Читать книгу 24 секунды до последнего выстрела - Е. Гитман - Страница 11

К звонку в половине четвёртого утра Себ был не готов. Рингтон вырвал его из сна как армейская тревога, заставил вскочить на ноги и потянуться к одежде. И только застегнув штаны, Себ осознал, что бежать никуда не нужно.

Он схватил телефон, бросил быстрый взгляд на экран и ответил сиплым голосом:

– Миссис Кейл?

Что бывшей тёще могло понадобиться от него в такую рань? Из трубки раздался судорожный всхлип, переходящий в подвывание.

– Миссис Кейл? – повторил он, холодея. – Что случилось?

– Басти… Басти, Эмили…

– Тш-ш… тихо… скажите мне. Просто скажите.

– Эмили… – снова всхлип, сухие рыдания, хрипы, – самолёт… Позвонили спасатели… Басти…

Себ опустился обратно на кровать.

– Когда позвонили?

– Только что… Она говорила, что летит отдыхать. Мы вчера с ней…

Да нет. Ну, твою ж… Просто чушь какая-то. В голове не укладывалось.

– Басти, я не знаю, что делать… кому звонить…

– Тихо, тихо. Вы правильно сделали, что позвонили мне. Сейчас… – он вцепился пальцами в волосы, потянул, уронил руку, – мама с папой приедут к вам, я попрошу. Тихо, тихо, миссис Кейл. Я всё выясню. Всё будет хорошо, – он говорил что-то успокаивающее, не вдумываясь в слова.

Когда всхлипы затихли, он сбросил вызов и взял ноутбук. Чёртова машина грузилась слишком долго! А ему нужен был интернет. Срочно.

Сайт BBC открывался, кажется, вечность, но всё-таки загрузился, выплюнув на Себа заголовок. Тяжело выдохнув, Себ пробежал глазами новость, выхватывая только обрывки слов и смыслов: «Рейс 986 Каир – Лондон», «крушение», «164 человека», «работают спасатели», «… с родственниками погибших».

Отставив ноутбук, экран которого светил слишком ярко, до рези в глазах, он набрал цифры, указанные в конце новости. Дозвониться на горячую линию оказалось непросто, но он ждал до тех пор, пока профессионально-уверенный спокойный голос не ответил ему.

«Миссис Эмили Майлс». «Да, из Каира». «Я её муж». Больше Себу ничего не потребовалось говорить – ни приветствий, ни всяких там «подскажите, пожалуйста», и, надо сказать, он был благодарен за это спокойному голосу.

Потом был звонок папе – Себ предпочитал поговорить с ним, а не с мамой.

– Сын? – у папы голос со сна тоже был хриплым. – В чём дело?

– Эмили погибла в авиакатастрофе. Миссис Кейл сейчас звонила мне. Она в ужасном состоянии, нужно с ней побыть.

Папа не стал задавать лишних вопросов.

– Буду через полчаса.

– И, пап…

– Что, Басти?

– Маму можешь взять, но проследи, чтобы без рыданий.

– Поучи ещё… Я отзвонюсь утром.

Вот и всё. Из Лондона ночью больше ничего не сделать. Спустив ноутбук на пол, Себ лёг на кровать, уставившись пустыми глазами в черноту потолка. Дальше будет опознание. Он съездит, ясное дело. Похороны. В Карлайле? Решать миссис Кейл.

Сьюзен… Кому-то придётся сказать ей, объяснить, что случилось. И Себ точно знал, кто это будет.

Джексон тоже, скорее всего, погиб, хотя о нём пока ничего известно не было. Но давайте честно: в авиакатастрофах выживают не так уж часто.

Себ тяжело выдохнул. Дерьмо случается. Хорошие люди, мужчины и женщины, просто умирают. А те, кто остался, стоят полчаса над их гробами, слушая пастора, и уходят жить дальше. Это нормально. Жизнь такая. Просто это не должны были быть Эмили и Джексон. Не сейчас и не так.

Он опять взял телефон и, отлично осознавая бессмысленность своих действий, позвонил Эмили. «Абонент не отвечает». Но вдруг бы?..

Раздался тихий робкий стук в дверь, и Себ был вынужден впустить сонную Сьюзен, которая куталась в пушистый розовый халат.

