Читать книгу Братство Маргариты (сборник) - Эдуард Тополь - Страница 2
Япона коммуна, или Как японские военнопленные построили коммунизм в отдельно взятом сибирском лагере (по мемуарам японских военнопленных)
Киноповесть
ОглавлениеНавстречу трудным ситуациям нужно бросаться храбро и с радостью. Помни поговорку: «Чем больше воды, тем выше корабль».
Из кодекса Бусидо
Много лет назад кто-то из моих читателей прислал мне удивительную рукопись бывшего японского военнопленного Ю. Ёсиды – написанная от руки, по-русски, с огромным количеством грамматических ошибок, она тем не менее так меня увлекла и очаровала, что я стал искать автора. А не найдя, начал собирать мемуары других японских военнопленных и даже разыскал одного из бывших оперуполномоченных НКВД по лагерям японских военнопленных в Сибири. Он рассказал мне много интересного из того, что никогда не было в печати – ни в российской, ни в японской. И весь этот материал лег в основу повести. А канвой ее стала рукопись Ю. Ёсиды, которого я считаю своим незнакомым японским соавтором.
От своего и от его имени посвящаю ее бывшим интернированным – так в Японии называют всех, кто побывал в советском плену.
Автор
9 августа 1945 года, с внезапного нарушения Красной Армией маньчжурской границы, началась советско-японская война, а через неделю, 15 августа, сразу после американской атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, император Хирохито подписал рескрипт о капитуляции Японии, и Квантунская армия в составе 670 000 человек разоружилась и сдалась советским войскам.
1
29 сентября, еще до рассвета, эшелон громыхнул сцепками вагонов и резко остановился. Все проснулись, в темноте послышались громкие удары по стенам вагонов и крики конвоиров:
– Японцы, подъем! Выходи с вещами! Все – на выход! Быстро, япона мать! С вещами!
Юдзи Ёкояма, единственный среди пленных, кто понимал по-русски, поскольку в университете изучал русский язык, испуганно выскочил из вагона. Бегая с конвоирами по платформе, он сообщал пленным, что всё, они приехали. Вагонов было больше двадцати, и вскоре полторы тысячи пленных столпились перед эшелоном и с недоумением оглядывались по сторонам – почему их выгрузили на какой-то захолустной сибирской станции, когда там, в Маньчжурии, им говорили, что отвезут во Владивосток и отправят домой?
Наконец поднялось солнце, вокруг стало светло. Японцы стояли на травянистом пустыре, мокром от утренней росы, и пораженно смотрели на местных жителей – своих победителей. Те окружали их со всех сторон, и их было очень много – старики, молодые, женщины, дети. Выглядели они ужасно нищенски. Впрочем, говорили меж собой японцы, как может быть богатым народ, который столько лет воевал с Германией?!
Но не успели они пожалеть своих победителей, как среди тех поднялся шум:
– Давай! Отдавай! Дай сюда!
Со всех сторон они набросились на пленных, стали требовать все, что видели, – часы, авторучки, одежду, фотоаппараты, даже туалетную бумагу. Особенно упорно вымогали у офицеров их офицерские сапоги. Смышленые поручик Хирокава и сержант Сакамото быстро обернули свои сапоги солдатскими обмотками, чтобы скрыть их. Но остальные были настолько растерянны, что местные жители буквально выхватывали у них все, до чего могли дотянуться, – шарфы, шапки, свитера…
Вдруг грянул оглушительный выстрел.
Японцы вздрогнули: что случилось?
Оказалось, конвоиры шарахнули в воздух, чтобы разогнать нападавших.
Японцы изумились еще больше – в Японии полиция никогда не применяет оружие по отношению к своему народу.
Но выстрел подействовал, местные жители отбежали от пленных и стали наблюдать за ними издалека.
Спустя какое-то время к пленным подошли седой майор и молодой щеголеватый лейтенант. Лейтенант приказал японцам построиться в колонну по пять человек в шеренге, пересчитал их и распорядился:
– Сто солдат остаются на месте, остальные – левое плечо вперед! За мной шагом марш!
– А почему сто остаются? – спросил у майора Юдзи.
– Не беспокойтесь. Они разгрузят вагоны и догонят нас.
Красноармейцы с винтовками и автоматами охраняли японцев спереди и сзади, молодой лейтенант цербером бегал вдоль колонны, покрикивая: «Не растягивайся! Шире шаг!» А Юдзи, шагая рядом с майором, спросил:
– Господин майор, скажите, пожалуйста, куда нас ведут? Сколько километров нам придется пройти?
– Тут недалеко, километров восемь, – сообщил майор.
– А что там?
