Читать книгу Дух подростка - Егор Сергеевич Невский - Страница 5

НАЧАЛО

Моё детство – это яркая красочная масса. Помню яркое солнце, и я с мячом, играю им перед подъездом, на крыльце у входа в подъезд сидит Макс, он смотрит как бы изучая меня, мы соседи, но толком ещё не знакомы. Через 13 лет он станет зависимым от алкоголя и наркотиков подростком, вечно ходя по лезвию и вечно в драках он неудачно жениться, имея двух детей начнет избивать под измененным сознанием жену, разведется, переедет в крупный город и просто пропадёт в волоките грязной работы и наркотиков. А пока до этого далеко, я его узнаю через пару лет, и мы подружимся на долгие годы детства и юности. Макс окажется с особенным чувством сарказма, иронии и физической силы парнем. Ради его компании всегда будет собираться толпа, все от него будут хотеть веселья, и он выдаст желаемое просто игрой слов, при этом шутя над кем-то он никогда не оскорблял объекта издевки, талант никак иначе. Я же, был самым счастливым в мире, просто живя, существуя, наблюдая за событиями вокруг которые казались такими захватывающими и важными. Не выходя за пределы своего двора и некоторых мест в городе, жизнь казалась идеальной и лёгкой, все люди казались добрыми, и я думал, что так будет вечно. Мир открыт для меня, а я открыт для него, границ нет, есть я, родные люди, бесконечное любопытство и страсть в познании всего что меня окружает.

Странно, почему мы запоминаем те или иные моменты. Лучи солнца на белых стенах школы, которые отражаясь освещали мою комнату через окно, легкость и радость, которые переполняли меня без причин, большую энергию внутри и непреодолимое желание двигаться вперёд. Помню отца, который всегда из командировок привозил мне подарки. Каждый раз, когда я гулял с мамой или сестрой и видя вечером фары от заезжающих во двор машин я спрашивал не папа ли это едет, я отчаянно его ждал не из-за подарков, а просто его, наверное, так у многих, когда ты мальчик то ты больше тянешься к отцу, к чему то мужскому, учась всему у него. Ярко помню маму, уходящую за покупками и долгое ожидание перед телевизором того радостного момента её возвращения с пакетами полных еды и всяких вещей. Помню, ранние пробуждения и одиночество в ожидании пока кто-нибудь проснётся. Сестру, которая нежно присматривала за мной пока я учусь кататься на льду стоя, брата всегда с улыбкой и его классическими издевками как это бывает у старших детей над младшими в семьях.

Помню утро на рождество и скорый бег за подарком под новогодней ёлкой и записками якобы от старого милого дедули с пожеланием хорошо себя вести, почерк которых всегда был так похож на подчерк моего отца. Когда я спрашивал отца об этих письменных наставлениях, в которых были написаны условия что бы я не баловался, иначе в следующем году подарка не будет, он отшучивался, типа этот дедуля в красном волшебник и может писать любым подчерком, было умно, но я быстро распознал ложь. Жаль, я слишком рано стал не верить в существование волшебного дедули, который дарит подарки хорошим детям, следовательно я не верил и в волшебство в принципе, а в детстве, наверное, было важным верить в чудо. Забавно было наблюдать как мои друзья фантазируют чего бы им пожелать на новый год, рушить их иллюзии я не хотел, к чему огорчать и портить веру в нечто хорошее. Я их приободрял и советовал, чего можно пожелать и вдохновлялся их энтузиазмом. Помню их яркие глаза, когда они клали письма в почтовый ящик, написанные не без помощи родителей.

Помню тёплые взгляды на мне родных людей и просто знакомых. Запах скошенной травы, шампуня и детской зубной пасты, реки, парфюма родителей, ароматы воздуха в разные периоды времен года. Запахи особенно связывают с прошлым, с воспоминаниями и чувствами. Помню, как небольшим зеркалом я ловил солнечные лучи из окна и направлял их в комнату, это казалось волшебным, будто солнце было так близко, буквально в моих руках. Это чудесное чувство незнания простого делало жизнь удивительной. Сейчас у меня такое чувство, что чем больше познаёшь, тем скучнее становится жизнь, познание будто всё обесценивает. Я из поколения циников в развитом мире технологий и капитализма.

Моя семья казалась мне идеальной. Мой отец добрый, задумчивый и чуткий человек очень заботился обо мне. Моя мама была милой и заботливой, но часто строгой, мне сложно было её понять в детстве, я нуждался в наивности и радости, а она была строга и непоколебима. Из-за этого я рос по принципу инь-ян, во мне боролись доброта отца и непоколебимость матери, я никогда не чувствовал гармонии в себе.

