Читать книгу Прикладное терраформирование - Эдуард Катлас - Страница 6

Юноша подходил к зданию пешком, потому что стоянка, на которую зарулил его машину робот-охранник, находилась почти в километре от основного здания. То ли данные о его прибытии еще не поступили на периметр, то ли его так проверяли, но стрелки рекомендованного движения упорно увели его машину в сторону от офиса, на дальнюю парковку.

Может быть, эта парковка и не была дальней?

Чем ближе юноша подходил к нужному ему месту, тем больше склонялся в пользу последнего предположения. Трава, прикрытая ячеистой пластиковой защитой, не соответствовала образу часто езженой. Тяжелые кроны кленов, затеняющие дорожку, тоже словно подсказывали, что к слову «экология» здесь относятся серьезно. И с приближением к офису все серьезней и серьезней.

Хотя все, что юноша знал о компании, говорило ему, что плюют они на экологию с высокой колокольни. Вернее, на все институты экологической защиты, которые активно создавались последние годы.

Едкие высказывания ЗГД по науке на тему «мы уважаем воздух, которым дышим, но взяток принципиально не даем» все время попадали в топы новостных лент. Особенно тогда, когда экологи ввели налог на подъем грузов на околоземную орбиту. На самом деле – даже хуже, на высоты, начиная со стратосферы. А это означало – сильный удар по всем, кто занимался космосом, в любом его виде. Давно лоббируемый налог, и, как всегда в таких случаях, в общем-то разумный. Частные прыжки без парашюта из верхних слоев, прямо вниз, до земли, с запуском средств торможения уже у самой поверхности стали настоящим писком моды. Это называлось «джунга» и стоило безумных денег. Один нюанс – на подъем одного такого туриста уходила туча топлива, выжигался кислород, в атмосфере оставалась еще одна пусть и быстро рубцевавшаяся, но рана.

Теперь такие забавы стали еще дороже. Экологи обещали льготы для «добросовестных» исследователей космоса, но как раз вокруг этих льгот и развернулся нешуточный скандал, в котором успел засветиться заместитель по науке.

Во всем остальном компания вела себя тише воды ниже травы. Даже вот этой, слегка притоптанной по уровню ячеек пластиковой защиты. Никакой рекламы, как у Near Space Shipyards или Терры-II, никакого участия в видеодискуссиях, полная внешняя тишина и забвение. Они даже в открывшемся три года назад листинге Space Composite не светились.

Потому что компания оставалась непубличной. Созданной на частные средства и, насколько он знал, продолжающей существование на частные средства. Акционерами компании являлись только ее сотрудники. Зато все, без исключения.

Как он слышал, акционерами компании являлись даже работающие на нее охранники и уборщики. Наверное, поэтому их почти не было. Он, по крайней мере, не увидел пока ни одного.

Юноша чуть повернул голову влево, реагируя на движение. Словно подтверждая его мысли, там полз низенький робот-уборщик, медленно и тщательно отбирая, какие именно листья он хочет собрать, а какие – оставить догнивать.

И вот этот офис – отличный офис, надо сказать, с отличной территорией-парком на несколько сотен гектаров. Но доехать до него – сотня километров от Красноярска, в самой глуши, что называется – «до Черемушек, а дальше лесом». В его понимании это было последнее место, где можно было расположить компанию, которая одна из первых выкупила лицензию на терраформирование. Хорошо хоть, что Енисей рядом.

Даже если ничего не выйдет с научными прорывами, то всегда можно порыбачить.

Над козырьком входа кособоко висели три разноцветные буквы: G P M.

«Зеленая планета Марс», – прошептал, расшифровывая и одновременно переводя юноша. Это не было названием компании, скорее – ее, как говорил ЗГД по науке, «краткосрочной целью».

Подходя к открытым стеклянным дверям, юноша еще раз огляделся и подумал, что если уж компания так гордится своей демократичностью, то почему на лужайках нет ни одного живого человека? Могли бы валяться под деревом и тыкать в клавиши на природе, а не внутри здания.

