Читать книгу Очищение. Рикошет - Эдгар Грант - Страница 1

Гибель Гоголя надолго выбила из колеи обычно спокойного Виктора. Внутри проснулась даже не злость, а притупленная долгими неделями на передке злоба, когда боевая работа воспринимается как нечто рутинное, обыденное, и смерть ходит совсем рядом. За месяц в Балаклее он видел немало смертей. Со своими прощался лично, трупы врагов с интересом рассматривал на фотографиях, которые приносили разведчики из рейдов. В редкие выходы фотографировал сам. Еще в Мали, когда сообщили о переводе, внутренне готовил себя к тому, что здесь идет кровавая война. Но реальность все же оказалась гораздо жестче. Даже для него, человека с опытом, это был серьезный стресс. Каково тогда бойцам, которые попали в его отделение на боевое слаживание прямо с гражданки после пары недель в тренировочном лагере.

А ведь на этом участке было относительно спокойно. Линия боевого соприкосновения оставалась стабильной с начала мая. Контактный бой – редкость. Только разведосы1 в зеленке вдоль Северского Донца постоянно кошмарили ДРГ противника. Ну и сами частенько нехило получали под хвост. Вся движуха сейчас была южнее, в районе Попасной и Северодонецка, где готовился большой прорыв на Лисичанск. Курсанты Виктора после слаживания как раз туда и отправятся. Он сам несколько раз просился в пекло. Но не пускало начальство из-за недавней контузии и перелома ребер. К тому же остро не хватало подготовленных инструкторов. Большая их часть до сих пор работала в Африке, а здесь ЧВК в основном полагалась на трехнедельный курс подготовки в своих тыловых лагерях.

С другой стороны, тут тоже скучать не приходилось. Взять хотя бы случай, когда он очень удачно пересекся с капитаном Шерно, которого Гоголь приволок из очередного рейда2. Виктор спас француза в начале мая в Мали, после того как повстанцы сбили над бушем его вертолет. После этой встречи все и завертелось. Оказалось, что Шерно был вовлечен в тайные операции и носил с собой какую-то очень важную хрень. Эту хрень группа Гоголя в последнем рейде затрофеила3 и прикопала в лесу на территории противника вместе с остальными ништяками. Судя по тому, какой тогда кипиш поднялся в Балаклее, там было что-то весьма важное.

Это потом, после того как разорвалась информационная бомба, Виктор узнал, что француз, сам того не подозревая, возил с собой по Украине портативное американское ядерное устройство. Этот заряд пиндосы хотели взорвать в Киеве, чтобы потом обвинить Россию.

Так или иначе, Гоголь с небольшой группой снова отправился в тыл к своему схрону. То, за чем ходили, принесли, но из пяти разведчиков домой вернулись только двое. Сам командир группы тоже остался лежать в Гомольшанских лесах в малиннике у дороги.

Позже ребята потиху связались с хохлами и обменяли тела своих погибших на пару пленных из недавно уничтоженной украинской ДРГ. Обмен был незаконным, но контрразведчик не подал виду, понимая, какой подвиг совершили разведчики, доставив из схрона ценный груз.

Похоронили Гоголя с причитающимися воинскими почестями в его родном горняцком поселке под Донецком. Ходили слухи, что кто-то очень важный написал наверх представление на Звезду Героя посмертно, но оттуда пока было тихо. Зато от ЧВК платиновую звезду за доблесть он получил сразу, а она ценилась так же, как и золотая от Кремля.

Как только немного притупилась горечь утраты боевого товарища, проснулась злоба. Виктор собрал ребят из группы Гоголя, взял пару своих курсантов и пошел в глубокий рейд в район схрона. Без всякой цели пошел. Просто, чтобы отомстить. Ничего серьезного они там не выходили – сожгли две легкие брони, задвухсотили около десятка противников, но на душе стало легче.

Видя, что Виктор рвется в бой, начальство отправило его подальше от передка в госпиталь на медкомиссию, а заодно дало недельку отпуска, чтобы снять стресс. Типа, если врачи скажут, что готов, то пойдешь в штурмовые группы, а нет, так будешь продолжать в роли инструктора.

Осмотр показал, что ребра еще не срослись. Из-за постоянных нагрузок и жесткого окопного быта прогноз в этом плане был далеко не оптимистичный. Ничего страшного нет, но боль при движении будет постоянная, а при резком механическом воздействии может пойти ухудшение вплоть до повторного перелома с риском перфорации левого легкого.