– Там уютный лагерь. Поживете, пока придет приказ отправить вас на родину.
– А сколько ждать?
Тут к Юдзи подскочил молодой лейтенант, закричал:
– Молчать! Хватит спрашивать!
Поднявшись по отлогому холму, японцы обнаружили на горизонте, среди голой равнины, капониры угольных шахт и небольшую деревню, а в стороне от них солдатские казармы и бараки, окруженные высоким забором. Из трубы одного из бараков поднимался дым. «Наверное, это и есть наше уютное жилище», – решили пленные…
Большие и тяжелые створки ворот открылись, возле них под березой стояли часовые с винтовками, пристальными взглядами они наблюдали, как японцы проходят в лагерь.
Меж тем японцы, входя в лагерь, волновались.
– Что это такое? – спрашивал сержант Сакамото.
– Куда нас ведут? – говорил повар Кинджо.
– Что тут сделают с нами? – вопрошал ефрейтор Сайто.
Однако старшие японские офицеры хранили молчание.
– Строиться! – приказал лейтенант и велел Юдзи перевести его команду: – Всем построиться на плацу!
Юдзи перевел, все построились.
Седой майор медленно прошел вдоль первого ряда, где стояли японские офицеры, и показал на подполковника Якогаву:
– По-моему, вы тут самый старший по званию. Так?
Юдзи перевел, подполковник ответил:
– Да, я подполковник Якогава, был командиром полка.
Майор сказал:
– Вниманию всех! Я – майор Красной Армии Новиков, начальник этого лагеря. Рядом со мной лейтенант Федоренко, он комиссар лагеря. С сегодняшнего дня мы ваши командиры. Вам, подполковник Якогава, вменяется в обязанность руководить всеми военнопленными на правах комбата – командира батальона. Ваша первая задача: разместить всех пленных по баракам и начать нормальную жизнь. Выполняйте приказ.
Тем временем на станции шла разгрузка прибывших с японцами снаряжения, продуктов и транспортных средств. Их было немало, ведь в Маньчжурии капитулировала хорошо оснащенная Квантунская армия. То есть вместе с японцами в грузовых вагонах и на отдельных платформах прибыли мешки и ящики с продуктами, зимним и летним обмундированием, даже быки и коровы были доставлены в этом эшелоне. Теперь все это перегрузили на японские грузовики, которые тоже прикатили сюда на грузовых платформах, и отправили часть в лагерь, а часть в Красноярск на армейские склады.
Впрочем, «все это» не совсем точные слова. Поскольку энная часть «всего этого» была разворована охраной еще по дороге, а еще одна часть – при разгрузке…
В лагере первым делом начала работать кухня, ее возглавил полковой повар Кинджо. Одновременно поручик Хирокава, адъютант подполковника Якогавы, стал расселять по баракам японские роты и взводы. С помощью японских и русских медиков в отдельном бараке поместили больных и раненых. К вечеру Ёсида валился с ног от усталости, поскольку ему приходилось переводить сотни вопросов как с русской, так и с японской стороны – и та и другая не доверяли друг другу ни на грош.
Но, так или иначе, все 1500 японских солдат и офицеров были к ночи устроены, и наутро в штабе японских пленных состоялась встреча советских и японских офицеров.
2
Майор Новиков начал с того, что рассказал о себе.
– Мне сорок пять лет, – сказал он. – Когда я был молод, произошла революция. Я добровольно ушел в Красную Армию, был на фронтах, воевал с белыми. Но мне повезло – пули меня миновали, я не был даже ранен. – Он улыбнулся и продолжал: – В 41-м началась война, но, поскольку мне было уже сорок лет, меня не отправили на фронт, я служил в тылу. А после победы мне присвоили майорское звание и сделали начальником этого лагеря, теперь я с женой живу тут неподалеку в служебной квартире, в деревне Клювино. Думаю, мы с вами поладим. Конечно, если придет приказ отправить вас домой, мы вас тут же и отправим. С радостью. Но пока про такие приказы ничего не слышно, а зима на носу, и зимы у нас тут настоящие, сибирские. Так что готовьтесь…
Это привело японцев в ужас. Как? Неужели им придется зимовать в Сибири? Ведь они к этому не готовы! И какие они, сибирские зимы?
Майор Самэсима крикнул:
– Господа! Даже в международном договоре о военнопленных сказано, что после войны пленных немедленно возвращают на родину. Не может быть, чтобы советское руководство не знало об этом! Ведь в Маньчжурии при погрузке в вагоны советские офицеры обещали, что повезут нас домой!
– И вообще, почему мы должны тут жить? – возмущались другие офицеры. – Даже американцы уже возвращают наших в Японию! А ведь мы бомбили Перл-Харбор, утопили весь их флот!
