Читать книгу Гибель империи. Уроки для современной России - Егор Гайдар - Страница 14

Проблемы, с которыми столкнулась Испания в XVI–XVII вв., были известны в конце XVIII – начале XIX в., в канун старта современного экономического роста. И все-таки долго казалось аксиомой, что ресурсное богатство, обеспеченность страны запасами важных для индустриализации полезных ископаемых, обилие плодородной земли – важный и позитивный фактор развития. Опыт XX в. показал, что эти взаимосвязи, увы, сложнее и драматичнее.

Между 1965 и 1998 гг. душевой ВВП в таких богатых ресурсами странах, как Иран и Венесуэла, сокращается в среднем на 1 % в год, в Ливии – на 2 %, в Кувейте – на 3 %, в Катаре (1970–1995 гг.) – на 6 % в год. В целом в странах – членах ОПЕК душевой ВВП в 1965–1998 гг. снижался на 1,3 % в год на фоне среднегодового темпа роста в 2,2 % в странах с низкими и средними душевыми доходами[153].

На протяжении последних десятилетий появилось немало работ, посвященных влиянию ресурсного богатства на экономическое развитие. Точно определить, что такое ресурсное богатство, непросто. Одни авторы определяют его как долю сырьевых ресурсов в экспорте, объеме валового внутреннего продукта, другие – как площадь территории, приходящейся на одного жителя страны. Важно, что независимо от определения результаты исследований оказывались близкими[154]. Они демонстрируют статистически значимую негативную корреляцию между долгосрочными темпами экономического роста и ресурсным богатством[155]. Попросту говоря, наличие природных богатств не только не гарантирует государству будущего процветания, но, скорее всего, осложнит путь к таковому.

Типичный пример из этого печального ряда, один из многих, – Нигерия. Крупные нефтяные месторождения здесь были введены в эксплуатацию в 1965 г. В течение последующих 35 лет совокупные доходы от добычи нефти, если исключить платежи международным нефтяным корпорациям, составили примерно 350 млрд долл. (в ценах 1995 г.).

В 1965 г. душевой ВВП был равен 245 долл. К 2000 г. он остался на том же уровне[156].

Исследователи спорят о том, какой из факторов, связанных с ресурсообеспеченностью, создает наибольшие препятствия на пути динамичного экономического роста[157]. Однако набор рисков, связанных с ресурсным богатством, хорошо описан[158].

Природные ресурсы, связанные с ними возможности извлечения рентных доходов позволяют властям очередной “ухватившей бога за бороду” страны наращивать бюджетные поступления, нимало не озабочиваясь повышением общих налогов[159] (см. табл. 3.1).

Таблица 3.1. Доля нефтяных доходов в суммарных доходах бюджета в Венесуэле, Мексике и Саудовской Аравии в 1971–1995 гг. Средние значения по пятилетиям (%)

Источник: Расчеты по данным: Auty R. М. (ed.). Resource Abundance and Economic Development. Oxford: Oxford University Press, 2004 (Мексика, Саудовская Аравия); Salazar-Carrillo J. Oil and Development in Venezuela during the Twentieth Century. Praeger Publishers, Westport, CT, 1994 (Венесуэла).

Это означает, что у властей предержащих нет необходимости налаживать долговременный диалог с обществом – налогоплательщиками и их представителями. Тот исторический диалог (ведущий к компромиссу), который только и прокладывает русло формирования набора институтов, ограничивающих произвол власти, обеспечивающих гарантии прав и свобод граждан. Благодаря этому трудному диалогу создаются правила игры, позволяющие запустить механизм современного экономического роста[160]. Вот и получается, что шансы на создание системы сдержек и противовесов (популярнейший в ельцинское время, а ныне вышедший из моды комплекс понятий), надежных институтов, позволяющих ограничивать коррупцию и произвол властей и чиновничества, у населения в богатых ресурсами странах меньше, чем в тех, которые подобными ресурсами обделены[161].

