Читать книгу Избранные труды - Эдуард Побегайло - Страница 6

Эффективность уголовно-правовой превенции в значительной степени подорвана и некоторыми положениями, содержащимися в федеральных законах от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ и от 21 июля 2004 г. № 73-ФЗ, которыми внесены изменения в УК РФ.

Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ, в частности, из Уголовного кодекса исключена ст. 16, регламентировавшая институт неоднократности преступлений и связанные с ним правовые последствия. Соответствующие изменения в связи с этим внесены и в ст. 17, содержащую определение понятия совокупности преступлений.

Надо сказать, что предложенная в УК РФ 1996 г. трактовка понятий «неоднократность» и «совокупность преступлений» вызывала определенные трудности в правоприменительной практике. Создалась парадоксальная ситуация, когда за совершение менее опасных разнородных преступлений могло быть назначено по совокупности более строгое наказание (путем полного или частичного их сложения), чем за более опасные, образующие неоднократность[46].

Однако полный отказ от понятия неоднократности – не решение проблемы. Он явно противоречит задачам борьбы с профессиональной преступностью. Дело в том, что криминальный профессионализм, прежде всего, проявляется в систематическом совершении не разнородных, а преимущественно тождественных и однородных преступлений, образовывающих неоднократность. «Изъяв неоднократность из Уголовного кодекса РФ, законодатель фактически проигнорировал серьезные теоретические разработки проблемы множественности преступлений, убедительно доказывающие, что повторение преступлений – типичный вариант криминальной активности, вызывающий серьезное возрастание общественной опасности содеянного и нуждающийся в специальной криминализации»[47]. Нарушены вековые традиции законотворчества, поскольку российский законодатель всегда реагировал должным образом (путем усиления репрессии) на такие проявления повторности преступлений, как неоднократность и систематичность. Подавляющее большинство уголовных кодексов зарубежных стран содержат нормы, регламентирующие институт неоднократности (повторности) преступлений.

Выход из создавшегося положения был возможен. Часть 3 ст. 16 УК РФ можно было бы изложить в следующей редакции: «В случаях, когда неоднократность преступлений предусмотрена в статьях Особенной части настоящего Кодекса в качестве обстоятельства, влекущего за собой более строгое наказание, каждое из образующих неоднократность преступлений квалифицируется самостоятельно. Все эти деяния одновременно образуют также совокупность преступлений (статья 17 настоящего Кодекса)». Соответствующие изменения в этой связи следовало также внести в ст. 17 и 69 УК РФ о совокупности преступлений и назначении наказания при ее наличии[48].

Следует согласиться с мнением А. Н. Игнатова о том, что исключение института неоднократности из УК РФ приведет к резкому смягчению наказания за систематическое совершение преступлений, не являющихся тяжкими, но достаточно распространенных, системообразующих, таких как кражи, мошенничество[49]. А ведь именно лица, совершающие подобные преступления, составляют «элиту» уголовного мира, выступая, как правило, «профессиональными» преступниками, носителями криминальной идеологии и субкультуры[50].

Федеральным законом от 21 июля 2004 г. № 73-ФЗ в предусмотренное ст. 17 УК РФ понятие совокупности преступлений внесено еще одно существенное и, как нам представляется, весьма спорное с точки зрения системного подхода к реформированию Уголовного кодекса добавление. Совокупность теперь отсутствует в случаях, когда совершение двух или более преступлений предусмотрено статьями Особенной части УК РФ в качестве обстоятельства, влекущего более строгое наказание. Таковы, например, случаи квалифицированных убийств, сопряженных с похищением человека либо захватом заложника (п. «в» ч. 2 ст. 105), с разбоем, вымогательством или бандитизмом (п. «з» ч. 2 ст. 105), с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера (п. «к» ч. 2 ст. 105). Таков и целый ряд деяний, одним из квалифицирующих признаков составов которых является «причинение по неосторожности смерти потерпевшему либо тяжкого вреда его здоровью» (в УК РФ их около 50).

