Читать книгу Великокняжеская оппозиция в России 1915-1917 гг. - Е. Е. Петрова - Страница 10

В 1914 г., когда Россия вступила в мировую войну, было необходимо решить вопрос о Верховном главнокомандующем. Николай II не хотел, чтобы назначение великого князя Николая Николаевича на этот пост состоялось в мирное время. По мнению генерала Ю.Н. Данилова, «Государь, который по вопросу о Верховном главнокомандовании в случае войны не давал в мирное время никаких указаний, лелеял, видимо, мысль о возложении этих обязанностей лично на себя»[178]. Однако эта идея императора не встречала сочувствия со стороны министров, за исключением военного министра В.А. Сухомлинова. Поэтому когда в первые дни войны на Совете министров, собранном в Петергофе, все присутствующие высказались против желания государя, Николай II решил временно не брать на себя обязанности Верховного главнокомандующего и возложил их на великого князя Николая Николаевича. 20 июля 1914 г. появился высочайший указ о назначении Верховным главнокомандующим действующей армии и флота великого князя Николая Николаевича. «Не признавая возможным, по причинам общегосударственного характера, стать теперь же во главе наших сухопутных и морских сил, привлеченных для военных действий, признали мы за благо…» Такими именно словами начинался упомянутый выше указ, ясно отмечавший временный характер назначения великого князя. Сам Николай Николаевич по этому поводу говорил генералу А.А. Поливанову еще в 1911 г.: «Я себя держу совершенно в стороне, я от этой должности отклоняюсь, а на Сухомлинова не рассчитываю»[179]. С данным решением императора была согласна и Александра Федоровна, которая 19 сентября 1914 г. писала супругу в Ставку: «…тебе лучше не быть сейчас во главе армии»[180].

Однако в начале 1915 г. великий князь Николай Николаевич как Верховный главнокомандующий стал приобретать популярность и сосредотачивать в своих руках огромную власть. Отчасти популярность великого князя, по мнению генерала Ю.Н. Данилова, была результатом того, что «в период военных напряжений армии и людской толпе необходимы герои. Они являются реальным воплощением того энтузиазма, той высокой настроенности, без наличия которых среднему человеку трудно идти на страдания и смерть. Что нужды в том, что избранники толпы не всегда в полной мере вооружены теми данными, кои им приписывают. Молва распространяла о великом князе самые легендарные рассказы»[181].

Росту его популярности способствовали великие княгини Анастасия и Милица Николаевны. Под их покровительством издавались и распространялись портреты великого князя Николая Николаевича, печатались брошюры. Об этом подробно писал в одном из своих писем Николаю II великий князь Николай Михайлович[182]. Имеются сведения на этот счет и у В.Н. Воейкова[183].

Императрицу раздражали лавры великого князя. Именно его популярность стала одной из причин неприязни Александры Федоровны к Николаю Николаевичу. Ведь недовольство императрицы великим князем проявилось еще в январе 1915 г. и не было связано с отступлением русской армии. 29 января 1915 г. Александра Федоровна писала супругу о великом князе Николае Николаевиче: «Он находится под влиянием других и старается взять на себя роль, что он не вправе делать, за исключением вопросов, касающихся войны»[184].

В апреле 1915 г. императрица пишет о великом князе Николае Николаевиче снова: «Хотя Н. поставлен очень высоко, ты выше его. Нашего Друга [т. е. Г.Е. Распутина. – Е.П., К.Б.], так же как и меня, возмутило то, что Н. пишет свои телеграммы, ответы губернаторам и т. д. твоим стилем – должен бы писать более просто и скромно»[185]. От письма к письму отношение Александры Федоровны к великому князю ухудшалось. Письмо от 12 июня 1915 г.: «Как бы я хотела, чтобы Н. был другим человеком и не противился божьему человеку! [Г.Е. Распутину. – Е.П., К.Б.] А эти женщины [Анастасия и Милица Николаевны. – Е.П., К.Б.] не дают ему перемениться…Я боюсь назначений Н. – он далеко не умен, упрям и им руководят другие». Письмо от 17 июня 1915 г.: «Ох, не нравятся мне присутствие Н. на этих больших заседаниях по внутренним вопросам… меня его фальшивое положение временами бесит». 24 июня 1915 г. Александра Федоровна писала Николаю II: «Ты должен показать, что ты вовсе не в руках Н. и его штаба, которые управляют твоими действиями и разрешения которых ты должен спрашивать, прежде чем ехать куда-нибудь…Эта предательская Ставка, которая удерживает тебя вдали от войск!» 25 июня 1915 г.: «Я ненавижу твое пребывание в Ставке, т. к. ты там не видишь солдат, а слушаешь советы Н., которые не могут быть хороши. Все возмущены, что министры ездят к нему с докладом, как будто он теперь император»[186].