Мои родители в силу своей занятости отправили меня к дедушке с бабушкой в небольшой поселок на семь месяцев, хотя мне казалось, что я там находился гораздо дольше. Планировалось на месяца три, но дела родителей затянулись. Я даже почти их забыл, но их посылки напоминали, что они у меня есть. Они отправляли мне игрушки, я их бережно берег, чувствуя в них какой-то значимый смысл. Очень необычно, как вещи, с виду безделушки становятся дорогими, только потому что они от важных для нас людей, в них кроиться какая-то связь, воспоминания, такие вещи дороже золота, держа их, чувствуешь присутствие тех, кто не рядом, это волшебно. Я познал силу вещей, от значимых для нас людей или некогда принадлежавших дорогим людям, они греют, причиняют боль, радуют, но что точно – никогда не оставляют равнодушным.

Скучать у бабушки и дедушки мне не пришлось, в этом поселке жил мой дядя, он был умным, разочарованным и вспыльчивым человеком, думаю на это были причины. Его две дочери, мои двоюродные сестры не давали мне грустить, немного постарше и моя ровесница девочки были искренними, радостными и очень привязанными друг к другу сестрами, они спасали меня от скуки дней в кампании бабушки и дедушки, хотя безусловно они были дольно веселой, доброй, яркой парой прожившие в браке уже 40 лет, но ребенку для компании нужен такой же ребенок, поэтому я с нетерпением ждал встречи со своими любимыми сестрами.

Летом мы часто ходили с их мамой на пляж, там было огромное дерево на склоне у воды, подростки прыгали оттуда, наблюдая за этим я долго планировал сделать тоже самое. Не знаю, стадный «инстинкт» или просто детское «хочу» сыграло роль, и я решился прыгнуть. Пока мама моих сестер отвлеклась, я убежал и залез на самый верх дерева, оттуда было видно все водохранилище. Крикнув сестрам и заметив их взгляд на мне, я прыгнул. Погрузившись в воду время будто замерло, я наблюдал лучи солнца сквозь темную воду и погружался всё ниже и ниже, лучи становились темнее и это зрелище отдаления от поверхности и ослабевающие лучи солнца, темнота, поглощающая меня, завораживали, и я будто уснул. Во сне, казалось, что я летаю, я был как воздух, как ветер, мчась, не зная остановки и внезапно меня резко отбросило назад. Я очнулся на пляже, окруженный толпой людей и заплаканных сестрах с их мамой в обнимку. С изжогой в области легких я стал резко выплевывать воду. Под этим деревом глубокая яма, на дне этой ямы черный ил, за мной нырнуло много людей, спасатель вынырнул первый и сказал в этой яме нереально ничего увидеть, он заявил, что меня смогут достать только водолазы. Все, наверное, смерились и только один проворный парень не сдался, продолжая ныряя меня искать. И он нашел, он почувствовал мою руку и мигом потянул мое маленькое пятилетнее тело на поверхность. Он спас мне жизнь, а сейчас я даже не помню его имя, не помню даже как он выглядел, помню лишь его суровые красные от воды глаза, которые стали радостными, когда я его поблагодарил и обнял. Мне стыдно, что сейчас я не знаю как он и чем живет, я бы хотел его поблагодарить ещё раз, этот парень настоящий герой, такие люди встречаются крайне редко, я счастлив что на моем пути мне повстречался такой человек. Это так нелепо, часто мы не помним людей, которые так сильно повлияли на нашу жизнь. Не знаю, может в тот день я почти умер, может я перешел в другой мир, из физического в мир более широкий и не ограниченный, хотя, возможно, это лишь галлюцинации. Но эти чувства, которые были в тот момент я запомнил на всю жизнь, эту легкость и безграничность мчащегося в даль меня в ярком свете.

Летом с бабушкой и дедушкой я часто ходил на фазенду, небольшой домик посреди поля. Там был огород и мои бабушка с дедушкой выращивали там всевозможные овощи, эти овощи и сейчас остаются для меня такими вкусными, что не в каком ресторане я не пробовал слаще. Пока они работали на грядках я бегал возле дома изучая природу, наблюдал как в пруду плавает рыба, как насекомыми кормятся птицы, как пчелы буквально купаются в пыльце цветов. Помню приятный прохладный воздух у пруда, смешанный с запахом травы и земли. Когда ты мал то с природой у тебя особые отношения, ты видишь её иначе, ты с ней един, и она завораживает своим сложным, но в тоже время таким гармоничным устройством.

