Читать книгу Семейство Какстон - Эдвард Бульвер-Литтон - Страница 20

Я всегда любил вставать рано. Счастлив тот, кто держится этой привычки! Каждое утро, день приходит к нему с девственной любовью, полный цвета, чистоты, свежести. Юность природы заразительна, как радость счастливого ребенка. Не думаю, чтобы можно было называть человека «старым», покуда он встает рано и рано гуляет; за то, юноша – заметьте это – юноша в халате и туфлях, бесстрастно сидящий за завтраком в 12 часов, – бледный и безжизненный снимок с того, который видит первую улыбку солнца над горами и первые капли росы, сверкающие на цветущих изгородях.

Проходя мимо батюшкина кабинета, я с удивлением увидел, что окна его растворены, но удивился еще больше, когда, бросив взгляд в комнату, увидел отца, окруженного книгами: я знал, что он всегда садился за работу позавтракавши. Ученые люди редко встают рано, потому что вообще ученые ни в какие лета молоды не бывают. Решено, значит! Большая книга должна быть непременно кончена! Дело, видно, пошло не на шутку: это уж был настоящий труд.

Я отворил калитку и вышел на дорогу. В некоторых сельских домиках видны были признаки возвращавшейся жизни, но час работы еще не настал, и никто по дороге не пожелал мне доброго утра. Вдруг, на повороте, заслоненном густою зеленью клена, я неожиданно столкнулся с дядей Роландом.

– Сэр, это вы? и так рано? слышите, бьет пять часов?

– Да больше и нет! Находился же я с своей деревяшкой; до Л… взад и вперед будет больше четырех миль.

– Вы ходили в Л., не за делом же? И души, я чай, еще нет живой?

– О, в гостиницах всегда найдешь кого-нибудь на ногах. Конюхи никогда не спят. Я нанял пару лошадей и повозку. Я сегодня прощусь с вами, племянник.

– Ах, дядюшка, мы вас обидели! А все я с этим проклятым типом…

– Ба! отвечал живо дядя. Дитя, меня обидеть нельзя!

И он крепко пожал мою руку.

– От чего же вы вдруг решились ехать? Еще вчера, в Римском стане, вы с батюшкой сбирались в С…

– На чудака никогда полагаться не должно. Мне к ночи надо быть в Лондоне.

– А завтра приезжайте назад.

– На вряд ли, – сказал дядя, мрачно. И помолчавши немного, взял меня под руку и продолжал:

– Молодой человек, вы мне понравились. Я люблю это открытое, смелое лице, на котором природа написала: «верьте мне.» Люблю эти светлые глаза, которые глядят в лицо прямо. Нам надо познакомиться покороче… гораздо короче. Приезжайте когда-нибудь ко мне, в древнюю башню наших предков.

– Приеду, приеду! И вы мне покажете старую башню?

– И следы прочих укреплений, воскликнул дядя, поднимая палку.

– И родословное дерево…

– Конечно; и вооружение пращура, в котором он был под Марстонмуром.

– И бронзовую дощечку в церкви, дядюшка?

– Ишь, бесенок! Подойдите-ка сюда, сэр! Смерть мне хочется разбить ему голову!

– Экая жалость, что никто не разбил головы негодного типографщика, прежде нежели он осмелился иметь нисходящих!

Капитан Роланд хотел рассердиться, но не мог.

– Ба! сказал он, остановившись и нюхая табак. – Мир мертвых велик, за чем нам мешаться с тенями?

– Мы от них никуда не уйдем, дядюшка: они всегда за нами. Нельзя думать или действовать без помощи иного человека, прежде нас жившего и указавшего дорогу. Мертвые не умирают, особенно с тех пор…

– С каких пор? Это все дело.

– С тех пор, как наш великий предок ввел книгопечатание, отвечал я величественно. – Дядя стал насвистывать: Marlberough s'en va-t-en guerre.

У меня не хватило духа дразнить его более.

– Мир! – сказал я, тихо входя в круг, который начертил он палкой.

– Ни за что!.. Не сметь…

– Мир, дядюшка, мир! и опишите мне мою маленькую кузину, вашу прекрасную дочку. Я уверен, что она красавица.

– Мир! сказал, улыбаясь, дядя. – Сами приезжайте и судите тогда.