– А русских мы вообще не трогали! За что нас привезли сюда?
– Как мы сможем жить тут зимой? Мы тут вообще как рыбы на кухонной разделочной доске! Наши жизни и смерти в руках Красной Армии!
Подполковник Якогава сказал:
– Господин майор, я не могу поверить своим ушам! Когда мы ехали из Маньчжурии, советское руководство обещало нам: «Скоро поедете домой, в Токио!» Выходит, они нас обманывали?!
Майор строго ответил:
– Подполковник, советское руководство не обманывает никого и никогда! Но «скоро» – это понятие растяжимое. Скоро может быть завтра, скоро может быть и через какое-то другое время. Ведь мы с вами не старики и жизнь длинная. Так что не нужно спешить. Сколько вам придется ждать, я не знаю, это знают только в Кремле. Зато я точно знаю, что зима грянет не «скоро», а буквально на днях, в октябре. А в ноябре придут настоящие морозы, лютые, вы в Японии таких не видели. Но если к ним хорошо подготовиться, то и сибирская зима станет для вас приятной и бодрящей. Так что давайте начинайте готовиться к встрече с зимним Генералом!
– Хорошо, господин майор, – сказал Якогава. – Я понял вас. Когда мы сдались вам в Маньчжурии, мы были одеты в летнее и думали, что через несколько дней окажемся дома, в Японии. Многие даже смену белья себе не захватили. Поэтому я сейчас же прикажу начать подготовку к зиме. Но и вы, я вас прошу, отправьте наше заявление в Кремль вашему генералиссимусу Сталину. Советское командование должно выполнять международные соглашения о военнопленных.
3
Неизвестно, отправил ли майор Новиков этот протест генералиссимусу Сталину, но в Красноярск за японскими теплыми вещами он буквально на следующий день послал несколько грузовиков, а также интендантов – своего лейтенанта Задярного и капитана Мацуду с несколькими солдатами-грузчиками.
Однако к вечеру половина грузовиков вернулись пустыми.
– Нас ограбили, – сказал капитан Мацуда переводчику Ёкояме. – Там половина Красноярска ходит в нашей одежде. Даже советские офицеры. Мы привезли только то, что там не успели украсть. Переведи это начальнику. Почему в России такое воровство?
Но переводить не пришлось. Из доклада Задярного майор и сам все понял, выругался такими русскими ругательствами, которых Юдзи никогда не слышал, и ушел в свой штаб.
А интенданты стали раздавать пленным ту теплую одежду, которую им удалось привезти.
Ко всеобщему удивлению, несколько ящиков с зимними шапками были совсем не тронуты. Наверное, потому, что они не меховые и не такие теплые, как русские, и еще потому, что у японских шапок есть наушники, которые можно поднимать, чтобы слышать приказы командиров. Для русских это было в диковинку, конвоиры долго вертели эти шапки в руках, разглядывали их, а потом приказали:
– Ну-ка наденьте, покажите, как это носят.
Японцы надели шапки, конвоиры посмотрели и приказали снова:
– Так. А теперь поднимите наушники! А теперь опустите! А теперь подпрыгивайте! И бегайте! Бегайте туда-сюда!
Ничего не поделаешь, сержанту Сакамото и другим пленным пришлось бегать. А конвоиры смотрели и смеялись:
– Ха-ха-ха! Смотри! Японцы как зайцы!..
Зато ящики с носками исчезли в Красноярске вчистую.
Правда, у конвоиров японцы никаких носков тоже не видели.
– То ли в России про носки не знают, – говорили пленные меж собой, – то ли их тут на всех не хватает.
Вместо носков конвоиры наматывали на ноги куски материи, которые называются «портянки», и японцам пришлось учиться этому искусству, причем многим эта учеба стоила очень болезненных мозолей.
Заодно японцы учились носить русские шерстяные сапоги – валенки. Они очень удобные и теплые, сообразили японцы, но совершенно не годятся для сырой и мокрой погоды. Если ступить в лужу, они тут же промокают. Перед входом в помещение с них обязательно нужно счищать снег. Иначе он в помещении растает и валенки промокнут. Поэтому русские, входя в дом, валенки обязательно снимают и кладут на самый верх печки сушиться. Это умно, решили японцы, а все, что умно, называется по-русски «смекалка».
Интендант Мацуда выбрал из японских солдат бывших портных и сапожников, собрал их в одну комнату и повесил на дверь табличку: «Мастерская». А интендант Задярный и его помощник ефрейтор Муров принесли швейную машинку и инструменты для сапожников. Не теряя времени, портные стали шить и перешивать теплую одежду, а сапожники чинить обувь. Другой проблемой стали тюфяки. Где взять для них солому, если уже октябрь, дует ледяной ветер и вот-вот пойдет снег?
