Читать книгу Русские имена и фамилии и их необычное происхождение - Евгений Карнович, Е. П. Карнович - Страница 2

1

Едва ли в каком-нибудь европейском государстве родовые или фамильные прозвания представляют такое разнообразие и в отношении слов, от которых они произведены, и в отношении их окончаний, какое представляют они в Русском государстве, вследствие разноплеменного его состава. В этом отношении Российская империя очень близко подходит к Австрийской, где тоже, вследствие разноплеменности населения, встречаются самые разнообразные фамильные прозвания: немецкие, венгерские, чешские, русские, польские, итальянские, сербские, хорватские и т. д.

Подобное разнообразие этих прозваний ослабевает в государствах чисто германских, а также в Италии и во Франции, где почти каждое родовое прозвание оказывается заимствованным из языка господствующей народности, с усвоением свойственных ему окончаний и слогоударений.

В других же небольших государствах, за исключением Королевства Бельгийского и Швейцарской Республики, – как, например, в Швеции, Норвегии, Голландии и Дании, после утраты ею немецких герцогств, – разнообразие фамильных прозваний, как проявление отдельных народностей, совершенно исчезает.

Что же касается Бельгии, то там, вследствие смешения двух национальностей, фламандской и французской, племенная разница слишком отражается на родовых прозваниях ее обитателей. То же следует сказать и о Швейцарии, где французские и немецкие прозвания смешаны с итальянскими, сообразно распределению национальностей по кантонам.

В Англии, под влиянием двойственного состава господствующего там языка, заимствованные из него фамилии сохраняют отпечаток племенного смешения, но тем не менее они являются «английскими», и их очень легко отличить от фамильных прозваний, употребляемых не только ирландцами, но даже и ближайшими соседями англичан – шотландцами.

Хотя в Испании в фамильные прозвания и попало немало арабских слов, но тем не менее такие прозвания сделались исключительно испанскими, так как сходных с ними не встречается в других странах Европы, за исключением разве Португалии, где в этом отношении проглядывает ее племенное сродство с Испанией.

В Испании, впрочем, встречается одна особенность: там обыкновенно к фамилии отца прибавляется еще фамилия матери, бабки и даже, по какому-нибудь особому случаю, и более отдаленной прародительницы.

Относительно Греции надо заметить, что в ней хотя и существует множество фамильных прозваний, заимствованных из древнего греческого языка, с окончаниями, свойственными новогреческому языку, но что наряду с ними является немало прозваний, которые звучат очень сходно с фамилиями итальянскими. Прибавление вначале к греческим прозваниям слова «папа» означает происхождение рода от лица духовного звания, например: Папаафанасопуло, Папаригопуло.

О фамильных прозваниях, установившихся у славян, мы скажем особо, в связи с происхождением русских родовых прозваний.

У евреев, да и вообще на Востоке, родовые прозвания не в большом употреблении.

В Японии существуют наследственные фамильные прозвания, заимствованные от названий местностей, одушевленных и неодушевленных предметов и отвлеченных понятий; при этом к родовому прозванию, заимствованному от местности, в отличие от этой последней, прибавляется окончание «до», что до некоторой степени соответствует русским окончаниям на «ич» «ин» и «ец», например: пскович, калужанин, пошехонец. О фамильных прозваниях у китайцев нам не привелось встретить никаких сведений.

Заметим при этом, что ни в западноевропейской литературе, ни в нашей нет особого исследования о фамильных прозваниях, и потому нам при составлении настоящей статьи могли служить только отрывочные заметки, заимствованные нами разновременно из исторических и этнографических сочинений.

Говоря выше о фамильных прозваниях в России, мы употребили слова «государство» и «империя», так как при этом подразумевали не господствующий в ней племенной состав, но только политическую совокупность ее разноплеменных областей. Если же затем принять в соображение племенное или областное распределение России, то упомянутое крайнее разнообразие – точно так же, как и в Австрийской империи, – не будет уже так резко, потому что в России окажутся громадные пространства, на которых, вследствие сплошного населения одной какой-либо народности, установилось чрезвычайное однообразие в фамильных прозваниях, свойственных более или менее исключительно лишь той или другой местности. Так, в одной полосе России господствуют великорусские фамильные прозвания, в другой – малорусские, в третьей – польские, в четвертой – литовские, в пятой – татарские, в шестой – грузинские и т. д., так что родовые прозвания, встречающиеся там и неподходящие той или другой преобладающей народности, свидетельствуют, собственно, о том, что лица, их носящие, не принадлежат по их происхождению к коренному туземному населению. Если в великорусских губерниях какой-нибудь Шмидт, Кауфман, Шварц, Миллер и могут считаться, вследствие их полного обрусения, русскими, то все же по отношению к коренным жителям – Ивановым, Парфеновым, Кузнецовым – они должны по своему происхождению считаться чужаками.

