Читать книгу Деньги на ветер - Эдриан Маккинти - Страница 7

К нашему возвращению все уже было кончено, федералы, поздравив друг друга с успехом, укатили в Денвер, прихватив с собой пару мелких рыбешек, чтобы было чем отчитаться в телевизионных новостях. Не успели мы выйти из «кадиллака», Эстебана сразу окружили человек шесть. Все размахивали руками и, перебивая друг друга, галдели на едва понятном мне мексиканском испанском:

– Внезапная облава. Без предупреждения. Забрали Сусанну, Хуаниту, Жозефину и двух других.

– Куда повезли? – спросил Эстебан.

– А кто их знает!

– Мне другими делами надо заняться. Возьмешь под свой контроль? – спросил Бригс Эстебана.

– Напущу на них моего адвоката, – пообещал тот.

– Ну, тогда я поехал. Вы, новенькие, рад был познакомиться. Помните хорошенько, что я вам говорил, и не забывайте вытирать сопельки платочком.

Мы вышли из машины и с облегчением проследили глазами за удаляющейся машиной.

Теперь Эстебана окружили все оставшиеся в мотеле:

– У меня деньги отобрали.

– Мне сломали дверь.

– У Жозефины дочка на продленке…

Все говорили одновременно и на случай, если Эстебан чего-то не поймет, кое-что изображали пантомимой.

Перекрывая весь этот гам, у Эстебана вдруг зазвонил телефон. Он обернулся к Пако.

– Держи их от меня подальше, – сказал он по-испански.

Пако взялся за дело так, будто родился для подобных поручений. Он стал оттеснять пострадавших к мотелю.

Эстебан ответил на звонок. По-английски он говорил так же быстро, как по-испански.

– Да… Знаю… Я сейчас здесь… Вызови, позвони им, делай все, что надо. А если приедут на стройку, напомни, что появление на объекте без ордера от Управления по охране труда – нарушение требований техники безопасности. Ну и что с того? Да хоть гребаный папа римский! Да, и пусть работают.

Он позвонил еще в два места, потом повернулся к нам с Пако:

– Как зовут?

– Мария.

– Франсиско.

– Так, Мария, Франсиско. У меня для вас есть комната наверху. Придется вам потерпеть в ней вместе пару деньков, но, если мы действительно потеряли людей, я думаю, у каждого из вас будет отдельная.

Я кивнула и взглянула на унылый мотель. Красивым его назвать было нельзя, но, по крайней мере, тут имелись крыша и стены, чего нельзя сказать о некоторых домах, в которых мне доводилось жить.

Рики сделал несколько фотографий этого здания, но пока я его что-то не узнавала. Впрочем, это не имело особого значения. Насколько мы знали, отец никогда здесь не жил.

Большинство же местных нелегалов жили либо здесь, либо в другом мотеле, расположенном выше по склону горы.

Эстебан продолжал разливаться соловьем:

– Короче, будете здесь как сыр в масле кататься. Отдельная комната. Деньги. Может, даже машину себе купите. Кто-нибудь из вас водить умеет? У Хуаниты была машина, она ей теперь ни к чему.

Я оглядела коллекцию жалких развалюх на стоянке. Вроде наших кубинских, может, даже хуже.

Эстебан открыл телефон – ему снова звонили.

– Да?.. Сейчас?.. Для кого?.. Ух, да, он важный клиент. Нет, никогда, ни при каких обстоятельствах не говори «нет»… Сейчас подъеду. У меня здесь двое. Только приехали. Нужны размеры для рабочей одежды?.. Ладно, скажи им, буду через десять минут.

Эстебан улыбнулся нам улыбкой продавца, схватил под руку седого человечка, топтавшегося за дверью, и дал ему связку ключей.

– Запри комнаты, не давай никому трогать вещи арестованных, может, удастся кого-то из них вернуть. О’кей?

– А если опять федералы нагрянут? – спросил седой человечек.

