Читать книгу Железная маска - Эдмон Ладусет - Страница 4

Часы истории показывали первые дни 1666 года.

В кардинальском дворце, в скудно обставленной, еле освещаемой светом угасающего пламени камина комнате с высоким потолком, в постели под огромным балдахином всеми забытая и предоставленная страшной боли, разрывавшей ей внутренности, медленно умирала королева-мать, Анна Австрийская.

Близилась ночь. Королева была одна. Слуги оставили ее, а дети, столь нежно любимые ею, о ней не вспоминали. Ценой неимоверных усилий она приподнялась на ложе и, дотянувшись до колокольчика, несколько раз позвонила. Но никто не явился. Это, казалось, лишило королеву последних сил, и она вновь откинулась на кровати.

Внезапно кто-то негромко окликнул ее. Она открыла глаза и увидела рядом со своим ложем старую женщину, чью спину искривил груз прожитых лет. Это была мадам Гамелен, неслышно вошедшая в комнату умирающей. Мадам Гамелен слыла женщиной бесхитростной и чрезвычайно благочестивой, а кроме того, будучи кормилицей короля Людовика XIV, занимала не последнее место при его дворе. Со страдальческой улыбкой королева приветствовала ее:

– Здравствуй, моя добрая кормилица, спасибо, что явилась на мой зов.

– Я бы с радостью проводила все время рядом с вами, госпожа, но король, мой дорогой сир, почти весь день не отпускает меня от себя.

– Я посылала твоего сына с письмом в тот замок, что в окрестностях Дижона… Скажи мне, он вернулся?

– Еще вчера.

– Он принес ответ? – спросила королева с нетерпением в голосе.

– Нет, госпожа.

– Боже милостивый! – вздохнула умирающая. – Неужели и граф де Бреванн не сжалится надо мной?

Воцарилось недолгое молчание, затем, нервно схватив руки старушки, королева сказала:

– Кормилица, перед смертью я должна исполнить свой священный долг. Этой же ночью мне необходимо увидеть священника, но не моего придворного исповедника, а любого другого из какой-нибудь церкви неподалеку. Пожалуйста, кормилица, приведи мне его!

– Но, госпожа… – пробормотала старушка.

– Молю тебя, не теряй времени. Надави на планку рядом с этой панелью… Вот здесь, у края…

Несмотря на смущение, добрая старушка исполнила просьбу и с изумлением увидела, как панель скользнула в сторону, открывая проход в стене.

– Там потайная лестница! – сказала королева. – Быстрее спускайся по ней, внизу ты найдешь дверь. Вот, возьми от нее ключ… Но, ради бога, не мешкай! Помни, что в твоих руках мой покой!

Без дальнейших возражений мадам Гамелен исчезла в проходе и вскоре, к полной для себя неожиданности, очутилась на улице, не зная, куда именно идти. Тут она заметила мужчину, которого по шпорам на ботфортах и шпаге приняла за дворянина. Приблизившись, старушка боязливо спросила:

– Сударь, прошу извинить меня за беспокойство, но не укажете ли вы мне дорогу к ближайшей церкви?

– Церкви? Гром и молния! Боюсь, что здешние церкви мне незнакомы. Вот если бы мы были в Марселе!..

– Боже мой! – воскликнула старушка. – Что же мне делать?

– Вы, как я вижу, торопитесь… Вне всякого сомнения, вы ищете священника для какого-нибудь больного. Верно?

– Да, сударь, – ответила несчастная, чувствуя, что слезы вот-вот брызнут у нее из глаз. – Боже, королева умирает…

– Что? Королева? – воскликнул незнакомец, подаваясь вперед.

– Да, сударь. Королева-мать при смерти. Поймите же всю серьезность моего поручения и помогите мне!

– Воистину, добрая женщина, само Небо послало вам меня, не будь я Фариболь! – ответил наш старый знакомый, поскольку это был он. – Я отведу вас в дом одного моего друга, а уж он подберет Анне Австрийской такого исповедника, о каком она и мечтать не смела! Пойдемте же, сударыня, это совсем рядом!

За ночь до описанной нами встречи монсеньор Людовик, уступив настоятельным просьбам своих преданных слуг, остановился в гостинице «Золотой лев», в двух шагах от кардинальского дворца. Он собирался незамедлительно явиться во дворец, что, конечно же, привело бы к неминуемому аресту, а значит – к тюрьме. По счастью, благоразумному Мистуфле и храброму Фариболю удалось отговорить его от подобного безумства. Фариболь же со свойственной ему уверенностью пообещал монсеньору Людовику, что не пройдет и суток, как он изыщет совершенно безопасный способ попасть в спальню королевы-матери.

Юноша пообещал набраться терпения до наступления следующей ночи, однако нервное напряжение не оставляло его, и он не мог оторвать взгляда от окон кардинальского дворца.