– Что-то случилось, папочка? Я слышала что-то…

– Я тебя разбудил? – ласково спросил Себ, опускаясь на корточки, чтобы посмотреть Сьюзен в лицо.

– Чуть-чуть. Это не страшно. Но я подумала, раз ты не спишь…

Нужно было сейчас обнять её, отвести в постель, уложить. Ребёнку не нужно узнавать такие новости ночью. Ну, да, конечно, а днём их узнавать легко и просто.

– Пап?

– Очень поздно, дорогая, – произнёс он. – Давай отведём тебя в постель?

Он расскажет ей обо всём утром, когда она будет готова. И тут же подумал, что всё это херня – не будет она готова услышать такое, никогда.

– Пап, всё хорошо? – она положила руки ему на плечи, и Себ понял, что не может соврать ей сейчас, а утром ошарашить страшной новостью.

– Нет, принцесса, не всё, – признался он, подвёл Сьюзен к своей кровати, усадил, обнял за плечи и сказал правду: – Произошло кое-что плохое. Мамин самолёт упал. Мама погибла.

Это была тяжёлая ночь. Сьюзен плакала, билась, снова заходилась слезами, и Себ поил её холодной водой. Только через несколько часов она уснула, совершенно вымотанная, судорожно цепляясь за его футболку. Себ, поудобнее устроив её голову на своём плече, крутил в голове однообразные мысли.

Смерть не пугала его и не шокировала. Он своё давно отплакал и отблевал. Он не впервые терял близких людей: друзей, сослуживцев, тех, кто спасали ему жизнь по многу раз.

Его разрывало изнутри от страха за Сьюзен. Она не могла жить с ним всё время. Да это была бы худшая идея в мире. Ей нужно внимание, время, помощь психологов и комфортные условия. Она нуждалась в заботе и поддержке. Кто возьмёт на себя её воспитание? Как ему это всё устроить, чтобы, находясь в безопасности, она в то же время не чувствовала себя так, словно вместе с матерью потеряла и отца? И как, господи, помочь ей пережить это огромное для неё, такой маленькой, горе?

– Пап… – Сьюзен подняла голову, не выпуская его футболку из рук, – а где мама теперь? Эмма говорила, что её папа под землёй…

– Я… точно не знаю, – вот что ей точно не стоит рассказывать, так это как выглядят жертвы авиакатастроф и как их собирают по кускам, чтобы опознать, и как хранят в одинаковых гробах в морге, чтобы проще опознавать было, – но мы обязательно положим её тело под землю. А вот душа… Бабушка точно объяснит тебе, когда мы увидимся. Она знает лучше.

– Зачем под землю?

Надо было об этом говорить, да? Кретин.

– Так… принято. Когда человек умирает, его хоронят в земле. Это правильно. Но… – он скрипнул зубами, мысленно заставляя себя подбирать внятные слова, – ты знаешь…

Себ не умел вести такие разговоры. Он смутно помнил, что говорили ему самому, когда умер дедушка. Кажется, что он ушёл на небо и смотрит за ним оттуда. Себа это пугало, потому что одно дело – дедушка, который живёт у себя дома в Шотландии и разводит пчёл, и совсем другое – тот же дедушка, следящий за ним неустанно, да ещё и с неба, откуда наверняка всё должно быть хорошо видно. Нет, этого он Сьюзен точно не скажет.

– Знаешь, даже если человек умер, это не значит, что он нас совсем оставил. Мы её помним. И каждый раз, когда мы будем вспоминать её, она как бы будет с нами.

Сьюзен смотрела на него пустыми глазами, в которых опять заблестели слёзы. Она бы и дальше рыдала, но у неё закончились силы. Она мелко часто сглатывала, шмыгала носом и совсем не моргала.

***

Дальше была изматывающая рутина, уничтожающая трагедию на корню. Мама, папа и миссис Кейл приехали в Лондон, остановились в доме Эмили, который уже не был её домом, Сьюзен осталась на их попечении, а Себ отправился в Черногорию, на территории которой упал самолёт, – на опознание. Ни о каких девяти днях, разумеется, не шло речи – Себ понимал, что будет удачей, если они похоронят Эмили в течение месяца, учитывая время на выдачу и перевозку тела.

Главное, он нашёл её.

В тот момент, когда он собирался возвращаться в Англию, позвонил Джим.