Майор Новиков вспомнил, что на лесопилке есть гора опилок.
– Ничего не поделаешь, – сказал он. – Придется набивать ваши тюфяки опилками. Это все-таки лучше, чем ничего.
4
Лейтенант комиссар Федоренко вызвал переводчика Ёкояму и адъютанта Хирокаву:
– Завтра из Красноярска, из штаба округа, приедет майор Козлов, военный врач. Он проведет медосмотр всего лагеря и отберет людей, способных работать под землей, в шахтах. После осмотра тут же приступайте к формированию шахтерских бригад. Задание ясно?
– Извините, господин лейтенант, а почему мы должны работать в шахтах? Мы не пленные, мы незаконно интернированные и ждем возвращения в Японию.
– Вы находитесь на территории Советского Союза. А в Советском Союзе кто не работает, тот не ест. Это закон.
Вечером в японском штабе состоялось горячее обсуждение этой новости.
– Мы не рабы! – говорили офицеры. – Мы не должны работать в шахтах!
– Мы с ними не воевали, а сразу разоружились…
– Нас привезли сюда обманом! Это произвол! Нужно жаловаться в Москву!..
Комбат Якогава сказал:
– Наша Заречная – очень маленькая станция в огромной Сибири и очень далеко от Москвы. Когда и как дойдет наша жалоба до Москвы, неизвестно. Но судьба не ждет, пока человек сделает вдох и выдох. Если мы не пойдем на работу, нас перестанут кормить, а если поднимем восстание и нападем на склады, охрана может нас расстрелять. То есть мы в руках Красной Армии, они хозяева нашей жизни и смерти. Поэтому мы пойдем на работу в шахты, они нас сюда для того и привезли, теперь это ясно. А мы будем работать, чтобы выжить и все-таки вернуться домой. Помните кодекс самурая: думай только о цели – и для тебя не будет ничего невозможного.
На следующий день из Красноярска приехал военврач Козлов. Это был высокий худой мужчина с вытянутым собачьим лицом, пронзительным голосом и погонами майора медицинской службы.
Все поротно приходили к санчасти, раздевались догола, и майор проводил медосмотр таким образом – сначала смотрел на человека спереди и сзади, потом брал пальцами мышцу ягодицы и говорил: первая категория труда… вторая категория… третья… оздоровительная. В соответствии с этой классификацией Юдзи в толстом журнале в списке японцев ставил против каждой фамилии цифры – 1, 2, 3 или писал букву «О». В перерыве он спросил у врача:
– А вы будете принимать больных и раненых?
– В лагере есть свой военврач – лейтенант Калинина. Принимать больных и раненых ее обязанность.
– Значит, вы приехали только классифицировать японцев?
Тут лейтенант Федоренко посмотрел на Юдзи так, что тот сразу умолк. Военврач Козлов за один день осмотрел полторы тысячи человек и вечером уехал. А наутро лейтенант Федоренко и майор Каминский, заместитель начальника лагеря, пришли в японский штаб с журналом личного состава лагеря и приказали:
– По этому списку немедленно сформируйте рабочие бригады. Люди первой и второй категории, все без исключения, идут в шахты для работы под землей. Люди третьей категории тоже идут в шахты на наружные, наземные работы. Людей оздоровительной категории оставить в лагере для внутренней работы.
Затем Каминский оставил в штабе только одного человека – переводчика Юдзи Ёкояму. И сказал ему:
– Значит, так! Если ты, бляха-муха, хочешь выжить, то будешь работать со мной и выполнять мои приказы. Понял?
– А что я должен делать, господин майор? – испугался Юдзи.
– В Маньчжурии вы, японцы, работали над бактериологическим оружием, пробовали его на китайцах. Не спорь, сука! Нам это точно известно! Так вот, ты, бля, поможешь мне найти этих ученых среди ваших пленных. Усек?
– Господин майор, в нашем полку не было никаких ученых! Мы пехота!
– Не п…зди! Все вы фашисты! У вас врачи есть? Есть! Вот и нужно проверить, чем они в Маньчжурии занимались! Я буду их допрашивать, а ты переводить. Понял?
5
Русский военврач Ирина Васильевна Калинина была незамужней, стройной и красивой женщиной. По ее словам, она, окончив мединститут, сразу же пошла в армию, защищала Москву и воевала на многих других фронтах.
Однажды Юдзи с улыбкой приветствовал ее:
– Здравствуйте, Ирина Васильевна!
