Читать книгу Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды - Е. А. Мельникова - Страница 5

Е. А. Мельникова

Возникновение Древнерусского государства подавляющее большинство современных историков связывает с объединением двух ранне- (или пред-) государственных образований: северного с центром в Ладоге и южного с центром в Киеве, скандинавским вождем Олегом (< Helgi), родичем или «воеводой» Рюрика, захватившим Киев в 882 г.[67], что положило начало «собиранию» восточнославянских земель вокруг Киева[68]. Этому событию предшествовало более или менее длительное существование нескольких предгосударственных объединений восточных славян, называемых «союзами племен», «племенными княжениями»[69], «славиниями» – термин Константина Багрянородного[70], среди которых выделяются Ладожско-Ильменский, Среднеднепровский, возможно, Поволжско-Ростовский, Полоцкий регионы. В каждом из них на важнейших водных путях появляются «погосты» – торгово-ремесленные центры с административными функциями[71], на которых отмечается концентрация скандинавских древностей[72] и смешение северных и местных культурных традиций. Не случайно поэтому в исторической науке господствует представление о значительной роли скандинавов в процессах образования Древнерусского государства, хотя степень и формы их участия – предмет серьезных обсуждений. Представляется, что рассмотрение этой проблемы в общеевропейском контексте – в связи с возникновением скандинавских «государств» в Англии и Франции – может пролить дополнительный свет на процессы интеграции скандинавов в восточнославянское общество.

Коротко остановлюсь сначала на предыстории и исходных условиях, в которых начались викингские походы на Западе и на Востоке.

Первые вторжения скандинавских народов как в Британию, так и в Восточную Европу (Прибалтику) начинаются в V в., хотя спорадические контакты существовали в обоих регионах и ранее. В первой половине V в. англы и юты – племена, населявшие юг Ютландского п-ова, вместе с континентальными саксами переселяются на Британские острова[73]. В это же время появляются первые колонии скандинавов на территории современных Калининградской обл. РФ (Вишнево), Латвии (Гробине), Эстонии (Прооза в черте Таллинна)[74]. Нападения викингов на восточное побережье Англии с конца VIII в.[75], равно как и набеги на северное побережье Франкской империи[76], явились новой волной скандинавской экспансии, никоим образом не связанной с событиями V в. Продвижение же скандинавов на восток, начавшись в V в., не останавливалось, постепенно расширяясь в масштабах и охватывая новые территории. Скандинавы стали проникать вглубь Восточной Европы существенно раньше эпохи викингов и еще до начала славянской колонизации Северо-Запада. Следы временных стоянок скандинавов VI–VII вв. обнаружены на о. Тютерс в Финском заливе и на о. Риеккала у северного побережья Ладожского озера[77], одновременные поселения открыты на о. Сааремаа[78]. Стоянки, как полагают, принадлежали охотникам на пушного зверя или скупщикам пушнины, которая, как представляется, была главным стимулом для продвижения скандинавов на восток в это время. Таким образом, предыстория начавшихся в конце VIII в. викингских походов в Западной и Восточной Европе была различна.

Различны были и географические условия в том и другом регионах. Побережье Англии было открыто для неожиданных, молниеносных нападений с моря, и богатые поселения и монастыри представляли легкую и практически безопасную добычу для викингов. Берега Восточной Балтики также могли быть и, безусловно, бывали объектом нападений, однако скандинавские поселения, пусть и расположенные на некотором отдалении от моря, препятствовали широкомасштабным грабежам. В глубине же территории отрядам викингов приходилось преодолевать речные мели и пороги, что исключало внезапность нападения. Поэтому сами географические условия диктовали различные стратегии в каждом из регионов.

Последним, но едва ли не самым главным различием, влиявшим на деятельность викингов в Западной и Восточной Европе, было развитие местного общества. Раздел Франкской империи Карла Великого по Верденскому миру 843 г. существенно ослабил военную мощь выделившегося Западнофранкского королевства, политическое единство которого вскоре также оказалось под угрозой из-за борьбы за главенство сыновей Карла Лысого и их потомков. Тем не менее Западная Франция представляла собой сложившееся государство с развитой вассальной системой, прочной церковной организацией, высокой культурой, хотя эпоха Каролингского Возрождения уже завершалась. На рубеже VIII–IX вв. в Британии существовало несколько королевств: Уэссекс, Восточная Англия, Мерсия и Нортумбрия, которые ожесточенно боролись между собой, пытаясь подчинить себе другие королевства. Это были раннесредневековые государства с четко определившейся социальной иерархией, поддерживаемой законодательством, с эффективным аппаратом управления различных уровней. Христианство уже давно стало официальной религией, а церковная организация имела более или менее устоявшуюся структуру. Англо-саксонская культура, соединившая латинскую ученость с германскими традициями, процветала, равно как и литература на древнеанглийском языке.