Рассматриваемое нововведение было бы обоснованным, если бы речь шла только об учтенной законодателем в качестве единого составного преступления идеальной совокупности криминальных деяний, что в данном случае имеет место применительно к посягательствам, совершение которых связано с причинением по неосторожности смерти потерпевшему или тяжкого вреда его здоровью (таковы деяния, предусмотренные ч. 3 ст. 123, ч. 2 ст. 124, п. «в» ч. 3 ст. 126, ч. 3 ст. 127 УК РФ, и многие другие). Однако такой подход представляется совершенно необоснованным в плане юридической оценки названных выше семи видов квалифицированного убийства. В случаях убийств, «сопряженных с иным преступлением», налицо типичная совокупность (как правило, реальная) самостоятельных криминальных деяний. Квалификация содеянного только по п. «в», «з», «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ не охватывает содеянного полностью; она может быть адекватной только при применении по совокупности, соответственно: п. «в» ч. 2 ст. 105 и ст. 126; п. «в» ч. 2 ст. 105 и ст. 206; п. «з» ч. 2 ст. 105 и ст. 162; п. «з» ч. 2 ст. 105 и ст. 163; п. «з» ч. 2 ст. 105 и ст. 209; п. «к» ч. 2 ст. 105 и ст. 131; п. «к» ч. 2 ст. 105 и ст. 132 УК РФ. На таких позициях уже более 40 лет стоит и Пленум Верховного Суда в своих руководящих разъяснениях по конкретным категориям уголовных дел[51]. Признать содеянное в данных случаях единым составным преступлением невозможно. Видовые и непосредственные объекты рассматриваемых криминальных деяний (убийства, с одной стороны, и похищения человека, захвата заложника, разбоя, вымогательства, бандитизма, изнасилования, насильственных действий сексуального характера – с другой) разные; они не находятся в положении подчиненности по отношению друг к другу, ни один из них не является частью другого. Деяния эти существенно отличаются друг от друга и по признакам объективной стороны. Виновный в таких случаях, как правило, разновременно (хотя разрыв во времени может быть минимальным) совершает несколько самостоятельных актов преступного поведения. Различны здесь и наступившие преступные последствия. Таким образом, квалифицированные составы убийства, предусмотренного п. «в», «з», «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ, не охватывают даже наиболее существенных фактических обстоятельств всего содеянного. В большинстве случаев можно говорить также о различиях в направленности умысла виновного, разных мотивах и целях самого убийства и сопряженных с ним иных преступных деяний. К тому же потерпевшим от убийства может быть и лицо, которому причинена смерть в связи с похищением другого человека или захватом иного лица в качестве заложника. То же самое относится к убийствам, сопряженным с разбоем, вымогательством, изнасилованием и насильственными действиями сексуального характера, совершенными против иных лиц.

Во всех этих случаях мы имеем дело не с учтенной законодателем в качестве единого преступления идеальной совокупностью, а с реальной совокупностью криминальных деяний, отличающихся друг от друга по существенным юридическим признакам.

Разработчики изменений УК РФ, внесенных Федеральным законом от 21 июля 2004 г. № 73-ФЗ, не учли данные обстоятельства. Внося рассматриваемое дополнение в ст. 17 УК РФ, необходимо было подкорректировать и редакцию п. «в», «з», «к» ч. 2 ст. 105, а именно вообще убрать из этих пунктов указание на «сопряженные с убийством иные преступления». В этом случае остается квалификация по совокупности убийства (как правило, предусмотренного ч. 2 ст. 105 УК РФ) и того преступления, с которым данное убийство сопряжено. Фактически в этих случаях в юридической оценке содеянного ничего не меняется (только чаще будет применяться п. «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ).

В плане дальнейшего совершенствования уголовного законодательства надо либо как можно скорее вносить эти изменения, либо возвращаться к прежней редакции ст. 17 УК РФ (от 8 декабря 2003 г.), что теперь уже вряд ли целесообразно.

