Читать книгу Воспоминания изгнанника (из Литвы в Россию – XIX век) - Эдвард Павлович - Страница 4

1859 год надолго остался в моей памяти. В этом году я окончил курсы живописи в Санкт-Петербургской академии, потом учился в Риме и Париже, вернулся в Литву и стал жить в Новогрудке. После моих длительных странствий заграницей я, наконец, оказался среди своих, мне повезло, моя артистическая натура прибилась к пристани именно там, где прошло мое детство и где меня обуревали юношеские грезы, где я был в окружении приветливых и близких мне по крови и духу людей. Там прошло немало моих счастливых дней и там, главное, я застал еще свежие следы моих соотечественников, которые светом своего гения осветили мой путь. Там открыл я свое предназначение служить Новогрудской земле, работать на благодатной ниве эстетического воспитания молодежи, там, я считаю, провел самые счастливые дни своей жизни.

Но прежде я должен для полноты моих воспоминаний коснуться  дней, которые провел за пределами родины.

До 1858 года я жил в Париже. Это был памятный год в общественном движении, когда произошли события, которых ждали веками, освобождение крестьян от российского гнета. Проехав по большей части всей Европы, побывав в Германии, Бельгии, Франции, Испании и Италии, хотя цели моих путешествий были преимущественно художественные, я пришел к мысли, что надо сформулировать определенную программу для родного края, чтобы улучшить его жизнь. Надо было, в качестве краеугольного камня, поставить заново вопрос о крестьянской доли.

Никто сегодня не сомневается в том, что крепостничество проложило глубокую пропасть ненависти в народе, ослабило народ, что народная масса, униженная, подневольная, сыграла роковую роль в нашей судьбе. Естественно, что на это было обращено внимание всей Европы, что этот вопрос должен был занимать и занимал свое главное место в парижской «польской колонии». Так что ничего удивительного, что этот вопрос стал основным для шляхты и ее крестьян. Известно, что этот вопрос ставился много раз, но безрезультатно. Любая весть с родины облетала всю польскую общину. Хватало вестей и утешительных, но все таки, надо признаться, больше было неблагоприятных, причем даже не с той стороны, откуда можно было их ожидать.

Cтихи Сырокомли, в которых поэт возмущался увиденным, подтвердили вскоре то, чему не хотелось верить. Всколыхнув общество, долго находящееся в застое, они должны были расшевелить его, подвинуть к должным целям. Нашлись и те, а их было немало, кто громко ратовал за свои личные интересы, их голоса часто превышали голоса тех, которым было дорого и прошлое, и кто думал о будущем. Обеспокоенные переменами в крестьянской жизни, они искали всякие способы, чтобы эти перемены не оказались для них плачевными. (Не так давно эти перемены были целью усилий благородных господ и могли бы стать основой сохранения строя). Меня это все мало касалось. Их было меньшинство, хотя и вредное, но их слова уносил ветер. Их декламации ограничивались лишь патриотичными фразами, они не были вовлечены в общее дело, а позы жертв в своих великодушных порывах, не вызывали понимание.

Они вкладывали, каждый по мере своей совести, в объяснение своих действий и поступков, что им было выгодно и удобно, прибавляя при этом – то что мы делаем для себя, принадлежит всему краю. Ползание и подличание перед высшими, чтобы получить титул или должность, объясняется прежней разрухой господских устоев, желанием дорваться до опеки над всем краем. Они постоянно приговаривали, что рост личных усадеб лишь увеличивает благосостояние края.

И вдруг неожиданно эти взгляды подверглись проверке. Призванные к должности, они увидели, что от них требуются и жертвы. Вопрос – быть или не быть, попал в их руки. Как они это поняли – известно. В этом находится главная причина нашего поражения! Здесь берет начало тот разрыв между отцами и детьми во всей Польше, который закончился фатальной катастрофой!

Когда слово «Реформа» было впервые произнесено властями и стало общим лозунгом, когда открылось поле деятельности, ожидающее честных тружеников, может быть и с напрасными надеждами, а вместо действий край слышал лишь досужие разглагольствования, когда отцы, которые одни не умели, а другие не хотели, третьи медлили, а некоторые пошли по ложному пути, только подталкивая общее народное дело, время торопило нас.

