Читать книгу Акулы из стали. 5 в 1 - Эдуард Овечкин - Страница 22

– Эдуард, что это? – Командир размахивает перед моим удивлённым носом зелёной школьной тетрадкой в двенадцать листов. Тетрадка зелёная, сильно ношенная и жёстко согнутая пополам вдоль.

– Тетрадка, тащ командир! – бодро отвечаю я.

– Да что ты говоришь! А я уж было подумал, что это ключ для запуска баллистических ракет! Ты хоть видел, что в ней написано-то?

Достаю из своего арсенала самые удивлённые в мире глаза:

– Да вапще её первый раз вижу!

– Тут, – говорит командир, разворачивая тетрадку, – собраны позывные почти всех узлов связи Советского Союза! Да ещё с именами дежурных и пометками об особенностях их характера! Готовишься отбыть на свою историческую Родину, вражья морда?

– Ага, Сан Сеич! Особенно на моей исторической Родине, в городе Челябинске, эта тетрадка представляет особую ценность!

– Да ладно, шучу. Вызови мне этого вурдалака сюда.

Вурдалаком он называет мичмана Прянкина из боевой части связи. Мы оба с ним знаем, чья это тетрадка, потому что другого такого человека, как Прянкин, нет и быть не может на всём белом свете.

Но давайте на миг отвлечёмся от Прянкина и посмотрим на боевую часть связи вообще. Связисты на флоте – люди особые. Вроде как и не бездельники, но чем занимаются конкретно – не совсем понятно. И даже засекречены от почти всех секретных членов экипажа. Живут в основном в своей рубке под названием «КПС» в девятнадцатом отсеке, на дверях которой висит табличка, которая гласит, что вход в эту рубку разрешён только определённым лицам: командиру, старпому, ну и ещё там нескольким. Естественно, в перечне должностей, допущенных в КПС, должность «командир группы автоматики ОКС» всё время забывали дописать, а значит, и бывать мне в ней вроде как было не положено. Если бы не одно обстоятельство – с командиром БЧ-4 (а это и есть номер боевой части связистов) мы дружили. На моей памяти это был, пожалуй, самый молодой командир серьёзной боевой части. Потому что минёры были и помоложе, но давайте положа руку на сердце, ну что это за боевая часть на стратеге – минно-торпедная?

Командира БЧ-4 звали Шовкат, и был он узбеком. Он был из тех, которые могли из скотча, конденсаторов и пакетиков от чая собрать компьютер и играться на нём в пошаговые стратегии типа «Икс-ком». Такие умные и умелые люди всегда вызывали у меня уважение. Шовкат был моим ровесником, а его подчинённые офицеры ещё моложе – вообще пацаны, собственно. Но несмотря на это, нареканий к ним не было никогда: ни одной антенны не погнули, ни одного сеанса связи не пропустили и прогнозы погоды всегда приносили вовремя.

Я с удивлением рассматривал их диковинные пульты, когда мы пили чай с Шовкатом в его кэпээсе, и спрашивал:

– Слушай, так у вас тут кнопки одни и лампочки со стрелками какие-то! А морзянку-то вы бить умеете?

– А то! Как от зубов!

– Ну-ка, набей мне что-нибудь быстренько, пока я последнюю печеньку доедать буду!

Шовкат брал в руки ручки и что-то там отбивал по столу.

– Что ты там бьёшь? Небось туфту какую? У нас, у трюмных, слух музыкальный! Нас на мякине такой не проведёшь!

– Неа. Набивал сейчас, что ты дурачок и не знаешь, что у меня ещё пачка печенья от тебя припрятана. И даже набил где, но ты же этого не понял, маслопуп!

– Да я уже и наелся! А это что у вас?

И я срывал с пульта связи какую-то резиновую грушу, размером с кулак. Под ней оказался обыкновенный регулятор громкости.

– Что это здесь надето?

– Это «сиська».

– Почему это сиська?

– Ну, она такая же упругая и мягкая потому что.

Я надел «сиську» обратно и покрутил пальцами.

– Слушай, а точно же!

Зачем она там у них надета, я спрашивать не стал, но тут же захотел надеть такую же себе на «Молибден».

Мичмана у них служили разные, был даже один смешной молдаванин, ну и был у них мичман Прянкин. Родом он сам был из Евпатории, и семья у него жила почему-то там, пока он служил здесь. Тогда мне казалось, что ему лет шестьдесят, но на самом деле сейчас понимаю, что было не больше сорока. Был он необычайно нудным, скучным и нудным. Я не зря написал это слово дважды, а чтоб вы понимали всю глубину, так сказать.

На подводной лодке в базе было несколько телефонов: и с обычными номеронаборниками, с которых можно было позвонить только в штаб дивизии, и с теми, с которых можно было звонить через коммутационные узлы связи с телефонистами, хоть в Америку, если ты, конечно, знал все их позывные и умел их уговаривать. Мичман Прянкин знал и всё время звонил себе домой в Евпаторию. Выглядело это так: вечером после отработки вахты он приходил в центральный со своей тетрадкой, садился у аппарата и начинал:

– Ромашка, это восемьсот шестой бортовой, дай мне Компас. Компас, это восемьсот шестой бортовой, ваш коллега, связист, дай мне Подсолнух. Подсолнух, это ваш коллега, связист с Севера, дай мне, пожалуйста, Альбатроса. Альбатрос, это ваш коллега связист с Севера (заглядывал в тетрадку). Верочка, это ты? Дай мне Пирс, пожалуйста! Я быстро, Верочка!

