Бесчувственный!

Урик. Я что ли его все эти годы просиживал? Нет же! Вини руководство театра.

Соня. Степаниду Степановну?

Урик. Бабушка моя единственная семья, как и я для неё. Из двух зол меньшее… Хорошо вини меня.

Соня. Нет, Урик, не надо перекладывать всё с больной головы на здоровую. Это я во всём виновата.

Урик. Не преувеличивай. Только время властно над всем живым и не живым, но винить его также бессмысленно, как искать смысл жизни. (Ласково) Софа, давай просто забудем о том, что только что произошло? Я ничего не видел, ты ничего не видела. А когда мы сюда пришли, всё так и было.


Соня встаёт.


Соня. Нет, Урик, я не смогу об этом забыть. (Дивану) Господин диван, я обещаю, чего бы мне это не стоило, вернуть вам ваш первоначальный облик. Вы не канете в бездну забытия. Я лично за это ручаюсь. Только дайте мне немного времени, совсем чуть-чуть. Мне это под силу, я с этим справлюсь. Я должна справиться.

Урик (в сторону). И у этого человека высшее образование! (Соне) Софа, горе моё луковое, разве этому мешку с трухой так уж хочется, чтобы его вылечили, а не дали спокойно умереть? Да, и что можешь сделать лично ты? Прибить ему обратно бортик, пришить заплаты. Что ещё? Верно, ничего. Это всё! Здесь нужна полная реставрация, чтобы он начал по-настоящему жить, а не как прежде существовать. На это могут уйти недели.

Соня. Я должна для него что-нибудь сделать… Или хотя бы постараться. Позволить ему страдать бесчеловечно.

Урик. Диван не может страдать, у него нет души. Я хоть и сам частенько разговариваю с деревяшками, и прочей неживой ерундой, но мне это необходимо, чтобы как-то расслабиться. Облегчить душу. По какой причине ты за этот диван кидаешь грудью на амбразуру, я не понимаю.

Соня. Это история, миленький мой. Такой мебели больше не делают.


Соня плачет, садится на диван, Урик обнимает её.


Урик (В сторону). Почему я не Москва, и всегда сочувствую чужим слезам? Придётся чем-то пожертвовать ради улыбки на лице этого милого создания. (Соне) Я постараюсь починить этот раздолбанный… прекрасный, чудный, исторический диван. Но только постараюсь. Обещать ничего не могу, я не всесилен. С починкой этого дивана мне может помочь только чудо. И это чудо сейчас плачется мне в жилетку.


Урик вытирает слёзы Сони.


Урик. Довольна? Вытянула из меня, что хотела?

Соня. Ты правда это сделаешь?

Урик. По твоему велению хоть звезду с неба. Но только в перчатках. С обожжёнными руками мне сложно будет зарабатывать на наше совместное будущее, о котором сегодня нам точно не удастся помечтать.


Урик целует довольную Соню в щёку, встаёт, осматривает диван.


Урик. Одна из четырёх ножек сохранилась почти в первозданном виде, по ней есть возможность восстановить остальные три. Обивка изрядно поистрепалась. Это бархат? Можно будет взять материал со склада, там есть невостребованные бобины, надеюсь, и потом их никто не хватится. Ткань сама будет только счастлива не пылится на полках склада, а поработать на благо общества. Пружины, возможно, там же найдутся. Мне хочется в это верить, если что, придётся покупать самому. В любом случае, цена железных скрюченных штуковин не должна больно кусаться. Не так сильно, как этот диван. (Тяжело вздыхает) Работы вагон и несколько маленьких тележек. В одиночку, как пить дать, не справлюсь. Может Прохор Максимович чем сможет помочь? Правда, старик он сыпучий, но порох в пороховнице, если верить слухам, а им можно верить только в экстренных случаях, ещё отсырел не весь. На одно дело может его и хватит. Мой дружочек Митюнька примется за любое дело, если во время него можно будет вдоволь потрепаться. Если работать у всех на виду, то остальные, велика вероятность просчитанная сумасшедшим, сами подтянутся. Проще говоря оттащу его завтра в цех, а там посмотрим.


Урик садится рядом с Соней.


Урик. Софья, как ты слышала, я знаю, что делать, но не уверен в своих способностях. Дерево в моих руках становится пластилином, поэтому за ножки я полностью спокоен, а вот остальное.... Как пойдёт.


Соня обнимает и целует Урика.


Соня. И кто-то ещё смеет сомневаться в твоём благородстве и добрых намерениях?

Урик (улыбается). И кто же этот кто-то?

Соня. Борис Борисович.


Урик становится серьёзным.


Соня (простодушно). Он мне говорит держаться от тебя подальше. Ему всё кажется, что ты ко мне относишься, как к красивой кукле, и что ты никогда на мне не женишься. Если бы я только могла рассказать ему о нас. Он бы перестал так волноваться. Но мне нельзя, Борис Борисович дружен со Степанидой Степановной, а она точно не должна знать, что мы тайно встречаемся. Мне до сих пор так стыдно за прошлый выговор. Пусть даже, мы ничего плохого не сделали.