Убийственное бездействие, либо что еще хуже, деятельность направленная на мелкие подробности общественной жизни, благие намерения, слишком тяготили народ и молодежь взяла дело в свои руки. Неискушенная, но горячая и страстная, молодежь села на мель и спровоцировала крушение. Это было неизбежно. Первым ее действием на Украине стало образование партии, так называемых «хлопоманов», которая не обратила внимание на то, что она не единственная шляхта на Руси, которая представляет польскую стихию, ее интеллигенцию, и вместо работы с ней лишь унижает ее, баламутит народ. А ведь на ненависти ничего нельзя построить, так что вскоре можно было ожидать и плачевных результатов.

Немногим позже отозвалось это эхом и в Литве в словах одного осужденного на смерть следственной комиссией в Вильно. На предъявленные обвинения, ответ на которые мог привести на верную смерть его близких он сказал:

– Да, я знал, что нас ждет, но я счастлив, наступит то, что мы ждали.

– И чего же господин так горячо ожидает, может быть, поведает нам, – спросил генерал.

– Да, – ответил он, – уничтожения шляхты.

– Ну, если так,_- сказал председатель комиссии, – то я подам Вам руку.

Этот частный эпизод из происшествий того времени не может характеризовать общую тенденцию той молодежи, участницы восстания, так как большая ее часть была верна традициям шляхты и шла на смерть в защиту своей родины. Но были и такие, поэтому я и привел его в качестве примера.

Таким было положение общества, когда я вернулся из-за границы. Должен добавить, что перед моим отъездом из Парижа, по предложению старшины нашей парижской эмиграции, связанными с дурными вестями, я напечатал в «Przeglądzie rzeczy polskich» («Обзор польских дел») Эльжановского статью «Несколько слов Литвина», в которой описал ужасный случай в селе, где крестьяне замордовали академическую молодежь, которая обещала им свободу и дармовую землю. Политика образования крестьян стала для нас самым важным делом.

Когда я вернулся в Новогрудок, там уже все знали, особенно в слоях общества. которых это непосредственно касалось. Кроме горячих слов, продиктованных важностью момента, надо было пробудить сознание, оценить намерения и рассмотреть все детали, ведь речь шла не только о шляхте. Что до духовенства, то оно вскоре дало свой ответ, где речь шла о воздержании, соответственно давним традициям и несомненному желанию возврата к прежнему.

Известно, на какие вершины героизма поднялось восстание в это несчастное время, приведшее к массовому изгнанию, какой мученический крест был уготован восставшим, чьи кости легли в сибирской пустоши.

Не хочу быть поспешным и приписать себе какие-либо заслуги, все мы в руке Божьей, но и нет повода умолчать, что принадлежал я не к последним, кто имел мужество сказать, как братья братьям о недоле общей матери.

Правильно ли я поступил – не мне судить.

Прежде, чем я окончательно осел в Новогрудке, мне удалось оказать услугу этому городу. Это произошло следующим образом. Молодой врач Al… K… энтузиаст своей работы, получил право на аренду Замковой горы, с целью построить там дом для своей дочери по имени Альдона. Известие, что памятные остатки замка Мендога (Миндовга) на замковой горе, которая была как бы готовым пьедесталом и ждала лучших времен, чтобы на ней стоял памятник Адама (МИцкевича, прим. пер.), было профанацией при появлении там частного дома, что всех и возмутило.

Новогрудок. Замковая гора (гора Миндовга) рис. Наполеона Орды, карандаш, гуаш, 1876 г.

Со временем страсти улеглись и, как это у нас бывает, впечатление от этого известия испарилось, а внимание общества переключилось в другую сторону. Новый владелец исторического места стал тем временем продвигать свой проект дома и надо было вмешаться в это дело. Раз все средства против этого проекта, как просьбы или угрозы, были исчерпаны, оказались безрезультатными, и уже все свыклись с мыслью, что на Замковой горе появится строение современной Гражины, я напечатал в Варшавской газете статью в 1859 году, где вместе со стихами о чувствах молодого врача, аппелировал к нему как к поляку, напомнив об идеалах, которые вложили в него на университетских скамьях. О том, как надо беречь и хранить пиетет к прошлому.

Эти слова, сердечные и теплые, дали нужный результат.

