Читать книгу Заклятие дома с химерами - Эдвард Кэри - Страница 9

Повествование Люси Пеннант продолжается

Служанки провели меня по коридору в еще одну комнату, где стояли вешалки и столы. Мне выдали новую одежду – простое черное платье, обычные туфли на плоской подошве и белый чепец – то же, что носили они все. На чепце был вышит красный лавровый лист. Мне сказали, что я должна переодеться, указав на маленькую кабинку без двери, но с небольшой занавеской. Я переоделась. Одна из женщин свернула мою старую одежду и унесла ее. Мне было все равно – та одежда была из сиротского приюта. Прощай, кожаный колпак, я не буду скучать по тебе ни минуты. Оставшиеся женщины, часть которых была представлена девушками моего возраста, пригладили и причесали меня. Они кивали и почти мурлыкали, все время повторяя:

– Все в порядке. Все в порядке.

– А разве кто-то говорил, что нет? – ответила я.

Одна пожилая женщина прошептала:

– Как же нам повезло! Новая родственница! Мы все здесь одна семья. Теперь ты дома, наконец-то ты оказалась там, где и должна быть. Не сомневаюсь, что ты много где бывала, но забудь об этом. Теперь ты дома.

Мне сказали, что пришло время встретиться с моей семьей, и проводили обратно на кухню. Все повара и обслуга собрались, чтобы внимательно меня рассмотреть. Меня подводили к каждому из них, и они по очереди говорили мне:

– Добро пожаловать домой.

– Ах, добро пожаловать! Наконец-то она здесь, дома! Дома!

– Дома!

– Дома!

Казалось, они были очень рады меня видеть. У некоторых в глазах стояли слезы, и они целовали меня, словно я была для них очень дорогим человеком, вернувшимся после долгой разлуки. Я решила, что все в порядке, и не стала возражать против их объятий. Скоро я уже сама их обнимала. Молодые люди по очереди подходили и крепко прижимали меня к себе, а некоторые, похоже, даже обнюхивали. Среди всего этого тепла и доброты послышалось, как кто-то откашлялся. Все Айрмонгеры пулей бросились на свои места. Я осталась в одиночестве перед очень высоким мужчиной с густыми бровями. На нем была безупречно аккуратная черная фрачная пара и того же цвета галстук. Он поманил меня к себе, и я подчинилась.

– Я, – послышался голос настолько низкий, что в его громыхании сложно было разобрать слова, – мистер Старридж, дворецкий. Я исполняю песню Дома-на-Свалке. Это песня порядка и правильности, звук правоты и достоинства. Это звук самого дома, множества его историй, звук каждой комнаты этого огромного дворца, который, хоть и незаслуженно, является и нашим домом. Мы живем под землей, под теми, кто ходит над нами и стоит выше нас, как и должно быть. Я – держатель, я держатель-всего-на-месте, я щетка и совок, я полироль и щелок. Как твои дела?

Я кивнула здоровяку.

– Добро пожаловать. Завтра, Айрмонгер. – Он сделал небольшую паузу и объявил: – Камины.

При этих словах стоявшие вокруг меня Айрмонгеры-слуги ощетинились, а некоторые стали одобрительно хлопать меня по плечам.

– Ну а сейчас… – сказал дворецкий.

Из-за его спины выступил некто, кого я до этого не замечала. Это был весьма засаленного вида человек, который, как мне сказали, являлся младшим дворецким. Он кивнул мне и позвонил в колокольчик.

Мы все отправились в обеденный зал. В зале стояли несколько длинных столов, и один из них располагался на неком возвышении – за ним сидели мистер Старридж и миссис Пиггот. На столах нас уже ждали дымящиеся блюда с какой-то едой. Рядом с каждым лежало по две ложки: одна была пустой, а во второй имелось что-то коричневато-серое. Затем я увидела главных поваров, мистера и миссис Грум. Они были низкорослыми, бледными и очень похожими друг на друга, словно приходились друг другу братом и сестрой, а не супругами. Но, живя вместе, люди часто становятся похожими друг на друга, я такое раньше уже видела. Они были одинакового телосложения, и их практически невозможно было различить. Оба имели полную грудь, широкие бедра и крупные руки, и оба были одеты в белое – как и положено людям их профессии.

Никто не садился – все стояли перед тарелками и ложками и с вожделением на них смотрели. В колокол ударили еще раз, и они стали на память петь похожую на молитву странную песенку. Они пели негромко, некоторые закрывали глаза, некоторые молитвенно складывали руки.