Иное решение вопроса (сохранение status quo) может привести к ослаблению уголовно-правовой борьбы с наиболее тяжкими и бесчеловечными разновидностями убийства, обнаруживающими в настоящее время исключительно неблагоприятные тенденции, поскольку суды будут лишены возможности выносить по делам данной категории приговоры к лишению свободы на сроки свыше 20 лет (путем сложения наказаний по совокупности преступлений). Создается парадоксальная ситуация. За совершение так называемого «простого» убийства (ч. 1 ст. 105 УК РФ) и особо квалифицированной кражи (ч. 3 ст. 158 УК РФ) возможно назначение наказания по совокупности до 25 лет лишения свободы, а за совершение квалифицированного убийства, сопряженного, например, с изнасилованием или с вооруженным разбоем (ч. 2 ст. 105 УК РФ), лишение свободы не может превышать 20 лет (если речь идет о лишении свободы «на определенный срок»). Строго говоря, ослабление борьбы с указанными видами убийства уже произошло в силу необходимости применения к отбывающим наказание лицам по уже рассмотренным судами делам данной категории положений об обратной силе уголовного закона (ст. 10 УК РФ), пересмотра в связи с этим множества приговоров. Вот к чему приводит бессистемный подход к изменениям в уголовном законодательстве (непонимание того, как изменения в одной норме могут сказаться на других нормах)! Приходится с сожалением констатировать и это.

Несколько слов о складывающейся судебной практике по вопросу квалификации убийств, совершенных неоднократно. Оттого, что «неоднократность» как вид множественности преступлений исключена из УК РФ, неоднократных убийств меньше совершаться не стало. Было бы ошибочно (а такая тенденция прослеживается!) квалифицировать неоднократные убийства по п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении от 27 января 1999 г. № 1 в п. 5 недвусмысленно указал, что квалификация содеянного как убийства двух или более лиц возможна, «если действия виновного охватывались единым умыслом и были совершены, как правило, одновременно». В тех случаях, когда убийство было совершено во второй раз и более в разное время и не охватывалось единым преступным намерением виновного, содеянное должно квалифицироваться по совокупности данных криминальных деяний. Наказание при этом будет определяться в соответствии с положениями ст. 69 УК РФ (путем частичного или полного сложения). Оснований для пересмотра такого подхода и такой практики нет.

Создается впечатление, что законодатель в последнее время вообще игнорирует отечественную и международную практику борьбы с преступностью[52]. Так, вопреки всем традициям законотворчества прежняя судимость в случае совершения нового тождественного или однородного преступления перестала быть квалифицирующим обстоятельством. Тем самым значительно ослаблена ответственность за рецидив преступлений.

В свое время мы уже обращали внимание юридической общественности на то, что в УК РФ 1996 г. не получил должной правовой оценки специальный рецидив криминальных деяний («совершение преступления лицом, ранее судимым за данное преступление») как отягчающее ответственность обстоятельство[53]. Теперь такой подход практически полностью исключен, если не иметь в виду еще оставшиеся положения, содержащиеся в п. «а» ч. 1 ст. 63 УК РФ (но там речь идет вообще о рецидиве как об обстоятельстве, отягчающем наказание в рамках санкции определенной статьи, а не как об обстоятельстве, квалифицирующем деяние).

Конституционный Суд РФ справедливо полагает, что имеющаяся у лица непогашенная или неснятая судимость порождает особые, складывающиеся на основе уголовно-правового регулирования публично-правовые отношения его с государством, которые при совершении этим лицом новых преступлений служат основанием для оценки его личности и совершенных им преступлений как обладающих повышенной общественной опасностью и потому предполагают применение к нему более строгих мер уголовной ответственности[54]. По мнению Конституционного Суда РФ, такой подход оправдан необходимостью обеспечения содержащихся в ст. 55 Конституции РФ целей защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов граждан. К сожалению, законодатель проигнорировал это решение Конституционного Суда РФ.

