Читать книгу 13 диалогов о психологии - Е. Е. Соколова - Страница 24

А.: А дальше мы обратимся к творчеству Платона. Пойдем следующим путем: будем сравнивать между собой основные положения учения о душе Демокрита, представителя материалистической тенденции в древнегреческой философии, и Платона, представителя идеалистической тенденции. Сначала разберем некоторые общефилософские положения Демокрита и Платона относительно мира в целом, без чего невозможно понять их учений о душе.

Согласно Демокриту, мир есть движущаяся материя, бесчисленное множество движущихся в пустоте атомов, и все вещи состоят из них. «Ничто не возникает из ничего», то есть Вселенная несотворима и неуничтожима, хотя отдельные миры могут возникать и погибать. Учение Демокрита о множестве миров, существующих во Вселенной, является предвосхищением идей гораздо более позднего времени – идей Джордано Бруно [см. 8, с. 58]. Все во Вселенной подчинено не каким-либо сверхъестественным силам, а закону необходимости (Ананке, как говорили древние). Необходимость есть бесчисленная цепь причинно-следственных отношений.

Позиция Платона противоположна. Если для Демокрита бытие – это атомы, то для Платона истинным бытием обладают идеи. Идею Платон понимал как субстанциализированное родовое понятие, а также «как принцип вещи, как метод ее конструирования и познавания, как смысловую модель ее бесконечных чувственных проявлений, как смысловую ее предпосылку, наконец, как такое общее, которое представляет собой закон для всего соответствующего единичного. При этом материя является функцией идеи» [9, с. 47].

С.: Честно говоря, я мало что понял.

А.: Речь идет о том, что существует где-то в заоблачной дали мир особых сущностей – идей, которые гораздо более реальны, чем те чувственные вещи, которые мы имеем перед собой. Причем в доказательство этого основного положения Платон приводит основания, которые действительно не могли быть объяснены с позиций атомистического материализма. Ну вот, например, отрывок из диалога Платона «Гиппий Больший», где разбирается проблема прекрасного самого по себе. Послушаем же Сократа и его собеседников. Сократ спрашивает их, повторяя вопрос человека, с которым якобы недавно состоялся у него разговор: что такое прекрасное? Один из нынешних собеседников Сократа, Гиппий, отвечает ему.

Гиппий: Знай твердо, Сократ, если уж надо говорить правду: прекрасное – это прекрасная девушка…

Сократ: «Хорош же ты, Сократ, – скажет он. – Ну а разве прекрасная кобылица, которую сам бог похвалил в своем изречении, не есть прекрасное?..»

Гиппий: Ты верно говоришь, Сократ, ибо правильно сказал об этом бог; ведь кобылицы у нас бывают прекраснейшие.

Сократ: «Пусть так, – скажет он, – ну а что такое прекрасная лира? Разве не прекрасное?» Подтвердим ли мы это, Гиппий?

Гиппий: Да.

Сократ: После этого человек скажет…: «Дорогой мой, а что же такое прекрасный горшок? Разве не прекрасное?»

Гиппий: Так оно, я думаю, и есть, Сократ [15, с. 394–395].

А.: После ряда подобных рассуждений Сократ и его собеседник приходят к выводу, что они обсуждали лишь прекрасные вещи, а не прекрасное само по себе, которое «делает прекрасные предметы прекрасными», но не сводимо ни к одному из них. Сократ, а вслед за ним и Платон, считает, что прекрасные вещи прекрасны благодаря «сопричастию» особой сущности – идее прекрасного.

В последующих диалогах эта мысль об объективно существующих идеях развивается и становится одним из основных положений уже психологического учения Платона о душе.

C.: О котором, очевидно, у нас сейчас и будет разговор?