Он молчал всё это время, словно бы исчез, а тут объявился.

– Трудная неделя, детка, да? – сказал он прохладно, таким тоном, что не было сомнений: он обо всём знает.

– Сэр, – ответил Себ, – я буду в Лондоне через три часа и готов сделать всё, что нужно.

Джим тихо засмеялся.

– Мне ничего не нужно. Но у меня есть подарок, Себастиа-ан. Приезжай ко мне и забери его.

Хотя меньше всего на свете Себ хотел сейчас получать подарки от Джима Фоули, он не стал спорить и, выйдя из Хитроу, взял такси до Клармонт-клоуз, тринадцать.

Подъезд многоэтажки всё так же был открыт. Лифт всё так же вонял и дребезжал. Но дверь на восьмом этаже была слегка приоткрыта, и из-за неё доносилась омерзительная музыкальная мешанина.

Себ вошёл внутрь квартиры и понял, что хочет броситься прочь, только чтобы не слышать этого музыкального ада, но сдержался. Джим, развалившись на диване, слушал две песни одновременно из двух невидимых, но очень мощных стереосистем. Выдохнув и немного адаптировавшись, Себ сумел разделить два трека. С одной стороны орали «Мьюз» – он не мог не узнать их, Эмили обожала эту группу. С другой – играл совершенно незнакомый ему джаз, и в какой-то момент вокальное: «Детка, ты проиграешь» даже очень точно совпало с проигрышем на саксофоне, но потом мгновения синхронности закончились, и у Себа снова заболели уши вместе с затылком.

На лице Джима при этом читалось незамутнённое наслаждение, настолько мощное, что Себ едва ли мог поверить, что оно вызвано только музыкой.

Джим шевельнул рукой, убавляя громкость обоих песен.

«Сообразительно детка распинает моих врагов», – отчётливо пропели «Мьюз», саксофон всхлипнул, и Джим вырубил музыку окончательно.

Себ сглотнул и потёр затылок, в котором до сих пор отдавалась эта дикая смесь.

– О да, – сказал Джим, выпрямился и медленно, с трудом разлепил веки, однако взгляд его не был томным или сонным, наоборот, он горел совершенно безумно. – Подойди сюда, Себастиан.

Себ приблизился и, повинуясь указаниям, сел на край дивана.

– Сэр…

– Человеческие слабости… Как они меня иногда раздражают. Но у меня есть кое-что для тебя. Думаю, ты оценишь, детка. Не так-то просто это было раздобыть. Я старался.

– Сэр…

– Я старался! – рявкнул Джим. – И я надеюсь, что ты оценишь этот подарок.

Себ промолчал. Джим достал из кармана пиджака чёрную флешку. – Ты знаешь, что в самолёте была бомба?

Себа как будто ударили по голове. Дыхание сбилось. Он не нашёл, что ответить, прежде чем Джим добавил холодно:

– Я вот не знал. А я очень не люблю, когда меня не зовут участвовать в таких развлечениях. Это обижает и расстраивает. Я мог бы долго подбираться к этим людям, ты знаешь… но почему бы не подарить их тебе? Пять имён, Себастиан. Авторы идеи, исполнители, все, кого ты так хочешь.

Себ сжал флешку ледяными пальцами.

– Скажи мне, святой Себастиан… – протянул Джим, приподнимаясь к уху Себа, – когда ты будешь выпускать пули, ты почувствуешь удовольствие?

Себ встретился взглядом с Джимом и ответил чужим голосом:

– Да, сэр.

В этот момент он действительно обожал своего безумного босса.

***

Было жарко. Не то чтобы Себ не привык к жаре, но в этот раз стоял особо испепеляющий зной. Он прожигал насквозь куртку и кепку, пробирался внутрь, обдирал лёгкие и вызывал тошноту.

Винтовка тоже нагрелась и уже не холодила щеку.

Себ ненавидел Каир. Каждой клеткой своего тела, каждым нервом. Египет за неделю вызвал у него такую ненависть, которую Афганистан не заслужил за пять лет. Он ненавидел колониальные особняки, которые не давали никакого надёжного укрытия. Ненавидел песок и горький жир в воздухе. Голубятни на чёртовых крышах и чавканье мусора под ногами в проулках. Но больше всего в этом городе и в этой стране он ненавидел себя.