В бизнесе нет идеалов и нет идеальных компаний, подумал он напоследок, входя внутрь.

Его встречали.

– Данила, надо полагать? – мужчина был ниже, толще и «лысее» его самого. И старше. Так что юноша мог считать себя удачливым человеком. Но мужчина работал в компании, а Данила – нет, и на весах юноши это перевешивало и возраст, и вес, и уж точно наличие волос на голове.

Данила кивнул:

– Сергей Валентинович?

– Можно Сергей. У нас здесь просто. Пошли, опаздываем.

Куда они могли опаздывать, Данила не понял. Формально – до назначенного времени было еще полчаса. Слишком далеко добираться – и он выехал из Красноярска с запасом, прилетев вообще еще вчера. Негоже демонстрировать пренебрежение к работодателю, опаздывая на собеседование. Даже к такому демократичному, как этот.

Впрочем, и задавать глупые вопросы тоже негоже. Если, конечно, ты хочешь не вхолостую провести время, а действительно попасть на работу к этим людям.

Данила хотел. Эта компания давала невиданные шансы. Возможность не только работать именно над тем, о чем он мечтал, но и стать после этого безумно богатым. И – полететь на Марс.

В его двадцать четыре ему было достаточно одного Марса. Хотя он готовился к собеседованию, тщательно подбирал аргументированные тезисы для ответа на вопрос «почему вы хотите работать именно в нашей компании». Готовился даже слегка поторговаться по деньгам, если понадобится.

Они прошли холл на входе, поднялись на несколько ступенек по короткой лестнице, и холл плавно перетек во второй, отделенный от входного лишь этими ступеньками да небольшими перилами. Кругом стояли столики, в самых неожиданных местах – диваны, иногда полностью перегораживая проход.

Сергей Валентинович решил доказать, что он «просто Сергей», и, несмотря на возраст, перепрыгнул через один такой диван, удачно приземлившись на подушку, валяющуюся прямо на полу. И только теперь Данила понял, что его куратор ходит босиком, одетый лишь в какие-то легкомысленные белые носочки с крохотными синими цветочками по бокам. Только эти незабудки и выдавали цену этих носков – компания F-M-N (forget-me-not) считалась самым дорогим брендом по производству нижнего белья и одежды для космонавтов. Так что, несмотря на легкомысленность, эти носочки наверняка могли оказаться чуть ли не ходячей медицинской лабораторией, которая по температуре отдельных точек на ступне определяла состояние различных органов тела владельца.

Подушек на полу валялось немало. Легко предположить, что здесь предпочитали больше лежать, чем сидеть за столиками. А может, подушки являлись лишь декоративным элементом, призванным еще раз подчеркнуть независимость мышления и демократичность компании.

Тогда жаль. Данила любил работать, валяясь на диване.

Он понял, почему не увидел никого ни на улице, ни на входе. Второй холл занимал оставшуюся часть первого этажа здания и доходил до противоположной стены, вернее окна, поднимающегося высоко вверх. Справа и слева от этого большого холла, в совокупности занимающего весь первый этаж и лишь условно разделенного на две неравные части, шли балкончики – на два этажа вверх. За ними были видны кабинеты, или переговорные, или лаборатории. После бардака в холле Данила не брался гадать. А перед огромным окном, выходящим на Енисей, висел пленочный экран, сейчас развернутый на всю катушку и ненамного уступающий размерами окну.

Перед экраном собралось человек двести, похоже, все сотрудники компании, в которую он вроде как приехал собеседоваться. На экране вещал секретарь ООН по вопросам ближнего космоса.

Сидящий в последнем ряду на широком кресле мужчина слегка повернул голову и произнес негромко в сторону скорее Сергея, чем Данилы:

– Уже закончил треп, вроде как переходит к сути.