В колокол ударили еще раз, после чего все быстро заняли свои места, аккуратно взяли пустые ложки и съели свой суп. Он был соленым, густым и гораздо более вкусным, чем еда в сиротском приюте, в которой попадались осколки костей, а один раз – даже ржавый гвоздь. Но никто не трогал вторые, большие ложки. Как только тарелки опустели, их сразу же унесли слуги в грубой одежде серого цвета. Но никто не вставал со своего места и не трогал лежавшей под носом полной ложки. Раздался новый удар в колокол, и все запели еще одну молитву:

И только теперь стали поглощать содержимое ложки. Каждый делал это по-своему, но все очень тихо и сосредоточенно: кроме хруста, ничего не было слышно, практически ничего. Некоторые открывали рты так широко, как только могли, и помещали в них всю ложку; другие склонялись над ней, нюхали ее содержимое, а уже затем снимали его языком; третьи выкладывали его на тарелку, после чего медленно и методично ели. Я взяла свою ложку. Я не могла точно сказать, что в ней. Содержимое было сероватым, густым и… грязным и имело сильный запах. Я не могла определить, что это был за запах, но он очень напоминал тот, который ударил мне в лицо, когда я сюда приехала.

– Что это? – спросила я у своей соседки.

– Мы едим это каждый вечер. Это так вкусно, – сказала она. Это была толстая девушка с кривым носом.

– Да, но я не могу понять, что это.

– Если я скажу тебе, ты можешь неправильно понять. Возможно, тебе нужно сначала это съесть, а потом я скажу тебе, что это. Думаю, и я раньше считала, что это немного странно, я помню. Но на самом деле это очень вкусно. Ешь, ешь.

Я поднесла это месиво ко рту, но мой нос протестовал, и я не смогла заставить себя съесть его.

– Я не голодна, – сказала я.

– Тогда можно я съем?

– Пожалуйста, – сказала я. Но затем добавила: – Если ты скажешь мне, что это.

– Мы не должны говорить это новым Айрмонгерам, они должны узнавать это позже.

– Тогда ты ее не получишь. – Я поднесла ложку к лицу так, словно собиралась положить ее содержимое себе в рот.

– Нет, подожди! Я скажу, скажу.

Я опустила ложку. И девушка сказала:

– Это городская грязь. Собранная мусоровозами и выгруженная на кухнях. Одна ложка каждый вечер.

– А теперь серьезно, – сказала я. – Что это?

– Городская грязь, – сказала девушка с обидой в голосе. – Я ведь тебе сказала.

Эта девушка точно не станет моей подругой, подумала я. Смеяться над человеком, который только что прибыл и которого так легко обмануть! Любой так сможет. Как бы там ни было, я не стала есть эту дрянь. Вокруг меня сидели Айрмонгеры-слуги, облизывавшие ложки и собственные губы.

В колокол ударили в последний раз, и несколько Айрмонгеров отвели меня в спальню, в одну из женских спален. К тому моменту я была уже очень уставшей и надеялась, что, отдохнув, почувствую себя лучше, а все вокруг станет казаться мне не таким странным. Это было весьма своеобразное местечко, и населявшие его люди тоже вели себя своеобразно. Ну и что, все люди своеобразны. А обеспеченные люди могут позволить себе быть настолько своеобразными, насколько им этого хочется. Что с того, что это место расположено так далеко от остального мира? Люди любят уединение, а обеспеченные люди могут быть затворниками настолько, насколько хотят. По крайней мере, сказала я себе, я больше не в сиротском приюте и у меня есть работа. Еда, не считая той, во второй ложке, была хорошей, и у меня появилось какое-то будущее. Я легла и стала поглаживать свою руку, которая немного побаливала. Но это, сказала я себе, для моего же блага. Вскоре я заснула.

Мне снились спичечные коробки, точнее, тот из них, который мне показали, снилось, что я ломаю печать и медленно открываю коробок. Я слышу, что внутри что-то есть, что-то кроме спичек. Что-то живое и бормочущее, что-то ужасное. Я проснулась в страхе. Не знаю, как долго я спала. Моя рука одеревенела. В спальне слышался шепот. Возможно, именно из-за него я и проснулась.

– Она мало что сказала, – послышался голос.

– Но она скажет, скажет, она все нам расскажет. Истории. Новости.

– Она должна сказать.

– Разве можно держать это при себе?

– Не могу поверить, что она такая эгоистка.

– Она очень свеженькая.

– Она мне нравится.

– Мне она понравится, если расскажет все, не раньше.

– Но она выглядит невинной, правда? Совсем невинной.

– Такой свеженькой.

– Она спит. Глубоко. Уверена, что этой ночью мы ничего не добьемся.

– И что нам теперь делать?

– Будем рассказывать разные истории.

– Пиггот точно спит?

– Думаю, да.