Джим дал ему пять имён: четыре в Египте и одно в Британии. На флешке были настолько подробные досье, словно за каждым из пятерых следили ежеминутно, поэтому искать никого не требовалось. Приехать, потратить день на подготовку и уточнение плана, выбрать точку и сделать выстрел.

Себ убивал людей очень много раз за свою жизнь, но впервые буквально чувствовал кровь на руках. На войне или во время заказов он просто работал. Нажимал на крючок, беспокоясь только об одном – верно ли рассчитал траекторию? И если пуля ложилась как надо, чувствовал спокойное удовлетворение – дело сделано.

Здесь, в долбанном Каире, Себ задыхался в крови.

Лёжа на дырявой грязной крыше старого французского особняка, укрывшись за очередным хлипким архитектурным излишеством, он смотрел через прицел в лицо четвёртому из своего списка. Это был обычный местный: смуглый черноволосый парень в белой свободной рубашке. Стоя на крыльце узкого серого дома, он болтал со знакомым и грыз орешки, кидая скорлупу на землю. Ничто в его облике и поведении не указывало на причастность к авиакатастрофе, скорее всего, его смерть с падением самолёта никак не свяжут. А если и свяжут… Плевать. Джим умел решать такого рода проблемы. Он же, кстати, нашёл ему превосходную, почти новую «М-24» в Египте.

Выстрелить Себ мог ещё пять минут назад.

Ничто не перекрывало цель, не было помех и причин для промедления, но он оттягивал мгновение. Впервые в жизни Себ испытывал какие-то чувства к человеку, которого держал на прицеле, и они меняли всё. Доли злобы хватило, чтобы разжечь пожар. По лицу, шее и спине Себа тёк пот. Вокруг жужжали мухи, некоторые садились на голую кожу, мерзко перебирая лапками.

Мог ли знать Джим о том, какой подарок он преподносит?

Едва ли.

Безумный босс бы хотел сделать ему приятное. В тот момент, когда флеш-карта оказалась у Себа в руках, он действительно ощутил восторг. Это было совершенно особое чувство, ни на что не похожее и ни с чем не сравнимое: пьянящая близость возмездия. Возможность сделать хоть что-то для Эмили и, главное, для Сьюзен. Право смотреть дочери в глаза и думать: «Твою маму убили, но я отомстил». Такое дикое и первобытное. Но потом, когда отступать уже было поздно, пришла тошнота. Ни Эмили, ни Сьюзен это не было нужно. Ему самому – тоже.

«Это заказ», – попытался он убедить себя. Ни капли не работало.

Не выстрелить было нельзя. Потому что это был, чёрт возьми, заказ, а то, что он совпал с личными переживаниями Себа – случайность, не более. Не лети Эмили этим самолётом, Себ всё равно лежал бы в вонючей каирской жаре и смотрел бы на шестикратном увеличении, как мужик жрёт мелкие орешки.

Его заинтересованность в этом деле – совпадение. Но оно ломало изнутри, корёжило самую суть его работы.

Сделав вдох и медленный выдох, Себ нажал на спусковой крючок и подавил желание посмотреть внимательнее, что будет дальше, только убедился, что цель снята. Сложил винтовку. Стянул и сунул в карман перчатки. Пинком отправил винтовку вниз, в заваленный горами мусора дворик – плод страсти французской изящности и египетской прагматичности. Пусть ищут.

Больше в Каире его ничто не держало, и только тошнота отравляла полёт. Оставалось надеяться, что она пройдёт, когда пятый и последний человек из списка упадёт с аккуратной дыркой в грудной клетке.

***

Лондон встретил затяжным дождём. Проходя досмотр на таможне, Себ ждал звонка от Джима – но его не было. Босс вообще молчал – пропал, выдав указания.

Зато неожиданно позвонил Грег.

Себ уже сел в кеб и назвал домашний адрес, планируя переодеться и как можно быстрее отправиться в дом Эмили – обсудить, наконец, с миссис Кейл похороны и немного побыть со Сьюзен, но всё-таки снял трубку.

– Привет, старина, прости, что отвлекаю, понимаю, у тебя и без меня забот сейчас…

– Всё нормально, привет, – прервал его Себ, – в чём дело?

– Если честно, – признался Грег, – мне нужна твоя помощь.

