Читать книгу 1917. Российская империя. Падение - Эдвард Радзинский - Страница 55

В то время Распутин становится воистину моден. Будоражили воображение его таинственная биография (преображение пропащего человека), дар творить исцеления и пророчествовать и, наконец, таинственный мир Царской Семьи, в который он был допущен. И левые, и правые получили в его лице подтверждение нашей главной идеи – «о драгоценных талантах простого русского человека».

Но еще одна причина его тогдашней популярности выглядит для нас нынче весьма неожиданно – это слухи о его хлыстовстве.

Когда-то в юности я разговаривал с другом нашей семьи Сергеем Митрофановичем Городецким. Он был тогда уже глубоким стариком, а во времена Распутина – популярнейшим молодым поэтом, автором знаменитой книги стихов «Ярь». И, усмехаясь в седые усы, Городецкий сказал очень странную фразу, которую я запомнил: «Распутин был в моде и чаровал, потому что был хлыст».

Понял я эту фразу лишь потом… Оказалось, что все знаменитые писатели Серебряного века так или иначе интересовались загадочной сектой хлыстов. Василий Розанов отправляется жить в хлыстовскую общину и пишет о ней. Тогдашние «властители дум» Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус живут в 1902 году в хлыстовской секте и пишут Александру Блоку: «Все, что мы там видели… невыразимо прекрасно». И вот уже Блок вместе с Алексеем Ремизовым (как сообщает жена Блока в письме к его матери) «пошли вместе на заседание хлыстов». О хлыстах пишут Константин Бальмонт и Андрей Белый. И известнейший в начале века крестьянский поэт Николай Клюев, создавая себе модную биографию, рассказывает, как странствовал с хлыстами. В 1908 году еще один известный наш литератор, Михаил Пришвин, пишет в записной книжке: «9 ноября… я вместе с Блоком, Ремизовым и Сологубом посетил хлыстовскую общину». И далее: «Многие очень искали сближения с хлыстами».

Почему так случилось?

Это было все то же ощущение Смуты, надвигавшейся на страну. Наш великий историк Ключевский предсказывал: «Династия не доживет до своей политической смерти… вымрет раньше… нет – перестанет быть нужной и будет прогнана. В этом ее счастье, и несчастье для России и ее народа… притом повторное – России еще раз грозит бесцарствие и смутное время».

Именно поэтому вожди интеллигенции на уже упоминавшихся религиозно-философских собраниях пытались найти общий язык с официальной церковью – но безуспешно. И тогда решено было обратиться к сектам. Они верили (хотели верить), что в сектах (и прежде всего в могущественнейшей из них – хлыстовской) простые люди выражают истинные религиозные и народные чаяния. «Хлыстовство, – писал Пришвин, – подземная река… Внутри самой православной церкви… возникает огромное царство хлыстов, неуловимых, неопределенных».

Так появилась идея: союз между интеллигенцией и «духовной частью» народа (сектантами) сможет воспрепятствовать надвигавшейся буре. Секты – как мост в народ… «Нам нужно по-новому, по-своему идти в народ… Несомненно, что-то везде, во всех… совершается, зреет, и мы пойдем навстречу. И… переход к народу будет проще, естественнее через сектантов», – размышлял Мережковский.

Впоследствии интеллигенция будет издеваться над «царями» за их веру в темного мужика. Но тогда, как это ни парадоксально, она поверила в то же самое – в темные секты.

Но для рядового обывателя «хлыст» оставался носителем мистического разврата, религиозным преступником.