Атмосфера тут создается другая. И климат другой. Салтыков-Щедрин классически описал эту атмосферу:

Когда делили между чиновниками сначала западные губернии, а впоследствии Уфимскую, то мы были свидетели явлений поистине поразительных, казалось бы, УЖ НА ЧТО ЛУЧШЕ: УРВАЛ КУСОК КАЗЕННОГО ПИРОГА И проваливай! Так нет, тут именно и разыгрались во всей силе свара, ненависть, глумление и всякое бесстыжество, главной мишенью для которых – увы! – послужила именно та неоскудевающая рука, которая-то и дележку-то с той специальной целью предприняла, чтоб угобзить господ чиновников и, что само собой разумеется, положить начало корпорации довольных[162].

Оценки качества национальных институтов, вырабатываемые международными организациями, субъективны. Но все они показывают, что между показателями политических свобод, гражданских прав, качеством бюрократического аппарата, практикой применения закона, с одной стороны, и ресурсным богатством – с другой, есть сильная негативная корреляционная зависимость[163].

Распределение доходов, генерируемых в экономике стран, богатых ресурсами, зависит от дискреционных решений органов власти[164]. Это стимулирует конкуренцию не в том, кто произведет больше качественной продукции с минимальными издержками, а в умении давать взятки чиновникам, увеличение того, что А. Крюгер в своей классической работе назвала административной рентой[165]. К тому же ресурсное богатство повышает риски политической нестабильности, связанной с борьбой за перераспределение рентных доходов[166].

Даже в высокоразвитой демократической Норвегии доля экспорта в ВВП оставалась неизменной со времени открытия месторождений в Северном море. Рост экспорта нефти по отношению к ВВП компенсировался сокращением вывоза других товаров. Из стран – членов ОЭСР в этот период подобное развитие событий характерно лишь для еще одной богатой ресурсами страны – Исландии, в экспорте которой половину объема составляла рыба[167].

Эта проблема разрешима. Есть богатые ресурсами страны, в которых сложилась демократия налогоплательщиков, постепенно трансформировавшаяся в демократию всеобщего избирательного права с эффективными, малокоррумпированными бюрократиями. США, Канада, Австралия, Норвегия – наглядные тому примеры. Однако это страны, в которых демократические механизмы формировались веками, где политические институты были достаточно эффективными и устойчивыми, чтобы справиться с вызовом ресурсного богатства[168]. Есть и государства, не имеющие долгосрочной демократической традиции, сумевшие эффективно управлять ресурсным богатством (Ботсвана, Чили, Малайзия, Маврикий)[169]. Но, как показывает опыт, создать демократические установления там, где велика роль природной ренты, труднее, чем в странах, где этот фактор риска отсутствует.

Проблема, связанная с природным богатством, в том, что рентные доходы ресурсного сектора осложняют развитие иных секторов экономики. Она подробно описана на примере влияния открытых в 1960-е гг. в Голландии крупных месторождений газа на обрабатывающую промышленность этой страны и получила название “голландская болезнь”[170]. Собственно, Голландия справилась с ней удачнее, чем большинство других богатых ресурсами стран. Это не стало основанием для изменения закрепившегося термина. На деле эту болезнь с тем же успехом можно назвать “венесуэльской”, “нигерийской”, “индонезийской” или (в последние годы) “российской”[171]. Если говорить о сырьевых товарах, не являющихся топливом, то ее с тем же правом можно назвать “замбийской” или “заирской” (медь), “колумбийской” (кофе).

Суть “голландской болезни” в том, что рентные доходы сырьевых отраслей стимулируют рост заработной платы и издержек в прочих отраслях национальной экономики (статистическая зависимость уровня национальных цен от ресурсного богатства убедительно подтверждена[172]). Секторы, продукция и услуги которых сталкиваются с международной конкуренцией, становятся неконкурентоспособными как на внутреннем, так и на внешнем рынке и вынуждены сокращать производство[173]. Отсюда риски формирования экономики, которая все в большей степени зависит от колебаний цен на сырье.

Характерная черта богатых ресурсами стран – недостаточное внимание к развитию образования. Причины этого неочевидны, но многие исследователи связывают это со своеобразием структуры спроса на рабочую силу, предъявляемого добывающими компаниями[174]. Быть может, это связано еще и с психологическими характеристиками возникающих в этих странах элит, о которых писал Салтыков-Щедрин: временщики не думают о будущем, а образование – это вложение в будущее.