Dr. K… при первой же встрече в Новогрудке с жителями города отказался от своих прав на замок и намерения строить там дом. Сразу же начались просьбы к властям разрешить установку памятника Мицкевича в Новогрудке, что, как и предполагалось, не было принято властями.

Эти обстоятельства счастливого завершения и защиты замка от напастей XIX века объединили вокруг меня немало сочувствующих мне, может и забывших мои «Несколько слов Литвина» или другую корреспонденцию, посланную мной в рубрику газеты «Из под Несвижа в Ведомости Польские».

Наконец, 1 сентября 1859 года я был вызван письмом «Куратории Беларуского Округа», которая размещалась в Новогрудке, и меня приняли учителем в только что открытую гимназию. Произошло то, чего я жаждал. Я мог внести свой скромный вклад в построение лучшего будущего, и желая содействовать общественным реформам, получил место, где мог направлять и воспитывать молодежь, что стало смыслом моей жизни.

Новогрудок до захвата земель Россией был столицей воеводства, но, как и многие другие города, был «понижен в значении» до скромного положения местожительства властей «повета» (область, уезд, бел. польск. яз.). Были снесены многочисленные костелы, исчезли сановники Новогрудка, проживающие там с давних времен, помнящие историю края.

Новогрудское воеводство было образовано в январе 1507 года и управлялось «Наместниками» (Великого князя литовского, прим. пер.). («Сенаторы и сановники Великого Княжества Литовского 1380—1799 гг», Józef Wolf. Kraków 1885 r.).

НАМЕСТНИКИ

Монтигерд Петр, как Наместник, управлял Новогрудком в 1431—1452 годах, одновременно был «маршалком» земским, умер в в 1453 г.

Гаштольд Мартин – 1464—1471 гг. В 1471 году стал Воеводой в Киеве.

Монвид Войцех, 1475, одновремено подстольничий.

Монтвил Михаил, 1483—1474. Одновременно «каштелян» Троцкий (Троцк сегодня – Тракай, Литовская респ., прим. пер.) умер в 1486 г.

Солтан Александрович (Стретович Солтан Александрович, 1486—1487).

Радзивилл Николай 1488—1490. Одновременно Каштелян Троцкий, позже Воевода Виленский и Канцлер.

Пац (Пацевич)) Юрий, прежде киевский воевода. Наместник новогрудский 1492—1496. Позже Наместник в Полоцке.

Забжезовский Юрий, каштелян троцкий и наместник Полоцкий, после Паца. В 1498 году стал Воеводой в Троцке и одновременно Маршалком земским литовским.

Хребтович Ян Литавор (Иван Богданович), наместник в Слониме и, видимо, одновременно в Новогрудке. В сражении под Видрошей попал в московский плен 14 июля 1500 года.

Гольшанский князь Семен Юрьевич, прежде староста в Луцке и Маршалок в Волыни, вместе со многими воинами попал в плен в 1500 году. Воевода новогрудский и Высокий Гетман литовский. Глебович Петр, временно наместник новогрудский, умер в 1502 году.

Гаштольд Ольбрехт Мартинович, Троцкий воевода, Наместник новогрудский, одновременно с февраля 1503 года подчаший литовский.

Духовные и светские научные заведения, после упразднения Статута Литовского, лишились многочисленных должностей, адвокатуры, юристов.

ВОЕВОДЫ

Князь Иван Львович, киевский Воевода. При королеь Зигмунте (Сигизмунд I, польск. яз. прим. пер.) назначен Воеводой в Новогрудок и определено ему место в Великокняжеской Раде рядом с Жмудским старостой. Сбежал в Москву в 1508 году.

Гаштольд Ольбрехт Мартинович, подчаший. После побега минского воеводы, временно, был Воеводой в Новогрудке, вернулся на должность подчашего в 1509 г.

Забжезовский Ян Янович назначен Воеводой в Новогрудок 26 февраля 1509 года. Обе эти должности занимал еще в октябре 1530 года. Оставаясь Маршалком земским, стал Воеводой в Троцке в 1530 году.

Гаштольд Станислав Ольбрехтович назначен Воеводой в Новогрудок в 1530 году. Заступил на пост Воеводы в Троске в 1532 годуr.

Остик Григорий Григорьевич назначен Воеводой в Новогрудок в 1542 году. На посту Виленского каштеляна с 1544 года.

