Читать книгу О чем не спят поэты - Е. В. Самохина - Страница 4

Дурак! – кричали. Скоморох!

Ты не артист, а так, паяц!

В уродской шапке и в «горох»

Дешевый, слабенький эрзац!

Не понимаешь ни бельмеса,

Высокий смысл не для тебя.

Ты просто уличный повеса,

Кривлянья – вот твоя стезя!

Слова бросали и усмешки,

Лишь только б тот, закрывши рот,

Не рассказал всей сути в спешке,

Стремясь внести её в народ.

Но лил сарказмом в одиночку,

В толпе под маской дуралея

Тот, кто так чётко ставил точки,

Ни капли правды не жалея.

Так повелось, что в скоморохов

Рядить привычно «иноумцев».

Скрывая истину подвохов,

Пытаясь обличить в безумцев.

Дурак! – кричали. Скоморох!

Но только он прекрасно знал,

Как больно бил его «горох»

По тем, кто громче всех кричал…

Ну что, брат, страшно, сбитым берцем на «лягуху»?

За миг от смерти. Шаг и в небо без билета.

Проруха раз в году цепляет и старуху,

Увы, не думая, готов ли ты при этом.

А ты стоишь, листая кадры старой пленки

И сердца стук легко у пяток просчитать,

И пот холодный, словно слезы у ребёнка,

Что потерял из вида собственную мать.

И все бы да, когда б в бою и пуля дура,

Напротив враг, понятно все без лишних фраз.

Да вот судьба, или геройская натура!

И ты стоишь, и все с тобой в последний раз.

В последний раз! И ты прекрасно понимаешь,

В минутах жизнь – по венам бледного лица.

И пульсу в такт, дни словно фантики сминаешь.

Одна секунда до печального конца.

А кто-то крикнет: Ты держись, браток, не вздумай!

Ты только стой, земеля! Стой не шевелись!

И ты стоишь, войну считая глупой дурой,

Шепча губами, как прекрасна эта жизнь…

А что с ним стало, вам погибших скажут списки,

И диким криком, разрывая сердце, мать.

И лишь огромные, немые обелиски

Последних слов стеной: Зачем нам воевать?

Его помянут, вспомнят и тебя,

Великого эквита из Абруцци!

Не легкая префектом быть стезя,

Хранящим постулаты конституций.

Великий, неподкупный игемон,

Толпе поддавшись, как умыл ты руки!

Кесарии заветен бастион,

Но вот, спасёт ли ОН теперь от муки?

А, трусость в свете славы – не порок,

Когда на кон ложится чья-то должность.

Лишь истин нескончаем, видно, срок,

Душе одной ясна их непреложность!

Ты им прощён, но будет так всегда:

Останется распятым при Пилате.

А Тибра всплеск и мутная вода

Задуматься заставят о расплате.

Родных своих не предают над плахой

И даже под обрезом у лица.

С родными не прощаются от страха,

Звенящего под пулей из свинца.

Родных своих телами заслоняют,

Не ждут на то согласия в ответ.

Родных душой и сердцем защищают,

Закрыв собой от боли и от бед.

За все богатства в нашем бренном мире

И перед смертью своих близких не предам.

Сотру все в порошок, до самой мелкой пыли,

Но, никому в обиду их не дам!

Тем, кто давил, весьма, самодовольно,

Кто их безжалостно топил и вёл ко дну,

Кричу в лицо: Тряситесь! Будет больно!

Я объявляю вам ответную войну!!!

И станет волк в овечьей шкуре пасти стада и править миром,

И большей лжи во век не будет, чем та, что правдой торопливо,

Наречена, и ей покорно, с колен не встав пред лжемиссией,

Дарами льют из чрева горна отары, волю пересилив.

Но день придёт и пред закланьем один из тысячи счастливцев,

Чуть придержав на шее камень, мозги расшевелив ленивцам,

Укажет молча странным жестом безумным овцам на пророка,

Глаза лишь раз подняв на солнце, перед последним самым вздохом.

И кто-то вскрикнет: Боже правый, при свете виден он насквозь!

Восстанут дружные отары, но дабы думать не пришлось,

Найдут замену и восхвалят. Провозгласят Господним сыном,

И снова волк в овечьей шкуре пасёт стада и правит миром…

Дешевые билеты! – На площади кричали.

Берите, не скупитесь! В огромном, светлом зале

Займёте своё место, и чудо-представление

Покажут лучшим зрителям артисты без сомнения!

Толпа засуетилась:

Ну как же, надо брать!

Билеты за копейки!!! И КТО там выступать?

И ЧТО за представление? Всех волновало мало,

Сказали же, отменное! Артистам честь и слава!

И то, что лавки старые и странные подмостки,

Все вроде бы заметили, а возмущенной горстке

На ухо быстро «цыкнули»: Да чтоб вы понимали!

Искусство – дело тонкое. «Ликбез» прошли б вначале!

Артист со сцены: Знаете? Трава то не зелёная!

И публика в овациях: О, да!

Лишь обреченная,

Та горстка здравомыслящих, пытаясь возразить

Опять толпой раздавлена: Не вам талант судить!

С подмостков, А! – все хлопают, от Б! восторг до слез.

Казалось бы, все умные. Неужто, вы всерьёз?

И, в общем, представление цене равно билета,

И не в рекламе дело здесь, мораль не только в этом,

А в том, что кто-то, веруя, что он и есть пророк

На пьедестал, пусть «липовый» взобраться нагло смог,

И с лестью о величии все будут говорить.

Гораздо проще быть с толпой, чем стоптанным ей быть.