Себ мысленно выругался. Но учитывая, что Грег помогал ему, когда было нужно, об отказе и речи не шло – так что он просто назвал таксисту другой адрес, порадовавшись, что едет без оружия.

Грег настоял на том, чтобы встретиться в какой-то забегаловке типа «Макдоналдса», только с другой вывеской. Протиснувшись мимо толпы галдящих подростков с огромными стаканами колы в руках, Себ осмотрелся в ярком свете и всё-таки отыскал за решётчатой перегородкой приятеля. Выглядел Грег неважно: не то трёхдневный недосып, не то тяжёлое похмелье. Вместо приветствий он сказал:

– Я узнал недавно об Эмили, это…

– Плохо, да, – кивнул Себ, – так что случилось?

Принимать соболезнования он не хотел – не ему они предназначались. Да и перелёт был долгим, а неделя до него – одной из самых дерьмовых в жизни.

Грег, однако, не спешил выкладывать, в чём там дело. Ероша волосы, он кидал осторожные взгляды по сторонам, и только убедившись, что они окружены подростками или шумными компаниями, наклонился и заговорил:

– Мне нужно обсудить с тобой взрыв в «М-Корпорейшн». Разговор не из простых.

Себ подобрался.

– Ты ведь работал на них… Да, знаю, что пару недель от силы, но это может быть то, что нам нужно.

– Стой… ничего не понял, – Себ мотнул головой.

– Нам надо понять, чем они занимались на самом деле. Что они делали?

Наморщив лоб, Себ задумчиво ответил:

– Да чем они только не занимались, так-то. Химикаты какие-то, мобильники, грузоперевозки, трактора ещё были. Лаборатории вроде.

Грег взбодрился.

– Да, это официально. Но Пол уверен, что было нечто другое. Что всё это ширма.

Эту теорию Себ уже слышал – от Джоан, с которой он виделся, кажется, в прошлой жизни.

– Я не…

– Ты работал в охране, – надавил Грег, а Себ пожал плечами:

– Да что там работал… Ходил на встречи с этим… Фоули и другими боссами.

– Вот! Ты был на встречах. О чём говорили?

Себ выдохнул:

– Я не помню…

Какое-то время Грег колебался, хмурил кустистые брови, о чём-то размышлял, потом поднял ладони вверх, словно бы сдавался, и резко сказал:

– Пола отстранили. Идёт служебное расследование, – Себ не рискнул ничего говорить, а Грег продолжил: – Это не случайность. Ему намекали на то, что дело со взрывом пора закрывать, но он отказывался. А потом обнаружили, что он выносил из кабинета бумаги, которые выносить нельзя.

– А он выносил?

– Да все их выносят. Это формальность. Но сверху пришёл приказ об отстранении. Расследование несоответствия должности курирует сам интендант.

– Стой. И ты думаешь, что кто-то заплатил… шефу полиции за то, чтобы он закрыл дело и приструнил особо ретивого сотрудника?

Очевидно, именно так Грег и думал. И вполне вероятно, так всё и было, хотя Джим удивлял. Связи среди террористов и преступников – одно дело. Возможность надавить на Скотланд-Ярд – уже другое.

– Все бумаги забрали в другой отдел, – сказал Грег. – Но Пол обсуждал с нами это дело. Я должен доказать, что он был прав, это единственное, чем я сейчас могу ему помочь.

Себ некоторое время молчал, надеясь, что его лицо в должной мере выражает сочувствие. Потом заговорил:

– Мне жаль Пола. Дерьмовая ситуация. Но знаю я, правда, немногое. Я никогда не вслушиваюсь, о чём там болтают боссы из компаний, сплю с открытыми глазами, только слежу, чтобы никто рядом не делал резких движений.

– Если бы мы могли допрашивать всех этих парней в костюмах и с телохранителями, – пробормотал Грег, – страна бы процветала. Может, помнишь хоть какие-то обрывки?

Было жалко обманывать Грега. Себ вообще не любил враньё. Но они были по разные стороны, ничего не поделаешь – даже с учётом того, что Грег играет за хороших парней. Или нет? Если Джим давит на полицию, а кто-то ещё – на, скажем, кабинет министров, – то за плохих играют все. Дурные мысли после дурного дня в конце сумасшедшей недели.