Точно так же эти последние, в свою очередь, будут считаться чужаками по происхождению среди Гогенгаузенов, Штернбергов, Офенталей и т. д., хотя бы они и онемечились вполне. Вообще же фамильная исключительность из господствующей народности бывает в тех местностях, где сплошно и исконно живут представители такого племени, у которого родовые прозвания заимствованы из местного языка с свойственными ему в этом случае окончаниями и слогоударениями, и чем более бывает обособлено какое-либо племя от другого, тем более чувствуется неподходимость среди него иноземных родовых прозваний. Впрочем, в большинстве случаев так называемая ныне «интеллигенция», особенно в России, представляет заметные уклонения от этого общего правила, на что мы и укажем впоследствии.

2

Ввиду того разнообразия, какое оказывается и в производстве, и в окончаниях фамильных прозваний, встречаемых среди русского дворянства и нашей интеллигенции вообще, – прозваний, указывающих очень часто на иноплеменность представителей этих частей населения, нужно прежде всего спросить: кого следует считать русским человеком? Кажется, что в этом случае, помимо всякого вопроса о фамильном прозвании, языке и вере, следует прежде всего принимать в соображение ближайшее кровное родство каждого. Какого бы чуждого русским людям происхождения ни был человек, удерживающий по мужскому колену свою чужестранную фамилию, но если его мать, бабка, прабабка и так далее были коренные русские, то и он, несомненно, должен считаться вполне русским по своей породе. При этом условии потомок каждого иноземца будет все более и более отдаляться от своих прежних родичей по предкам, и если он со временем не будет уже иметь в своем близком родстве, по тем коленам, от которых он происходит, никого из иноплеменных, и если, таким образом, все прежние его родственные связи с представителями нерусского племени будут порваны и он станет для них чужим человеком, – то может считаться вполне русским. В фамильном его прозвании будет сохраняться только память о принадлежности его по родоначальнику к чужой национальности. При таких условиях он часто может быть более родовитым русским, нежели человек, хотя бы носящий самое коренное русское прозвище, тем более что среди людей с такими прозвищами, как мы увидим это далее, могут встречаться такие, которые по своему происхождению даже вовсе не принадлежат к русскому племени ни по мужскому, ни по женскому коленам. Вообще даже самое употребительное среди какой-либо национальности родовое прозвание не может само по себе свидетельствовать о принадлежности к ней лица, носящего такое прозвание. Например, в Восточной Пруссии очень многие коренные местные фамилии оканчиваются на «ов», как то: Застров, Бюлов, Базедов, Крассов и многие другие, но лица, носящие эти, по-видимому, великорусские фамилии, решительно никакого отношения к России не имеют.

Обрусевших вполне указанным выше способом людей, но сохранивших свои чужеземные родовые прозвания, встречается теперь у нас очень много среди всех сословий. Встречалось их немало и в старину, но тогда они были менее заметны, так как иноземные родовые прозвища или заменялись чисто русскими, или переиначивались на русский лад до такой степени, что прозвища эти становились неузнаваемыми и очень часто утрачивали совершенно их первоначальный иноземный отпечаток. В одной из далее следующих частей, под заглавием «О слиянии русских с иноземцами», я уже указал на то, что большая часть знаменитых наших деятелей происходили от чужеземных выходцев, потомство которых впоследствии совершенно обрусело и даже прикрылось чисто русскими родовыми прозвищами. Поэтому в настоящей моей статье я не буду вовсе ссылаться на другие мои указания, но приведу новые, и притом такие, которые должны иметь общее значение, а не касаться тех частностей, которым было посвящено упомянутое выше исследование.

3

Ознакомление с происхождением родовых прозваний имеет не только относительную важность в истории страны вообще, но указывает очень часто на политическое ее развитие в ту или другую пору, а также на бытовые черты и нравственные понятия, господствовавшие среди того или другого народа.