– Сомневаюсь. Они дважды в одно место не бьют.

– Пока не били, – заметил седой.

– Так чего ты от меня хочешь? Чтобы я приказал всем идти жить по лесам на хрен? Запри комнаты и следи, чтобы их вещи не брали. О’кей?

– О’кей.

Эстебан повернулся к нам:

– Ну, ребятишки, это только кажется, что все хреново. На самом деле нет абсолютно никаких причин для паники, все отлично, никого из моих людей в центре города не накрыли, приезжала небольшая команда, и, мне кажется, этим все и кончится. Главные облавы прошли в денверском метро.

– Хорошо, – сказала я, не очень понимая, чем все это чревато для нас.

– Смотрите, ребята, я понимаю, вы устали, но у меня людей не хватает. Надо ехать на работу, О’кей?

– О’кей, – отозвались мы.

– Отлично. Превосходно, вот это трудовой энтузиазм, сейчас идите за мной, быстренько все вам покажу, примете душ и поедем.

Он повел нас в мотель.

Красные бетонные стены, плитка, обстановка из далеких семидесятых. Впрочем, все целое, неполоманное и даже опрятней, чем в гаванской квартире Рики в районе Ведадо.

– Душ справа, Мария. На все про все максимум десять минут. Когда закончишь, униформу найдешь на крючке. Надень ее. И для тебя тоже подыщу, Франсиско. Слушай, ничего, если буду звать тебя Пако?

– Меня все так зовут.

– Хорошо. Времени у нас мало. Примите душ, а я найду вам что-нибудь поесть. Надо бы и мне… уж не помню, когда мылся в последний раз.

Наконец-то душ! Вода была горячая, и напор хороший.

Я намылилась и смыла запах шерифа Бригса.

Надела то, что подыскал мне Эстебан: белую рабочую блузку, черные брюки и черные же туфли, которые оказались на размер больше, чем нужно.

Пако явился после душа в таком же облачении. Белая рубаха, черные штаны. Он побрился и зачесал назад волосы. Выглядел красавцем, о чем я ему и сказала.

– Я знал, ты не устоишь, передо мной никто из вас устоять не может, – ухмыльнулся он.

Вслед за Пако из душевой, застегивая рубашку, вышел Эстебан.

В толстом пальто он казался менее мощным. Рост больше метра восьмидесяти, вес под сто сорок килограммов. Невзрачный рядом с шерифом, он был крупнее всех здешних мексиканцев. Могучие руки и грудь, смуглая кожа. Он был не лишен привлекательности, и я легко могла себе представить, что при желании он может нравиться женщинам.

Эстебан застегнул рубашку, пригладил бороду.

– Так-то лучше, а? – сказал он. – Так, идите за мной, машина за мотелем.

У него был довольно новый «ренджровер», тот самый, что я видела на фотографии, сделанной Рики. Огромный. Тут что, все на таких автобусах разъезжают? Я обратила внимание на вмятину над левой передней фарой. Ее так и не отрихтовали. Размером с суповую тарелку. Попробовала сосредоточиться на ней, но ничего особенного не ощутила. Впрочем, Гектор и Диас всегда говорили, что интуитивные ощущения ненаучны.

Спрошу его о вмятине через день-другой.

Мы с Пако сели сзади, и Эстебан выехал со стоянки прежде, чем мы успели захлопнуть двери.

– При обычных обстоятельствах я бы, ребята, закатил вам речь под текилу, но у нас сегодня времени не будет, так что слушайте, ладно? Будете жить здесь, в мотеле, работаете на меня и делаете, что я вам скажу. За комнату будете платить по сто долларов в неделю, а зарабатывать еженедельно будете, как правило, гораздо больше. Но если работы и денег не будет, за жилье все равно придется платить. Понятно?

Он говорил по-испански с акцентом, но я все поняла.

– Да, – сказала я.

Он потрепал меня по руке.

– Мария, ты, наверно, шерифу не все рассказала. Проституткой точно не хочешь работать?

