Читать книгу Мой Совет - Егор Александрович Парфенов - Страница 7

1

Мое любимое время года – позднее лето. Август. Именно в это время я был самым счастливым человеком на Земле. Правда, не в 20-ом, а в 19-ом.

Ровно год назад я слонялся по улицам города, с ног до головы измазанный неаполитанской желтой. Мы с единомышленниками, которых я встретил на улице, организовали что-то вроде уличной студии по живописи. Всегда, когда становится грустно или страшно, я вспоминаю ту пору. Это мой личный «патронус».

Кстати, в тот раз я неплохо поднялся финансово. За счет продажи картинок. Я сидел на пешеходной Чумбаровке и выставлял работы. Неоценимый опыт. Так вот, встречая август тогда, в пандемию, я тоже рассчитывал на что-то подобное.

Кроме меркантильных мотивов меня интересовало еще кое-что. Дело в том, что даже от самых близких я часто слышал такие слова: «Егор, это всего лишь очередная идея-фикс. Не буду я покупать тебе гитару, ты все равно забросишь ее через две недели». Я быстро загорался чем-нибудь и столь же быстро охладевал, не доведя дело до конца. Вообще, современный темп жизни – спринт, и уж никак не марафон. Но это оправдания, я и тогда это понимал. Мне, думаю, как и многим, очень хотелось доказать, в первую очередь себе, что у меня есть сила воли. Что я могу завершить то, за что взялся. В общем, все звезды сошлись, и я стал искать работу.

И она нашлась. Если долго ищешь, всегда что-нибудь находится. Забавно, но зачастую совершенно не то, что ты хотел изначально. Так, вместо интеллектуальной работы, требующей серьезных коммуникативных навыков и харизмы, я пошел красить кран. Да, вы не ослышались. Многоэтажный, строительный, мать его, кран. Кисточкой. Не пульверизатором, и даже не валиком. Сколько платили? Двенадцать тысяч рублей. Я не знаю, где был мой инстинкт самосохранения в тот момент. Правда, не знаю. Но я подписался на эту авантюру с мыслью, что если я не смогу даже просто докрасить его прямо от опор и до кончика стрелы, то о какой «Революции» может идти речь?! Нет, в таком случае, она просто останется лишь в мечтах одного безвольного слабака, который не может справится даже с управлением самим собой. Наверное, такому человеку никогда не стать реформатором.

2

Случалось ли вам загадывать что-то из серии: если я успею перебежать эту дорогу пока моргает светофор, то я найду миллион долларов. Так вот, эта работа была моим «полом – лавой», моим вызовом. Я совершенно не понимал, во что ввязываюсь, каковы тонкости и сколько вообще должны платить покрасчикам крана. Пять тысяч? Десять? Без понятия.

Я работал неофициально. Поэтому и не буду говорить, каким путем я набрел на вакансию, ведь еще раз повторю: кто ищет, тот всегда найдет. И второе, что я нашел после предложения – подряд. Разумеется, я не хотел оставаться с этой двадцатиметровой махиной тэт а тэт. Страх это был или прагматичный расчёт – трудно сказать. Наверное, инстинкт. Если вы хотите начать что-то новое, всегда проще делать это коллективно. Так, думаю, даже самый отпетый авантюрист Старого Света не сел бы на Мейфлауэр, идущий к неизведанным берегам Америки, в одиночку… Перебираться, так перебираться семьями. Человек – стайное животное.

Эксплуатировать свои связи – моя стихия. В таких ситуациях ты торгуешь репутацией и «клиентской базой», потому что смысл заключается в том, чтобы стать промежуточным звеном между заказчиком и исполнителем, а не пахать самому. Например, занимаясь репетиторством, я нарабатывал контакты. Раскручивал, так сказать, моховик сарафанного радио. И вскоре разогнанная мной машина начала не забирать, а отдавать. Инерция, ничего не попишешь. После этого уже мне звонили «от Татьяны» или «от Александра» и просили помочь их сыночку продраться через учебник неорганической химии. Я бы мог сам встретиться с «пациентом» лично, но зачем? Можно же написать знакомому, который не хуже меня разбирается в той же самой химии, и спросить: «ты хочешь заработать?». Собственно, так я и делал. Ответ практически всегда был утвердительный. Подросткам очень трудно найти работу, а интеллектуальную – почти невозможно. Грех отказываться, когда тебе преподносят деньги на блюдечке с золотой каемочкой. Работал дружбан, а процентов тридцать с его заработков шло мне. Вполне справедливо, я считаю. Не ему разбираться с озабоченными мамашками, если его помощь окажется не очень полезной. Да и в конце концов, не ему рисковать именем, моим единственным активом. Разумная плата.

Себе в напарницы я нашел очень легкую на подъем девушку. А это очень важно. Она, как это называется, вечно молодая и вечно пьяная. Нет-нет, вовсе не алкоголем, а каким-то необычным подходом к жизни. Если энциклопедично, то такая креативная пацанка с гедонистическими наклонностями. Я не хочу использовать реальные имена и не буду.

3

В воскресенье утром я пошел знакомиться с объектом. Хозяин должен был забрать меня и довезти до стройбазы, сведя с его ржавой «малышкой». Стрелку забили у «Богатыря». Я человек несуеверный, но куртку накинул ту, в которой год назад имел дело с красками. Наверное, просто она была похуже и по погоде, но мне приятнее думать, что так я настраивал себя на успех.