Введение у какого-нибудь народа фамильных или родовых прозваний свидетельствует прежде всего о водворении среди него гражданственности. Это один из наиболее заметных ее признаков. В простом, несложном быту не встречается необходимости в таком способе определения каждой личности по его роду. Там довольствуются только прозванием, кому-либо лично присвоенным, без наследственного перехода родового прозвища. В той среде, где нет у человека особых наследственных прав, гражданских или имущественных, он может прожить весь свой век под одним лишь личным своим именем или особым прозванием. При совершенно простой бытовой обстановке, где не существует вовсе наследственно-сословных разделений, человеку не предстоит никакой надобности знать не только имена своих предков, но даже и имя своего отца, потому что этим не обусловливаются ни общественное его положение, ни его имущественные права. Справедливость высказанного замечания подтверждается у нас в России двумя следующими примерами. Так, в прежнее время все наше крестьянство, поголовно бесправное и закрепощенное или казне, или частным лицам, не употребляло вовсе родовых прозваний, довольствуясь только крестными именами и личными прозвищами. Между тем среди горожан, пользовавшихся все-таки кое-какими правами и встречавших надобность в разных сделках по родовому имуществу, начали устанавливаться родовые прозвания. В большем сравнительно с этим употреблении были такие прозвания среди нашего купечества, именно вследствие более широких его прав, сравнительно с правами мещан, а у боярства они почти уже три столетия тому назад установились окончательно, преимущественно в силу местничества, опиравшегося на родовые заслуги. То же самое явилось необходимым для служилых людей вообще, владевших вотчинами на наследственном праве, так как сбивчивость и неясность родовых прозваний неизбежно должны были затруднять переход наследственной поземельной собственности от одного лица или одного поколения к другому. Далее мы увидим, что когда вотчинно-наследственное право окончательно установилось и расширилось, то московские служилые люди, или тогдашнее русское дворянство, заметно стало заботиться о том, чтобы насколько возможно с большей точностью определить свои родственные связи общим родовым прозванием, с тем чтобы заранее упрочить свои наследственные права, а в то же время оказывались у них противники, отвергавшие их притязания на общее родовое прозвание, как это было, например, в деле Самариных с Квашниными. В этом деле явно было заметно желание отстранить таких родичей, которые рано или поздно могли быть соучастниками в разделе вотчинного наследства. В православном духовенстве фамильные прозвания начали устанавливаться не в давнее время, так как оно представляло отдельное сословие и состояло на особом положении относительно имуществ.

Применительно к приведенному нами замечанию насчет крестьян можно сделать подобное же замечание и относительно еврейского населения как в России, так и в других странах. Пока евреи не пользовались в той или другой стране никакими гражданскими правами, среди них очень редко могли встретиться такие случаи, в которых необходимо было прибегать к указаниям на фамильные прозвища, и только в недавнее время эти последние начали устанавливаться между ними окончательно, именно под влиянием их гражданского положения и признания за ними наследственных имущественных прав. При этом надобно заметить, что только законодательство положило конец произвольным переменам родовых прозваний среди еврейского населения в России.

4

Родовые прозвания были в употреблении у древних греков и римлян, достигших уже известной гражданственности, но как у тех, так и у других они не считались безусловною принадлежностью каждого лица или рода и, по-видимому, главным образом, служили только признаком знатного аристократического или патрицианского происхождения, так что в употреблении таких прозваний скорее выражалось тщеславие или гордость наследственным именем, нежели его необходимость в каких-либо общественных сношениях, гражданских делах и имущественных сделках; у греков это означалось прибавлением к имени родоначальника окончания «ид», например Гераклид, Пизистратид, и такое окончание соответствует славянскому «ич». У римлян, кроме общего родового прозвания (nomen genlite), оканчивавшегося всегда на «ius», как то: lulius, Tullius, встречаются особые названия (cognomena) той или другой отрасли одного рода, например Caesar, Cicero, Scipio. У нынешних европейских народов фамильные прозвания стали являться по мере развития среди них гражданственности, но чрезвычайно редко упрочивались окончательно за тем или другим родом, меняясь обыкновенно в нисходящих поколениях, так что об общем родоначалии и родственных, по мужскому колену, связях свидетельствовали в большей части случаев не фамильные прозвания, но предания, родословные росписи, гербы и переходы земельных владений по наследственному праву, по занятиям. Такие родовые прозвания стали являться еще в XII веке и оканчивались у испанцев на «ez». Такое окончание имеет тоже значение происхождения от кого или откуда-нибудь, как и значение славянского окончания «ич». Некоторые европейские народы кельтского племени установили у себя особые признаки для обозначения родовых прозваний. Так, у шотландцев явилось слово «Мак», а у ирландцев «О», и оба эти слова начали ставить перед тем словом, которым означалось фамильное прозвание, как, например, Мак-Лелланих. Мак-Дональд, О’Рейлли, О’Доннел и т. д.; у норманнов явилась прибавка «Фиц» перед именем, обратившимся в родовое прозвание, например Фиц-Джеральд, Фиц-Джемс. Замечательно, что во многих языках, а между прочим, и у нас, прибавка эта, переделанная в латино-французское слово «vice», т. е. «вице», стала употребляться для означения связи одной должности с другой, например: vice-roi, вице-президент и т. д.

