Читать книгу Страх. Как одна эмоция объединяет - Эбигейл Марш - Страница 5

И героизм, и антигероизм в конечном счете Исводятся к страданиям. Что такое героизм, если не облегчение или предотвращение страданий другого человека? И что такое злодейство, если не причинение этих страданий? К сожалению, это значит, что для лучшего понимания источников добра и зла, сострадания и бессердечия необходимо, чтобы кто-то страдал. Для меня осознание этого далось тяжело, в самом прямом смысле. Где-то в середине моего первого года обучения по избранной специальности на меня напал незнакомец. Этот инцидент стал причудливой противоположностью моему спасению. Конечно же, я не рада тому, что это произошло, но, без сомнения, этот случай позволил мне более полно представить человеческие способности к черствости и жестокости.

Позвольте рассказать. Это было незадолго до того, как часы должны были пробить полночь между двумя тысячелетиями. Головокружительный момент, когда миру предстояло осознать, что его существование не закончится с глобальным системным кризисом, который позже назовут «проблемой миллениума». Я с моими друзьями детства из Такомы собиралась отпраздновать это событие на Лас-Вегас-Стрип. Возможно, это было неразумно. Стрип, где находится больше всего казино, гостиниц и ресторанов, загружен даже в спокойную ночь, а в канун Нового года, да еще знаменующего начало нового тысячелетия, загруженность невозможно было описать. Это был хаос, бесконечное море кипящего, пьяного, хриплого человечества, простирающегося на многие километры во все стороны.

Я и мои подруги – нас было шесть, всем по 22–23 года – коллективно решились на еще одно неразумное действо: мы выбрали тематикой вечера «блестки». Блестящие платья, топы, макияж. Ну и ко всему прочему, глупые картонные шляпы, разукрашенные под новогодний Нью-Йорк, и маскарадные очки. Мы стремились к гламуру и попали «в масть», благо стандарты Стрипа не так уж высоки. Когда в начале вечера мы вывалились из лифта на этаже казино в отеле, все присутствовавшие там взорвались неожиданными аплодисментами. Мы слышали, как они кричали «Ву-хуу!», и думали, что выглядим феерично. Такое начало вечера нам понравилось.

На протяжении большей части времени до полуночи было что-то вроде бала. У всех – отличное настроение. Телевизоры в казино передали, что в Австралии уже наступил 2000 год и мир не сошел со своей оси. Ни компьютерных кризисов, ни прогнозируемых сбоев в городских энергетических системах. Все, кого мы встречали, были очень возбуждены. Люди покупали друг другу напитки, делали групповые фотографии (тогда еще пользовались «мыльницами», а не телефонами, как сейчас) и вообще проявляли редкостное дружелюбие.

Но по мере того как вечер набирал обороты, наши блестки стали опадать, а поведение людей – портиться. Мужчины начали распускать руки. Сперва это выглядело невинно – кто-то, как могло показаться, случайно дотрагивался до твоей руки. Но градус возрастал, и вот уже стали хватать за грудь и пятую точку. На мне были кожаные штаны, в отличие от моих подруг в платьях, так что мне удалось избежать части унижения, но мои бедные ягодицы здорово пострадали.

Честно говоря, в начале вечера это нам казалось смешным. Мы, как все, выпивали, и нам вскружило голову. Стрип был залит ярким светом и окружен полицейскими, вокруг полно других мужчин и женщин – мне и в голову не приходило, что может случиться что-то более ужасное, чем просто лапанье задницы.

А потом я увидела смерть.

Молодой парень. Возможно, ему хотелось окинуть взглядом весь Стрип, возможно, он хотел впечатлить своих друзей, а может, просто напился. Неважно, какой была причина, но он взобрался по металлическому столбу светофора, коснулся рукой проводов, находившихся под напряжением, и упал на тротуар. Даже если бы его не убило током, он бы умер от падения. После я прочитала, что он ударился головой. В ту ночь я лишь видела человека на столбе, а затем, через секунду, его падение и замершую толпу. «Погиб мужчина, погиб мужчина», – понеслось по площади. Мы еще не знали, было ли это правдой, но в оттенках той ночи появилось что-то зловещее.