Принципиально иными были общества, с которыми столкнулись викинги в Восточной Европе. Земли Северо-Запада Восточной Европы населяли финские племена с примитивным непроизводящим хозяйством, крайне слабой социальной дифференциацией и немногочисленными постоянными поселениями. Уровень социальной дифференциации продвинувшихся в этот регион словен – земледельцев и скотоводов – также был еще довольно низким: погребальные памятники не обнаруживают сколько-нибудь отчетливых следов выделения и обособления знати.

Таковы предпосылки, определившие формы деятельности викингов в каждом из регионов, равно как и результаты их взаимодействия с местными обществами.

Первый этап скандинавской экспансии на Запад до 870-х гг.[79] характеризовался грабительскими набегами, усиливавшимися по частоте, территориальному размаху, количеству участников. Каролингская империя впервые испытала разбойничьи набеги данов уже в 770-780-х гг. Первые столкновения англо-саксов с викингами засвидетельствованы в 787 (под 789) и 793 гг. Последнее – разгром монастыря Св. Кутберта на о. Линдисфарн у побережья Нортумбрии – долгое время служило датой начала эпохи викингов. Отдельные, не связанные между собой нападения быстро переросли в крупные, хорошо организованные экспедиции, действовавшие как на континенте, так и на Британских островах, а также в Ирландии. Главной целью викингов – данов или норвежцев – была военная добыча, и на протяжении первой половины IX в. они опустошили большинство городов, расположенных на берегах Северного моря и Ла-Манша. Некоторые из отрядов начали оставаться на зимовки на островах, чаще всего в устьях крупных рек (первая такая зимовка засвидетельствована на о. Танет в 850 г.). Период изолированных набегов закончился в Англии в 865 г., когда на восточном побережье высадилось «большое войско язычников» и после нескольких лет грабежей в Восточной Англии, Нортумбрии и Мерсии начало оседать на завоеванных землях, открыв новый этап в истории эпохи викингов – этап завоеваний новых земель и их колонизации.

В Восточной Европе ранний этап проникновения скандинавов вглубь территории связан не с пиратскими нападениями, но с освоением Балтийско-Волжского пути. О присутствии скандинавов на Северо-Западе Восточной Европы свидетельствует основание Ладоги (Aldeigjuborg исландских саг) уже в 730-е гг. В Ладоге и ладожской округе найдены клады восточных дирхемов, датируемые 780-ми гг. На монетах Петергофского клада (начало IX в.) процарапаны скандинавские руны – слова и отдельные знаки[80], что указывает на активное участие скандинавов в поступлении арабского серебра на европейский север и распространение их деятельности в это время не только на ладожский регион, но и на значительно более обширные территории, вероятно, вплоть до Волжской Булгарин.

На протяжении VIII – первой половины IX в. скандинавы осваивают трансконтинентальный Балтийско-Волжский путь. Он возникает как продолжение системы балтийских коммуникаций на восток[81] и проходит по Финскому заливу через Неву и Ладожское озеро, разветвляясь далее на юг (по Волхову, Ильменю, Мете) и восток (по Сяси, Ояти и др.) и достигая верховьев Волги. Благодаря чрезвычайно разветвленной речной системе, допускавшей множество маршрутов на Волгу, Балтийско-Волжский путь на его северо-западном отрезке охватывал огромную территорию, населенную различными финскими племенами и продвинувшимися сюда славянами. Главной вехой формирования пути было основание вдоль него торгово-ремесленных поселений – таких, как Ладога в нескольких километрах вверх по Волхову, Городище под Новгородом (Рюриково), которое возникло в середине IX в. как военный опорный пункт и контролировало вторую по значению развилку путей от оз. Ильмень. Последующие этапы освоения пути связаны с основанием Сарского городища и Тимерёвского поселения. Наиболее отдаленный от Балтики регион – вятский (у поворота Волги на юг) – отмечен концентрацией кладов арабского серебра IX в.