Зато с устранением заикания на букве «п» нарисовалась перспектива. Этот неприятный недуг возник после контузии, полученной в Мали, одновременно с переломом ребер. После осмотра врач заявил, что случай нетяжелый и с помощью современных методик можно попытаться его откорректировать. Правда, для этого нужно вмешательство профильного специалиста. Ближайший опытный невролог нашелся совсем рядом, в Ростове.

Пока Виктор размышлял про то, стоит ли ввязываться в этот наверняка долгий процесс, военврач написал рапорт начальству, а то в приказном порядке направило его на лечение.

В Ростове приняли без очереди. После тщательного обследования оказалось, что травма спровоцировала несколько нервно-мышечных зажимов в области шеи, которые и привели к заиканию. По словам доктора, от этого неприятного недуга, возможно, удастся избавиться за несколько сеансов рефлексотерапии. Пришлось неделю походить на иглоукалывание и электрофорез. Потом – к психотерапевту, потому что даже после устранения физиологических причин Виктор уже по привычке подвисал на букве «п». В результате, и к несказанной радости, через десять дней заикание удалось искоренить почти полностью.

Довольный, что избавился от назойливой болячки, наемник уже хотел возвращаться в расположение, чтобы продолжить работу в роли инструктора, но его попросили задержаться на день, чтобы встретиться с кем-то важным из руководства. К вечеру выяснилось, что этот «кто-то» не кто иной, как «Николаич» – один из неформальных замов и давний соратник основателя и бессменного руководителя ЧВК. И, кстати, Герой России. В компании он занимался контрразведкой и безопасностью, так что встреча с таким важным начальником могла иметь самые далеко идущие последствия.

Встретились вечером в тихом кафе в пригороде под пристальным наблюдением пары охранников, присевших за соседние столики в разных концах террасы.

– Как к вам лучше обращаться? По одному из позывных или по имени? – рукопожатие сухой жилистой ладони Николаича было коротким и крепким, как разряд тока.

– Можно Виктор. Я за год в Мали уже привык, – сдержанно улыбнулся наемник и спросил: – Чем вызван интерес к моей персоне? Уж не моим ли знакомством с французом, который сейчас валит пиндосов в СМИ.

– С этим вопросов нет. Я читал ваш отчет. Там исчерпывающая информация. К тому же контрразведчики вас уже проверили-перепроверили. Раз они ничего не нашли со своими-то возможностями, то куда уж мне. Тут разговор по другому поводу. Ознакомился я с вашим личным делом. Институт военных переводчиков. Инструктор по тактике в Судане. Военный советник там же. Потом на гражданке шеф охраны коммерческой фирмы. Два года назад присоединились к нашей группе4. Отзывы командиров и товарищей в основном положительные. Правда, все отмечают излишнюю авантюристичность и дерзость, – Николаич, чуть сощурившись, посмотрел в глаза наемнику. Тот лишь пожал плечами, молча соглашаясь «что есть, то есть». – Дерзость – это хорошо. Это проявление отваги и силы характера. Слишком долго мы жили в комфорте, размякли, расслабились, потеряли кураж, разучились принимать жесткие и дерзкие решения. Сейчас вот пытаемся все это вернуть.

– Это не про нас. Ни по нашему руководству, ни по полевым командирам, ни по бойцам вопросов нет. Тут с дерзостью все в порядке.

– Согласен. Везде бы так. А то чем выше, тем больше соплей, сомнений и внутренних терзаний. Но вернемся к вам. Языки: основной английский, второй арабский.

– Сразу скажу, – вздохнул наемник. – Арабский за эти годы без практики подзабыл. Зато в Мали немного освоил французский.

– Насколько немного?

– Ну, на бытовом уровне «как дела», пива заказать, бойцов построить, пленного допросить и все такое.

– Французский – это хорошо. Он в нашем деле даже лучше, чем арабский.

– Новая командировка? Опять Африка? Это когда тут, на Украине, такое творится.

– Не спешите с выводами, – скупо улыбнулся Николаич. – То, что я вам хочу предложить, дело добровольное и напрямую связано с Украиной. Руководство группы сейчас работает над новым проектом. Мы хотим создать свою частную разведывательную компанию. По американскому образцу.