Но она это строго пресекла:
– Я на военной службе. Вы должны называть меня «старший лейтенант».
Каждый день в санчасти она принимала японских больных и раненых, а в свободное время ходила по баракам и на кухню и постоянно твердила:
– Какая грязь! Везде грязь! Почему так грязно?
Юдзи возразил ей:
– Эти люди только что вернулись с работы, не успели умыться. Да у нас и умывальников нет. Где нам взять умывальники?
На следующий день она принесла длинные ящики, велела продолбить в их днищах несколько дыр, сделать из них умывальники, повесить у входа в барак и регулярно наполнять водой.
А еще через несколько дней, победно улыбаясь, вошла в японский штаб:
– Юдзи Ёкояма! Смотрите! Я принесла парикмахерские инструменты! Ну-ка давайте быстренько найдите парикмахеров среди ваших и тут же начинайте стричь всех японцев!
Юдзи посмотрел на инструменты:
– Боже мой, мадам старший лейтенант! Это же для стрижки лошадей!
– Ничего! Какие есть! Всех постричь – это приказ! Ведь вас уже вши заели! А вши – это переносчики тифа!
Действительно, бараки были тесны для 1500 человек, и вши у японцев просто кишмя кишели. Хотя бы потому, что ничего тут не было оборудовано – ни душевых, ни ванн, ни даже места для стирки белья и одежды. Да что там места – воды и той не хватало, чтобы постирать или умыться.
В свободное время все японцы были заняты только одним – уничтожением вшей.
– Смотри, какая большая!
– А моя еще больше!
– Эти вши насосались моей крови, они теперь мои кровные родственники.
На швах белья вши откладывали яйца плотно, как четки, а когда японцы прокаливали белье на печи, то они трещали, как кунжут при жарке: пачь… пачь… пачь…
Военврач Калинина замучила японцев этой проблемой.
– Как мне извести ваших вшей?!
Наконец она нашла выход, и после работы (а японцы практически с первых дней стали работать на шахтах) их колонной повели в деревенскую баню.
Баня была небольшой, но уютной, японцы с наслаждением терли свои тела и смыли с них много грязи.
После этого, выходя в предбанник, все должны были строиться в шеренгу, и парикмахеры всем подряд брили головы и срамные места. Поскольку бритвы были тупые, многие вскрикивали от боли. Но приходилось терпеть, иного способа избавиться от вшей просто не было. Да и парикмахеры не церемонились:
– Следующий! Подходи! Убери ладони! Что ты закрываешь? Боже мой, нашел что закрывать! Господи, дайте мне лупу! Да у него член такой маленький, я его вообще не вижу! Как бы я его вместе с волосами не отрезал!..
Но хуже всего было то, что из бани до лагеря шесть километров нужно было идти сквозь ночную метель, по снегу и заледенелой дороге. Конвоиры, как всегда, покрикивали:
– Быстрей! Бегом – марш! Давай, давай, япона мать! Шевели ногами!
6
– Сейчас вы все, полторы тысячи человек, теснитесь в трех бараках, – сказал майор Новиков. И это было правдой: в бараках было так тесно, что японцы спали вповалку и не могли даже ног вытянуть для отдыха. – Вот мой план, – сказал он. – Нужно срочно построить еще три барака, больницу, баню, парикмахерскую, прачечную, дезкамеру и карцер для нарушителей дисциплины. А также провести водопровод от озера, которое в двух километрах от лагеря. И расширить нужники, сделать канализационный сброс от сортиров в соседний овраг или еще дальше, в заброшенную шахту. А то ваши люди уже пол-лагеря засрали. Комбат Якогава, я не могу уменьшить для вас нормы добычи угля в шахтах, но вас много – подумайте, как можно поднять производительность так, чтобы освободить хотя бы сотню японцев для помощи нашим русским плотникам и строителям. Учтите: вся эта работа – для вас, чтобы вы не замерзли тут зимой и не вымерли все от тифа и других болезней. Вы меня поняли?
– Я вас понял, господин майор, – ответил Якогава. – Но если можно, скажите, пожалуйста: вы этот план сами составили или получили от вашего командования?
– А какое это имеет значение?
– Очень большое, господин майор. Если можно, ответьте, пожалуйста.
– Конечно, можно. Пожалуйста! У нас, комбат, плановая социалистическая система. И поэтому все решения и мероприятия – не только военные, но и политические, и экономические, и научные – всё у нас происходит только планово, по приказу сверху, а еще точнее – по личному указанию генералиссимуса Сталина и Политбюро нашей Коммунистической партии большевиков. В этом наша главная сила, именно поэтому мы победили Германию и Японию. Теперь вы меня хорошо поняли?