Лапанье стало бесить, алкоголь испарялся, я устала, из-за тесных сапог все ноги были в мозолях. Помню, что я бормотала себе под нос, пока ковыляла: «Если еще хоть один придурок схватит меня за задницу…» Я даже не успела закончить фразу, как это произошло.

Я развернулась и посмотрела на парня. Он с гордостью усмехнулся – мускулистый тип с широким лицом, зализанными и намазанными гелем светлыми волосами. А еще он был низеньким, его по-идиотски ухмыляющееся лицо было почти на одном уровне с моим. Я не знаю, повлияла ли его ухмылка, или гель, или то, что это был последний раз, когда я могла стерпеть, но я дала ему пощечину. Довольно увесистую.

Его ухмылочка дрогнула, сменилась раздражением, и еще до того, как я сумела осознать или уклониться, его кулак полетел в меня и с жестокой силой врезался в лицо. Мир плыл и тускнел, по мере того как моя голова запрокидывалась назад; я врезалась в бетон, кровь хлынула из сломанного носа. Вокруг меня тут же собралась перешептывающаяся толпа. Я была ошеломлена и к тому же смутно видела: удар выбил из моего глаза одну из контактных линз. Моя подруга Хизер бросилась ко мне. Она прижала меня к себе, и кровь из носа испачкала ее одежду.

Пока Хизер помогала мне встать, к нам подошли двое полицейских. Между ними был мужчина, которого они тащили, – человека, чье лицо, охваченное паникой, я никогда не видела. Они трясли его за плечи.

– Это он? – прокричал один из них. – Это он ударил вас?

Футболка парня была не того цвета. Он был слишком высоким. Это не мог быть он, никаким образом.

Я потрясла головой:

– Нет, не он.

Они отпустили парня, и он пропал в толпе. Нападавший, понятно, сделал то же самое, причем сразу. Найти его в этом бушующем море людей было невозможно.

Мы уже собирались уходить, когда я почувствовала похлопывание по плечу. Рядом со мной стояла женщина с пылающими глазами. От нее пахло пивом. Она наклонилась ко мне и проговорила низким и довольным голосом:

– Я не уверена, знаете ли вы, что произошло. Куча парней увидели, как этот урод вас ударил. Они пошли за ним. Теперь он просто грязное пятно на тротуаре.

***

Вся эта ситуация заставила меня мучиться. Я даже склонялась к тому, чтобы признать, что мне все это приснилось, если бы не черные синяки, распустившиеся на моем лице, и тот факт, что мой нос был изогнут и был в три раза больше своего нормального состояния.

По многим причинам я могу считать свою жизнь счастливой. В интеллектуальном плане я сознавала, что был совершен акт насилия. Мой родной город Такома был криминогенным в восьмидесятые – девяностые годы, и в местных новостях постоянно передавали о стрельбе, поножовщине и грабежах. Более того, в городе в те годы орудовал не один серийный убийца. Но мне лично никто никогда не наносил серьезного вреда. Поэт Джон Китс говорил правильно: «Ничто никогда не станет реальным, пока не будет пережито». Действительно, невозможно найти чего-то, что в точности бы воссоздавало ощущение удара по лицу, чтобы осознать в глубине себя: в мире есть люди, которые могут реально навредить незнакомцу ради своих жестоких целей.