– Типа Матрицы, которая замутила на Украине операцию под чужим флагом с ядерным зарядом. Мне о ней француз говорил. Контрразведка тогда сразу на дыбы встала.

– Типа того. Компания будет заниматься операциями особо важными и сложными, в которых официальная Москва участвовать или не может, или не хочет потому, что боится испачкаться. Но операции эти чрезвычайно важны. Настолько, что могут повлиять на геополитические расклады и сильно помочь стране в это трудное время. Сейчас мы подбираем кандидатов для одного очень важного дела.

– Ну какой из меня шпион, – развел руками Виктор. – Я все больше пострелять. Повзрывать что-нибудь. В крайнем случае молодняк потренировать.

– Наш проект не о шпионаже, не о тонкой игре нелегалов. Он больше похож на диверсию или, скорее, спецоперацию из тех, какими обычно занимается ГРУ. Зашел, сделал дело и сразу вышел. Подготовительная работа при этом будет проведена, поддержка обеспечена на нужном уровне, но для финальной фазы нужен оперативник-одиночка, способный самостоятельно действовать по легенде в зоне проведения операции. Насколько я понимаю, это как раз то, чему вас учили в институте на спецкурсе.

– Когда это было. Но диверсия – это интересно. Правда, совсем не в духе нашей официальной политики. Мы вроде как до сих пор хотим казаться белыми-пушистыми, воюем в белых перчатках, правила соблюдаем, которые пиндосы для нас придумали.

– Политикой пусть занимаются политики. И перчатки наши уже давно не белые, потому что на протяжении последних десяти лет мы ими с лица дерьмо вытираем, которое в нас постоянно летит с Запада. Так что тут беспокоиться нечего. Мы воюем. Наша задача – победить врага. Если для этого нужно использовать методы, которые противник уже давно применяет против нас, значит это необходимо делать. Без чистоплюйства и оглядки на растоптанные врагом правила. Все для победы. Наша группа как раз для этого и существует.

– Речь идет об Украине?

– Нет, – качнул головой Николаич. – Точка приложения в Европе. Поэтому и нужен как минимум английский язык и человек, способный хорошо ориентироваться за рубежом.

– Даже не знаю, – неуверенно проговорил Виктор. – С одной стороны, это интересно. С другой – непонятно, справлюсь ли я. Хватит ли подготовки. Не хотелось бы по незнанию или неопытности завалить дело.

– Насчет подготовки и поддержки не беспокойтесь. Операция в самом начале планирования. Развертывание через пару месяцев, может немного раньше. Мы будем готовить троих оперативников, из них выберем одного. Плюс группу поддержки. Готовить будут профессионалы из «сами-знаете-откуда». Так что, поверьте мне на слово, если есть желание и мотивация, задание вполне по силам даже неподготовленному человеку.

– Когда надо принять решение?

– Я улетаю через пару часов. Завтра зайдите в офис, попросите секретаря связаться со мной. Там вас будут ждать. Каким бы ни было решение, сообщите. Отрицательный ответ ни в коем случае не повлияет на ваше положение в группе. А пока, – Николаич сделал знак официанту, – предлагаю подкрепиться. А то я весь день на ногах. Даже пообедать толком не успел.

Они не спеша поужинали под разговоры о войне, об информационной бомбе, в которую превратилась новость об американском ядерном устройстве на Украине, о работе ЧВК в Мали. Потом Николаич подвез Виктора в гостиницу и укатил со своими охранниками в аэропорт.

Ложиться спать было рано, и наемник решил прогуляться. Вечер стоял погожий. Асфальт еще дышал июньской жарой, но с Дона уже тянуло вечерней прохладой. От неприметной частной «проверенной» гостиницы, больше похожей на хостел, до набережной было минут десять ходьбы. Прошелся вдоль реки. Присел на скамейку понаблюдать за праздными горожанами, вышедшими на вечернюю прогулку, за кучкующейся небольшими группками модной молодежью, за сидящими напротив бабульками, за парочками, выбравшимися на поздний вечерний променад. Все мирно, спокойно, как будто и нет войны совсем рядом. В памяти вдруг всплыла Балаклея. Городок небольшой. До войны там было тысяч двадцать пять жителей. В основном частный сектор. Многоэтажками застроен только центр. Сейчас там ни одного целого здания, руины, опорники5, могилы почти в каждом дворе и постоянный беспокоящий огонь вражеской артиллерии.