Такая волна неприятия была не случайна. В чем же именно обвиняла императрица великого князя? Во-первых, как уже было замечено выше, Александру Федоровну раздражала популярность Верховного главнокомандующего. Ее письма переполнены опасениями, что эта популярность может повредить царскому авторитету.

Во-вторых, царица обвиняла великого князя в том, что он враг «божьего человека» Г.Е. Распутина. Великий князь Николай Николаевич действительно ненавидел Г.Е. Распутина. В 1915 г. он считал, что главным проводником в государственную жизнь шедших через Г.Е. Распутина якобы откровений свыше была царица. Великий князь ненавидел и царицу. По словам протопресвитера русской армии и флота Г. Шавельского, близкого к великому князю Николаю Николаевичу, он отзывался об Александре Федоровне следующим образом: «В ней все зло. Посадить бы ее в монастырь, и все пошло бы по-иному, и государь стал бы иным. А так приведет она нас всех к гибели»[187].

В-третьих, императрицу волновало то, что великий князь Николай Николаевич сконцентрировал власть в своих руках, это угрожало престижу монарха. Данное обстоятельство было вызвано возникшим во время войны двоевластием Совета министров и Ставки. Это «двоевластие» стало для Александры Федоровны решающим фактором в ее кампании против великого князя Николая Николаевича. Влияние Ставки возросло настолько, что становилось опасным для авторитета царя. И это было замечено не одной Александрой Федоровной.

Положением, занимаемым великим князем Николаем Николаевичем, была недовольна не только императрица, но и некоторые великие князья. Так, 25 июня 1915 г. Александра Федоровна писала мужу: «Павел [великий князь Павел Александрович – Е.П., К.Б.] очень предан, и, оставляя в стороне свою личную антипатию к Н., также находит, что в обществе не понимают положения последнего, нечто вроде второго императора, который во все вмешивается»[188].

С.П. Белецкий, директор Департамента полиции, в своих показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства так обрисовывал создавшуюся ситуацию: «Между Государственной думой и правительством начался ряд осложнений на почве обвинений правительства не только в неподготовленности к войне, но и в нежелании идти навстречу пожеланиям Государственной думы в области мероприятий по обороне. Осложнения эти заставили Государственную думу прибегать к поддержке своих начинаний в верховной Ставке, ставшей в интересах армии на сторону Государственной думы, и тем, значит, выдвинули роль великого князя Николая Николаевича в делах государственного управления»[189]. Кроме того, положение о полевом управлении войсками, утвержденное Николаем II 16 июля 1915 г., предоставило Верховному главнокомандующему огромные права в тылу. Положение составлялось в расчете, что командующим будет сам царь. Но даже в этом случае право военных вмешиваться в гражданское управление в зоне боевых действий, не уведомляя о своих распоряжениях ни отдельные ведомства, ни Совет министров, раскалывало страну на две самостоятельно управляемые части. Теперь же двоевластие Совета министров и Ставки быстро приобрело политическую окраску.

В первые недели войны были созданы Всероссийский земский союз и Всероссийский союз городов. Их официальной целью было оказание помощи раненым, а затем и беженцам. Фактически же под их прикрытием происходила организация думской оппозиции для будущих переговоров с правительством по вопросу послевоенных реформ. Ставка давала повод для надежд оппозиции.