Урик. Скажи мне, Софочка, разве Борис Борисович не достаточное количество раз видел нас вместе, чтобы признать наши с тобой отношения серьёзными? Помню, как-то однажды, он даже застал нас за поцелуями. (Сухо) Может, ты сама даёшь ему повод сомневаться в нашем счастье? Что ты ему обо мне рассказала?

Соня (рассерженно). Жестокий мальчишка! Как ты смеешь такое говорить? Я жизни без тебя не мыслю.


Соня колотит Урика в грудь, с её пальца спадает кольцо, отлетает в мусор.


Соня. Я люблю тебя, как никого прежде не любила. Ты моя первая, и я верю в это с каждым днём сильнее, последняя любовь. На других мужчин я даже внимание перестала обращать. А ты ещё смеешь говорить при мне такие вещи. Притом, что все в театре знают, что я твоя, и только твоя. Ты… ты… я тебя люблю. А ты… Дурак!


Урик обнимает Соню, горячо целует.


Урик. Ты права, душа моя, я самый последний подлец на земле. Распять меня мало. Но я тоже не меньше твоего люблю тебя, и боюсь потерять. Что если Угрюмов решил разбить наше хрупкое счастье, вдребезги? Он сильнее нас, мы просто физически, да и духовно, не сможем противостоять ему в этой борьбе. (В сторону) Может ты и сама этого не захочешь.


Соня смотрит на свои руки, замечает пропажу.


Соня. Урик, моё кольцо оно у тебя? Перстень с изумрудом, который ты мне подарил. Я тебе его не отдавала?


Урик берёт Сонины руки.


Урик. Перстня нет, ни там, и ни здесь. (Встаёт) Хм, может и правда у меня?


Урик засовывает руки в карманы.


Урик. Софа, ключей тоже нет. (Осматривается) Где наша не пропадала? Везде пропадает. Хватит! Нечего унывать, как школьник получивший за контрольную двойку. (Смотрит на часы) У нас ещё есть, как минимум пара часов до приезда Бравой. Мы, без сомнений, успеем досмотреть весь этот хлам с пристрастием.


Урик падает на колени, начинает поиски.


Соня (удивлённо). Урик, ты сейчас сказал Бравая? Анна Петровна Бравая? Она приезжает к нам в театр?

Урик. Да, чтобы отыграть прощальный спектакль на родной сцене. Софа, не стой столбом, я знаю, тебе не пристало ползать по полу в очаровательном платье, которое тебе, кстати, очень идёт, но мне нужна твоя помощь. Одному мне никак не справится.


Доносятся шаги.


Софа (испуганно). Урик, ты это слышал?

Урик. Вчера целый день слушал. Мышино-тараканий концерт. Мышки бегают и пищат, а тараканы дирижируют ими. Как по мне, не самое мудрое распределение ролей. Тараканы никак не могут быть хорошими дирижёрами, у них же так много лапок. Мыши просто будут не поспевать за ними. Глупые вредители.

Угрюмов (из-за кулис). Юлечка постарайся не подглядывать, я приготовил для тебя незабываемый сюрприз.

Стойлина (из-за кулис). Я твоя любовница два (с сарказмом) восхитительных года. Всё, чем ты меня мог удивить, я увидела в нашу первую встречу наедине. От того зрелища я едва оправилась, может, хватит с меня сюрпризов на одну жизнь?


Угрюмов и Стойлина подходят к двери гримёрной. У Стойлиной завязаны глаза.


Соня (шёпотом). Я слышу их дыхание.

Урик. Отступать некуда. Придётся переждать в шкафу.

Соня. Я не могу. Вдруг мы услышим…

Урик. К чёрту приличия, в шкаф.

Соня. Но….

Урик. Я стащил ключи у Угрюмова, если он узнает, и расскажет об этом моей бабушке, меня сошлют в Сибирь, на освоение новых земель. Хочешь быть женой декабриста? Если да, то подумай о своей драгоценной работе. Я где-то слышал, что на севере в театрах не включают отопление, и все актёры там поголовно отморозки. Если тебя интересует такое будущее, мы можем остаться.

Соня. Не надо было нам сюда приходить.


Соня и Урик прячутся в шкаф.


Явление второе

Угрюмов и Стойлина.


Угрюмов оставляет Стойлину у двери, отходит, и тихо жестикулируя, выругивается.


Стойлина. Эй, волшебник недоучка, я вообще-то здесь. И я не в восторге стоять не пойми где, с твоим коллекционным шарфом на глазах. Хочешь казаться моложе, скрывай морщины не на шее, а на лице. У меня, как раз, недавно картошка закончилась. Хочешь, мешок подарю?

Я выхожу на сцену

Подняться наверх