Образование трансконтинентального торгового пути имело, по меньшей мере, два серьезных последствия для местных племенных обществ. С одной стороны, путь, точнее, богатства, проходившие по нему, вовлекали племенную верхушку в торговлю и в ее обеспечение. Некрополи у торгово-ремесленных поселений свидетельствуют о концентрации здесь знати местных племен. Существует лишь один собственно «скандинавский» могильник в Восточной Европе – в урочище Плакун напротив Ладоги. Все остальные обнаруживают смешение северных и местных погребальных традиций.

С другой стороны, доступ к дальней торговле стимулировал ускоренное социальное развитие тех племен (или части племен), которые жили в зоне торгового пути: он интенсифицировал имущественное расслоение общества, выделение и обособление знати, наконец, обеспечивал близость ее интересов к интересам скандинавов в создании благоприятных условий для торговли, в участии в торговой деятельности и получении максимальной прибыли при использовании местных ресурсов. Более того, именно местная знать имела наиболее естественный и легкий доступ к этим ресурсам.

Обеспечение безопасности плаваний по рекам, особенно в местах, сложных для навигации (пороги, отмели и т. п.), или волоков и торговой деятельности, равно как создание инфраструктуры пути, в первую очередь стоянок для ремонта судов, пополнения припасов и, по возможности, получения новых товаров, являлось первоочередной задачей, без решения которой нормальное функционирование пути было бы невозможно. Уже на начальном этапе освоения Балтийско-Волжского пути основание поселений в узловых пунктах северо-западного, ближайшего к Балтике, отрезка – в Ладоге и на «Рюриковом» Городище— позволяло скандинавам установить контроль над движением по важнейшей магистрали, ведущей на Волгу, – Волхову с его многочисленными порогами. К 860-м гг. были установлены и более или менее устойчивые связи с местными элитами этого региона: отголоском этих связей является сообщение «Повести временных лет» (далее – ПВЛ) о дани, которую взимали с местных племен «варяги-находники»[82]. Как участие в торговле и ее обеспечении, так и даннические (?) отношения со скандинавами консолидировали местную знать. Тем самым к 860-м гг. в Поволховье и Приильменье формируется особый регион вдоль Балтийско-Волжского пути, экономически ориентированный на дальнюю торговлю.

Второй этап экспансии викингов характеризуется массовой миграцией скандинавов и колонизацией новых земель (в том числе островов Атлантического океана). Сначала в Англии после 865 г., а через несколько десятилетий и во Франции скандинавские грабители начинают селиться по преимуществу среди местного населения, поскольку возможности внутренней колонизации были, в основном, исчерпаны[83]. На протяжении последующего полустолетия беспощадные морские разбойники постепенно превращаются в мирных земледельцев. В Восточной Европе, напротив, следов массовой земледельческой колонизации скандинавов практически нет. Немногочисленные, рассеянные на больших расстояниях отдельные находки скандинавских предметов, как правило, неподалеку от водных путей, могут быть и результатом торговли, и временного, случайного и недолгого пребывания какого-нибудь торговца «в глубинке». Могли быть, разумеется, и отдельные скандинавы, решившие поселиться на новом месте: одним из этих немногих был, вероятно, Азгут, живший в третьей четверти XI в. неподалеку от оз. Селигер[84]. По самому характеру своей деятельности скандинавы в Восточной Европе тяготели к торгово-ремесленным центрам, а позднее – к городам. Именно в них, в IX в. – в первых, а в X в. – во вторых, концентрируются скандинавские древности.

Но сколь бы ни были различны модели расселения скандинавов, и на Западе, и на Востоке вставал вопрос о формах взаимодействия пришельцев с местным населением и их регламентации. Путь решения этого вопроса оказался общим для обоих регионов – это был путь установления договорных отношений между предводителями вингских отрядов и местными правителями. Попытки «цивилизовать» северных варваров с помощью специальных соглашений восходят ко временам Карла Великого. Он был первым известным нам европейским правителем, попытавшимся на рубеже VIII и IX вв. заключить мирный договор с Готфредом, конунгом Хедебю на юге Ютландского п-ова, дабы обеспечить безопасность союзных ему славянских племен. Такой мир был заключен уже с преемником Готфреда в 811 г.[85], но желаемых Карлом результатов он не принес. Ни этот, ни последующие договоры, ни наделение датских нобилей ленами не помешали бурному нарастанию викингских набегов, которые достигли своего пика на континенте в середине IX в., когда даны разорили Гамбург (845 г.), Дорестад (864 г.), несколько раз осаждали Париж (845, 856–857 гг. и др.).