– Год назад под эгидой Агентства по терраформированию Марса на поверхность планеты высадилась пилотируемая экспедиция из трех человек. Первой и основной их задачей являлось провести анализы, которые позволят нам принять решение о начале второго этапа терраформирования. Вплоть до сегодняшнего момента мы не могли, не имели права позволить частным компаниям и общественным институтам, не входящим в юрисдикцию Агентства, начать посылать на Марс людей…

Секретарь сделал театральную паузу, отпив из граненого стакана глоток воды. Камера столь же театрально «наехала» на лицо секретаря. Оператор, видимо, тоже осознал важность момента, и теперь каждая пора, каждая неровность на коже старика занимала огромную поверхность здешнего экрана.

– Все последние годы мы анализировали, насколько стабилизируется атмосфера, поверхность, ядро планеты после длительной бомбардировки астероидами. В этом году комиссия собиралась уже ежемесячно. Были разработаны четкие критерии, выполнив которые мы могли дать такое разрешение. И я хочу с удовлетворением, я бы даже сказал – с удовольствием, сказать, что сегодня комиссия сочла возможным такое разрешение дать.

Холл взорвался. Те немногие, кто сидел на полу или на диванах, повскакивали с мест. Кто-то вспрыгнул соседу на спину, решив поиграть в коняшек. Двое мужчин (мужчин, дернулся Данила) неподалеку откровенно целовались. Впрочем, также неподалеку два парня пытались под шумок зацеловать одну из немногочисленных девушек. Хотя пока что она успешно отбивалась, не поддаваясь на выкрики на тему того, что это самое важное событие в ее жизни.

Секретарь на экране молчал, словно чувствовал, что происходит в этом здании. Он произнес последнюю фразу ровно тогда, когда шум в холле начал стихать, словно зная, давным-давно просчитав, предсказав, сколько будет длиться первый взрыв восторга:

– Сезон открыт, господа. Все, кто получил лицензии, могут приступать.

* * *

Мужчина в кресле, наверное, единственный, кто так и остался сидеть.

Он лишь пожал плечами и, обернувшись теперь уже полностью в сторону Данилы и Сергея, произнес:

– Чему, собственно, так радоваться? Мы уже работаем на Марсе. Вывозить туда людей – только кидать деньги на ветер. Вы, стало быть, Данила?

Юноша слегка замешкался, не успев адаптироваться к быстрой смене впечатлений. Только что все кричали, прыгали да прыгают до сих пор, а здесь, похоже, его работодатель задает первый вопрос на собеседовании.

Он кивнул.

Следующий вопрос был мало похож на тот, к которым Данила готовился:

– Вы сразу останетесь, или вам надо вернуться в Москву, собрать вещи?

Данила, слегка ошарашенный, сумел лишь спросить в ответ:

– А вы разве не хотите со мной поговорить, понять, насколько я вам подхожу?

Мужчина пожал плечами, отвернувшись в сторону экрана, где сейчас крутилась реклама «Орбитальных заводов…». После паузы ответил:

– Родились, выросли, закончили. С отличием закончили, кстати. Патент на наношлифовщик, патент на комплекс наноразведки. Совместный патент на пробы для астероидной георазведки. Мы даже знаем, кто своровал у вас патент на глубинную георазведку с помощью тех же нанитов. Скажите, что мы можем про вас не знать? Или поставим вопрос иначе, спросим о главном: разве вы бы приехали сюда, если бы не хотели с нами работать?

– А условия? – робко, но внутренне отчаянно спросил Данила.

– Как у всех, – равнодушно ответил мужчина. – Вы будете сто восьмидесятым и, наверное, последним новым сотрудником. Хлеб, вода, много работы. И полпроцента от прибыли компании. Если мы ее когда-нибудь дождемся. У всех так. Кроме меня. У меня – десять процентов. Но, кроме этого, здесь полный коммунизм, насколько он может существовать во враждебном империалистическом окружении.

Сергей и мужчина одновременно усмехнулись.

– Вплоть до того, что вот завтра будет обещанное голосование, на котором, несмотря на все мои возражения, они решат все-таки отправить себя на Марс. Безумная и ненужная трата денег.

– А время подумать? – уже сдаваясь, спросил Данила.

– Ну, конечно, – кивнул мужчина. – До прений и голосования. Вы же не хотите, чтобы ваш голос пропал?