Далеко не бесспорной с точки зрения криминологической обоснованности представляется проведенная Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ реконструкция нормы о рецидиве преступлений (ст. 18 УК РФ). Речь идет о введенных ограничениях при признании рецидива опасным и особо опасным.

Ранее Федеральным законом от 9 марта 2001 г. № 25-ФЗ было проведено в жизнь еще одно весьма спорное в свете криминологических реалий решение о том, что осужденные за особо тяжкие преступления (в их числе убийцы, насильники, разбойники, бандиты, террористы) могут претендовать на условно-досрочное освобождение по отбытии не трех четвертей срока наказания (как это раньше предусматривала ст. 79 УК РФ), а по отбытии двух третей такого срока. Указанную категорию преступников вообще надо лишить права на условно-досрочное освобождение, исходя из исключительной тяжести содеянного и высокой вероятности рецидива с их стороны. Принятое же законодательное решение, несомненно, существенно осложняет и без того неблагоприятную криминологическую обстановку в стране.

С начала XXI в. весьма неблагоприятны тенденции рецидивной преступности. Ежегодно в России осуждается 320–380 тыс. рецидивистов. Уголовная статистика фиксирует рост как абсолютного числа, так и интенсивности преступлений, совершаемых рецидивистами. Только за 2005 г. в сравнении с 2004 г. число рецидивистов среди выявленных преступников возросло на 18,2 %. Растет специальный рецидив, что указывает на интенсивную профессионализацию преступной деятельности. Повышается удельный вес многократного, пенитенциарного, постпенитенциарного, опасного и особо опасного рецидива. Обращает на себя внимание рост рецидивной преступности лиц, находящихся под следствием и судом.

В сложившейся ситуации значительная либерализация репрессивной функции уголовной политики в данной сфере представляется неуместной. Она противоречит интересам общественной безопасности.

До сих пор не решены актуальные вопросы уголовно-правовой борьбы с организованной преступностью. Непродуманным оказалось содержащееся в ч. 4 ст. 35 УК РФ определение признаков преступного сообщества (преступной организации). Трудно по содержащимся там параметрам отграничить преступное сообщество от организованной группы, речь о которой идет в ч. 3 ст. 35 УК РФ. Полагаем, что в понятие «преступное сообщество» следует включить такие признаки, как «управляемость» и «цель длительного занятия преступной деятельностью».

Не предусмотрел законодатель в Особенной части УК РФ и специальной нормы, устанавливающей ответственность за создание и руководство организованной группой, а также участие в ней. В результате положения ч. 5 ст. 35 УК РФ частично «повисают в воздухе». Целесообразно поэтому включить в УК РФ норму об ответственности создателей, руководителей и участников организованных преступных групп (примерно такого содержания, как ст. 210 УК РФ).

Не способствует борьбе с организованной и профессиональной преступностью отсутствие в нормах Особенной части УК РФ такого квалифицирующего признака, как «совершение преступления в виде промысла».

«Ахиллесова пята» Уголовного кодекса России – это проблема санкций; вопрос о санкциях норм Особенной части проработан откровенно слабо. Система санкций в УК РФ нередко противоречит, как нам представляется, интересам охраны личности и общественной безопасности. Недопустимо, например, за умышленное преступление против личности предусматривать наказание в виде штрафа (например, за умышленное причинение легкого вреда здоровью, побои, заражение венерической болезнью, понуждение к действиям сексуального характера, развратные действия – соответственно, ст. 115, 116, 121, 133, 135 УК РФ). В общественном сознании подобные санкции однозначно ассоциируются с возможностью «откупиться» от ответственности за содеянное.