– Теперь я вас хорошо понял, господин майор. Спасибо, – сказал Якогава. – Если такой план реконструкции нашего лагеря пришел от генералиссимуса Сталина, значит, жить нам в этом лагере очень долго. Мы поднимем производительность нашего труда и освободим для строительства новых бараков не сто, а сто пятьдесят человек.
* * *
И буквально назавтра все японские плотники были освобождены от работы в шахтах, брошены на помощь русским плотникам. Стройка бараков и других помещений шла русским методом: сначала в уже промерзающей земле японцы долбили и копали ямы для фундаментов глубиной более трех метров, поскольку иначе, говорили русские, нельзя – всё померзнет: и водопровод, и канализация. Потом ставили и клали бревна, потом крыли досками крыши. И одновременно с русским методом строительства обучались русскому языку.
– Давай, давай, япона мать! – кричали русские плотники. – Копай быстрей на…уй! Забивай в п…зду!
В связи с таким эффективным методом японские бараки росли буквально на глазах, и, глядя на это, ефрейтор Сайто, который в Японии был бригадиром плотников, с восторгом сказал:
– Нет, вы только посмотрите, как эти русские орудуют топором! Молодцы в п…зду!
7
В начале лагерной жизни японцев кормили японскими продуктами, которые прибыли с ними. Но их было 1500 человек, они очень быстро все съели, даже коров и быков. И вскоре уже не могли питаться японскими блюдами – белой рисовой кашей и горячим супом «мисо», их начали кормить советскими продуктами по советским нормам: в день 300 граммов черного хлеба, очень мало мороженого мяса и совсем немножко мороженых овощей.
Однажды в русском штабе Юдзи, засмотревшись на красавицу Татьяну, помощницу бухгалтера, углядел на ее столе очень интересный документ.
Но конечно, даже из этого рациона к японцам не доходило и половины.
Когда Юдзи сказал об этом майору Новикову, тот возмутился:
– Что вы мне все твердите, что вам не хватает продуктов?! У нас была война, немцы уничтожили все сельское хозяйство Украины и европейской части России! Поэтому у нас карточная система, наш народ получает продуктов столько же, сколько и вы, а то и еще меньше!
Юдзи усомнился:
– Извините, господин майор, мне кажется, ваши люди получают достаточное питание. Посмотрите, какие они все жирные и толстые.
Тот с улыбкой покачал головой:
– Вы ничего не понимаете. Мы живы смекалкой. Иначе бы мы давным-давно вымерли, еще при царе Горохе!
– Простите, господин майор, я помню всех русских царей – Иван Грозный, Петр Первый, Александр Освободитель… А когда у вас был царь Горох?
Тот махнул рукой:
– Ладно, забудь про Гороха. Запомни наше правило: кто не работает, тот не ест. Понял?
– Никак нет, господин майор. Если вы хотите, чтобы человек хорошо работал, его нужно сначала хорошо покормить.
– Нет! Неправильно! Человек получает продукты по результатам его труда!
– Извините, господин майор. А что раньше – курица или яйцо?
– Не занимайтесь софистикой, Ёкояма! Идите работать!
8
Маленькое озеро Томь находилось на юге от лагеря на расстоянии двух километров. Из этого озера японцы и жители окрестных деревень возили себе воду на телегах в бочках. Поэтому воды всегда не хватало и японцам, и местным. Но сколько жителей в этих деревнях? Несколько сотен. Они не могли или не хотели заниматься прокладкой водопровода. А японцев было 1500 человек, они не могли навозить на всех воду в бочках!
Мастерам Зиннаю и Мацумото, которые в Японии были водопроводчиками, выделили сто человек для прокладки траншеи под водопровод. Поскольку зимой в Сибири земля промерзает в глубину на три метра, траншею нужно было рыть еще глубже, чтобы вода в трубах не замерзала.
Копать приходилось, конечно, вручную, а в октябре земля стала уже подмерзать и промерзать. Поэтому сначала японцы работали по-местному: били и рыхлили землю кайлами. А потом сообразили – стали на месте будущей траншеи разводить костры, а затем, когда земля отмерзала и оттаивала, копали уже и лопатами. И смеялись: «Смекалка, япона мать!»
Заодно часть рабочих вырыли небольшую канализационную траншею от нужников в соседний овраг, чтобы нечистоты не собирались в лагере.
Иногда, перестав долбить и копать, японцы разгибались и видели небо. В небе перелетные птицы косяками летели на юг. «Ах, – говорили японцы, расчувствовавшись, – вероятно, они летят в Японию. Если бы у нас были крылья!..»