– Тогда я буду Грайс. Мое имя Грайс У…

– Ты была Грайс Уиввин на прошлой неделе.

– Сейчас не ее очередь, а моя. А я не хочу быть Грайс, я хочу быть Хелан Порсинн. Мое имя Хелан Порсинн, и я родилась…

– Нет! Не ты и не Хелан. Это моя очередь, и я буду Олдри Инкплотт. Привет, я малышка Олдри. Я из Лондона…

– Как насчет нее?

– Кого, новой Айрмонгер?

– Да, почему нет? Меня тошнит от старых историй.

– Да! Она! Но… но мы не знаем ее историю.

– Так придумай. Придумай. Расскажи нам новую историю!

– Что у нее за имя? Ее имя! Кто-нибудь может его вспомнить?

– Я могу. Я могу!

– Так скажи. Давай же.

– Это… о… это… а… Лосси Пермит.

– О, Лосси! Лосси Пермит!

– Меня зовут Лосси Пермит.

– Откуда ты, Лосси? О, Лосси, скажи нам!

– Я родилась и выросла в Лангдоне, я из Спиттинфилса.

– Я, Лосси Пермит, выросла в поместье, пахнущем мылом.

– Я, Лосси, из цирка, у моей матери была борода, а мой отец был высотой с дом.

Я села в кровати. С меня довольно было этого бреда. Откашлявшись, я сказала:

– У меня густые рыжие волосы, круглое лицо и вздернутый нос. У меня зеленые глаза с крапинками, но эти крапинки не единственные на моем теле. Я вся покрыта веснушками. Еще у меня есть родинки и две мозоли на ноге. Мои зубы не очень белые, один из них кривой. Я пытаюсь быть честной и рассказываю обо всем так, как это было на самом деле. Я не лгу. Стараюсь изо всех сил. Одна из моих ноздрей немного больше другой. Я грызу ногти. Меня зовут Люси Пеннант.

– О да, о да, пожалуйста. Ты нам расскажешь?

– Расскажи нам, расскажи, пожалуйста, свою историю!

И я рассказала. Тогда я помнила гораздо больше.

Я рассказывала и рассказывала, а им все было мало. Они хотели слушать мою историю снова и снова. Они хотели знать все о Филчинге, Ламберте и Олд-Кент-роуд. Одну девушку интересовал только воздушный змей, которого я однажды сделала из соломенной шляпы – сплющенной шляпы канотье, которую занесло к нам во двор со Свалки. После этого мне пришлось рассказать им о моей старой кукле, сделанной из куска трубы, и о том, как я играла в мусорном парке, о моих школьных друзьях, о доме, в котором я жила, обо всех, кто жил там со мной, о том, как мои родители внезапно остановились, и о резиновых комбинезонах людей, работавших на Свалке.

– Мы тоже надеваем резиновые комбинезоны, когда идем туда, – сказала мне одна из них.

– А якоря? – сказала другая. – У вас есть якоря?

– Они втаскивают нас назад в случае необходимости.

– Но иногда, как бы крепко ни держали веревку…

– Прекрати! – крикнула еще одна. – Не сейчас. Мы говорим о новенькой.

– Как часто вы выбираетесь в Филчинг? – спросила я. – А в Лондон?

– О чем ты?

– Как часто вы покидаете дом?

– Покидаем? В смысле выходим на Свалку?

– Да нет же, нет. Я имею в виду отдых. Съездить в город, увидеть Лондон, размять ноги.

– Ох, мы не выходим из дома.

– Говорите яснее, – сказала я.

– Мы здесь всегда. Зачем нам ездить в Лондон?

– Что ж, а вот я через некоторое время туда съезжу, – сказала я. – Когда узнаю, как это можно сделать. Погуляю, встречусь с друзьями.

– С друзьями! – воскликнула одна. – Как чудесно!

– Ты говорила, новенькая Айрмонгер, о своем доме.

– Расскажи нам о нем, пожалуйста.

И я им рассказала. Одной молчаливой женщине больше всего понравился конец моей истории, та ее часть, в которой речь шла о моем прибытии в Айрмонгер-парк, когда слуги забрали мои вещи. Эта часть понравилась ей потому, что женщина сама была ее героиней.

– Я в твоей истории, – сказала она мне очень тихо. – Я – ее часть. Подумать только, вот она я, в самом конце. Это же замечательно, правда? Я, я сумела попасть в историю!