Совершенно нелогично и необъяснимо, например, предпринятое Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ снижение санкции в виде лишения свободы за такое опаснейшее криминальное деяние, как групповой и вооруженный разбой (ч. 2 ст. 162 УК РФ), перевод этого деяния из категории особо тяжких преступлений в категорию просто тяжких[55]. Если раньше разбой, совершенный группой лиц по предварительному сговору, а равно с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия, наказывался лишением свободы на срок от 7 до 12 лет с конфискацией имущества, то в настоящее время он наказывается лишением свободы на срок от 5 до 10 лет, а конфискация как дополнительное наказание заменена штрафом (правда, на довольно большую сумму).

Может быть, число разбоев пошло у нас на убыль, а личность разбойника, несмотря на преступный сговор с другими лицами или применение при нападении оружия, потеряла определенную толику общественной опасности и стала более поддающейся исправлению? Нет, конечно.

В последние 15 лет отмечается фактически постоянный рост (временами беспрецедентный!) регистрации разбойных нападений. При этом наблюдается тенденция к ужесточению насилия при совершении разбоев. Растет число разбойных нападений с применением огнестрельного оружия. Так какие же были основания снижать санкцию за данный квалифицированный вид разбоя, нередко граничащий с бандитизмом? О криминологической обоснованности принятого законодателем решения не может быть и речи.

Весьма отрицательно юридической общественностью было воспринято изъятие из УК РФ такого вида наказания, как конфискация имущества (Федеральный закон от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ). В условиях, когда корыстная мотивация преступной деятельности выходит на первый план, когда растет объем криминального бизнеса, а уровень теневой экономики составляет, по некоторым экспертным оценкам, около половины валового внутреннего продукта, такой шаг действительно не поддается логическому объяснению.

Конфискация имущества – традиционная, общепринятая мера воздействия, известная уголовному законодательству большинства стран. Ее предусматривает ряд международных конвенций, ратифицированных Россией. Речь, вчастности, идет о конвенциях ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ 1990 г., о борьбе с финансированием терроризма 1999 г., против транснациональной организованной преступности 2000 г., против коррупции 2003 г. и конвенциях Совета Европы об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности 1990 г., об уголовной ответственности за коррупцию 1999 г. В этих конвенциях детально регулируются вопросы конфискации имущества или его эквивалента у преступников.

Федеральный закон от 27 июля 2006 г. № 153-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона „О ратификации Конвенции Совета Европы о предупреждении терроризма“ и Федерального закона „О противодействии терроризму“» восстановил институт конфискации в УК РФ. Правда, сделано это несколько странно. Конфискация теперь не является дополнительным видом наказания, а относится к иным мерам уголовно-правового характера (разд. VI гл. 15¹ ст. 104¹,104² и 104³ УК РФ).

Думается, что такой довольно спорный подход все же лучше, чем полное отсутствие института конфискации в уголовном законодательстве.

Система санкций Уголовного кодекса тесно связана с проблемой категоризации (классификации) преступлений. И здесь с точки зрения криминологической обоснованности не все благополучно.

Так, на наш взгляд, сомнительным является решение вопроса о категоризации неосторожных преступлений, признание их только деяниями либо небольшой, либо средней тяжести (Федеральный закон от 9 марта 2001 г. № 5-ФЗ). Тенденции неосторожной преступности крайне неблагоприятны, тяжесть ее последствий постоянно растет. От одних только дорожно-транспортных происшествий в последнее время в России ежегодно погибает более 30 тыс. человек и свыше 200 тыс. получают ранения.

Иллюзий и оснований для оптимистических прогнозов в этом отношении быть не может. Бывает так, что одно неосторожное преступление влечет за собой гибель десятков, а то и сотен людей. Как же можно считать его преступлением средней тяжести? Выход, по нашему мнению, состоял в том, чтобы провести раздельную классификацию (категоризацию) умышленных и неосторожных преступлений, а среди последних выделить в отдельную категорию деяния, повлекшие по неосторожности тяжкие последствия.