Но крыльев не было, и они, вздыхая, снова принимались долбить чужую сибирскую землю.
У колхозных гусей крылья, конечно, были, но они им не помогали.
Когда колхозные гуси приближались к японцам, некоторые из рабочих тут же начинали гонять их – и гоняли до тех пор, пока те не сваливались в канаву. Из трехметровой канавы гуси не могли ни выйти, ни вылететь, японцы ловили их и в мешках отправляли на свою кухню.
Конвоиры делали вид, что не видят этого, а часто и правда не видели – участок работы был очень длинный, а конвоиров было очень мало, порой всего два-три человека.
Работали японцы всегда допоздна, до вечерней зари, которая в сибирские морозы очень красива.
А когда заря догорала и наступали сумерки, японцы, расслабившись, любовались яркими искрами сварки, которые летели со дна траншеи. Там водопроводчики Зиннай и Мацумото сваривали водопроводные трубы.
9
КАН!.. КАН!.. КАН!.. – неслось над лагерем еще до рассвета.
Посреди лагеря пирамидой стояли три высоких бревна, между ними в центре висел кусок рельса. В этот рельс сигнальщик Комэда бил молотком каждое утро – давал сигнал к подъему.
Все японцы выходили из бараков и, трясясь от холода, строились на площади в колонну по пять человек. Адъютант Хирокава, громко покрикивая, руководил этим построением.
Когда лагерь был построен, из караульного помещения степенно и важно выходил седой и толстый майор Каминский. Его широкое бабье лицо было исполнено суровой важностью предстоящего действа, а в руке у него была деревянная дощечка «гунпай» с ручкой на манер японского веера или кухонной доски для разделки рыбы. На этой доске карандашом было записано, сколько людей вчера вернулось в лагерь с работы и сколько сегодня должно быть на построении.
На основании этих данных Каминский и адъютант Хирокава начинали утреннюю поверку. Сначала они обходили бараки, считали, сколько там осталось дежурных и больных. Обычно в бараках оставалось по одному дежурному – следить, чтобы не было воровства и пожаров. А больных тут же отправляли в санчасть. После этого делался обход санчасти, кухни и конюшни, и всех, кто там находился, пересчитывали и записывали на доску.
А потом, в последнюю очередь, считали людей, стоявших на площади.
Если изначальные цифры сходились с теми, что получались на новой поверке, то Каминский говорил «все налицо» и командовал:
– Ра-а-азошли-ись!..
Но нередко цифры у Каминского не сходились, поскольку он был плох в математике, и тогда всю поверку начинали сначала. Каминский кричал:
– Ой, у нас побег! Двух человек не хватает!
Или:
– Ох, три человека лишние! Откуда они взялись?
Юдзи говорил:
– Это невозможно. Дайте, я пересчитаю.
– Нет-нет! – отвечал Каминский. – Это моя обязанность.
– Но смотрите – все японцы уже замерзли. Даже ваши солдаты трясутся от холода.
– Ничего, не умрут. Не надо спешить, – говорил Каминский. – Значит, так. На работу ушли 38 человек, их отнимаем. С чистки нужников вернулись 11 человек, их прибавляем. Все равно двух не хватает! Кто дезертиры? А? Имена!
– Подождите, господин майор! Два человека сидят в карцере, вы их учитывали?
– А-а! Ну да, правильно. Всё, расходитесь!
С точки зрения армейской службы Каминский был образцовым военным. Он беспрекословно выполнял все приказы начальства и мог одно и то же дело повторять сотни раз.
Как-то вечером они разговорились. Юдзи сказал, что зимой в Сибири солнце заходит очень рано, поскольку Сибирь находится в Северном полушарии.
Каминский сказал:
– Что значит «полушарии», бля? Я не верю, что наша Земля круглая и что мы, сука, кружимся вокруг Солнца. По-моему, это неправильно.
Юдзи просто онемел от изумления.
Но Каминский понял это по-своему и сказал еще увереннее:
– Смотри, бля! Каждый день солнце появляется на востоке, проходит, сука, над нашими головами и уходит на запад. Так? Как же Земля может кружиться вокруг Солнца? Разве мы висим вниз головами? Нет, это солнце, бляха-муха, передвигается над нами!
Юдзи испугался, нарисовал ему Солнечную систему, стал объяснять, как школьнику. Но тот не согласился и сказал, рассердившись:
– Фуйню ты порешь! Мы стоим на Земле, а Бог и Солнце всегда над нашими головами. Если бы икона висела вниз головой, то Божья Матерь уронила бы Иисуса Христа! Иди на фуй, не морочь мне голову!
Юдзи был ошеломлен. До чего упрямые эти русские люди!