У меня есть лого-невроз, слова давались мне с трудом. Меня могли понять только самые близкие люди, с которыми я провожу много времени. Родители меня водили к логопедам, но особо они не помогали. Каждый день перед тем, как пойти гулять моя бабушка занималась со мной, мы разучивали сложные слова и по многу раз их произнося я избавлялся от быстрой и невнятной подачи слов, только благодаря в большой степени ей я стал нормально разговаривать, заговариваясь только в особо нервные моменты. Простые с виду занятия, упорство и серьезное отношение к моей речи моей бабушки сделали меня полноценным и без преувеличения, она мне этим подарила жизнь. Людям с нарушением речи и проблемами с ней в обществе живётся очень тяжко. Я буквально обязан своей бабашке не только жизнью, но и жизнь полноценной в целом.

Когда за мной приехали родители я будто почувствовал это и направился к окну и наблюдал за ними, подъехала большая серая машина и из нее вышел мой отец и мама, которая перекрасилась в блондинку, они радостно направились в наш дом. Я чувствовал, что они заберут меня и ощущал, как измениться моя жизнь, когда они увезут меня от бабушки с дедушкой. Машинально я осмотрел комнату и бабушку, подсознательно я знал, что прощаюсь, стало грустно. Уезжая от оттуда, я был расстроен, я так привык к той жизни. Увидев меня расстроенного, отец наклонился ко мне.

– Без перемен ты бы стоял и бился на одном месте, это скучно, – я запомнил его слова, и они стали для меня неким девизом по жизни.

Вернувшись, домой я быстро понял, что мой большой двор был сердцем нашего района, там собирались все дети, живущие поблизости. Я выходил на улицу и входил в толпу, таких же пропащих детей, как и я. Нам было скучно, и мы развлекались как могли, взрослые не понимали нас, а мы их и с ними было скучно. Самое страшное что могло для нас быть это сидеть дома. Телевизор особо не развлекал, особенно когда в доме он один и конечно же твоя семья не даст тебе смотреть то, что хочешь ты, это им совсем не интересно. Куда интереснее второсортные сериалы, новости, шоу в которых люди кричат друг на друга. Я никогда не понимал смысл шоу, где даже ребенком понимаешь, что всё подстроено, а также кино, захватывающие боевики, где один плотный парень разносит десять человек и спасает свою красивую девушку, и они уезжают в закат, фантастика не более. В моем небольшом городе компьютер считался за нечто фантастическое и мало у кого он был, в типичных рабочих семьях еды то иногда не было, о каком компьютере могла идти речь. У меня он был, мой отец прилично зарабатывал, но интернет на нем работал кое-как и трафик был очень дорогим, встроенные игры для меня были скучны и вообще отец особо не разрешал за ним сидеть и играть в игры, он считал, что ими я испорчу себе психику. Во многом отец был прав, многие подсаживаются на игры и играют бесконечно, заводят там друзей, строят свой идеальный мир. Их реальный мир потихоньку начинает терять для них значение, они в реале никто, винтики жизни, а в игровом мире они могут стать кем угодно, это самообман и иллюзия которые порождают зависимость. Такие люди просто не выносят окружающий мир и нервно бегут от него в сеть. Это очень большая современная проблема во многих семьях, это очень тонкая грань, по которой ходят дети и подростки. Психика становиться неуравновешенной, сленги из игр становятся их основным словарным запасом. Они живут как роботы, очень жаль таких людей. Я это обошел стороной, благодаря отцу, не домашнему образу жизни и своим друзьям, но многие мои знакомые подсели, и они вечно в онлайне, когда их встречаешь они стараются скорее уйти, их уже не спасешь как бы я не пытался. Когда жизнь таких зависимых людей выходит за их сеть, и они сталкиваются с жизненными трудностями им ничего не остаётся кроме глубокой депрессии и это в лучшем случае, это как наркомания. Помните, нет ничего лучше, чем реальные чувства и реальная жизнь, сеть это всего лишь развлекуха и клондайк информации, не более, если вы конечно не программист, но это совсем другое.