Однако законодатель пошел другим путем. Он, в частности, отступил от требований концепции уголовной политики о всемерной охране здоровья человека, декриминализовав причинение вреда здоровью средней тяжести по неосторожности (Федеральный закон от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ). В статьях о преступлениях против общественной безопасности, связанных с нарушением соответствующих правил техники безопасности на производстве, о преступлениях против безопасности движения и эксплуатации транспорта и некоторых других неосторожное причинение вреда здоровью средней тяжести также декриминализировано. Все это не согласуется с криминологическими реалиями.

Вряд ли оправдано смягчение наказания по ст. 109 УК РФ за причинение смерти по неосторожности и отнесение этого деяния к категории преступлений небольшой тяжести (ч. 1 ст. 109). Во многих странах санкции за причинение смерти по неосторожности значительно строже.

Важную профилактическую роль играют нормы Особенной части УК с так называемой двойной превенцией[56]. Это нормы об уголовной ответственности за деяния, создающие условия и непосредственную обстановку для совершения других, более тяжких преступлений. Речь идет именно о двойной превенции, двойном профилактическом действии таких норм – против деяний, для борьбы с которыми они непосредственно предназначены, и против тяжких преступлений, для которых создается благоприятная почва, если указанные деяния не вызовут адекватной реакции.

В их числе выделяются нормы, предусматривающие ответственность за хулиганство, угрозу убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, истязание, незаконный оборот оружия, боевых припасов или взрывчатых веществ, вовлечение несовершеннолетних в совершение преступления или иное антиобщественное поведение и некоторые другие. Эффективность профилактического воздействия данных норм связана главным образом с обеспечением своевременности ответственности за деяния, создающие условия для совершения других, более опасных преступлений.

Однако после вступления в силу Федерального закона от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ говорить о какой-то эффективности действия этих норм не приходится. Законодатель фактически декриминализировал «простое» и «злостное» хулиганство, предусматривавшееся ст. 213 УК РФ (соответственно, ч. 1 и 2). Хулиганством теперь признается только «грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, совершенное с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия». При этом законодатель в редакции ст. 213 УК РФ почему-то исключил и упоминание о насилии как способе грубого нарушения общественного порядка.

Не является выходом из положения включение в качестве квалифицирующих признаков хулиганских мотивов в нормы об умышленном причинении легкого вреда здоровью и побоях (соответственно, ч. 2 ст. 115 и ч. 2 ст. 116 УК РФ). Хулиганство – это преступление против общественного порядка, публичное криминальное деяние. Преступления же, предусмотренные ст. 115 и 116 УК РФ, относятся к делам частного обвинения, рассматриваемым мировым судьей по жалобе потерпевшего. Но потерпевшие и от более тяжких преступлений не обращаются в правоохранительные органы. Они, как и свидетели, небезосновательно боятся мести со стороны обвиняемых и их окружения. В результате злостные хулиганы остаются безнаказанными.

Попытка законодателя ограничить хулиганство только наиболее опасными действиями, а остальные оставить за рамками уголовного закона ничего, кроме вреда, не принесет. Как справедливо отмечают Л. А. Андреева и Г. В. Овчинникова, «если учесть распространенность и разнообразие хулиганских действий в современной жизни, в том числе совершаемых подростками, и фактическое отсутствие других действенных мер воздействия на них, то возникает простор для вседозволенности, разнузданного поведения. Нормальная общественная жизнь, спокойствие законопослушных граждан все более становятся не защищенными государством»[57].

Разработчики законопроектов последнего времени, как уже отмечалось, весьма далеки от системного восприятия «реформируемого» ими Уголовного кодекса. Именно этим, например, объясняется несуразица с понятием субъекта преступления, предусмотренным ст. 213 УК РФ в новой редакции (от 8 декабря 2003 г.). Декриминализировав фактически ч. 1 и 2 данной нормы, существовавшие в прежней редакции, законодатель поначалу не отреагировал на необходимость внесения изменений в ст. 20 УК РФ о возрасте уголовной ответственности. В ней так и осталось указание на то, что лица, достигшие ко времени совершения преступления 14-летнего возраста, подлежат уголовной ответственности по ч. 2 и 3 ст. 213 УК РФ, в то время как в новой редакции указанной статьи вообще не оказалось ч. 3. Позже Федеральным законом от 21 июля 2004 г. указание на ч. 3 ст. 213 из ст. 20 УК РФ было убрано, осталась только ч. 2.