Когда я спросила о ее собственной истории, она не смогла ничего вспомнить. У других получалось вспомнить лишь незначительные детали вроде ударов линейкой по рукам или того, как их забрали в Дом-на-Свалке, лопнувшего воздушного шарика, бородатого мужчины, платья, того, как кто-то держал их за руку или читал им книгу вслух. Находившиеся в спальне молодые Айрмонгеры могли вспомнить больше, но многие из них родились в Доме и не говорили ни о чем, кроме игр в Пепельной. Одна-две девушки почти сумели вспомнить мать или отца, но те были лишь тенями родителей, шляпами или платьями, время от времени проплывавшими в воздухе в виде усов или бус. Эти родители состояли лишь из слабых запахов и едва различимого шепота.

В спальне были две старые Айрмонгерши, одетые в такие же белые ночные рубашки, что и все остальные. Их сморщенные и согбенные тела покрывали те же одеяния, что и тела молодых, полных жизни девушек. Однако они не принимали участия во всеобщем оживлении и не прислушивались к моей истории. Когда одна девушка подошла к их кроватям, чтобы шепотом им что-то пересказать, старухи повернулись к ней спиной и накрыли свои большие уши высохшими руками, чтобы не слышать ее. Одна все время требовала от нас говорить потише и даже грозилась позвать миссис Пиггот.

Кроме старух, в комнате была еще и одна девушка, которая не стала ко мне подходить. Она была маленькой, но обладала таким огромным носом, словно он принадлежал кому-то еще.

– А это кто? – спросила я.

– Не волнуйся из-за нее. Тебе не нужно из-за нее огорчаться.

Они сказали мне, что до моего появления именно она была последней из прибывших сюда и они ходили к ее кровати каждую ночь, чтобы послушать ее истории. Но теперь она осталась в одиночестве, поскольку уже не была новенькой.

– Иди сюда, – позвала я девушку. – Я бы хотела послушать твою историю.

Она накрылась одеялом с головой и не высовывалась до самого утра.

– Твой предмет рождения – это спичечный коробок, – сказала девушка, сидевшая рядом со мной. Ее голос звучал гордо, словно она открыла мне тайну, хотя я сама сказала ей об этом, а остальные обсуждали это всего полчаса назад.

– Что за шум из-за спичечного коробка? – сказала я.

– Они очень важны, предметы рождения.

– Важны. Я была сама не своя, пока не получила мой.

– И что же это, – спросила я, – раз он настолько важен?

– Мой – это колокольчик.

– Столько шума из-за колокольчика! – сказала я.

– Ну, а мой, – сказала другая, – это черпак.

– А мой – совок для мусора.

– Мой – щетка для одежды.

– Мой – утюг.

– Мой – игла.

– Мой – гипсовые ножницы.

– Все они там, в комнате миссис Пиггот. А ключи у миссис Смит. Нам позволяют видеть их раз в неделю.

– Чудесный день!

– Наверху они носят свои Предметы с собой, они всегда при них. Но не внизу. Внизу за ними присматривает миссис Пиггот.

– Но этим утром мадам Розамуть потеряла свой Предмет. Они обыскали весь дом, но не нашли его.

– Это дверная ручка.

– Чудесная медная дверная ручка.

– Тогда почему бы им просто не дать ей новую? – спросила я.

– О, это будет совсем другая ручка.

– Это уже будет не ее дверная ручка.

– Это была чудесная вещь, я сама ее видела. Однажды, когда была нехватка, меня отправили наверх и позволили быть ее горничной.

– Горничной? – спросила я.

– Горничная – это Айрмонгер снизу, которой позволено одевать тех, кто над нами, обслуживать их тела. Это очень привилегированное положение. В этой спальне нет горничных, потому что у каждой горничной есть своя комната.

– С ночным горшком.

– Да. А нам приходится пользоваться общими.

– Теперь же нам особенно строго запрещено приближаться к верхним Айрмонгерам. Теперь, когда дверная ручка мадам Розамути отправилась путешествовать.

– Они искали ее повсюду. Мистер Старридж из-за всего этого очень нервничает, все вокруг подавлены. Мы бы все очень хотели найти эту ручку, но никто не знает, куда она подевалась. Они тщательно обыскали наши комнаты, копались в матрацах, выворачивали карманы, перевернули все вверх дном – Господь свидетель, мы их полностью поддерживали, но ее нигде не нашли. Она такая маленькая, а дом такой большой.

– А вы знаете, какой предмет рождения у миссис Пиггот? – спросила я.

– У миссис Пиггот – корсет, у мистера Старриджа – корабельный фонарь, а у мистера Бриггса – рожок для обуви.

– У мистера Грума – щипцы для сахара, а у миссис Грум – форма для желе. У миссис Смит – ключ, один из ключей в ее связке. Я вот думаю, что же случится, если узнать, какой это ключ. Думаю, тогда получится открыть саму миссис Смит!