За согласование кадровой политики самодержавия с Думой и, прежде всего, за удаление в отставку министра внутренних дел Н.А. Маклакова выступали: великий князь Николай Николаевич, глава кабинета И.Л. Горемыкин, главноуправляющий землеустройством и земледелием А.В. Кривошеин и начальник походной канцелярии царя князь В.Н. Орлов. Замена Н.А. Маклакова А.Д. Самариным планировалась ими еще осенью-зимой 1914 г. 30 декабря 1914 г. В.Н. Орлов писал великому князю Николаю Николаевичу: «Я в пути имел доклад у Государя, как я о сем предупреждал Ваше Высочество, и, слава Богу, многое сказал. Сейчас Горемыкин меня вызвал и сказал, что Государь в этот раз был совершенно подготовлен к его докладу мною и что вопрос об уходе Маклакова решен… Это знают теперь только Государь, Ваше Высочество, Горемыкин, Кривошеин и я. И больше никто»[190]. Но Николай II не отправил в отставку Н.А. Маклакова, и, таким образом, первые попытки перемен в правительстве с помощью влияния великого князя не оправдались.

Давление на императора возобновилось в июне 1915 г., в разгар Великого отступления, о чем князь В.Н. Орлов писал 2 июня 1915 г. начальнику Штаба Верховного главнокомандующего Н.Н. Янушкевичу: «…пока все же думаю, что великому князю еще не надо вмешиваться в этот вопрос. (Речь идет об удалении Н.А. Маклакова, В.А. Сухомлинова, И.Г. Щегловитова, В.К. Саблера и В.Н. Шаховского. – Е.П., К.Б.). Попробуем мы тут поднять все силы; не удастся – тогда великий князь будет у нас в резерве»[191]. Резерв, видимо, пришлось задействовать. Великий князь Николай Николаевич уже после Февральской революции в беседе с великим князем Андреем Владимировичем вспоминал, что имел разговор о внутреннем положении с Николаем II в июне 1916 г.[192] Под воздействием революционных событий великий князь неправильно указал дату разговора. Беседа состоялась не в июне 1916 г., так как в это время великий князь был на Кавказском фронте, а в июне 1915 г. и речь шла, скорее всего, об удалении вышеуказанных министров.

Таким образом, под давлением великого князя Николая Николаевича и сгруппировавшегося вокруг А.В. Кривошеина большинства кабинета Николаю II пришлось в июне 1915 г. пожертвовать крайне правыми, «невыносимыми» для Думы Н.А. Маклаковым, В.А. Сухомлиновым, И.Г. Щегловитовым, В.К. Саблером. Это явилось своеобразным итогом политической деятельности великого князя Николая Николаевича в Ставке.

В исторической литературе высказывались различные мнения относительно причин, побудивших императора пойти на смещение Верховного главнокомандующего[193]. На принятие царем решения об отставке великого князя Николая Николаевича и возложения на себя его должностных обязанностей оказал влияние комплекс факторов: отступление русской армии, усиленное вмешательство самого великого князя во внутренние дела, тяготение к нему либеральной оппозиции, жалобы министров на вредные последствия несогласованности в действиях военных и гражданских властей, негативное отношение к великому князю императрицы Александры Федоровны, находившейся под влиянием Г.Е. Распутина. Но, возможно, и сам великий князь Николай Николаевич подтолкнул Николая II к принятию этого решения. 1 августа 1915 г. в письме к статс-секретарю А.В. Кривошеину, которое он «дословно» просил передать императору, великий князь выражал беспокойство, что правительство и Государственная дума просят его «заменить генерала Н.Н. Янушкевича и генерал-квартирмейстера Ю.Н. Данилова другими лицами». Великий князь Николай Николаевич дорожил этими людьми, поэтому настаивал на том, что «этот вопрос мог быть приведен в исполнение только в одной форме. Воля Государя Императора, мне выраженная». И далее он продолжал: «…обстоятельства могли сложиться иначе, а именно – залог успеха считали бы в удалении меня. В таком случае – я восторженно уступил бы свое место. Если бы было сочтено, что на меня следует надеть кандалы, – сам бы помогал их на себя накладывать»[194]. Что побудило великого князя написать последние строки? Возможно, он осознал, что чрезмерные контакты с правительством и Государственной думой, привели к тому, что они стали давать рекомендации заменять близких ему лиц другими людьми. Примечательно, что в этом случае он ищет защиты у императора. Возможно, до него дошли слухи, что Александра Федоровна подозревает его чуть ли не в заговоре. В настоящий момент это выяснить трудно. Ясно одно: данное письмо если и не подтолкнуло императора к принятию решения о Верховном главнокомандовании, то укрепило Николая II во мнении о правильности своих действий.