Как-то переизбранный президент моей родной страны дал тур по городам, я был с отцом и его лучшим другом Александром. Была зима и все столпились в ряд у дороги, мы еле протолкнулись что бы видеть дорогу, по которой должен был проехать президент. Всю дорогу Александр сильно критиковал власть и этого президента, он буквально не мог остановится и стоя там продолжал это делать, впрочем, большинство людей находившиеся там делали тоже самое. Обстановка была напряженной и полицейские стоявшие по сторонам вдоль дороги нервно переглядывались, готовясь к худшему. Когда дорогу перекрыли и вдали показались черные машины все умолкли, наступила тишина, мне показалось что люди будто перестали дышать. Черные злого вида машины с синими мигалками ехали на большой скорости и сигналили очень громким звуком, который не похож на типичный сигнал у машин, мне заложило уши. Серьезные лица людей в этих машинах, разглядывающие толпу, смущали и наконец показалась длинная черная машина с флагами на капоте. Я увидел руку из машины, которая неохотно приветствовала собравшихся людей. И тут все люди стали радоваться, Александр незадолго до этого критикуя президента радостно улыбнулся и помахал рукой в ответ быстро проезжавшему улыбчивому мужчине в чёрном пиджаке, белой рубашке и ярком красном галстуке. Я был поражен как изменились люди столкнувшись с тем, кого так яро унижали. Под приглушенные звуки из-за моих заложенных ушей я увидел этого седого мужчину, который так широко улыбался мне и медленно махал рукой. Наблюдая за ним будто в замедленной съемке, я твердо решил в тот день, что стану его подобием, тем, кому при встрече все улыбаются, а за спиной ненавидят, это казалось мне забавным.

– Ну что Александр, понравился президент? – спросил с сарказмом мой отец.

– Это был лишь знак приличия, не более, – ответил с недовольством Александр и мой отец рассмеялся.

Александр был примерный семьянин, протестант, шесть детей. Он был лучшим другом моего отца, они даже братались по крови, так же он был коллегой моего отца, они всегда работали вместе. У него был большой дом, меня часто отправляли в него, когда родители были заняты. Это очень весело, когда в доме так много детей, жена Александра Лилия была доброй и терпеливой женщиной, когда кто-то проказничал она всегда переводила всё в шутку. Мне нравилось в этом уютом доме, там всюду была легкость и детский смех. В такие моменты я жалел, что я не из многодетной семьи. Когда растешь в большой семье это внушает уверенность, чтобы не случилось у тебя есть многочисленные родные люди, которые не дадут пропасть, это обнадеживает. В такой компании никогда не бывало скучно, разве что ночами, когда заставляют идти спать.

Их дом находился рядом с протестантской церковью, они следили за порядком в ней. Небольшое кирпичное здание имело большое крыльцо, заходя ты сразу замечал широкий проход, между которым в ряд стояли лавочки и небольшую сцену с трибуной с возвышавшимся над ней крестом. Когда начиналось собрание членов церкви детей выгоняли во двор и следили из окон чем они заняты, мы слышали молитвы и яркие песни, от которых становилось приятно. В редкие моменты пока взрослые там готовились к очередному собранию, создавая декорации, например на рождество, мы имели возможность там играть. Я часто вставал за трибуну и представлял, что даю какую-нибудь радостную речь на весь мир и от радостного гула людей мне закладывает уши. Стоя на сцене, я улетал мыслями куда-то вдаль и реальности не существовало, я был на вершине мира, звездой в далеком космосе которой люди могут только восхищаться зная, что никогда не прикоснуться к ней и не увидят вблизи. Я грезил славой.

В шесть лет мне поставили диагноз: гиперактивность. Я думал, что все дети такие, активные, яркие, неусидчивые. Я не мог просидеть на одном месте и минуты, я сводил родителей с ума. Маме ничего не оставалось, кроме того, как сводить меня к врачу. Мне выписали лекарства, которые совсем не помогли, а усугубили положение, мне казалось, что я взорвусь. Мне выписали ещё лекарств, и таким образом с утра я пил пару таблеток, в середине дня еще одну и пару перед сном, они отличались цветом и формой. Родители думали, что это мне помогает, но я знал, что они лишь успокаивают меня на время, я становлюсь спокойным и сонливым внешне, а внутри все по-прежнему пылало. С лекарствами я познакомился довольно рано, мне нравились эти разноцветные штучки, которых было так много, я их расценивал как конфеты без вкуса, думаю они оставили в моем организме что-то непередаваемое словами, что-то на химическом уровне, какой-то значимый след. Я это чувствую внутри, прямо в душе, такое настораживающее чувство бремени, смешанной с эйфорией и в тоже время какой-то гармонией всегда со мной.

Не забывается детский сад, яркое, шумное место, где почти всегда весело, где все вокруг тебе улыбаются, воспитатели, повара, родители детей. Где еда самая вкусная, где дневной сон это как наказание, ты просто впитываешь окружающую среду, которая излучает тепло. Когда дети становились немного взрослее родители были рады поскорее отдать свое дите в сад, кто-то, потому что у них было много работы, другие для скорейшей социализации, чем раньше ребенок начнет существовать в социуме, тем быстрее начнет развиваться и готовиться к жизни в обществе или банально для того, чтобы отдохнуть от родительских обязательств.