Ходкевич Александр Иванович, Брестский староста, назначен Воеводой в Новогрудок в 1544 году, умер в 1549 году.

Полюбовский князь Александр Иванович занимал должность Воеводы в Новогрудке в 1551 году.

Горностай Иван, маршалок «дворны», писарь земского подскарбного Слонима, Мстиславля, Березнян и Зельвы, оставлен на этих должностях и был назначен Воеводой новогрудским 6 августа 1554 года. Умер в 1558 году.

Сапега Павел Иванович с поста Воеводы Подляшья был назначен Воеводой Новогрудка в 1558, умер в 1579 году.

Князь Радзивилл Николай Николаевич, литовский ловчий, был назначен Воеводой в Новогрудок в 1579 году, умер в 1589 г.

Тышкевич Теодор Скуминович, подскарбий земский., назначен Воеводой в Новогрудок в 1590, умер в 1618г.

Сапега Николай Крыстоф, Воевода Минский, назначен Воеводой в Новогрудокв 1618году, умер в 1638г.

Минский Воевода Александр был назначен в Новогрудок в 1638 году, потом переведен в Троцкое воеводство в 1642 году. Разогнал сонмище адвокатов, при нем исчезли поместья, арендованные шляхтой для отдыха. Позже Радзивилла сменил князь Зигмунд Кароль, мальтийский рыцарь, с поста подчашего литовского назначенный Воеводой в Новогрудок в 1642 году. Умер в Италии в Ассизе в 1642 году, так и не приступивший к своим воеводским обязанностям.

Сапега Томаш, воевода в Вендене (совр. Латвия, прим. пер.) был переведен воеводой в Новогрудок в 1643 году, умер в 1646 году.

Хребтович Юрий, пярнский воевода, назначен в Новогрудок в 1646, умер в 1650 г.

Халецкий Кшыштоф, мечник *, назначен в Новогрудок в 1650 году.

* Мечник великий литовский, – государственная должность в Великом княжестве Литовском (конец XV – XVIII веков), мечник следовал за подкоморием и занимал 13-е место при дворе, за ловчим (Википедия)

Вязевич Петр Александр, подкоморий (судебное должностное лицо ВКЛ,)

Мстиславский, назначен Воеводой в Новогрудок в 1653 г., умер в 1658 г.

Володкевич Кшыштов, писарь земский минский, назначен Воеводой в Новогрудок (1658—1670).

Керсновский Ян, судья земский новогрудский, назначен Воеводой в 1670 г.

Полубенский Димитрий Самуэль, подкоморий слонимский, назначен Воеводой в Новогрудок в 1671 году, умер в 1679 г.

Уничевский Богуслав Александр, писарь земский, новогрудский и маршалок трибунала литовского назначен в Новогрудок Воеводой в 1689 г., в то же время стал Воеводой троцким.

Тизенгауз (von Tiezenhausen) Стефан, кухмистр литовский, назначен Воеводой новогрудским в 1689 году, умер в 1709 году.

Князь Радзивилл Ян Миколай, литовский кравчий, назначен воеводой в Новогрудок в 1709 год, умер в 1729г.

Микалай Фаустын, мечник литовский, назначен воеводой в Новогрудок в 1729 году. умер в 1746 г.

Князь Юрий Радзивилл, любошанский староста, назначен воеводой в Новогрудок в 1746 году, умер в 1754 г.

Князь Яблоновский Иосиф Александр, стольник литовский, назначен воеводой в Новогрудок в 1755 году, в отставке с 1773 года, умер в июле 1777 г.

Неселовский Иосиф, каштелян новогрудский, назначен воеводой в 1773 году, пережил раздел Жечи Посполитой, умер 8 марта 1812 года.

КАШТЕЛЯНЫ :

«Каштелян»* первоначально был управляющим замком. В Литве эта должность была скорее почетной и предназначалась для увеличения числа сенаторов (в Сейме, прим. пер.). Каштелян был заместителем Воеводы, в его прямые обязанности входило руководство войском и остальными жителями поветов. По ступеням, с низшей должности до высшей, это соответствовало: Маршалок, Презес (судья) повятового суда, плебан и декан общины.

