Читать книгу Палач - Эдуард Лимонов - Страница 9

Дверь в Наташкину квартиру была открыта. Оскар вошел и захлопнул за собой дверь. Сумку он бросил у порога и, пройдя через ливинг-рум, вошел в спальню. Наташка лежала в своей постели куртизанки под балдахином.

– Это ты? – спросила Наташка, приоткрыв один глаз.

– Нет, не я, – ответил Оскар и уселся на стул.

Шторы у Наташки в спальне были задернуты, и на ее десятом этаже царил полумрак, хотя на улице уже щедро сияло осеннее нью-йоркское солнце. Наташка ненавидела солнце. Простыни на Наташкиной постели были специальные, сделанные по заказу. Черные.

– Привез? – спросила Наташка, недоверчиво завозившись под одеялом.

– Ну и сука ты! – сказал Оскар, – Дешевка!

– Потом, потом, – зашептала Наташка, – иди сюда сейчас. Привяжи меня и изнасилуй.

– Недоебал он тебя? – враждебно и полувопросительно проговорил Оскар, но все же встал со стула, вернулся за сумкой и принес ее к кровати.

– Недоебал, недоебал, – согласилась Наташка, хихикая. – Я не могу с ним кончить, ты доебешь, ты. Я тебя люблю…

– Ебаная дыра, – сказал Оскар и снял куртку.

– Дыра конечно, – радостно согласилась Наташка. – Я ебаная блядь! – И заворочалась опять. – Что ты так долго ехал, я уже мастурбировать начала.

Оскар ничего не ответил, он разделся и, сняв с Наташки одеяло, смотрел на нее теперь. Пизда эта русская возбуждала его как никакая другая женщина в его жизни. Разве только Эльжбета могла сравниться с русской блядью Наташкой по степени сексуального жара, ею испускаемого. Эльжбета – его первая женщина.

Наташка очень тонкокостная, скелет ее неширок, как скелет ребенка, хотя ростом она только чуть меньше Оскара. В Оскаре 5 и 9, следовательно, в Наташке где-то 5 футов и 8 ничей. На изящных костях у Наташки достаточно мягкого тоненького мяса, и жопа у Наташки необыкновенно пышная, есть и животик, однако, когда Наташка одета, из-за ее тоненьких костей кажется, что она худая.

Под изучающим взглядом Оскара Наташка вдруг уперлась головой в подушку, приподняла и выпятила живот и раздвинула ноги. Разрез у нее между ног раскрылся, и оттуда на Оскара бесстыдно выглянула всегдашняя Наташкина розовость. «Наташка постоянно делает что-то со своей пиздой, потому что она у нее постоянно раздраженная, – подумал Оскар неприязненно. – Если случается день, в который ее никто не ебет, она мастурбирует». Даже если Наташка просто читает книгу, знает Оскар, одна рука ее непроизвольно находится у нее на щелке. Трогает, гладит, копается. Как дети копаются в носу или сосут палец…

Оскар протянул руку, достиг Наташкиной раскрытой пизды и слегка провел по ней и по белой шерстке, ее покрывающей, пальцами. Вздрогнув и закрыв глаза, Наташка опустилась на кровать…

Через полчаса, натягивая никелированные цепи кожаных наручников, Наташка стояла коленками на подушке у края кровати, а Оскар медленно двигал своим членом в ее попке. Наташка всегда любила, чтоб ее трахали в попку, но только уже после того, как достаточно, до изнеможения, выебут в пизду. Сейчас Оскар, не обращая внимания на Наташкины мольбы, – она же просила ее изнасиловать, – ввел ей член в попку до срока.

Более того, двигая членом в попке русской женщины, Оскар чувствовал, как член его, разделенный только тоненькой перегородкой Наташкиной слизистой плоти, царапается о шипы и колючки искусственного резинового дилда, которое он вставил глубоко в Наташкину пизду и время от времени поворачивал одной рукой, чтоб Наташке не было скучно. Оскар был еще зол на Наташку за вчерашнее предательство, и ему хотелось, очевидно, отомстить ей, сделать ей больно.

– Не н-ааа-до! – достанывала Наташка, но уже не очень уверенно. Боль, по-видимому, стала проходить, сменяясь удовольствием. – Не н-ааа-до…

– Молчи, блядь! – швырнул Оскар и ударил Наташку правой рукой по пухлой половинке. «Ой!» – вскрикнула Наташка и покорно вспомнила, что она только раба, дыра, в которую Оскар Великолепный соизволил вставить свой величественный, налитый кровью жезл. Попка ее, жалко затрепетав, потянулась назад, в сторону Оскара, чтобы как можно большая длина члена самца вошла в нее – в Наташку, покорную русскую самку…

Кожаная маска на лице Оскара крепко пахла кожей. Вот уже год, как у него была эта маска, но крутой запах новой кожи не выветрился. Запах нравился Оскару, в нем содержалась составным элементом некая свежесть, и еще… мужественность, крепкость была в запахе черной кожи.

– Когда ты ебешь меня в этой маске, я представляю, что со мной не ты, но новый, незнакомый мне мужчина, – говорила ему не раз Наташка, лукаво сощурив кошачьи, с расколотыми изнутри зрачками, глаза.

– Можно подумать, что ты замечаешь, кто тебя ебет, – буркал в таких случаях Оскар. – Тебе лишь бы хуй, носитель же его тебе безразличен.

– Ну уж нет, – полусмеясь, отрицала Наташка, даже чуть смущаясь. – Я не ебусь со всеми, как ты себе это представляешь, О. У тебя больное воображение. Мне, – томно вздыхала она, откидывая назад голову, так что обнажалась вся ее красивая, чуть припухлая под подбородком, нежная шея, – мне важно, чтоб мужчина меня чувствовал…

– Чувствуют они тебя, чувствуют, – продолжал зло бурчать Оскар. – Все. Черные тебя чувствуют, немецкие юноши, итальянские, еврейские – всякие… Все они тебя чувствуют…

– Неужели я действительно такая блядь? – притворно вздыхала Наташа.

– Нет, ты ангел, конечно, – отвечал Оскар.

– Откуда ты знаешь, О, – загадочно понижала голос Наташа, – может быть, я невинна, несмотря на все мои связи, может быть, душа у меня святая, и каждый раз после акта Бог опять делает меня святой девственницей…

– Ну да, белые одежды… Ты любишь эту бутафорию. Белые незапятнанные ризы, чтобы потом еще больше получить удовольствия, заляпав их в грязи, вывозившись в грязи по уши, – ехидно говорил Оскар.

В сущности, они отлично ладили.