Но и такую трактовку возраста наступления уголовной ответственности за хулиганство криминологически обоснованной признать нельзя. Это чисто механистический подход к решению вопроса. Дело в том, что ранее уголовная ответственность за хулиганство, совершенное с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия (ч. 3 ст. 206 УК РСФСР 1960 г., ч. 3 ст. 213 УК РФ 1996 г. в ред. от 7 июля 2003 г.), наступала с 14 лет. Оттого, что эта норма превратилась в основной состав хулиганства, степень общественной опасности предусмотренных ею действий не снизилась. Оставлять безнаказанными случаи, когда, например, 15-летний подросток, обидевшись на человека, сделавшего ему справедливое замечание, открывает из охотничьего ружья стрельбу по окнам его квартиры, означает создавать условия для совершения этим подростком и его сверстниками еще более тяжких преступлений. Эти и другие изменения в УК РФ в сторону «гуманизации» ответственности несовершеннолетних (без дифференцированного личностного подхода к степени их криминальной зараженности) убеждают молодых хулиганов в полнейшей безнаказанности. И это при том, что преступность несовершеннолетних в настоящее время обнаруживает весьма неблагоприятные тенденции. Жестокость подростков порой не знает границ. Дети все чаще становятся убийцами.

В свое время Г. М. Миньковский говорил о недопустимости трактовки требования гуманизации уголовной политики как требования максимального (во что бы то ни стало) смягчения участи несовершеннолетнего при любых условиях, отмечая необходимость учета комплекса задач общей превенции, обеспечения реальной безопасности населения и реального исправления преступника[58]. Его позиция особенно актуальна в настоящее время.

Криминологами давно на статистическом уровне подмечена закономерность: ослабление борьбы с хулиганством ведет к росту тяжких насильственных преступлений[59]. Интервал во времени здесь небольшой (год-полтора). Хотелось бы ошибиться на этот раз в прогнозе, но вот данные уголовной статистики: число зарегистрированных преступлений на улицах, площадях, в парках и скверах по сравнению с 2003-м в 2004 г. возросло на 11,1 %; в 2005 г. – на 47,4 %. За указанные периоды времени соответственно возросла регистрация грабежей – на 29,4; 48,3 %; разбойных нападений – на 23,2; 31,4 %. Существенный рост продемонстрировало и само хулиганство в его нынешнем значительно «урезанном» виде: в 2005 г. – на 47,9 %.

К сожалению, на неблагоприятный прогноз «работает» и отмена уголовной ответственности за незаконное ношение газового, холодного, метательного оружия, а также исключение из предметов преступления, предусмотренного ст. 222 УК РФ в ред. от 8 декабря 2003 г., гладкоствольного оружия, т. е. дробовых ружей. Как отмечает Д. А. Корецкий, дробовые ружья – это опасное средство поражения живой мишени, они составляют до 20 % вооружения изученных им бандформирований, используются почти в 40 % вооруженных преступлений, а еще в 10 % применяются изготовленные из них обрезы. Дробовики занимают после снайперских винтовок второе место по эффективности при совершении заказных убийств[60].

Таков далеко не полный перечень замечаний относительно некоторых аспектов современной российской уголовной политики на законодательном уровне.

К чему такая политика приводит на практике, показывают два следующих примера.

В июне 2004 г. вечером в лесном массиве возле пос. Мурино (Всеволожский р-н Ленинградской обл.) некий Д. подкараулил 13-летнюю школьницу и, угрожая ей ножом, пытался ее изнасиловать. Девочка начала сопротивляться, тогда подонок несколько раз ударил ее ножом в грудь и лицо. В тяжелом состоянии она была доставлена в больницу.