10
В начале ноября выпал первый снег. И, как обещал майор Новиков, сразу началась ужасная зима.
Земля замерзла так, что, когда японцы били ее кайлом, кайло отскакивало и рука немела.
На замерзшей дороге глина меж колеи торчала к небу остро, как пила.
Промерзший и мелкий, как сахар, снег сверкал и блестел и все сыпал и сыпал с неба. Японцы удивлялись: сибирский снег не похож на японский, он не липнет и не тает в руках, а сухим песком просыпается сквозь пальцы.
Небо низкое, облачное, и вся атмосфера промерзла так, что даже воздух стал как микроскопические линзы, в которых солнце дробится и рассеивается на тысячи маленьких солнц. Это удивительный природный феномен, это волшебное искусство мороза!
Минус сорок градусов! Плевок сразу примерзает к земле!
Вдруг на краю неба появляется черное облако, один его край тут же свешивается до земли, и разом возникает смерч – ураган со снегом. И если при скорости ветра метр в секунду температура снижается на градус, а снежный ураган несется со скоростью 30–40 и даже 50 метров в секунду, то невозможно описать, какой ужасающий холод налетает на вас в это время. Безжалостный и колючий мороз проникает сквозь самую теплую одежду, режет дыхание и легкие!
Сибиряки называют это бураном.
Зато после бурана погода устанавливается безоблачная. И ночи спокойные, тихие, на небе ослепительно сверкают полные звезды и кажутся такими близкими – рукой подать до Полярной звезды и Большой Медведицы!
Волки, которых японцы до сих пор не видели и не слышали, стали грустно и голодно потявкивать и подвывать совсем рядом с лагерем.
А ночи все затягиваются, становятся все длиннее. В два часа дня на землю уже спускаются сумерки, в четыре совсем темно. И так до девяти, а то и десяти утра следующего дня, когда с трудом, нехотя приходит новая заря. Солнце встает так медленно и так ненадолго!
Зато среди ночи на горизонте вдруг возникает слабый свет, через несколько минут он возносится ввысь, мистически меняя и смешивая краски – красное, синее, желтое, фиолетовое свечения причудливо танцуют в беззвучном небе! «О, как красиво! – говорили японцы. – Это симфония света, божественная палитра!»
А температура все падает – уже минус сорок пять! Теперь плевок замерзает на лету и ледышкой отлетает от промерзшего панциря земли.
Всё замерзло, всё! На мордах лошадей намерзли сосульки. Картофель замерз и стал как камни. Яблоки тоже. Листья капусты промерзли, и края их такие острые, что можно порезать руки. А бревна замерзли так, что ни пилой распилить, ни топором разрубить – просто камень! Из-за таких морозов окна всех русских домов двойные, между внутренними и наружными рамами жители подвешивают мясо кекликов – птиц, которых они зимой палками бьют в лесу и на дорогах. А под снегом сибиряки хранят, как в природном холодильнике, говядину и другое мясо, которое рубят топорами и пилят пилами.
Даже молоко замерзло!
Да, никогда раньше Юдзи не видел такого молока – на станции, на колхозном рынке, продавщица выставила на прилавке белые полушария величиной с чашку или глубокую тарелку. Юдзи испугался, подумал, что это мороженые женские груди. А она засмеялась:
– Ой, да что вы?! Это свежее молоко. Вчера вечером я налила свежее молоко в чашки и выставила на улицу, а утром внесла в дом и вынула. Купите и попробуйте, это очень вкусно!
Но денег у Юдзи не было, он улыбнулся и с сожалением отошел от продавщицы.
Каждый вечер после работы майор Каминский вызывал в штаб нескольких японцев: сначала всех врачей, потом санитаров, потом всех японских офицеров, затем – всех очкариков. И хитрыми вопросами пытался уличить их в том, что они скрывают свое участие в создании биологического оружия. Юдзи вынужден был переводить эти вопросы и через какое-то время стал подозревать, что Каминский знает японский язык, хотя и скрывает это…
С утра в гараже шофер Дамбара никак не мог завести грузовик и ругался по-русски:
– Ёлки-палки! Япона мать! Бензин замерз! Смотри!
Он налил из канистры бензин в кружку и показал Юдзи. Действительно, в бензине плавали мелкие льдинки.
– Что делать? Япона мать!
– Подожди, не ругайся. Сейчас позову Николая, он русский шофер.
Пришел Николай:
– В чем дело, японать?
– Двигатель не работает. Бензин замерз на фуй!
– Ладно, не матерись. Научились, бля! – Николай взял железную палку, намотал на ее конец тряпку, смоченную смазкой и мазутом, поджег и сунул огонь под мотор.