– Акции, цены, тонны, сроки – вот и всё, без цифр и уточнений, мне было плевать.

Грег ссутулил плечи.

– Я просто не знаю, что мне делать. Пол – отличный полицейский, сделал такую карьеру, из патруля до старшего детектива-инспектора поднялся за пять лет. Он цепкий, как питбуль. Мы его иногда всем отделом ненавидим…

«Повезло же Полу вцепиться зубами именно в то дело, которое связано с Джимом», – подумал Себ.

– Если ему повезёт, его просто понизят в должности… – продолжил Грег. – Эх, развалилась команда, – и, меняя тему, спросил: – Ты знаешь, что Джоан уехала в Плимут?

– Да, она сказала, – отозвался Себ очень спокойно, но Грег что-то там додумал за него и сочувственно покачал головой, добавив:

– Жалко. Мы уже за вас радоваться начали.

– Радоваться, – хмыкнул Себ, – зубоскалили и сплетничали, как домохозяйки у забора.

Грег рассмеялся, хотя и не слишком весело:

– Ну, не без того. Но больше не над тобой, а над Полом. Он, как к нам пришёл, всё пытался за Джоан приударить.

– Дай угадаю: она раскатала его в тренировочном зале? – вспомнил Себ шутку из почти забытой встречи с полицейскими в пабе.

– Вытерла им пол. После этого он заявил, что просто обязан дождаться смельчака, который с ней справится.

Просившееся на язык: «Позвать женщину куда-то кроме тренировочного зала он не пробовал?» – Себ тактично опустил. Такую шутку можно было позволить себе в другой жизни, где они снова встретились бы той же компанией и где Джоан сидела бы рядом.

***

К дому Эмили Себ ехал в ещё более скверном настроении, чем выходил из аэропорта. Но собственные проблемы отступили, когда он увидел на крыльце похудевшую бледную Сьюзен, которая не кинулась ему навстречу, как обычно, а заплакала, цепляясь за руку няни. Себ быстро подошёл, присел на корточки, обнял Сью за плечи, всмотрелся в красные глаза и спросил мягко:

– Почему ты плачешь, дорогая?

– Бабушка сказала… – Сью всхлипнула, – ты летел на самолёте.

Дав мисс Кларенс знак отойти, Себ обнял Сьюзен, погладил по голове. Потом он объяснит ей, что летать – совсем нестрашно. Возможно, когда он убьёт пятого из списка и снова обретёт хотя бы призрак душевного равновесия, он найдёт для неё все необходимые слова. А пока он мог просто обнимать её и надеяться, что этого будет достаточно.

Он держал Сьюзен несколько минут, пока она не перестала дрожать, и потом ещё немного. Когда он разжал руки, над головой раздался строгий голос:

– Басти!

Папа остановился на пороге. Высокий, широкоплечий и спокойный, как обычно, он удивительным образом внушал уверенность, что всё разрешится. Хотя, конечно, Себ понимал, что это самообман.

– На пару минут, Басти, – позвал он, и Себ, передав Сьюзен обратно няне, встал и пожал отцу руку.

Они прошли сразу на кухню, неуловимо изменившуюся за короткий срок. Мелочи бросались в глаза: кастрюли стояли не так, как их ставила Эмили, полотенца не валялись на столе, а аккуратно висели на крючках. Себ притворил дверь и сказал:

– Бодро выглядишь. Как тут всё?

Папа сложил руки на груди. Конечно, он уже не был так здоров и крепок, как во времена детства Себа, густые волосы поседели, да и роста они на самом деле были одинакового, но он всё равно внушал Себу детский трепет.

– Неплохо. Миссис Кейл перестала рыдать каждый день, – отрапортовал он, – Сьюзен очень хорошо держится. Почти не плачет, только говорит мало. Чувствуется наша кровь. Она начала ходить в школу, хотя твоя мама была против.

– Возможно…

– Ей надо заниматься делом, – оборвал папа, – а не сидеть в комнате. От этого только хочется страдать и жалеть себя. Работа – лучшее лекарство от горя.

О да, с этой философией Себ был хорошо знаком. И в целом даже согласен. Но то, что было применимо к нему самому, плохо подходило Сьюзен.

– Я о другом хотел поговорить, Басти, – папа жестом показал, что не желает слушать никаких возражений и споров.