Николай II принял решение о возложении на себя должности Верховного главнокомандующего в начале августа и сообщил о нем Совету министров 6 августа 1915 г.

Отрицательная позиция министров по данному вопросу была ясна еще в начале войны, когда они высказались против принятия Верховного главнокомандования государем. «Большинство министров считали государя по его личным качествам неподходящим для роли активного вождя действующих войск, само же решение – отбыть на постоянное пребывание к армии – не соответствующим условиям времени», – вспоминал генерал Ю.Н. Данилов[195]. 21 августа 1915 г. по настоянию большинства министров император Николай II собрал у себя в Царском Селе Совет министров.

Во время заседания министры указывали ему на то обстоятельство, что Россия не приписывает постигшие неудачи вине великого князя, и отметили те опасности, которые сопряжены с тем, что император оставит столицу. Государь с усталым и неопределенным видом выслушал речи и в заключение кратко произнес: «Я остаюсь при своем решении…». «В подавленном настроении разъезжались участники этого исторического заседания. Но на другой день большинство их собралось вновь у министра иностранных дел С.Д. Сазонова»[196]. На этом секретном совещании было составлено письмо царю, в котором говорилось, что принятие главнокомандования императором грозит тяжелыми последствиями государю, династии, России. Письмо подписали государственный контролер П.А. Харитонов, министр земледелия А.В. Кривошеин, внутренних дел князь А.П. Щербатов, иностранных дел С.Д. Сазонов, финансов П.Л. Барк, просвещения граф П.Н. Игнатьев, торговли В.Н. Шаховской и обер-прокурор Синода А.Д. Самарин. Военный и морской министры письма не подписали, но обещали доложить государю об их солидарности с подписавшими.

15 сентября министры были вызваны в Ставку по поводу письма, где государь с выражением неудовольствия высказался о том, что его воля о принятии Верховного командования совершенно непреклонна и тем не менее, он был чрезвычайно удивлен, получив письмо за подписью министров, что он совершенно не понимает, как они себе позволили это сделать[197].

«Министерская забастовка» не дала результатов, и мнение министров не было принято во внимание. Характерно, что они возражали не столько против снятия с поста главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, сколько против вступления в эту должность Николая II.

Решение императора встать во главе действующих войск было встречено общественностью по-разному. На чрезвычайном собрании Московской городской думы раздавались громкие протесты против этого решения. «Об этом отношении государь был осведомлен особым письмом председателя Государственной думы М.В. Родзянко, который “умолял” царя не возлагать на себя Верховное командование и не рисковать своим положением»[198]. Такое отношение Думы к поступку государя было вполне обоснованным, учитывая то, что Ставка во главе с Николаем Николаевичем была средоточием надежд думских лидеров.

Теми же мыслями проникнуто письмо командующего Северо-Западным фронтом генерал-адъютанта М.В. Алексеева великому князю Николаю Николаевичу 11 августа 1915 г. с просьбой передать обстоятельства, изложенные в письме Николаю II: «Та обстановка, в которой находятся в данное время почти все армии Северо-Западного фронта, крайне сложна, тяжела и ответственна… Высшие интересы требуют, чтобы Его Императорское Величество соизволили вступить в верховное начальствование войсками только тогда, когда будет пережит настоящий кризис, когда армии, хотя и ослабленные, будут поставлены в более благоприятное положение»[199]. Ответом на это послание была телеграмма великого князя от 14 августа 1915 г.: «Письмо Ваше получил. То, что вы желаете – передам. Ваши соображения имеют за собою большие основания, но для решения вопроса надо взвесить всю совокупность (sic!) – и тогда. По моему мнению, медлить тоже не следует, это вызовет еще худшие последствия. Генерал-адъютант Николай»[200]. Примечательно, что все уговоры сводились к представлению опасности для личного престижа царя при возможных неудачах во время его командования войсками. Подобные доводы меньше всего могли повлиять на императора, настроенного всегда, а в то время особенно, чрезвычайно жертвенно.