Лишь ближе к концу IX в. заключение соглашений с расселяющимися викингами становится более или менее эффективной мерой мирного урегулирования отношений с ними. Известны четыре таких договора. Древнейший из них, если принимать условную дату ПВЛ, послужил ядром сказания о призвании варяжских князей, возникшего, вероятно, вскоре после самих событий и включенного в текст летописи (Начальный свод) не позднее 1090-х гг.[86]. Два договора уэссекского короля Альфреда Великого с предводителем датского войска в Англии Гутрумом были заключены: первый – в Ведморе в 878 г., непосредственно после разгрома датчан при Эдингтоне, второй – между 878 и 890 гг. Первый упоминается Ассером в «Жизнеописании Альфреда Великого», текст второго сохранился полностью на древнеанглийском и латинском языках[87]. Четвертый договор был заключен Карлом Простоватым в 911 г. в Сен-Клер-сюр-Эпт с Роллоном (Хрольвом), вождем отряда викингов, обосновавшихся в нижнем течении Сены; договор упомянут в грамоте Карла от 14 марта 918 г., жалующей Роллону земли в долине Сены «за защиту государства» (pro tutella regni)[88], а также рядом норманнских хронистов, в первую очередь Дудоном Сен-Кантенским[89]. Хотя эти договоры были заключены при разных обстоятельствах, они содержат сходные условия.

Во-первых, все они легитимизируют уже произошедшее расселение викингов на определенной, как правило оговоренной в договоре, территории. Летописец перечисляет города (в ту пору еще не существовавшие, но знаменующие для него соответствующие племенные территории), где Рюрик посадил своих мужей. Второй договор Альфреда с Гутрумом в первом же пункте четко определяет границы расселения данов: «Первое – относительно наших границ: вверх по Темзе и затем вверх по Ли и вдоль Ли к ее истокам…»[90]. По Сен-Клерскому договору Роллон получил в лен Руан и его окрестности, но последующие грамоты и договоры (924 г. и др.) существенно расширили земельные владения его потомков, включив в них Котантен и Авранш. В результате этих договоров возникли новые территориальнополитические образования: на Руси – раннегосударственное объединение племен в западной части Балтийско-Волжского пути (в Ладожско-Ильменском регионе) с центром в Ладоге, в Англии – Область датского права (Де-нло)[91], во Франции – герцогство Нормандия[92].

Во-вторых, во всех договорах, хотя и в разной форме, проявляется стремление местной власти инкорпорировать скандинавов в свое общество. Главным условием соглашения в Ведморе, как рассказывает Ассер, было принятие Гутрумом и его приближенными христианства, причем крестным отцом Гутрума должен был стать сам Альфред. Через несколько недель Гутрум был крещен. По сообщению Дудона, одним из главных условий французского договора было крещение Роллона и его дружинников и принесение им присяги верности Карлу, т. е. включение осевших скандинавов в систему вассалитета. Ряд с Рюриком – в условиях язычества обеих сторон – предусматривал соблюдение варяжским правителем местных обычаев и норм права.

В-третьих, договоры регулировали отношения новопоселенцев с местным населением. В древнерусском ряде варягов обязывали придерживаться местных обычаев. В договоре Альфреда и Гутрума не только устанавливаются равные вергельды за убийство англо-сакса и дана, но и специальный раздел (ст. 5) определяет правила, которых должны придерживаться англо-саксы и даны при общении между собой.

В-четвертых, предполагалось, даже если это не оговаривалось специально (как в древнерусском ряде и в договоре Альфреда и Гутрума), что расселившиеся по договору скандинавы будут в дальнейшем противостоять набегам новых скандинавских отрядов[93].

