Читать книгу Иерархия Неба и Земли. Том IV. Часть V. Новая схема человека во Вселенной - Дуглас Хардинг - Страница 2

Часть VI
Глава XXII
Новая ангелология
1. От теории к практике: четыре подхода к новой ангелологии

Оглавление

Соприкосновение с тем возвышенным и ужасным существом, которое мы называем человеком – редкий, но незабываемый опыт. Тот, кто считает себя объяснимым, еще не нашел себя. Он думает о чем-то другом – конечно, не о том, кто способен вместить небесные воинства и в ком обитает неописуемое многообразие мира, не только в миниатюре и на уровне микрокосма, но и в своей изначальной полноте. Человек, этот космический Кристофер Шай, – наивная жертва самого великолепного из всех розыгрышей. Те, кого признают сумасшедшими, считающие себя осколками стекла, Иисусом Христом или бутербродом с маслом, по крайней мере, не лишены остроумия (которого, к сожалению, очень недостает их надзирателям), а потому видят, что человек – вовсе не тот, кем кажется[4]. Но мы видим Звезду, обезумевшую настолько, что она считает себя крохотным механизмом по переработке пищи, поставленным вертикально; Галактику, вмещающую сотни тысяч миллионов солнц и живущую в иллюзии, будто она – просто двуногое без перьев; а вот протоны и электроны, страдающие манией величия: они убеждены, что они люди, а молекулы изображают из себя профессора химии. Вернее говоря, здесь все эти отклонения сосредоточены в одном случае. Человек во многих смыслах не в своем уме. Его здравый смысл – это «здравая» чепуха.

Теория человека, которая возникла в ходе этого исследования, радикально отличается от наших привычных представлений; и только если мы будем сживаться с ней, применять ее на практике, постоянно сталкивать ее со здравым смыслом, она перестанет быть просто теорией и станет реальностью. Но так ли важен, в конце концов, путь самопознания? – спрашивает здравый смысл. Похоже, для горстки людей это некий инстинкт, естественная потребность, как упражнять свое тело; других же личные неудачи, внешние и внутренние страдания приводят к мыслям о природе человека. Но почти все люди, которые по той или иной причине приходят к самоисследованию, довольствуются тем, что открывают и развивают один-единственный аспект – недочеловеческий или надчеловеческий. Такой дисбаланс – основная причина наших затруднений. В нас есть односторонность, асимметричность, мы страдаем и от навязчивых идей, и от вытеснения. Нужно вновь соединить наши верхнюю и нижнюю половины[5]. Мы должны, осознав, кто мы есть, стать собой. Тогда, однажды уловив загадочность, ничтожность и безграничность человека, мы больше не будем испуганно бросаться в крайности самоотчуждения. Конечно, самопознание должно происходить волнообразно, но, исчезая, оно оставляет после себя некий знак, и когда оно возникает вновь, познавать становится немного легче, чем в прошлый раз. И если «ужасный контраст» (как его назвал Нетлшип[6]) между моментом видения и не-видения при этом становится еще ужаснее, это свидетельствует о движении в глубину: так раскрывается вертикальное измерение личности. Слои нашей природы преподносят нам много сюрпризов, когда через них проходят новые потоки опыта.

Итак, в последней части этой книги мои цели носят в основном практический характер. Если человек таков, на что он способен и что он должен делать? К слову, не нужно изобретать новых пунктов, чтобы проверить свое понимание принципов человеческой природы. Нас и так осаждает множество неотложных проблем. Если философия в принципе имеет шанс и считает своим долгом прямо говорить о положении человека, протянуть ему руку помощи и недвусмысленно объяснить, как ему быть, то пришло время это сделать[7]. Здесь у философии возникает возможность заменить библиотечную пыль уличной грязью (или, по крайней мере, перемешать их), заговорить на языке обывателей, стать простой, но не мелочной. Разве это слишком самонадеянно – ожидать, что мышление, после многовековых исследований и споров, в этот кризисный период человеческой истории решится определить человеческую природу по-своему столь же однозначно, как это делает религия и наука?

Генри Драммонд настаивал не на том (как Парацельс и его школа), что физический мир полон «ключей» к духовному, а что существует единый, насквозь духовный мир, и единый закон, объединяющий его уровни. «Положение, – говорит он, – не таково, что духовные законы аналогичны законам природы, это одни и те же законы. Здесь имеет место не аналогия, а тождество». Natural Law in the Spiritual World, p. 11. Епископ Батлер тоже, хотя он приводит меньше доказательств, чем Драммонд, сознавал, что «природное и нравственное устройство и правление мира так тесно связаны, что вместе составляют единую схему». Analogy of Religion, VII.