У других европейских народов главным признаком родовых прозваний – правда, не без частных исключений – сделались окончания, преимущественно означающие происхождение от отца, деда, прадеда и т. д.; особенно это стало заметно среди славянских племен, а между прочим, и у нас, русских.

У великорусов, прежде чем начали входить в употребление фамильные прозвания, долженствовавшие свидетельствовать о родовитости тех, кто их носил, – гражданское или, точнее говоря, служебное положение, а вместе с тем и отношения к верховным правителям страны стали определяться изменением личных имен, данных при крещении. Это видно из отписок служилых людей к государям.

Так, в отписках великому князю Ивану III знатные люди писались полными именами: Василий, Алексей, Федор; менее знатные – полуименами: Васюк, Алексеец, Федорец, а еще менее значительные люди или «людишки» – уничижительными: Васька, Алешка, Федька.

А при Иване IV Грозном даже и знатные лица, в качестве царских холопов, стали писаться не только уменьшительными, но большею частью и уничижительными именами. Подобное изменение происходило по мере возрастания власти великих князей

Московских, и в отношении издавна употреблявшихся на Руси отчеств это изменение более всего повлияло, как мы увидим далее, на установление главного признака коренных великорусских прозвищ.

5

На феодальном Западе первые родовые прозвания появились среди дворянства еще в X веке, но и там они не сразу закреплялись за потомками тех, кто их носил, или впервые, или наследственно. Названия эти заимствовались, в силу склада тамошней политической жизни, преимущественно от названий тех наследственных или пожалованных поместий, которыми владел родоначальник, и изменялись по временам в той или другой отрасли его потомства в зависимости от названия новых поместий, приобретаемых позднейшими членами этих отраслей, или вследствие пожалования каких-либо почетных дворянских титулов. Так, например, знаменитая французская фамилия Монморанси разделилась на многие отрасли под особыми родовыми прозваниями: де Невилль, де Горн, де Фоссе, де Лорен, де Бутвилль, де Монлери и т. д.

То же самое представлялось в Германии, Италии, Англии. Замечательно, например, что в Англии переселившаяся туда, до занятия ими в исходе XIII столетия императорско-германского престола, отрасль знаменитых Габсбургов, давших Германии длинный ряд императоров, носит скромное прозвание Фильдингов.

В Польше, где под влиянием Запада привились, хотя и слабо, феодальные понятия, фамильные прозвания заимствовались первоначально – как это было и на Руси – от личных прозвищ отца, деда или кого-нибудь из предков, но потом стали заимствоваться и от имени земельных владений: городов, местечек, сел, деревень и рек. Первоначально в таких заимствованиях, применительно к французской дворянской, собственно даже латинской частичке de, а также немецкой – von, присоединялась частичка z, т. е. «из», или «на», например z Myszkowa, па Czetwiertnie, но со временем эти отдельные частички стали заменяться вообще окончанием на ski, и тогда составились фамильные прозвания: Мьшковский, Четвертинский и т. д. Сверх того, в некоторых фамилиях стоявший прежде отдельно предлог z слился с родовым прозванием: например, прозвание z Borowa, т. е. «из Борова», обратилось в Зборовский.