В целом результаты этих соглашений были примерно одинаковы: скандинавы постепенно интегрировались в местные общества, хотя процессы интеграции протекали по-разному и с разной скоростью. Условия договора Карла с Роллоном автоматически включали норманнов в социально-политическую структуру французского общества и устраняли культурные (в первую очередь, конфессиональные) различия. Нормандское герцогство изначально являлось частью Франкской империи, на которую формально распространялись (другой вопрос, как они выполнялись) все имперские порядки.

Никаких уступок скандинавам ни в социальной, ни в политической, ни в культурной сферах не предусматривалось ни этим договором, ни последующими жалованными грамотами французских королей герцогам нормандским. Следствием «официальной» интеграции скандинавов явилась их полная ассимиляция на протяжении менее полутора столетий: норманны Вильгельма Завоевателя, потомка Роллона, высадившиеся в Англии в 1066 г., не имели ничего общего со своими скандинавскими предками, но являлись носителями французской социально-политической системы, французской культуры и даже французского языка. Расселение скандинавов оставило мало следов в местной культуре, как материальных (известно крайне небольшое число скандинавских погребений), так и языковых (количество скандинавских по происхождению лексем исчисляется единицами, а важнейший из «скандинавских» топонимов – название самой области расселения, «Нормандия»)[94]. Интеграция скандинавов во Франции была, таким образом, однонаправленным и стремительным процессом, не оставившим следов в местной культуре.

Несмотря на близость положений договора Альфреда с Гутрумом и Сен-Клерского договора, между ними было принципиальное различие: Карл рассматривал норманнов исключительно как своих вассалов и регулировал отношения между центральной властью и служилыми наемниками; английский же договор – это договор между партнерами, призванный установить мир и регламентировать взаимоотношения между местным населением и завоевателями (хотя и потерпевшими поражение в борьбе с Альфредом). Результатом этого договора стало возникновение самостоятельного, независимого от Уэссекса государственного образования— Области датского права (Денло), которое просуществовало всего около 50 лет, но специфика которого признавалась всеми последующими английскими королями вплоть до Кнута Великого и Вильгельма Завоевателя[95].

Верховная власть в Денло, а затем в Нортумбрии до конца X в. принадлежала скандинавским (датским, с середины X в. – норвежским) правителям. В Денло было введено отличное от англо-саксонского административное деление: по образцу древнескандинавских округов, имевших свой тинг (общее собрание свободных для решения законодательных, судебных и иных общезначимых вопросов, включая утверждение нового конунга), были созданы административные округа, получившие наименование wapentak (др. – исл. vapnatak), букв, «взятие оружия», с судом низшей инстанции. Как и в Скандинавии, где существовала иерархия тингов (окружной, областной и общеземельный тинги), устанавливается трехступенчатая система судебных органов. Другой, также древнескандинавский принцип административного деления – на трети – лег в основу формирования административных округов в Йоркшире и Линкольншире. Почти без изменений в Денло была принята не только скандинавская система судопроизводства, но и скандинавское право, непосредственным субъектом которого было все свободное население (англо-саксы вошли в сферу действия этого права)[96]. Вместе с тем норманны быстро усвоили многие элементы организации древнеанглийского общества, в первую очередь связанные с функционированием государства: налоговую систему, административные институты и пр. Тем самым, Денло как государственное образование носило ярко выраженный синтезный характер, унаследовав значительную часть структурирующих государство институтов от англо-саксов, но внеся в них многочисленные изменения и дополнив или заменив некоторые из них скандинавскими. Эти особенности социально-политической организации Денло оставались нетронутыми вплоть до конца XI в.

Наиболее ярким свидетельством культурного взаимодействия англо-саксов и норманнов является английский язык, в котором около 10 % словарного состава представляют скандинавские заимствования эпохи викингов. Среди заимствованных лексем – правовые и социальные термины, хозяйственные и бытовые обозначения, топографические термины и т. п.[97]. Велико было влияние и англо-саксонской культуры на культуру Скандинавии, в том числе и на ее христианизацию.

Таким образом, взаимодействие между скандинавами и англо-саксами привело к синтезу обоих сообществ при доминировании английской культуры и последующей ассимиляции скандинавов.

Договор с Рюриком институционализировал контроль скандинавов над Балтийско-Волжским путем и заложил основы для возникновения раннегосударственных структур, в первую очередь института центральной власти, ведущую роль в осуществлении которой играли скандинавы. Однако и местная знать, очевидно, обладала властными функциями: этому способствовала общность ее интересов и интересов скандинавов. При этом фактически скандинавской по происхождению была лишь относительно немногочисленная военная элита.