– Точно.

– А если только в рот брать? Ты недурна. Реклама в Интернете. Пятьдесят долларов за раз. Из них двадцать пять тебе, двадцать пять мне. Небольшую комиссию водителю. В выходные отдыхаешь, а все равно по шесть-семь сотен в неделю сделаешь. Хорошие деньги.

– Нет.

– Ладно. Тогда будет потяжелее, но ты же сама этого хочешь. Если вдруг передумаешь, дай мне знать, о’кей? Пако, будешь работать здесь, пока не закончим на Пёрл-стрит, потом, наверно, переведу тебя в Боулдер или на какой-нибудь из лыжных курортов. Поговорю с Энджел насчет твоих способностей, зарплату определим через некоторое время, идет?

– Идет, – согласился Пако.

– Чудесно, теперь слушайте внимательно. Я парень хороший, спокойный, но халтуры не терплю. Вот как должно быть: вы работаете, стараетесь, ни на что не жалуетесь, делаете, что вам говорят. Не братаетесь с местными и не пытаетесь найти себе левую работу – мы с шерифом все равно узнаем. Он отлупит вас до полусмерти, а я сдам в Службу иммиграции и натурализации США. Наркотики в мотеле запрещены. Никакой наркоты, кроме той, что вы продаете для меня. Бухло можно. Понятно?

– Да, – в один голос ответили мы.

– Так, сейчас едем на точку, которую называют «гора Малибу»… А, да, живем мы на горе, которую шериф называет Потная Спина – это вроде шутки, – но если вдруг потеряетесь, спрашивайте мотель «У Медвежьего ручья». Так это место называется в телефонном справочнике.

За окнами машины было уже темным-темно, но по обе стороны дороги на склоне горы я видела огромные дома за каменными стенами с замысловатыми воротами.

Мне это было знакомо. Видела на черно-белых фотографиях, сделанных Рики.

Да.

По коже побежали мурашки.

– А как называется эта дорога? – спросила я.

– Олд-Боулдер-роуд, кое-кто из местных зовет ее улицей Самоубий…

В голове у меня зашумело, словно рядом пронесся автомобиль.

Олд-Боулдер-роуд.

То самое место.

Кровь, лед, смерть.

– Ты что это? Все в порядке? – спрашивает Пако.

– Да.

– Что у вас там такое? – интересуется с водительского места Эстебан.

– Проголодались. Последний раз ели в Нью-Мексико, – говорит Пако.

– Это не беда, – бормочет Эстебан, роясь в бардачке. Достает и передает нам два шоколадных батончика.

– Так, ешьте быстрее, приехали.

Машина останавливается возле дома постройки семидесятых годов, в те времена такая архитектура, наверно, воспринималась как футуристическая. Изогнутая крыша, расписанные бетонные стены, бетонные колонны под просторным балконом-террасой, большие стеклянные окна, из-за которых помещение летом превращается в духовку, а зимой в морозильник.

– Поработаешь на Сьюзан. Она хорошая. Из CIA[7].

Я снова побледнела.

Эстебан рассмеялся и добавил:

– В Гайд-парке, не в Лэнгли.

Но я все равно не понимала.

– Занимается поставкой продуктов. Шеф-повар. Ну же, Мария, очнись! Ты иностранка, приехала сюда работать, вот и все. Делай, что она тебе скажет. С гостями не разговаривай. Когда закончишь, она позвонит мне, я за тобой заеду. И слушай, с гостями ни слова, они люди большие, но если спросят, нет ли наркоты, говори, что можешь раздобыть высокого качества канадскую марихуану, мексиканский кокаин и еще есть новинка – японский мет. Ты слушаешь? Что я сказал?

– Мексиканский кокаин, местная марихуана, японский мет, – повторяю я.

– Хорошо.

– А героин? – спрашивает Пако.