В саду было всегда весело, пока не наступал дневной сон и всех гнали спать и не важно хочешь ты спать или нет. Часто лежа в кровати, я наблюдал за солнцем, в прохладные периоды солнце какое-то особенное, его свет не такой яркий как летом, он становиться желтее и имеет теплый оттенок. Наблюдая за солнцем, небом, облаками и мирно спящими детьми я чувствовал уют и покой. В холодное время года солнце садиться раньше, и я наблюдал за закатом, часто не засыпая и вовсе. Помню, как я наблюдал за морозными узорами на окнах, я никак не мог понять откуда они берутся, я мог рассматривать их часами, воспитатели думали, что я отсталый, они же взрослые, они не могли понять, как можно так любоваться и наслаждаться закатом и морозными узорами. Непонимание даже простых вещей в детстве было чудесным. Намного лучше не понимать, что происходит в мире, не понимать проблем в твоей семье, не осознавать, о чем говорят взрослые, а просто существовать и видеть мир таким каким позволяет его видеть твое развитие. Врезалось в память как на прогулке в саду я внезапно увидел своего отца с коллегой Александром, я будто просто повернул голову, а они стояли у забора. Он заехал попрощаться со мной перед очередной командировкой, этот с виду простой момент отложился таким тёплым потоком в моих воспоминаниях, что спустя много лет греет мою искалеченную душу.

За полгода до выпуска из детского сада я сдружился с Аристархом, застенчивым с вижу блондином, но очень избалованным положением своего отца. Его отец был большой начальник в управлении нашего города и при этом очень нервным. Когда его сын обижал девочек, а те жаловались родителям, которые хотели проучить Аристарха его отец приходил и делал виновными всех кроме сына. Наблюдая за его криками, с красным и сморщенным лицом я не мог понять, что с ним, почему он говорит в такой манере и почему его лицо такое сморщенное. А когда кто-то обижал Аристарха его отец имея широкие габариты буквально уничтожал обидчика стоя перед ним и крича на него своим звонким басом. Жалкое зрелище, обидчик хотел провалится под землю, бедный ребенок, но перечить ему никто не мог или не хотел, он же наделен привилегиями. Это был первый раз, когда я почувствовал несправедливость и безнаказанность людей, которые влиятельны.

Помню мой отец говорил, что отец Аристарха плохой человек и что лучше не стоит иметь дела с его сыном, потому что, если мы что-то натворим виноватым сделают только меня. А я же напротив очень хотел дружить с Аристархом, наверное, потому что я хотел его контролировать, многие безумные идеи этого избалованного ребенка я пресекал, подавляя его замыслы какой-то игрой или чем-то полезным, он всегда прислушивался ко мне.

Я убежден что в целом детей учат злиться, обманывать, кричать, негативным чувствам, эмоциям и манерам поведения взрослые. Наследственность, конечно, играют роль, но не столь важную, окружение и воспитание вот что создает индивидуальность. Рождаемся мы чистыми, искренними и жаждем любви, гармонии и красоты, но мир взрослых ломает в нас почти все хорошее, он вынуждает играть по их правилам. Нельзя любить всех, а все не будут любить тебя, вот что грустно.

В те моменты, когда Аристарх чудил я всегда был с ним рядом и невольно становился участником и сразу же виновным вместе с ним, наказание было в саду одно и это перевод в другие группы. Воспитатели видимо думали, что из-за смены обстановки нам будет неловко и от этой неловкости мы там расстроимся и забьемся в угол жалея о содеянном, но мы и там находили чем заняться, знакомились, боролись, ломали стулья, игрушки. Аристарху было все равно знает ли он человека или видит впервые, он был очень напористым и мог издеваться или играть с каждым. Дело дошло до того, что нас отправили в начальную группу, то есть к самым маленьким, дети, которые толком не научились ходить должны были успокоить наш пыл. Под присмотром воспитателей мы просто пялились на этих неуклюжих детей, мы унывали и воспитали обрадовались думая, что нашли нам управу, но ненадолго. Нас стали забавлять эти забавные дети, вечно с улыбкой и таким счастливым будто изучающим тебя взглядом, нам там было как-то спокойно и весело, Аристарх даже начал нянчиться и вроде как воспитатели успокоилось и стали к нему более снисходительны, а он в ответ стал вести себя более сдержанно. Его отец давал воспитателем свободу в плане его воспитания за проступки, но при этом всё равно никогда не признавал, что его сын может быть виновником чего бы то не было. Когда нас разделяли Аристарх просто сходил с ума и крушил всё вокруг, воспитателям ничего не оставалось, кроме того, как пойти ему на встречу и разлучить нас могли только родители, забирающие нас по домам.