Я убежден, что сейчас возможен новый великий синтез, который примирит современную науку с традиционным учением о Вселенной, нашу голову с сердцем, грубейшие народные верования с самыми утонченными философскими размышлениями[8]. Если говорить конкретнее, в новой ангелологии – назовем эту сферу так – уже намечаются очертания этого нового синтеза. Здесь сходятся четыре разных линии мысли, четыре подхода:

(i) Подход традиции. Люди по всему свету с древнейших времен верили в существ надчеловеческого и дочеловеческого уровня, к природе которых человек в какой‑то степени может приобщаться

(ii) Подход современной интуиции. Существует «подпольное» и нерациональное убеждение в реальности таких существ – оно проявляется, например, в популярных культах и современной поэзии.

(iii) Теоретический подход. Имеются важные основания, как научного, так и философского характера, для веры в таких существ.

(iv) Практический подход. Можно показать, что сохранение такой веры влечет за собой некоторые практические преимущества, а ее отсутствие невыгодно[9].

4

Лягушка, которой удаляют полушария головного мозга, ведет себя почти так, как раньше, ей разве что не хватает спонтанности. С помощью стимулов мы вызываем правильные реакции, но действия, не вызванные этими стимулами, отсутствуют (Отчасти похожий эффект наблюдается после лоботомии на фронтальных зонах мозга у людей). Так же и при поверхностном наблюдении кажется, что человек, который частично оборвал связь с высшими надчеловеческими «центрами» (и сегодня такое повреждение – правило, а не исключение), ведет себя вполне как человек. На самом же деле он, подобно этой лягушке, действует по принуждению, а не свободно. Обеспечьте ему соответствующие стимулы (насилие, сексуальный объект, еда и т. д.), и результат будет довольно предсказуемым. Но если восстановить связь с высшими центрами, вероятно, отклик будет самым странным: насилие теперь может спровоцировать ненасильственные реакции и т. д. Одним словом, многоуровневый человек в целом – личность: а его нижняя половина – робот.

5

Это одна из основных тем Нового человека Мориса Николя. Выступая от нашего лица, пишет м-р Николь, Иисусу пришлось восстановить в себе связь между Небом и Землей, открыть путь, который позволил влияниям более высокого уровня достичь человека, восстановить в собственной личности разорванные связи между человеческим и божественным порядком.

6

Remains, i.p. 94.

7

Джон Лэрд, завершая свой обзор современной философии (Recent Philosophy, р. 233), задает несколько актуальных вопросов: «Как философии удалось получить больше возможностей? Но как поступили философы, получив эти возможности? Не стала ли философия ускользать именно тогда, когда возникли предпосылки для ее одобрения обществом? Возможно, разные группы философов намеренно культивировали разные «языки», больше похожие на шифры, чем средства общей коммуникации? Возможно, мы имеем дело с избытком ребяческого педантизма? Возможно, специальные области развивались слишком интенсивно, а общих потребностей философского сообщества почти на замечали?» Ср. R. G. Collingwood, Speculum Mentis, рр. 278 ff; А. N. Whitehead, Process and Reality, p. 218; Gore, The Philosophy of the Good Life, p. 7.

8

Эту книгу можно описать как мой вариант афоризма Уичкота: «Та проповедь больше всего повелевает моим сердцем, что сильнее всего осветила мой ум»; и как аргумент в пользу другого его высказывания: «Нет ничего более рационального, чем религия». Aphorisms, 457.

9

В работе Три мотива и основания веры (Die Drei Motive und Grunde des Glaubens (1863)) Фехнер приводит три рода доводов в пользу панпсихического понимания Вселенной: (1) Исторические: мы верим в то, о чем нам рассказывают и во что верили до нас. (2) Практические: мы верим в то, что для нас полезно. (3) Теоретические: мы верим в то, что имеет основания в опыте и во что разумно верить. Все три «мотива» сходятся у Фехнера в «дневной вселенной», но ни один из них не является полным или самодостаточным. Вместе они составляют «доказательство», которое нам нужно. Я поступаю в том же духе, но в целях удобства делю первый «мотив» Фехнера на аспект прошлого и настоящего.

Иерархия Неба и Земли. Том IV. Часть V. Новая схема человека во Вселенной

Подняться наверх