Кто же такой этот Д.? Оказалось, что он был дважды судим, в 1997 и 2000 гг., причем в последний раз за разбойное нападение. В первый раз он был осужден к условной мере наказания, во второй – от отбытия наказания был освобожден по амнистии.

Фактическая безнаказанность за содеянное «развязывает руки» Д. Вскоре он привлекается к ответственности уже за убийство офицера налоговой полиции, совершенное в составе группы из трех человек в пос. Медвежий Стан (в том же районе). Спустя год после совершения убийства, в мае 2004 г., Всеволожский городской суд оправдывает всех обвиняемых в этом преступлении, несмотря на наличие серьезной доказательственной базы. Спустя месяц после вынесения оправдательного приговора рецидивист Д. нападает на ребенка и жестоко калечит его[61].

Другой пример. С Сергиевского полигона в Пограничном р-не Приморского края во время ночных учебных стрельб дезертировал солдат Н. С собой он взял автомат и большое количество патронов. Почти сразу после побега он наткнулся на милицейский патруль и расстрелял его в упор. Погибли три сотрудника милиции. Убийцу искали довольно долго, но в конце концов он оказался за решеткой.

В ходе расследования дела выяснилось, что Н. дезертировал уже второй раз. Во время первого дезертирства он вернулся домой и прожил там почти год. Более того, был привлечен к уголовной ответственности за похищение человека, но суд ограничился назначением ему условного наказания. И опасного преступника снова призвали в армию, допустили к оружию. Это и привело к трагедии[62].

Это лишь два примера из судебной практики. А сколько их по всей многострадальной России! Именно так нередко оборачивается пресловутая «либерализация» уголовной политики. Прав М. М. Бабаев, когда пишет, что «уголовная политика России во многом вытеснила из сферы своих практических забот и интересов жертву преступления, сконцентрировав все усилия и устремления на правонарушителе»[63].

Думается, что настала пора вообще переосмыслить некоторые аспекты доктрины о правах и свободах человека и гражданина. Надо перейти от доктрины индивидуализма и установления гарантий для отдельного индивида к доктрине общественной безопасности и обеспечения прав большинства населения, без чего невозможно гарантировать права каждого отдельного человека[64]. Только такой подход, реализованный на законодательном уровне и повсеместно внедренный в правоохранительную практику, позволит добиться позитивных сдвигов в сфере борьбы с преступностью.

В этой связи вполне правомерна постановка вопроса о необходимости принятия новых, адекватных именно такому подходу к доктрине прав и свобод человека и гражданина и, разумеется, сложившейся криминологической ситуации УК и УПК РФ[65]. Но этому должно предшествовать принятие на федеральном уровне основополагающего документа об Основах государственной политики борьбы с преступностью.

По нашему мнению, все законодательство, связанное с борьбой с преступностью и представляющее единую систему (УК, УПК, УИК, да и КоАП РФ), должно быть подвергнуто комплексной криминологической и уголовно-политической экспертизе (с учетом опыта его практического применения и оценки эффективности). Результаты экспертизы должны быть учтены при принятии законодателем Основ государственной политики борьбы с преступностью. В конце 1990-х гг. проект таких Основ (в целом, на наш взгляд, удачный) был подготовлен силами сотрудников НИИ Генеральной прокуратуры РФ[66], но так и «застрял» в коридорах ГПУ Администрации Президента РФ. Между тем принятие Основ политики борьбы с преступностью крайне необходимо. Российскому обществу нужна единая концепция, единая стратегия борьбы с преступностью.

Сейчас ее, к сожалению, нет. К каким отрицательным последствиям приводит отсутствие такой концепции, мы попытались показать в данной главе, анализируя, в частности, идеологию нового УПК РФ и изменения в уголовном законодательстве.