Вдруг раздался стук в дверь его комнаты, и на пороге с сияющим от радости лицом появился Фариболь.

– Не угодно ли монсеньору, – сказал он, снимая шляпу, – принять кормилицу его величества короля Людовика Четырнадцатого?

– Кормилицу моего?..

– Да, монсеньор, – поспешно перебил его Фариболь, пропуская вперед мадам Гамелен.

– О монсеньор! – воскликнула старушка, входя в комнату. – Этот добрый человек обещал мне…

Но, внезапно оборвав свою речь, она с возгласом изумления сделал шаг назад. Дело в том, что в этот самый момент Фариболь зажег свечу, и ее свет озарил лицо юноши.

– Боже мой! – воскликнула мадам Гамелен. – Вы… здесь, мой дорогой сир? Возможно ли это?

– Что ж… я… – сбивчиво заговорил юноша.

Но тут у кормилицы короля зародилось некое подозрение, она пристально посмотрела на монсеньора Людовика, как бы ища в его лице одной ей ведомые отличия от королевского облика. Затем, воздев руки к небесам, она в ужасе вскричала:

– Нет! Как я могла ошибиться!.. Вы не король! Все ясно, меня заманили в ловушку!.. – И, обернувшись к двери, она закричала изо всех сил: – На помощь! На помощь!

Фариболь бросился к ней и зажал ей рот рукой. Он был готов задушить ее, но в этом не было необходимости, поскольку бедная старушка от испуга потеряла сознание. Фариболь уложил ее на кровать, ослабив шнур корсажа. Монсеньор Людовик, молча наблюдавший за происходящим, положил руку ему на плечо и спросил:

– Что все это значит?

Фариболь в двух словах объяснил юноше происшедшее и добавил:

– Кроме того, я послал Мистуфле раздобыть подходящую одежду….

– А вот и она! – завершил фразу Мистуфле, входя в комнату. В руках он держал сутану и шляпу священника.

– Мистуфле предстоит сыграть роль исповедника, – пояснил Фариболь. – Я же переоденусь в платье этой старушки и…

– Но к чему весь задуманный тобой маскарад? – спросил монсеньор Людовик.

– Чтобы проникнуть во дворец. Всем, кто попытается остановить нас, я стану отвечать, что я – мадам Гамелен, сопровождаю исповедника, которого ее величество королева Анна Австрийская призвала к своему ложу. Это если нам не удастся подняться по потайной лестнице, ведущей прямо в спальню королевы-матери.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что у тебя есть ключ?

– Он в кармане юбки этой старушенции.

– Что ж, поступим, как ты предлагаешь, Фариболь. Хотя это поистине ужасно – переодеваться, подобно вору, чтобы увидеть собственную мать!

Минуту спустя они, как тени, прокрались к потайной двери. Фариболь на ощупь отпер ее и тут же закрыл, как только они оказались внутри. Но затем он внезапно остановился, хлопнул себя по лбу и воскликнул:

– Тысяча чертей! Я забыл связать кормилицу и даже не запер ее! Теперь уже поздно, но не следует забывать, что она может сыграть с нами злую шутку.

Взволнованный монсеньор Людовик достиг наконец комнаты своей матери и уже слышал ее тяжелое, близкое к агонии дыхание. Она также услышала его шаги и слабым голосом спросила:

– Это ты, кормилица?

– Нет, мадам, – негромко ответил монсеньор Людовик.

В почти полной темноте, царившей в комнате, больной все же удалось разглядеть силуэт священника; она с облегчением вздохнула и сказала:

– Пожалуйста, подойдите ближе!

Медленно, с опущенной головой и скрещенными на груди руками юноша приблизился и встал на колени у ложа.

– Святой отец, – начала королева, тронутая его почтительностью, – я уже исповедалась в грехах и уповаю лишь на бесконечное милосердие Господа нашего… Так что я жду от вас не столько отпущения, сколько помощи. Выслушайте просьбу умирающей и помогите ей исправить самую большую ошибку ее жизни… Святой отец, – продолжала больная, стараясь говорить как можно убедительнее, – ваших ушей наверняка достигали слухи о том, что, прежде чем выйти замуж за Людовика Тринадцатого, я вступила в тайный брак с одним человеком… Так вот, это правда. Но никому не известно, что от этого брака у меня есть сын…

– Ах, мадам! – вздохнул мнимый священник.