Себ подвинул стул и сел, напоминая себе, что ему уже очень давно не двенадцать, так что едва ли стоит бояться выговора.

Папа остался стоять, только опёрся рукой о холодильник, побарабанил пальцами по гладкой дверце и спросил, глядя Себу в глаза:

– Что ты думаешь о будущем Сьюзен?

Чего он только ни думал на эту тему за последние дни.

– Она будет жить со мной, – озвучил он тот вариант, который считал наиболее приемлемым, – я сниму более подходящее жильё, возможно, где-то недалеко, чтобы не переводить её в другую школу. Вот и всё.

Папин взгляд стал очень пронзительным, морщины вокруг глаз сделались глубже.

– Я так и думал. Бред сумасшедшего.

– Почему? – вскинулся Себ.

– Из-за твоей работы, вот почему!

– А что не так с моей работой? Хорошая фирма, большая зарплата. Да, не мечта карьериста…

Папа смотрел всё так же пристально, но Себ и не думал отводить взгляд, вместо этого встал, чтобы избавиться от неприятного чувства, что над ним нависают.

– Так вышло, что я узнал кое-что о твоих доходах, сын. Видел счета Эмили, которые ты оплачиваешь. Поболтал со Сьюзен о районе, в котором живёшь. Слоун-стрит, да? – он поджал губы, так что они стали почти незаметны на обветренном потемневшем лице, – честный человек столько не зарабатывает, Басти.

– У тебя богатая фантазия, отец, – спокойно проговорил Себ. – Возможно, за перекладывание бумажек столько и не платят, но я занимаюсь охраной, безопасностью. Это сложное и временами опасное дело, я был бы идиотом, если бы выполнял его даром.

– Я, может, и старый, но ещё не дурак, Басти. Маме или Эмили ты легко морочишь голову, но я…

– В чём именно ты меня обвиняешь? – жёстче спросил Себ: – Что я не остался служить в нашей доблестной армии? Что нашёл менее пыльную работу?

– Армия – это твоё дело, хотя я гордился тем, что мой сын – солдат, но ты… – он прикусил язык, опустил руку и сел на подоконник, как будто у него разом закончились силы.

Он выглядел сбитым с толку и смущённым. Не то разговор пошёл не так, как ему бы хотелось, не то он вспомнил, что уже давно не воспитывает буйного подростка, которому нужна твёрдая рука.

– Ладно, Басти, – он вздохнул, – я не буду учить тебя жизни, чему мог – научил, остальному, видно, не вышло. Но у твоей распрекрасной работы есть один недостаток – постоянные отъезды. Срочные задания, вот эти командировки, как сейчас, когда ты сорвался с места за два часа и на неделю. Скажешь, это всё мне тоже привиделось? – сарказм ему не шёл, и он обычно избегал его, разве что заходил в совершенный тупик.

Себ ответил спокойнее, чем собирался:

– Нет, я, правда, иногда бываю вынужден уехать. Но у Сьюзен есть няня, которая сможет присмотреть за ней.

Папа скривился:

– И кто воспитает твою дочь? Наёмная работница родом из Шотландии? Ты знаешь, что она полжизни прожила в Греции?

Себ хмыкнул:

– Преступление… – насколько он знал папу, жизнь в Европе была в его глазах куда хуже шотландских корней.

Он догадывался, к чему всё идёт, но не готов был согласиться на это.

– Чужая женщина, у которой один бог знает что в голове, вот о чём я! – повысил папа голос. – Мы с Кларой заберём её с собой.

– Нет, – отрезал Себ. – Не обсуждается. Сьюзен будет расти в Лондоне, где есть хорошие школы и большие возможности. Я не позволю забрать её в ваш с мамой медвежий угол.

Пригород Карлайла был отличным местом, очень зелёным, очень чистым и очень удалённым от столичной суеты. Но для ребёнка школьного возраста он не подходил. И тем более он был противопоказан подростку, в которого Сью очень скоро превратится. Себ помнил, как умирал там со скуки и целыми днями палил по банкам из отцовской охотничьей винтовки.