Однажды мы с Аристархом на прогулке скучали в маленькой железной машине, ими был напичкан наш сад. Квадратная железная машина, с большими фарами окрашенными в красный цвет имела кабину и сиденья куда вмещались двое, а позади кузов, в который усаживалась детвора. У нее был железный руль, который крутился, можно было сесть за него и воображать, что едешь и весь мир несётся перед глазами. Аристарх, севший за руль, бешено его крутя стал размышлять:

– Было бы здорово так ехать не тут, а взять машину у отца, она огромная и вся черная, —я рассмеялся.

– Так рулить точно нельзя и кроме этого, твои ноги не достанут до педалей, – заявил я с уверенностью, Аристарх задумался и рассердился.

Мы услышали, как до нас доносятся голоса девочек, которые шли за забором с мороженым. Наблюдая за ними, мы там тоже захотелось чего-нибудь сладкого, Аристарх достал из кармана деньги.

– Смотри, я их давно таскаю из шкафа, мои родители даже не замечают, – я опешил, но желание поесть сладкого затмило всё.

– Пошли в супермаркет, тут есть один недалеко, я туда часто бегаю за слаймом, – недолго думая я вымолвил.

Запретный плот сладок, не так ли? Мы забежали за веранду, убедившись, что рядом никого нет перелезли через забор и убежали к ближайшему дому, там и был супермаркет. Мы купили газировки, жевательных конфет, чипсы и зашли в подъезд в доме напротив нашего детского сада. Между этажами в пролетах были кладовки, между 6 и 7 этажом мы нашли открытую дверь кладовки и войдя в неё закрыв дверь мы стали есть и наслаждаться своим побегом и тем, что вкусили что-то запретное. Страх одновременно перемешивался с радостью, в этой маленькой кладовке мы чувствовали себя на вершине мира.

В это время нашу пропажу обнаружили, в сад приехал отец Аристарха, поднялась паника на весь сад, позже и на весь район, а потом и на наш маленький городок. Его отец был связан с силовыми структурами и нас во всю уже через пол часа искала полиция по всему городу, насколько я помню был даже объявлен план перехват. Дурачась, мы просидели там около двух часов пока не явилась старая женщина и не выгнала нас с паникой. Подавленные мы вышли на улицу и направились в сад, но не успели мы пройти и шести метров как к нам подъехала полиция. Серьезные мужчины в черной форме вышли к нам, один из них достал фотографию и посмотрев на неё и на нас они посадили нас в машину, Аристарха в салон, а меня в клетку позади машины, я просто перестал что-либо чувствовать в этот момент. Мной овладел страх, когда я увидел, что там уже сидел молодой парень лет шестнадцати.

– Только попробуй его обидеть, – сказал полицейский сидящему угрюмому парню, он был рыжим, крупным, с тату паука на руке, во всем черном, рваные черные джинсы, черное худи и темные кроссовки на большой подошве. Он стал кричать на полицейских и пытаться выпрыгнуть из машины.

– Что вы творите, ему же лет пять, ломаете жизнь с рождения так же, как и мне, ненавижу вас!

Полицейский его ударил дубинкой, как мне показалось слабо, но рыжий парень упал, крича от боли. Полицейские закрыли нас хлопнув дверью и под звук закрывающегося замка и бьющимися ключами об дверь, я сел в углу и уставился в пол еле сдерживая слезы. Рыжий парень встал как не в чем небывало, отряхнулся и нагло закурил. Я думал он злой преступник и что он будет издеваться надо мной, моё сердце замерло, я наблюдал как поднималась пыль, когда машина попрыгивала на кочках и не верил, что это происходит со мной. Выпуская медленно дым, рыжий парень заговорил со мной.

– Тебя за что взяли, малой?

Я боялся ответить, но подняв взгляд и увидев его циничные, спокойные выразительные голубые глаза я расслабился, мне захотелось ему доверять.

– Я сбежал из садика, – заявил я с детской наивностью.

– Серьезно?! – он громко рассмеялся и смеялся будто бесконечно пока полицейский не ударили по стенке с той стороны. Когда был удар рыжий парень резко стал серьезным и наклонился ко мне.

– Это очень серьезное преступление, я думаю ты будешь сидеть в тюрьме пока не состаришься. Я очень сожалею, малой, —сказал он, положив свою руку мне на плечо, я ужаснулся и просто замер, смотря ему в глаза цвета неба.

– Да шучу я, ничего тебе за это не будет, тебя просто пугают. Не верь, что бы тебе они не говорили, – с легкой ухмылкой заявил он.

Я так расслабился, будто я снова в саду на кровати, вокруг меня спящие дети и из окна видно закат.