Меж клумб припарковалась черная Ауди. «Q», не «Q», но джип. Эту мизансцену просто нужно было видеть. Я, заляпанный засохшими козявками белил, в стоптанных кроссах, залезающий в тачку премиум класса. Все равно что глянуть «Красотку».

Дверь плавно открылась, и я сел на кожаные, липкие от жары сиденья. Первым, что я увидел, стала полупустая бутылка виски. И в комплекте к ней – смуглый спортивный мужчина с фиолетовыми подглазниками, в гавайских шортах. Он протянул руку, я пожал. Крепко. Нужно же производить впечатление «настоящего мужика»!

Мы начинаем движение, он что-то хрипло спрашивает, я отвечаю… Правда, уже не помню что. На поворотах горизонт янтарной жидкости кренится то влево, то вправо, а сама тара съезжает по скользким файликам с документами. Приехали. Я выхожу из машины, чуть не ступив в жидкую кашу грунта. Передо мной – громадные пирамиды из стальных секций. Вот он, мой кранчик…

4

Сказать, что это было тяжело – ничего не сказать. Наверное, эта глава будет одной из самых коротких, потому что вспоминать и анализировать это все заново – малоприятная задача.

Мы пролетели по срокам: вместо двух недель августа, мы красили этого колосса вплоть до начала октября. После школы. От вида бескрайних джунглей из прутьев и запаха растворителя уже тошнило. Я каждый день думал о том, чтобы сдаться. Каждый. Чтобы справиться с этим, я слушал «Я свободен» и писал в инсту. Что писал? Что-то такое:

«Вы ходили пешком по трассе? Вот и я нет, до этого лета. Поделюсь впечатлениями: во время такого марш-броска периодически слезятся глаза из-за дорожной пыли и кусочков грязного асфальта, вылетающего из-под колес фур и дальнобоев. На голове колтун из слипшихся от краски волос. Медленно истончается подошва кроссовок, буквально стирается о шершавый асфальт, как графит о листок бумаги. Но самое неприятное – это ловить постоянные любопытные взгляды сотен незнакомых глаз, из окон авто, каждой паре которых ты интересен. Порой ощущаешь себя дешевой провинциальной дамой «с пониженной планкой социальной ответственности», идущей с работы.

Культурный налет сходит за три дня. На четвертый ты уже «плоть от плоти» местных работяг в нестираной робе. Мне кажется, что они в ней спят. Именно здесь, на промышленных и строительных городских окраинах нужно размещать предвыборную агитацию за коммунистов, а не на сытой Набережной или Воскресенской. Идиоты. Далеко не Мышкины. Просто, идиоты. Смотришь на десятки баннеров с депутатами, а видишь один. Везде безликий синий костюмчик и широкая харя с осторожной улыбкой. Нет, это не млекопитающие, а пресмыкающиеся, подкаблучники председателя партии и системы. Греет мысль: «я не такой, я крашу кран. Под Цоя. Свобода?».

Или такое:

«Пальцы не слушаются. Одеревенели от холода, но я все равно печатаю. Идёт дымок изо рта, началась осень. Проезжающие мимо машины окатывают, как на автомойке, брюки насквозь. Ткань льнет к ляжкам – от этого еще холоднее. В кроссовках хлюпает и пузырится вода. Им конец. Куртка еще не сдалась. По козырьку кепки тарабанят капли. Слышал про подобную китайскую пытку. Восемнадцать минут назад стоял на коленях под прицепом, пытаясь укрыться от дождя. Сейчас на остановке.

Занял денег, уже в автобусе. С кепки капает прямо на экран телефона. Счастливый билетик «774855».

Мы не укладываемся в сроки по покраске крана, рискнули сегодня поработать. Прогноз обманул. Решили спрятаться под прицеп, согнулся в три погибели. Дикая поза. Чтобы не стоять на жидком дерьме, называющемся почвой̆, стою на пустых банках из-под краски. Больно. В полуметре от носа топливные разливы. Бензиновая радуга перетекает из лужи в лужу, из ямки в ямку. Красиво, но я не в состоянии. Дождь стучит по вдавленным в землю крышкам с синими и белыми (почти гжелевскими) красочными разводами. Выходит музыка. Вот уж вспоминаешь: «а вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?». Хочется плакать. «И так много воды», – думаешь, и перестает хотеться. И вообще, единственное, что остается в таком положении – думать.

Тихо ненавижу. Кого? Себя? Дождь? Всех.

Почему-то кажется что нам не заплатят. А даже если бы заплатили, то разве оно того стоит? Нет. Может, это оплата кесарева для этого текста? Возможно. Люди не появляются без крови и боли.

Теперь захотелось смеяться. Раньше никогда не понимал, почему герои откровенно ржут, когда находятся в полной̆ заднице. Истерически смеюсь, стоя раком на банках под протекающим прицепом. Вспомнилась последняя фраза попугая у Дефо: «Бедный̆ Робинзон Крузо! Куда ты попал? Где ты был?» – не нахожу ответа.»

Последнее, что тут скажу:

Я его докрасил.