– Басти…

– Папа, нет. Если вы хотите воспитывать Сьюзен… – он сел на подоконник рядом, – я буду вам благодарен за помощь. Но она будет жить здесь. Я найду подходящий дом где-то поблизости, чтобы воспоминания об Эмили не душили её, но в то же время, чтобы она могла не оставлять свою школу, друзей, няню и всё остальное, к чему привыкла. Если вы с мамой захотите жить вместе с ней… – он сделал паузу.

Это было бы слишком хорошо, чтобы даже мечтать об этом. Мама дала бы Сью всю любовь и всю заботу, которые были ей нужны. А папа присмотрел бы за ними обеими – на случай, если самого Себа не будет рядом.

Папа ссутулил плечи, и Себу стало совестно за одно это предположение.

– Пап, – тихо сказал он, – я даже не прошу вас об этом. У вас в Карлайле своя жизнь, которой вы дорожите, и я это понимаю. Не представляю, как мама бросит свой сад. А у тебя работа, охота, друзья. Вам обоим будет плохо в Лондоне. Но Сьюзен будет плохо в Карлайле. У неё здесь тоже есть своя жизнь. Она не должна её бросать.

Папа вздохнул, разом теряя недавнюю суровость, похлопал рукой по карману рубашки и спросил:

– Ты куришь?

– Ни за что. И тебе не советую, лёгкие посадишь.

– Говоришь точно как твоя мама, – рассмеялся папа. – Мне всё это не нравится, Басти. То, о чём мы говорили раньше… У тебя с детства был талант. В то, что ты отложил винтовку в сторону и ходишь с важным видом за каким-нибудь типом в дорогом пиджаке я не поверю до тех пор, пока ад не замёрзнет. Я, конечно, деревенщина, но немного знаю, чем может заняться такой стрелок, как ты, оставшись без работы в большом городе.

Себ промолчал, не желая это никак комментировать. Все предположения оставались только предположениями. Пусть так и будет. Что бы там папа ни думал, скоро он вернётся в Карлайл и выкинет это из головы.

– Сьюзен верит, что у неё идеальный отец, знаешь?

Себ улыбнулся:

– Все дети так думают. К двенадцати она начнёт меня ненавидеть. Правда, если мне очень повезёт, то годам к двадцати пяти снова решит, что я не так уж и плох, хотя, разумеется, безнадёжно старомоден и давно отстал от жизни.

Они оба засмеялись, вспоминая бунтарские выходки самого Себа, из которых наиболее невинной было то, что он безо всякого предупреждения перестал откликаться на домашнее «Басти». Ещё устраивал голодовки и протесты в своей комнате. Дрался со всеми, с кем только мог, – а иногда и теми, с кем не мог. Украл гитару у школьной звезды. Ночевал на крыше…

Смех Себа стал ещё громче, потому что все эти картины (а также добрый десяток других) ожили в его памяти очень ярко.

Да, кажется, с папой нормально разговаривать они начали уже после Ирландии, когда Себ несколько повзрослел.

– Знаешь… – отсмеявшись, сказал Себ, – я, кажется, нашёл выход. Что ты думаешь про миссис Кейл?

Сам Себ, знакомясь впервые с будущими тестем и тёщей, обратил на них преступно мало внимания. Он был без ума от Эмили, и тот факт, что к ней прилагаются ещё какие-то родственники, волновал его мало. На первую встречу он пришёл, как велела Эмили, в костюме и с цветами, задал три дежурных вопроса: про погоду, ружьё на стене и цветы в палисаднике, пропустил мимо ушей ответы и счёл, что всё прошло неплохо. Потом они виделись мало. Он знал, что миссис Кейл от него в восторге, а мистер Кейл – ровно наоборот.

Он пропустил похороны мистера Кейла, зато помог миссис Кейл оплатить часть его долгов и перевёз её в новый дом – втрое меньше, но куда уютней старого. Почти час проговорил с ней по телефону после развода – почему-то, несмотря на все уверения в обратном, она, как и многие другие, в их разрыве обвиняла именно Эмили.

В общем, в сущности, он ничего не знал про миссис Кейл, кроме того, что ей удалось воспитать умную, заботливую, счастливую Эмили. А ещё, что она совершенно не привязана к Карлайлу и всегда была внимательна к Сьюзен.

– Она только и делает, что хлюпает носом, – нахмурился папа. – Ты с ума сошёл, если хочешь доверить дочь этой размазне.

Но по тону Себ слышал, что папа не так уж не согласен с этим решением.