Мой спаситель на дороге помог мне поверить в существование истинного альтруизма. Более того, его действия осветили остальную часть человечества, чьи способности к самопожертвованию еще не были протестированы. Может быть, пришла мне идея, тот мужчина на дороге был лишь одним из огромного количества людей, которые также были способны на великое сострадание. Но то, что произошло со мной в новогоднюю ночь, с этим не состыковывалось. Это ужасное событие преследовало меня везде, куда бы я ни пошла, грызло меня, шептало мне, что я, скорее всего, пересмотрю свою веру в природу человека. А вдруг мой спаситель был лишь аномалией, а напавший на меня – одним из многих? Кто знает, сколько людей, мимо которых я прохожу каждый день, обладают способностью сделать то, что сделал этот коротышка? Каждый мужчина из тех, кого я знала, пытался меня переубедить, что ни при каких обстоятельствах он бы не ударил женщину по лицу, независимо от того, ударила ли она его, и несмотря на то, сколько он выпил. Но факт оставался фактом: толпа других незнакомых мужчин жестоко наказала моего обидчика. Может ли жестокость, неважно, по какому поводу она проявлена, просто спать во многих или даже в большинстве людей? На всякий случай я записалась на курсы по самозащите.

Мои исследования в сфере психологии не дали мне утешения. Я училась в университете, который мой профессор Роберт Клек, подмигивая, называл «центром интеллектуальной вселенной». Я была погружена в эмпирические исследования, отчасти направленные на выявление лучшего в человеческом восприятии и поведении, однако реальность скорее была со знаком «минус». Я узнала о печальном случае Китти Дженовезе, проживавшей в районе Квинс в Нью-Йорке; ее жестоко убили прямо на улице у ее дома, в то время как (по рассказам) тридцать восемь свидетелей просто стояли и смотрели, и ни один не попытался прийти на помощь. Выводы из последующих исследований, проведенных Биббом Латане и Джоном Дарли, подтвердили существование «апатичного свидетеля». Из их трудов я узнала об известном в негативном контексте эксперименте Филиппа Зимбардо под названием «Стэндфордский тюремный эксперимент». Суть его в том, что студенты из Стэндфордского университета буквально за одну ночь превратились в группу жестоких охранников-садистов, просто потому, что они надели выданную униформу и благодаря ей вжились в роль. Так много исследований, казалось, доказывало одну и ту же ужасную способность людей к жестокости и бессердечности!

Например, Стэнли Милгрэм провел очень противоречивый опыт, который в конечном счете стоил ему работы в Гарварде. Психолог, словно бы обладавший даром предвидения, Милгрэм (он умер в 1984 году) до сих пор не утратил своего влияния (если быть точным, он занимает 46 место среди самых влиятельных психологов). Это он доказал, что теория шести рукопожатий действительно существует.

В 1963 году Милгрэма переманили из Йельского университета в Гарвард, вскоре после того как он завершил серию экспериментов, в основе которых было применение электрошока в психологических исследованиях. Как и все, я узнала об этих опытах еще на студенческой скамье (и о той жестокости, которую они продемонстрировали). И как бо́льшая часть психологов, я изначально сделала неверные выводы из этих экспериментов.

В 1961 году Милгрэм опубликовал объявления в газетах Нью-Хэйвена и Бриджпорта, штат Коннектикут, пригласив молодых мужчин поучаствовать в научном эксперименте, целью которого было изучение влияния наказания на процесс обучения. Как только доброволец приходил в лабораторию Милгрэма, ассистенты провожали его в тестовую комнату, где знакомили с неким мистером Уоллесом, который, как объясняли добровольцу, был случайно выбранным человеком. Добровольцу требовалось только диктовать мистеру Уоллесу длинный список словосочетаний типа «медленный танец» или «богатый мальчик». Довольно просто.

Ассистент разводил добровольца и мистера Уоллеса по смежным комнатам, соединенным переговорным устройством. Но еще до этого добровольцу давали посмотреть, как мужчину привязывают за предплечья к ручкам кресла длинными кожаными ремнями – для «ограничения движения».

Можно только представить, что думали добровольцы в этот момент. На видеозаписях видно – приходили пышущие здоровьем парни с прическами по моде шестидесятых. Они согласились поучаствовать в исследовании, чтобы помочь науке и подзаработать немного денег, а тут какой-то сумасшедший ученый привязывал незнакомца среднего возраста к стулу! Но, может быть, так надо?