Принадлежностью польских дворянских фамилий, значительная часть которых состоит ныне в русском подданстве, явилась особая к ним прибавка, так называемый pzrydomek, не усвоенная ни одним европейским народом. Для объяснения этого надобно сказать следующее: в Польше не существовало – как существовало на Западе и как, в подражание ему, было заведено и у нас – отдельных фамильных гербов. Во всей польской геральдике было всего сотни три дворянских гербов, да и то большею частью занесенных со стороны: из Германии, Венгрии, Чехии, Дании, Италии и других стран. Каждый герб имел особое название, не заключавшее иногда в себе никакого значения и не соответствовавшее очень часто геральдическим изображениям, внесенным в герб. Так, например, были гербы: Абд анк, Лелива, Елита, Наленч, Порай, Слеповрон, Корыбут и проч. Такие гербы служили как бы знаменами особых воинских отрядов и шляхетских братств, и каждый новый шляхтич, родом поляк или переселившийся в Польшу иностранец, если он получал там «индегинат», т. е. право гражданства, приписывался к одному из существовавших в Польше гербов, причем название герба обращалось в przydomek, как бы в придаточную фамилию шляхтича, как, например, Наленч-Рачинский, Елпта-Михайловский, Бонч-Осмоловский и т. д.

В числе упомянутых существовавших когда-то в Польше гербов был один, называвшийся «Князь». Слово kniaz не существовало в польском языке, а потому оно и не могло иметь того значения, какое имело у нас. Между тем к гербу «Князь» приписалось несколько не важных и даже вовсе не старинных шляхетских родов, в числе которых явился на Волыни шляхетский род Пожарских, столь многочисленный, что составил из себя особый деревенский поселок.

Когда Волынь была присоединена к России, то простые шляхтичи Пожарские, узнав, какое значение имеет в русском языке слово «князь», да, вдобавок к тому, проведав об оставленной в русских летописях князем Пожарским громкой славе, стали вполне законно писать и свой przydomek, и свою фамилию, и тогда явилось на Волыни множество «князей» Пожарских, собственно Князь-Пожарских.

Со своей стороны, наши мало сведущие или даже вовсе не сведущие в польской геральдике чиновники разных ведомств сделали из прозвания герба титул, а некоторые описатели Волыни из русских приняли этих шляхтичей за потомков русских князей Пожарских, родичей знаменитого князя Дмитрия Михайловича, род которого вымер в России, но будто бы продолжается еще на Волыни, в потомстве вышедшего когда-то туда из Москвы одного из князей Пожарских. К таким мнимым князьям, и только по названию герба, принадлежат разные безвестные шляхтичи: Жагели, Гингляты, Кречинские и многие другие.

В противоположность этому встречаются случаи, где титулы обращаются в фамильные прозвания. Так, в Польше существует старинный род Зеновичей, сербского происхождения, и одна из его отраслей носит в России фамилию Зиновьевых. К фамильному прозванию Зеновичей, как дополнительное прозвание, прибавляется слово «деспот», тогда как прибавка эта составляет собственно титул, заимствованный из греческого языка и означающий «господарь». Другой пример: в Дании существовала некогда особая дворянско-земская должность, и лица, наследственно исполнявшие ее, носили название «дрост»; впоследствии оно обратилось в фамильное прозвание, почему в Дании встречается немало фамилий, перед которыми ставится отдельно или сливается слово «Дрост», как фамильное прозвание.

У нас тоже встречается один пример обращения титула в фамильное прозвание. Так, князья Юсуповы писались прежде Юсуповы-Княжево, без прибавления княжеского титула.

В другую славянскую землю, Чехию или Богемию, проникли тоже феодальные понятия от немцев-соседей. У чехов не было сперва никаких родовых прозваний, а были только личные, которые в иных случаях, переходя от отца к сыну, а затем к внуку и правнуку, обращались в фамильные прозвания. Но со временем в Чехии и особенно в Силезии, а также и в Моравии стали прибавлять к прежним личным прозваниям прозвания, заимствованные иногда и от местностей, с прибавлением окончания «вич» или «ич», означавшего происхождение или по крови, или по месту рождения и обратившегося впоследствии и для обозначения владения каким-либо наследственным поместьем. Так, например, в Силезии владелец Митрова назывался Митрович, но когда он выстроил новый замок и назвал его по своей фамилии Митрович, то к этой прежней фамилии прибавилась еще новая, с окончанием на «ски», и затем стали называться как он, так и его потомки Митровичами-Митровскими.