– О святой отец! Вы упрекаете меня в том, что даже муж мой, король Людовик, хранил в тайне всю свою жизнь! Но что это в сравнении с другим грехом, который я совершила, пожертвовав всем ради другого сына, лицемерно прикрываясь пресловутыми интересами государства?.. Да, через несколько месяцев у меня родился второй сын, на этот раз действительно от Людовика Тринадцатого… То, что случилось затем, ужасно, но разум изменил мне, и я не ведала, что творила… Я подкупила астролога, и он предсказал королю рождение двух сыновей-близнецов. Когда второй сын появился на свет, верная мне служанка положила в его кроватку моего первенца. И все поверили, что оба они – сыновья Людовика Тринадцатого!

Монсеньор Людовик слушал королеву, спрятав лицо в ладонях. Она же, не ведая, что значат ее слова для этого молчаливого человека, продолжала:

– Его величество Людовик Тринадцатый, узнав о рождении близнецов, впал в состояние, близкое к безумию. Он тут же объявил, что у Франции может быть лишь один наследник престола, а в противном случае якобы неисчислимые беды грозят стране, да и самим братьям, поскольку судьба неизбежно сделает их врагами. В моей опочивальне были лишь герцог Бургундский и кормилица, которым король, указывая на одного из мальчиков в колыбели, сказал: «Повелеваю сокрыть от всех рождение второго наследника. Вы отвечаете за это своей жизнью!» Я же, мучаясь от боли, не посмела вмешаться и открыть мою тайну, так как это признание могло непредсказуемо повлиять на судьбу одного из моих сыновей… И той же ночью, пока я спала, приказ короля был исполнен! Проснувшись, я увидела лишь одного сына, того самого, что был рожден от моей роковой связи, а значит, и не имел никаких прав на трон!

По мере того как рассказ королевы близился к концу, монсеньор Людовик поднимал от ладоней сильно побледневшее лицо. Когда же Анна Австрийская закончила, он срывающимся голосом спросил:

– Так, значит, тот, кто правит Францией… тот, кто сидит на троне наших предков…

– Не является законным наследником короны… Клянусь! – ответила королева-мать, и тон ее не оставлял сомнений.

– А другой?.. Тот, второй, сын Людовика Тринадцатого?..

– Вот о нем-то я и хотела с вами поговорить. Как только я умру, святой отец, отправляйтесь в замок графа де Бреванна. Там с самого раннего детства, в уединении, не зная ласки и своих августейших корней, под ничего не значащим именем «монсеньор Людовик» живет подлинный сын Людовика Тринадцатого.

Юноше пришлось прикусить губу, чтобы не закричать.

– Под моей подушкой вы найдете ключ, – продолжала королева. – Откройте им сундук, что стоит в углу этой комнаты. Там вы увидите шкатулочку, а в ней – свидетельство о рождении и все прочие документы моего сына… Передайте их ему, святой отец…

Юноша машинально повиновался и взял ключ.

– Я хочу исправить зло, причиненное мною моему сыну, – продолжала Анна Австрийская, – хочу, чтобы он узнал, кто его мать, и… и простил меня. Вы ведь скажете ему, как я страдала, правда, святой отец? Боже, как я хотела сжать его в своих объятиях хотя бы на мгновение и получить прощение вместе с сыновним поцелуем!..

– Матушка! – сквозь рыдания воскликнул юноша, будучи не в силах больше сдерживать себя. – Матушка! Я прощаю вас! Я люблю вас!

И, отодвинув шкатулку со всеми доказательствами своих прав, он бросился в объятия умирающей. Она же, приподнявшись на ложе, зажала между ладонями лицо своего сына, покрыла его горячими поцелуями и бормотала как в бреду:

– Ты! Это ты, мой сын? Дорогое мое дитя!

– О матушка! Позвольте запомнить черты вашего милого лица! – Сказав это, юноша встал, сорвал с себя сутану и, взяв факел, зажег его от пламени камина.

Королева закрыла лицо руками и зарыдала.

– Сын! Сын мой! Я не осмеливаюсь молить тебя о прощении…

– Не говорите так, моя дорогая матушка! Ваши страдания искупили вашу ошибку… Так давайте думать лишь о радостях, ждущих нас впереди!

– Впереди! – еле слышно повторила умирающая.

И словно в ответ на это полное обещаний и надежд слово в коридорах дворца раздался громкий, привыкший повелевать голос:

– Запереть все двери и никого живым не выпускать!

Фариболь и Мистуфле, молча переживавшие развернувшуюся перед их глазами драму, отреагировали первыми.

– Гром и молния! – сказал Фариболь. – Дело принимает дурной оборот! Старая кормилица предала нас. Шпаги вон, Мистуфле!

Изменившись в лице, Анна Австрийская изо всех сил прижимала к груди сына, как бы пытаясь защитить его от всех опасностей.

– Кто это, матушка? – спросил юноша, видя ее испуг.

– Другой! – глухим голосом ответила больная. – Другой сын!

И действительно, стоило ей произнести эти слова, как дверь распахнулась, и в комнату, величаво и грозно ступая, вошел король Людовик XIV.