– Хороший вопрос. Ты мне нравишься. Мыслитель. Мы в Фэрвью героином не торгуем. Проблемы с поставщиками. Если спросят про героин, конечно, говорите, что достать можно. Согласятся на хорошую цену, пошлю кого-нибудь за ним в Денвер. Ну, иди, войдешь через черный ход, Сьюзан тебя ждет, скажет, что делать. Выполняй все ее распоряжения, не вздумай чем-нибудь огорчить.

Ваза с фруктами. Апельсины. Груши. Бананы. Киви. Первый раз в жизни вижу киви. Сегодня многое впервые.

– Да что с тобой? Ты что, умственно отсталая? Хватит таращиться, помоги погрузить остальное обратно в фургон. По договору ты здесь работаешь до полуночи. Сверхурочные я никому не плачу.

Сьюзан – тридцатилетняя американка, голова из-за практичной короткой стрижки напоминает черный шар. Подвижный носик, лицо приятное, манера вести себя – нет.

– Извините, – произнесла я по-английски.

– «Извините»? В задницу твои извинения. Тебя не для бесед наняли. Нет у нас времени для «извините». Давай шевелись, да поживей.

Дело близится к полуночи. С ужином на вечеринке покончено. Четыре часа тянулись, как четверо суток.

Мы с Пако вкалывали на кухне. Освобождали тарелки от объедков, мыли их, носили продукты и напитки из фургона Сьюзан, а потом обратно. Ее официанты, белые парни и девушки, обслуживали гостей, а все остальное время торчали на кухне, сплетничая и глядя, как мы выполняем черную работу.

– Вот с этого началось восстание Спартака, – шепнула я Пако, поднимая вазу с фруктами.

– Кого?

Какая-то девушка подтолкнула меня локтем, я споткнулась в не по размеру больших туфлях, не удержала вазу, апельсины, груши и киви покатились по полу. Нагнулась, стала их собирать.

– В отбросы, – сказала Сьюзан.

– Простите? – не поняла я.

– В отбросы гребаные! Они ведь грязные. В мусор теперь.

– У бананов же… э-э… – Я не сразу смогла вспомнить английское слово «шкурка» и сказала по-испански: – La piel de banana испачкалась, сами-то они чистые.

– Тебя как звать?

– Мария.

– Больше тебя нанимать не буду. А теперь заткнись, твою мать, и выкинь грязные фрукты в мешки для мусора.

Сьюзан ушла в гостиную и объявила официантам об окончании работы. Потом что-то еще им сказала и вернулась на кухню.

– В основном на сегодня – все, но в гостиной надо прибрать, там что-то пролили… Тебе придется остаться, уберешь. Ты, э-э, не очень против? – спросила она фальшиво-примирительным тоном. – Скажу Эстебану, чтобы приехал за тобой через двадцать минут.

– Конечно, – согласилась я, а про себя добавила: «Шла бы ты к растакой матери…»

Она и пошла – удалилась через заднюю дверь, а мы с Пако пошли в гостиную посмотреть, что там разлилось.

Свет был приглушен, дымно, человек шесть мужчин по очереди затягивались косячком под музыку «Пинк Флойд», лившуюся из гигантской серебристой стереосистемы. Все в возрасте примерно от тридцати до сорока. На нас не обратили внимания, но я сразу поняла, в чем дело. Кто-то пролил на персидский ковер красное вино. Мы с Пако пошли обратно в кухню за губкой и горячей водой.

На обратном пути в прихожей столкнулись с самим Брэдом Питтом. Он, стоя у парадной двери, махал рукой собравшимся.

– Не могу остаться. Просто заглянул поздороваться, – говорил он.

– Да ладно тебе, старина, – уговаривали его.

– Нет-нет, правда не могу. Был у Круза, сейчас едем в Вейль. Просто, думал, поздороваюсь, и все, – продолжал Питт.

Я так и застыла, глядя на него: вся в поту, в мокрых руках губка и тазик с водой – нашу встречу с Питтом я воображала себе совсем не так.