Почти полное отсутствие синхронных письменных источников (древнерусские летописи отражают переосмысленную летописцем конца XI – начала XII в. устную историческую традицию) не позволяет детально восстановить политическую структуру и характер этого образования. Лишь сохранившиеся в восточных источниках X в. описания, восходящие ко второй половине IX в., содержат некоторые далеко не полные и, видимо, односторонние (в силу интересов и культурных традиций восточных писателей) указания на его политический строй. В них представлено общество, разделенное на две страты, которые арабские писатели обозначают отэтнонимическими названиями: «ар-рус» и «ас-сакалиба». Первые – это военная элита, которая собирает дань с ас-сакалиба и реализует полученные ценности в торговле с арабами. Вторые – мирные земледельцы. Восточные писатели подчеркивают «военизированность» общественного строя ар-рус, во главе которых находится по существу военный вождь, осуществляющий также судопроизводство и другие функции центральной власти, и его подчиненность целям дальней торговли (сбор даней, захват пленных для последующей продажи). Важной особенностью этого «государства» является отсутствие какой-либо связи ар-рус с земельными владениями: арабские писатели обращают специальное внимание на то, что движимость является единственным имуществом даже знатных членов общества.

В этих «сторонних» и кратких описаниях отчетливо видны принципиальные отличия политического образования на Северо-Западе Восточной Европы как от скандинавских «государств» Западной Европы, где основой их формирования была земледельческая колонизация, так и от ранних государств в самой Скандинавии, в которых необходимым условием социального полноправия человека было владение наследственным участком земли (одалем), а торговля составляла одно из важных, но далеко не основных занятий населения. Пожалуй, единственным действительно сходным было лишь положение главы раннегосударственных образований в Восточно-Европейском и Западно-Европейском регионах: правителя с доминирующей военной функцией (военные успехи конунга были непременным условием сохранения им своего статуса), но выполняющего и все остальные функции государственного управления с помощью личной дружины.

Поэтому, хотя возникновение государственного образования вдоль Балтийско-Волжского пути стимулировалось торговой деятельностью скандинавов, оно не воспроизводило сложившихся в скандинавских странах структур: его появление, равно как и социально-политическое устройство, диктовалось, прежде всего, его экономической основой – дальней торговлей. Особенности данного государственного образования определялись предпосылками его возникновения и задачами, которые оно должно было решать. И те и другие не имели прямых аналогий ни в скандинавском, ни в финском, ни в славянском обществах, и потому формирование в нем государственных институтов шло особым, иным, нежели в Англии, путем.

Если во Франции герцогство Нормандия было первым и последним политическим образованием скандинавов, то в Англии и на Руси процесс государственной консолидации следующих волн скандинавов продолжился и в X в. С самого начала этого столетия начинается завоевание норвежцами северо-западной Англии и юго-западной Шотландии, которое завершается в 919 г. захватом Йорка и образованием в Нортумбрии норвежского королевства[98]. Оно просуществовало до 954 г., когда английский король Эадред изгнал из Йорка Эйрика Кровавая Секира и восстановил английский контроль над этой областью. Таким образом, и Денло, и норвежское королевство просуществовали недолго и были, каждое в свою очередь, поглощены английским государством. Однако они оставили глубокий след в политическом и социальном устройстве англо-саксонской Англии и в ее культуре.