– Послушай, не стоит нарушать их правила, – внезапно серьёзно заговорил этот парень, указывая в сторону, где сидели полицейские. – Иначе будешь никем в этом мире. Тебя смешают со всяким сбродом и какой бы ты не был, ты ничего не докажешь, тебя сломают. Если ты ошибся один раз, то никто не даст тебе второго шанса, так со многим в жизни, запомни, малой, – я заметил, как его глаза покраснели и стали влажными и в этот момент мы остановились, дверь открылась.

– Удачи малой, не чуди, – пожав мою маленькую руку своей огромной с тату пауком, сказал мне рыжий парень. Я посмотрел на него с гордостью и его голубые глаза приобрели радостный вид. Меня потянул полицейский и прежде, чем двери захлопнулись я увидел ухмылку рыжего парня, такой искренней ухмылки я не встречал больше никогда в жизни. Я запомнил его слова на всю жизнь, именно такие события и встречи формируют нас, особенно когда ты ребенок и твоя индивидуальность очень гибка.

Я увидел Аристарха, он был спокоен и его вид успокоил меня.

– Что там было сзади? – с трепетом спросил он.

– Там было темно и грязно, – с равнодушием ответил я.

Полицейские повели нас в белое здание с большим колоннами.

– Тут работает мой отец, так что мы в безопасности, – я ужаснулся, зная его отца, как он срывается, делая виноватыми всех кроме сына.

В здании пахло старым деревом, мы шли по лестнице, и я всё больше чувствовал ожидание взрыва от его отца. Сначала появилась какая-то женщина.

– Ну слаба Богу, зачем ты так пугаешь отца, ты цел, Аристарх?

Аристарх кивнул головой и прошел в кабинет, а за ним и я. В кабинет его отца открылась дверь и за ней еще одна, я такого раньше не видел и подумал зачем тут так много дверей, тут что-то видимо скрывают или кого-то бояться. К моему удивлению первого, в этом кабинете я увидел своего папу. Он сидел с задумчивым лицом перед чашкой кофе с отцом Аристарха. Увидев меня, он кинулся ко мне и обнял меня. Тут мне стало все равно на все кроме него, я почувствовал покой и безопасность.

Аристарх стоял с невинным видом, его отец встал со стула и грозно смотрел на него около минуты при этом тяжело дыша. Пока мой отец осматривал меня что бы удостовериться что я в порядке.

– Где был сынок, кто дал тебе право сбегать? Чем ты думал? Это все твой друг, он тебя подговорил? – его отец, напыщенно смотря на меня ожидал, когда я скажу, что всему виной только я. В целом идея была моя и я замер в ожидание что на меня сейчас обрушится его гнев.

– С чего бы это виноват мой сын? – сказал мой отец, добрый, чувственный, задумчивый, но он всегда мог дать отпор.

– Мой сын не мог сам пойти на такое и вообще, когда они стали дружить я думаю мой сын стал портиться, —заявил с гордым видом отец Аристарха.

– Это все придумал я, – сказал тихо Аристарх, я замер и решил, что не буду молчать и сваливать всю вину на Аристарха.

– Это всё я, мы просто хотели сладкого и сбежали что бы его купить и поесть, – заявил я с дрожащим голосом.

– Ну вот, что и требовалось доказать, – цинично сказал отец Аристарха смотря на меня и моего отца.

– А откуда у вас деньги на сладкое? —спросил мой отец, я знал, что Аристарх их взял без разрешения и молча опустил взгляд.

– Я взял деньги в шкафу что бы купить сладкого, и я всё это придумал еще вчера. Я люблю сладкое, а ты мне его почти не покупаешь. Одному мне было идти страшно, и я пошел с другом, потому что с тобой не хотел идти, ты не разрешил бы мне сладкого, – истерично и с детской наивностью сказал Аристарх, его отец опешил.

– Конечно бы не разрешил, ты его ешь тоннами, так много нельзя его есть сынок, – спокойно сказал его отец. Я был поражен, что его отец умеет быть спокойным в таких ситуациях, возникла неловкая пауза.

– Ладно, спасибо вам за поиски, пожалуй, мы пойдем, – сказал мой отец, прощаясь с отцом Аристарха и его отец сказал, чтобы меня воспитали дома ремнем, я очень напрягся.

Перед выходом я посмотрел на Аристарха с сочувствием, а он мне улыбнулся, улыбнувшись в ответ и поняв, что ему ничего не грозит я шел с чувством радости, слова Аристарха показали, что он хороший и верный друг. Он мог с легкостью всё свалить на меня и выйти сухим из воды, но зная своего отца сделал виновным себя чтобы мне не досталось.