После своей отставки Николай Николаевич был назначен командующим Кавказским фронтом. Однако даже удаление на Кавказ, подальше от Петрограда, не успокоило Александру Федоровну. По дороге на Кавказ великий князь задержался в своем имении Першино. 11 сентября 1915 г. Александра Федоровна писала мужу: «Милый мой, прикажи ему скорее ехать на юг. Всякого рода дурные элементы собираются вокруг него и хотят использовать его как знамя»[201]. Одиозная фигура великого князя продолжала раздражать императрицу.

Сам великий князь Николай Николаевич принял известие об отставке спокойно, по крайней мере внешне. Как писал Николай II жене: «Великий князь был в хорошем расположении духа, в каком мы его редко видели в течение многих месяцев»[202]. Однако, по свидетельству адъютанта другого великого князя Михаила Александровича Н.А. Врангеля, этому спокойному поведению предшествовала довольно решительная реакция великого князя накануне увольнения. Н.А. Врангель сделал на этот счет в своем дневнике следующую запись: «Государь написал великому князю письмо, в котором весьма умело и деликатно сказал, что в столь тяжелое время для России он считает своим долгом перед лицом родины взять всецело на себя ответственность, возложенную на него Богом, – и принять на себя верховное командование. Государь выразил надежду, что чины штаба великого князя, ввиду крайнего недостатка в офицерах, станут в строй. Это письмо вызвало ярость великого князя. Главнокомандующий, который прочел его при штабе, прибавил: “Меня выгоняют, а из вас хотят сделать пушечное мясо”. После этого великий князь хотел приехать в Петроград. Но на его просьбу государь ответил письмом, опять очень умным: что, во-первых, присутствие его на Кавказе, где войска его ждут, необходимо и что приезд его в столицу может вызвать нежелательные манифестации»[203].

Неоднозначную оценку это смещение вызвало в великокняжеской среде.

Наиболее активные действия были предприняты великим князем Дмитрием Павловичем. Узнав о намерении Николая II принять на себя Верховное командование русской армией, он, заказав экстренный поезд, отправился из Ставки в Петроград с целью попытаться изменить решение императора. Дмитрий Павлович взял на себя смелость объяснить Николаю II, что не только он, но и практически вся армия умоляла императора не брать на себя командование. Николай II был тронут и, казалось, готов изменить свое решение. Дмитрий Павлович был уверен, что добился успеха. Однако спустя два дня он узнал из газет, что Николай II принял на себя Верховное главнокомандование из рук великого князя Николая Николаевича. Несмотря на свой поступок, великий князь Дмитрий Павлович получил впоследствии должность адъютанта при Верховном главнокомандующем[204].

Тяжело восприняла известие о вступлении сына в должность Верховного главнокомандующего вдовствующая императрица Мария Федоровна. В ее памятной книжке на этот счет есть соответствующая запись: «От этого сообщения я почувствовала себя так плохо, что меня чуть не хватил удар. Я высказала ему [Николаю II. – Е.П., К.Б.] свое мнение, умоляя не делать этого, настаивая на том, что необходимо бороться с этими ошибочными заблуждениями и особенно сейчас, когда наше положение на фронтах так серьезно. Я добавила, что если он это сделает, то все увидят, что это приказ Распутина»[205]. Дневник великого князя Андрея Владимировича также свидетельствует о реакции Марии Федоровны: «Ее волнует больше всего вопрос о Николае Николаевиче. Она считает, что удаление поведет к неминуемой гибели Н. [Николая II. – Е.П., К.Б.], так как этого ему не простят. Во всем разговоре она выгораживала Ники, считая Аликс виновницей всего». Сам Андрей Владимирович считал, что «удаление Николая Николаевича на Кавказ есть огромная ошибка»[206]