В 1950-х – начале 1960-х гг. распространенным было представление, что важнейшие проблемы государств, экономика которых зависит от экспорта сырья, связаны с долгосрочной тенденцией снижения цен на него по отношению к ценам на продукцию обрабатывающих отраслей. Эти взгляды, основанные на опыте кризисного развития мировой экономики 1920-1930-х гг., были широко представлены в работах, опубликованных Экономической комиссией ООН по Латинской Америке, в книгах и статьях известного аргентинского экономиста Р. Пребиша[175].

Развитие событий во второй половине XX в. показало, что цены на сырьевые товары по отношению к ценам на продукцию обрабатывающих отраслей действительно снижаются. Но это процесс медленный. Темпы падения цен на сырье в долгосрочной ретроспективе составляли примерно 1 % в год. Более серьезная проблема в том, что цены на сырье колеблются в широком и труднопрогнозируемом диапазоне. И при их росте, и при падении такие колебания создают серьезные проблемы как для экспортеров, так и для импортеров[176].

Известный американский экономист, лауреат Нобелевской премии П. Самуэльсон писал: “Экономист не может предвидеть будущее с точностью… но если даже почти может предсказывать, то все что угодно, только не цены”[177]. Применительно к ценам на сырьевые товары это утверждение во второй половине XX в. оказалось более чем справедливым (рис. 3.4).

Рис. 3.3. Динамика реальных мировых цен на некоторые сырьевые товары в 1950–2004 гг.

Источник: International Financial Statistics 2005, IMF

Факторы, обусловливающие колебания цен на сырье, известны. Производство в сырьевых отраслях капиталоемко, осуществление инвестиционных проектов требует многих лет. Текущие затраты относительно капитальных невелики. Нарастить добычу в короткие сроки трудно или невозможно, сократить – непросто и по технологическим, и по социальным причинам.

Одним из факторов, проложивших дорогу ценовой войне середины 1980-х гг., было то, что власти Саудовской Аравии, сократившие между 1981 и 1985 гг. объем добычи нефти почти в 4 раза, столкнулись с тяжелыми проблемами в обеспечении газоснабжения населения. Уменьшая добычу нефти, правительство вынуждено было сокращать выпуск попутного газа, от которого зависело функционирование коммунальной сферы страны. Это лишь один из примеров того, с какими проблемами сталкивается сырьевая экономика[178].

Рис. 3.4. Индексы цен в мировой экономике в целом и на отдельные сырьевые товары (1960–2004 гг.)

Примечание. Общий уровень цен мировой экономики получен как отношение номинального ВВП к реальному.

Источник: Расчет по данным IMFIFS, 2005; World Band World Development Indicators (далее – WB WDI)

В краткосрочной перспективе объемы производства сырья слабо зависят от цен мирового рынка. Спрос же на сырьевые товары тесно связан с мировой экономической конъюнктурой. Он повышается при росте темпов развития мировой экономики и сокращается при их замедлении[179]. При ограниченной способности сырьевых отраслей наращивать и снижать добычу, цены на сырье колеблются значительно сильнее, чем на продукцию обрабатывающих отраслей. Данные рис. 3.3–3.9 иллюстрируют, насколько сильным оказывается влияние даже незначительного замедления темпов развития мировой экономики на динамику сырьевых цен.

Труднопрогнозируемые изменения мирового климата также оказывают влияние на рынок сырья[180]. То, что происходит на сырьевых рынках, сказывается на глобальном развитии. С начала 1970-х гг. изменение цен на нефть оказывает большее влияние на мировую экономику, чем колебания обменных курсов. Богатым ресурсами странам приходится решать проблемы, порожденные резкими и непредсказуемыми колебаниями цен на товары, от экспорта которых зависит финансовое положение страны. Повышение цен на сырьевые ресурсы сказывается на мировом хозяйстве сильнее, чем их понижение[181]. Впрочем, странам – экспортерам природных ресурсов в условиях падения цен от этого приходится не легче.