И так в течение часа примерно. Иногда кто-то из дежурных связистов, охуев от такой наглости, просто разрывал связь, и тогда Прянкин начинал всё заново, и тянуться это могло и два часа, и три. Он рассказывал слезливые истории о том, как ему тяжело на Севере без семьи и детей, что вот чувствует он своим суровым военно-морским сердцем, что дома что-то не так, а он такой ценный специалист войск связи, что с корабля на берег его и вовсе не отпускают, а то вдруг война атомная начнётся, а никто без него и ракету-то запустить не сможет, и он быстренько только поговорит со своими, и никто об этом не узнает, и всё это в последний раз, а прошлые восемь раз были предпоследними, но этот – уж точно последний!..

В итоге последний связист на коммутаторе в Евпатории набирал ему городской номер, и он пару минут говорил со своей женой, естественно, в присутствии дежурного по кораблю, вахтенного трюмного и ещё парочки офицеров и мичманов. В чём было это удовольствие, я так и не понял, о чём однажды и спросил у него:

– Слушай, Иваныч, а в чём смысл-то?

– Ну как. Бесплатно же!

– Так две минуты – три копейки стоят с почты, но хоть в отдельной кабинке можно поговорить! Рассказать там жене, как ты её любишь и соскучился по её тёплой мягкой груди с розовыми сосками! А тут что?

– Ну, хочешь, я тебе сейчас в Белоруссию наберу позвонить?

– Ну, вот уж нет! Не хватало тут в ваши мохнатые уши разговоры мои вливать! Да ты пока дозвонишься, я успею по сопкам сбегать в посёлок и обратно, если совсем уж прижмёт!

Ну и вот эту-то тетрадку он и забыл на столе, а командир её нашёл ночью. Вызвал я Прянкина. Тот пришёл недовольный, что, мол, чего его разбудили посреди ночи, старого и больного. Это он командира не заметил сразу.

– Прянкин, ты охуел? – сразу взял быка за рога командир.

Прянкин включил дурака, что делал постоянно, чем бесил всех, даже сторонних наблюдателей.

– Не понимаю, тащ командир, о чём вы.

– Это что такое? – и командир махал у огорчённого носа Прянкина его тетрадкой.

– Тетрадка.

– Да ладно! А я думал, что это хуй, который я тебе сейчас в жопу засовывать буду! Прянкин. Я тебя просил не позорить мои седые яйца?

– Просили.

– Я тебе обещал, что взъебу, если ещё раз?

– Обещали.

– Я тебе говорил, что так не должны поступать военно-морские волки?

– Говорили.

– Ну и что мы будем делать с тобой сейчас, Прянкин?

– Отдайте мне тетрадочку, тащ командир, я больше так не буду!

– Нет, да ты охуел, что ли? Эдуард, он охуел?

Я молчу. Вопрос же риторический, сразу понятно.

– Прянкин, иди отсюда, и если ещё раз я узнаю, что ты занимаешься вот этим душевным онанизмом, то я лично разорву с тобой контракт на мелкие кусочки! Ты понял меня, Прянкин?

– Так точно, тащ командир! Тетрадочку отдадите, может?

Командир закатил глаза и демонстративно отвернулся. Прянкин ушёл понурый в девятнадцатый отсек, но через несколько секунд заглянул обратно:

– Тащ командир, так, может, тетрадочку-то отдадите всё-таки?

У нас командир был спокойный как скала обычно. От него всегда веяло такой уверенностью и спокойствием, что можно было греться, как у печи. Но тут…

– Ах ты ж блядь такой! – заорал командир и бросил в Прянкина своей шапкой.

Шапка усвистела в девятнадцатый вслед за Прянкиным. Но ненадолго. Через минуту Прянкин вошёл в центральный.

– Тащ командир! Я вам вашу шапку принёс! – торжественно объявил он. – Может, отдадите тетрадочку всё-таки…

И тут же отскочил к переборочному люку. Но командир уже успокоился. Он отряхнул с шапки пыль, аккуратно надел её на голову и повернулся ко мне.

– Товарищ дежурный по кораблю! – скомандовал он торжественным голосом.

– Я! – Я тоже вскочил, конечно, волнуясь за то, ровно ли на мне сидит шапка, и вообще, достаточно ли я торжественно выгляжу в такой торжественный момент.

– Приказываю вам расстрелять мичмана Прянкина на поражение из вверенного вам табельного оружия немедленно!

– Есть, тащ командир! – и я полез в кобуру за пистолетом.

От того момента, как Прянкин стоял передо мной, до того, как хлопнула дверь в КПС, прошло меньше половины секунды. Я даже «сто восемьдесят пять» в уме произнести не успел.

– Чё, тащ командир, бежать за ним?

– Да он уж в Евпаторию телепортировался небось. «Коллега-связист», блядь! А тебе – хуй, а не Евпатория! Продолжай гнить дальше со своим командиром на Северах!

Вскоре Прянкин уволился – по состоянию здоровья ему не продлили контракт. Командир рассказывал, что, уезжая в Евпаторию, Прянкин ещё раз попросил у него вернуть его тетрадь.