Странно все это. Одни воюют за Россию, за будущее, за детей, а другие живут, как будто ничего не происходит и все это их не касается. Вон по набережной важно шагает казацкий патруль. Бравый вид, штаны с красными лампасами, грудь в крестах, нагайка за поясом. А если разобраться, за что кресты? И где должен быть казак, когда его страна ведет войну, как бы ты ее ни называл? Есть казачки и на передке. Конкретные черти. Хорошо дерутся, сам видел. Но сколько их там? Тысяч пять-шесть. А казацкое войско в России, небось, тысяч под сто пятьдесят. Хотя бы пятую часть отправить на СВО, уже бы легче было. Пусть не на первую линию, а в ближний тыл. Дыры бы заткнули, территорию освоили, второй эшелон укрепили.

Взять хотя бы их участок. Виктор не считал себя офигенным стратегом, но то, что людей на передке в Балаклее катастрофически не хватает, было видно и невооруженным взглядом. Между населенными пунктами на километры голая степь: ни оборудованных опорных пунктов, ни минных полей. Глубины обороны нет, насыщения нет. Значит, нет и полного контроля над территорией. Мобильные группы противника могут свободно прорываться по полям и сеять в тылу хаос. Хорошо, что у них сейчас для этого нет ни техники, ни людей. А если появятся. Хохлы вон уже сколько волн мобилизации провели. НАТО оружие шлет эшелонами. Ходят слухи, что в Западной Украине и Польше с Румынией комплектуются новые части. Киевский клоун уже во все горло кричит о наступлении в августе.

Не дай бог. Вспомнив, сколько людей защищает Балаклею, Виктор тяжело вздохнул и раздосадованно покачал головой. Тяжко ребятам придется. Непозволительно мало их там для полноценной обороны: рота СОБРА, рота БАРСов6 и два взвода необстрелянных новобранцев ЧВК. Такими силами Балаклею не удержать. А тут еще Николаич со своим предложением.

Интересно, конечно. Работа за границей – это совершенно другой уровень. В институте он, помнится, мечтал о шпионской романтике. Готов ли он к ней сейчас, когда ему далеко за тридцать.

Этим вопросом он мучился весь остаток вечера и полночи. А еще. Что за операции? Что такого планирует руководство группы, что может кардинально помочь в войне? Кто цель? Чтобы получить ответы, нужно было ввязаться в игру, перейти с уровня инструктора по тактике боя на уровень спецопераций за рубежом. Заманчиво. Очень заманчиво. С этими мыслями Виктор заснул.

Наутро, не дожидаясь обеда, он отправился в ростовский офис группы.

Почему полноценный штаб, расположившийся на территории воинской части, называли офисом, Виктор так и не понял. Из гражданского там были только недорогой, но качественный евроремонт и пара миленьких девушек на входе, а так – все серьезного вида мужики. Некоторые с протезами. Видно, что побывали в серьезных передрягах.

Представился. Проверили и отсканировали документы. Провели в небольшую комнату для переговоров. Через пару минут подошел парнишка, молча подключил к сети планшет, установил соединение и молча вышел.

– Вижу, вы не дождались обеда, – Николаич говорил со своего смарта, было заметно, что он находится в машине. – Какое решение приняли?

– Я согласен, – решительно ответил Виктор.

– Хорошо. С этого момента вы поступаете в мое распоряжение. Перевод я оформлю сам. Вам делать ничего не надо. Чтобы не ездить туда-сюда, подождите часик в офисе. Думаю, за это время вам сделают билеты и выдадут командировочные. У нас с этим волокиты нет. Остальные формальности уладим на базе под Москвой. Если на прежнем месте службы остались личные вещи, скажите. Вам их доставят по новому месту службы. Вопросы есть?

– Вопросов нет.

– Тогда до встречи, – попрощался Николаич и отключился.

Как только экран планшета погас, появился айтишник и забрал планшет. Через пару минут вошла девушка и предложила чай-кофе. Выбрал кофе и попросил бутылку воды. Больше никто его не трогал минут сорок. За это время, листая журналы, Виктор несколько раз внимательно прислушивался к себе, пытаясь понять, каково это – быть бойцом невидимого фронта. После третьей или четвертой попытки оставил это бесполезное занятие ввиду полного отсутствия видимых изменений.