Волатильность цен, связанная с мировой конъюнктурой, накладывается на проблемы сырьевых отраслей. Технические открытия, внедрение новых способов производства изменяют объем спроса. Классические примеры тому – массовое внедрение материалов, замещающих медь, во второй половине XX в.[182], рост потребности в палладии, обусловленный повышением требований к чистоте выхлопных газов в автомобильной промышленности.

Рис. 3.5. Динамика среднегодовых цен на медь на Лондонской бирже в 1965–1975 гг.

Примечание. В долларах США в постоянных ценах 2957 г.

Источник: Mikesell R. F. The World Copper Industry. Structure and Economic Analisys. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1979.

Рис. 3.6. Помесячная динамика текущих цен на цветные металлы на мировом рынке в 1978–1984 гг.

Источник: International Financial Statistics 2004, IMF

Рис. 3.7. Темпы прироста мировой экономики в 1978–1984 гг.

Источник: расчеты по: Maddison A. The World Economy: Historical Statistics. Paris: OECD, 2004.

Рис. 3.8. Помесячная динамика текущих цен на цветные металлы на мировом рынке в 1988–1995 гг.

Источник: International Financial Statistics 2004, IMF

Рис. 3.9. Темпы прироста мировой экономики в 1988–1994 гг.

Источник: расчеты по: Maddison A. The World Economy: Historical Statistics, OECD, Paris 2004.

Открытие и ввод в эксплуатацию новых месторождений сырья, имеющих преимущества по условиям добычи по сравнению с существующими, прогнозировать непросто. Отсюда риски падения цен на сырье с началом их разработки. Но мир не застрахован и от того, что такие месторождения на протяжении периода, составляющего десятилетия, не будут открыты, а дефицит ресурсов приведет к долгосрочному росту цен на них.

Еще один фактор нестабильности сырьевых рынков – их зависимость от политики. Характерный пример – развитие событий на рынке меди в конце 1940-х – начале 1950-х гг. Начало корейской войны, рост потребности военной промышленности США привели к повышению спроса на этот металл. Быстро нарастить его добычу было невозможно. Отсюда скачок цен в начале 1950-х гг. и затем последующее за окончанием войны их снижение.

В 1973 г. – на фоне ара60-израильской войны – цены на нефть выросли в беспрецедентных для предшествующей истории масштабах. Сама война была скорее поводом, чем причиной этого. За предшествующие 10–20 лет радикально изменилась ситуация в мировой нефтяной индустрии. Возможности международных нефтяных компаний регулировать условия работы в отрасли сократились, реальные права нефтедобывающих стран возросли. Кризис 1973 г. сыграл лишь роль спускового крючка в давно заряженном ружье.

Через несколько лет после событий, связанных с ара60-израильской войной 1973 г., на фоне растущих беспорядков в Иране добыча нефти в этой стране упала с 5,5 млн баррелей в день в октябре 1978 г. до 2,4 млн баррелей в день в декабре того же года. В январе после прибытия аятоллы Хомейни в Иран, краха шахского режима добыча нефти снизилась до 500 тыс. баррелей в день[183]. После формирования новых иранских властей и восстановления некоего подобия порядка в апреле – июле 1979 г. добыча стабилизировалась на уровне 3,9 млн баррелей в день, существенно более низком, чем во времена стабильности шахского режима (5,7 млн баррелей в день в 1977 г.[184]). Когда в 1980 г. началась ирано-иракская война, обе страны были вынуждены сократить добычу нефти. Цены на нее на мировом рынке многократно выросли.

Рис. 3.10. Помесячная динамика текущих цен на нефть на мировом рынке в 1979–1981 гг.

Примечание. Здесь и далее приводятся данные по средневзвешенным ценам на сырую нефть на мировом рынке.

Источник: International Financial Statistics 2004, IMF.

Рис. 3.11. Помесячная динамика текущих цен на нефть на мировом рынке в 1985–1986 гг.

В постоянных ценах 1580 г.

Источник: расчеты по: Hamilton Е. J. American Treasure and the Price Revolution in Spain, 1501–1650. Cambridge: Harvard University Press, 1934. P. 34. Индекс цен взят из: Flyn n D. 0. Fiscal crisis and the decline of Spain (Castile) // The Journal of Economic History. 1982. Vol. 42. P. 142.