Аналогичным образом Рюрик был не единственным вождем викингских отрядов, обосновавшимся в Восточной Европе. ПВЛ коротко упоминает о некоем Туры (< Þόrir), основателе города Турова, и рассказывает о расправе Владимира с полоцким князем «и-заморья» Рогволодом (< Rögnvaldr) и его семьей. Но наиболее важным для формирования Древнерусского государства стало вокняжение в 882 г. (дата условна) в Киеве еще одного выходца с Севера, которого летописцы связывают с Рюриком родством или службой, – Олега. Пришедший, по преданию, из Ладожско-Ильменского региона вместе с сыном Рюрика Игорем, Олег объединил северный и среднеднепровский центры государственности и тем самым заложил основы Древнерусского государства. Хотя в Среднем Поднепровье господствовало производящее хозяйство и раннегосударственное образование возникло здесь, по крайней мере, за несколько десятилетий до появления Олега[99], мотивация перемещения на юг и образ действий военной элиты скандинавского происхождения мало отличались от Ладожско-Ильменского региона. Главным стимулом освоения Днепровского пути была возможность сбыта полученных с подчиненных славянских племен даней в Византии, что стало особенно актуальным в конце IX–X в., когда Хазария сильно осложнила торговлю по Балтийско-Волжскому пути. Деятельность же киевской военной верхушки – росов – ив середине X в., судя по ее описанию византийским императором Константином Багрянородным, чрезвычайно напоминала изображенный восточными писателями образ действий ар-рус в IX в. И те и другие не имеют земельной собственности, представляют собой военизированное сообщество, управляемое вождями (по Константину, «архонтами»), среди которых выделяется «великий князь» (в качестве такового Константин упоминает Игоря), собирают дань со славянских племен, характеризуемых Константином как «пактиоты», т. е. союзники росов, и реализуют ее в системе международной торговли в Константинополе[100]. Обеспечению регулярной торговли служили и заключаемые росами договоры с Византией (911 и 944 гг.). Как кажется, на юг, в Среднее Поднепровье, были первоначально перенесены те принципы политической и социальной организации общества, которые родились и оформились в Ладожско-Ильменском регионе.

Однако политическая ситуация в Среднем Поднепровье принципиально отличалась от Ладожской. С одной стороны, здесь существовал ряд крупных, соперничавших за господство политических образований – древлян, северян и др. Подчинение их Киеву было важной задачей центральной власти, решение которой заняло более половины столетия и осуществлялось, в том числе, и насильственными методами. С другой стороны, существовала постоянная угроза со стороны степных кочевников. И то и другое требовало сохранения военной организации, более того, ее реорганизации на постоянной основе и выделения отдельных отрядов для осуществления контроля на подчиняемых землях. Такая реорганизация не могла происходить лишь за счет вновь прибывавших с севера скандинавов. К середине X в. уже очевидно включение славян и финнов в состав военной верхушки киевского общества. В договоре Игоря 944 г. в числе «послов» князей «земли руской» и «купцов» названы лица, носившие прибалтийско-финские и славянские имена. О включении славян в высшую элиту свидетельствует имя одного из воевод Святослава – Претича, организовавшего в 968 г. оборону Киева от печенегов. Более того, и сам правящий в Киеве род понемногу воспринимает славянские имена, т. е. обнаруживает явную тенденцию к культурной интеграции в славянское общество. К концу X в. скандинавы, осевшие в Восточной Европе в IX – начале X в. и образовавшие новую военную элиту Древнерусского государства, и вновь прибывающие скандинавы – наемники и купцы – составляли уже две различные культурные группы, носившие разные наименования. Первые называются летописцем «русью» и воспринимаются им как «свои». Вторые – «варягами», которые изображаются летописцами конца XI – начала XII в. как враждебные и опасные иноземцы, которых можно использовать как наемников, но которым нельзя доверять[101].

В противоположность крестьянской колонизации Англии, которая оставила множество следов в социальных и политических структурах английского государства, равно как и в культуре англо-саксов, скандинавы в Восточной Европе, участвуя в процессах образования Древнерусского государства – в разной форме на разных этапах, – не оказали существенного влияния на его дальнейшее развитие. Первоначальные формы ранней государственности не были привнесены в Восточную Европу извне, они формировались под влиянием местных условий. Образовав новую военную элиту, которая концентрировала военные и административные функции, скандинавы с самого начала вынуждены были взаимодействовать с местной племенной знатью и включаться в новую инокультурную среду. Ярчайшим свидетельством этого является отмечаемый Константином Багрянородным билингвизм росов и незначительное количество скандинавских лексических заимствований в древнерусском языке, сопоставимое с числом слов, пришедших в древнескандинавские языки из Восточной Европы[102]. Инкорпорирование скандинавской по происхождению элиты в славянское общество осуществлялось в процессе постоянных и тесных контактов со славянской знатью и завершилось ассимиляцией скандинавов, осевших в древнерусских городах и воспринявших местную культуру.

(Впервые опубликовано: Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого Света. Материалы Международной конференции, состоявшейся 14–18 мая 2007 года в Государственном Эрмитаже (труды Государственного Эрмитажа. XLIX). СПб., 2009. С. 89–100)