Вместо «каштеляна» употреблялось и просто «пан» (господин, польск. яз.). Можно было назвать его просто «пан Троцкий», «пан Виленский» и тд. Должность каштеляна в Новогрудке была образована в 1560 году. Вот их полный список:

Волович Григорий Гринкович, староста Слонима, назначен был каштеляном в Новогрудок в 1566 году, умер в 1585 r.

Князь Полубенский Александр Иванович был назначен каштеляном в Новогрудок в 1586 году, умер в 1607 г.

Волович Самуэль, староста молчадский, назначен каштеляном в 1608 году, умер в 1626 г.

Копец Василь Васильевич Kopec, брестский подкоморий, назн. кашт. новгр. в 1626году, ум. в 1636 г.

Рудомина Дусяцкий Ян, новорудсский хорунжий, назн. кашт. новогр. в 1636 г., ум. в 1646 г.

Стеткевич Заверский Богдан Вильгельмович, мстиславский каштелян, назн. кашт. новогр. в 1646 г. ум. в 1651 г.

Стеткевич Самуэль, назн. кашт. новогр. в 1652 г. ум. в 1660 г.

Юдицкий Микалай Владислав, генерал артиллерии лит., назн. кашт. новогр. в 1660 г., ум. в 1670 г.

Зенович Станислав, подкоморий велькомирский, вилькийский лесничий, назн. кашт. новогр. в 1671 г. ум. в 1672 г.

Есьман Кшиштоф, слонимский хорунжий, назн. кашт. новогр. в 1672 г. Стал смоленским воеводой в 1677 г.

Пшездецкий Микалай Владислав, ошмянский маршалок, назн. кашт. новогр. в 1677 г. ум. в 1683 г.

Война-Ясенецкий Александр, браславский староста, назн. кашт. новогр.. в 1684 г. ум. в 1698 г. um. 1698 r.

Александрович Стефан, гродненский маршалок, назн. кашт. новогр. в 1698 г. ум. 1700 г.

Обухович Теодор Иероним, новогрудский подкоморий, назн. кашт. новогр. в 1700 г. ум. в 1707 г.

Новосельский Антон, стражник польный литовский, назн. кашт. новогр. в 1709 г., ум. в 1726г.

Оскерко Антон, писарь ВКЛ, назн. кашт. новогрудским в 1726 г. ум. в 1734 г.

Ничабытовский Богуслав, староста Пропойска, назн. кашт. новогр. в 1734 г. ум. в 1739г.

Рдултовски Ян, витебский каштелян, назн. кашт. новогр. в 1739 г., ум. в 1744 г.

Шишка Даниель, лидский стольник, назн. кашт. новогр. в 1744 г. ум. в 1756 г.

Хрептович Ян, брестский каштелян, назн. кашт. новогр. в 1756 г., ум. в 1765 г.

Неселовский Иосиф, чашник литовский, назн. кашт. новогр. в 1765 г., стал воеводой в 1773 г.

Еленский Рафаль Иосиф, земский судья в Вилькомире, назн. кашт. новогр. в 1773 r., um. 1780г.

Еленский Гедеон, староста в Мозыре, назн. кашт. новогр. в 1780 г., пережил распад Ржечи Посполитой, умер в 1798г.

* В Великом Княжестве Литовском должность Каштеляна была введена в 1413 году с учреждением воеводств с центрами в Вильне и Троках (совр. Тракай), он занимал по должности второе место в воеводстве после Воеводы, прим. пер..

Несколько врачей, несколько юристов, офицеров конституционного войска, исправников, стряпчих, городничий, кассир казначейства, почтмейстер, несколько семей из прилегающих к городу окрестностей, вот почти все «сливки общества», так называемая, городская интеллигенция. Еще, не исключить же, префекта школы, как представителя этого общества. Исчезла уже из памяти то счастливое время, остатки свободы XVIII века, домашние развлечения, «разбойничьи логова», жившие почти в каждом городе.

После распада (Речи Посполитой, прим. пер.) и разрухи всего края, дружеские забавы и сборища устраивались с желанием принять гостей, угостить их изысканной кухней, привольным общением, что привлекало множество гостей из города и окрестностей. Здесь «золотая молодежь» (или позолоченная) получала первое крещение в своей жизни, отсюда росли корни праздности и потерь, здесь под видом завязывания общественных «отношений», легкомысленно ставилось на карту и состояние отцов и, нередко, и честь семьи.