Многие наблюдатели полагали, что цены вышли на новый уровень и останутся надолго. Эта ошибка дорого стоила нефтедобывающим странам, в числе которых был и СССР. В середине 1980-х гг. стало ясно, что цены 1979–1981 гг. обусловлены преходящим стечением обстоятельств. В 1985–1986 гг. они резко упали {рис. 3.10, 3.11). Предвидеть это в 1980–1981 гг. было непросто.

В тех случаях, когда сырье – ограниченная часть национальной экономики, колебания цен на него создают проблемы для ее отдельных секторов. Но есть немало государств, хозяйство которых сильно зависит от того, что происходит на рынках сырья (см. табл. 3.2).

Таблица 3.2. Доля экспорта нефти в суммарном экспорте некоторых стран-нефтеэкспортеров в 1971–1990 гг. Средние значения по пятилетиям (%)

Источник: Расчеты по данным из: Salazar-Carrillo J. Oil and Development in Venezuela during the Twentieth Century. Praeger Publishers, Westport, CT, 1994; Mitchell B. R. International Historical Statistics. L: Macmillan Reference LTD., 1998; WD WDI.

В условиях быстро, непредсказуемо меняющихся цен на сырье даже фундаментальный показатель состояния национальной экономики – душевой валовой внутренний продукт колеблется в необычно широком диапазоне. Влияние нестабильности сырьевого рынка на бюджетные поступления сильнее[185]. То, что доходы государства, связанные с повышением цен на нефть, нельзя рассматривать как стабильные, известно. Волатильность нефтяных цен высока, события, не связанные с экономикой, могут радикально изменить их уровень. Отсюда важнейшая задача властей нефтедобывающих стран – не допустить ситуации, когда выполнение бюджетных обязательств, сохранение финансовой стабильности зависит от динамики труднопрогнозируемого параметра, которым никто не может управлять. В условиях благоприятной конъюнктуры расходы бюджета наращивать легко. Когда ситуация на рынке меняется, их непросто сократить.

В диверсифицированных рыночных экономиках, столкнувшихся с финансовым кризисом, стабилизационные программы редко предполагают сокращение бюджетных расходов более чем на 10 % в реальном исчислении. Чтобы реализовать такие программы, необходимо мужество, готовность платить за принятие решений, необходимых для стабилизации национальной экономики. Это предполагает высокую политическую цену. Однако в странах, зависимых от производства и экспорта сырья, при многократном падении рентных доходов возникают проблемы иного масштаба[186].

Когда конъюнктура благоприятна, доступ стран – производителей сырья к международным финансовым рынкам открыт. Они нередко в крупных масштабах привлекают внешние займы, пытаются на этой основе форсировать развитие экономики, начинают осуществлять масштабные инвестиционные проекты. При изменении конъюнктуры кредитные ресурсы, недавно столь доступные, становятся запретительно-дорогими, иногда отсутствуют вовсе. Рефинансировать старые займы за счет новых оказывается невозможно. Возвращать занятые деньги приходится за счет бюджета, доходы которого при падении цен сократились.

В условиях неблагоприятной конъюнктуры богатая ресурсами страна рискует столкнуться с бюджетным кризисом, проблемами платежного баланса и сокращения валютных резервов, невозможностью обслуживания и возвращения внешнего долга. Примеров такого развития событий в экономической истории немало.

Переход от общественных настроений, связанных с высокими ценами на экспортируемое сырье, к жесткой экономии дается нелегко. Нередко он приводит к смене политического режима. Происходит это по-разному: политическая либерализация в Мексике, военный переворот в Нигерии, гражданская война в Алжире, кризис демократии в Венесуэле.

Нефть в этом отношении не уникальна. Медь, динамика цен на которую имеет ключевое значение для Чили, Папуа – Новой Гвинеи, Заира и Замбии, – следующий по объему оборота мирового рынка за нефтью сырьевой ресурс, также преподносит странам, являющимся его экспортерами, немало сюрпризов. Но значение нефти для мировой экономики больше.