Я боялся гнева отца, по дороге домой он ехал задумчиво и внезапно резко затормозил.

– Не делай так больше, никогда. Я очень переживал, больше так не поступай даже не ради себя, а ради меня и мамы. Обещаешь?

– Да, – неохотно сказал я.

–Обещаешь? —переспросил отец.

– Да, – мой ответ звучал увереннее.

Обещаешь?!

– Да! – уже чуть ли не крича сказал я.

– Ты трижды обещал! – указывая указательным пальцем, сказал отец, и мы тронулись. Задумавшись, я ехал осознавая, что мой отец самый лучший в мире и я никогда его не подведу.

На следующий день Аристарха в саду не было, на прогулке я услышал знакомый звук самострела или как еще его называли рябиноствол. Это приспособление, берется напальчник (медицинский, или медицинская перчатка), горлышко от пластиковой бутылки. Затем отрезается горлышко от пластиковой бутылки, оплавляются края на огне (чтобы не царапалось и не рвало резину), натягивается на резьбу напальчник. Все готово. Лучшие патроны – черная рябина, Боярка (мелкая) или обычная рябина с крупными сочными ягодами. При отсутствии ягод можно использовать бумажные шарики скатанные или жеванные, камешки (но они рвут резину). Если вы соберетесь создать его, то умоляю – соблюдайте меры предосторожности при стрельбе и не стреляйте в живых существ!

Наш детский сад находился на возвышенности, с южной стороны сада была дорога, она проходила между садом напротив который был для детей до 2-х лет. Дорога шла во двор и там редко, но проезжали машины и перед забором в нашем саду вдоль дороги была веранда из трех бетонных плит с крышей, покрытой шифером, плита по центру была с круглыми отверстиями, их было три вдоль на уровне груди и из них Аристарх стрелял из самострела по машинам. Странно, мы так часто делали, но никто никогда не тормозил, хотя мы вроде не промахивались. Я подбежал к Аристарху с радостью.

– Почему тебя не было утром, тебя наказали?

– Нет, вообще ничего не сказали, – хмуро сказал он.

– Ну ладно. Как стрельба, попадаешь? – спросил я решившись отвести тему, я видел, что он расстроен.

– Ну… Меня забирают из этого сада.

– Почему? – я был шокирован тем, что только вчера понял, что он мой лучший друг, а сегодня теряю его.

– Отца повысили и переводят в другой город, мы переезжаем, – я потерял дар речи и меня захлёстывала грусть, Аристарх злостно стрелял пока напальчник не порвался.

– А этот город далеко находится?

– Да, очень. Дай мне свой адрес, мама сказала взять его у тебя. Я дружу тут только с тобой, остальные думают, что я придурок, – он загрустил еще больше после этих слов и опустил глаза.

– Может так и есть, и мы два придурка, – я хотел поднять ему настроение хлопая его по плечу, и он натянуто улыбнулся.

– Завтра будь тут с записанным адресом.

– Да, конечно, я буду тут.

Мы попрощались, и он убежал в административный корпус. Я был рад что он возьмет мой адрес, это подтверждало, что мы лучшие друзья. Он вовсе не был глупым, он просто был избалованным положением своего отца, он прекрасно видел, как ведет себя отец и знал, что ему многое сойдет с рук.

На следующий день на прогулке я был там, я ждал что бы отдать ему адрес и игрушку на память. Оловянный солдат, в этой игрушке было что-то таинственное, она была очень старой и всегда вызывала у меня непонятные, но приятные эмоции. Аристарха не было долго, я прождал больше ожидаемого, за мной пришла воспитательница.

– Пора идти на обед.

– Я не пойду, я жду своего друга! – уверенно и цинично я сказал.

– Аристарха? Вчера его отец забрал все документы, они еще вчера уехали в другой город, – я задумался, но не хотел ей верить и с уверенностью ждал его.

– Как знаешь, я отложу еды и вынесу тебе её сюда, можешь ждать, но не уходи что бы я видела тебя в окно. Ты же не хочешь, чтобы тебя снова искала полиция!

Я стал терять надежду, но не хотел ей верить, не покидая места встречи, но Аристарх не пришел. Наступил вечер и за мной пришла мама, было глупо уже ждать и полностью опустошённый я ушел, смотря на оловянного солдата и понимая, что теперь эта игрушка стала мне ненавистна. Я оставил её в песочнице, может кому-то она принесет ещё радость.

Я долго думал, что могло пойти не так, о том, что меня мог забыть Аристарх не могло быть и речи. Это всё его отец. Точно! Он все устроил, он же говорил тогда в кабинете что якобы я на Аристарха плохо влияю. Аристарх мне часто снился, я скучал. Так я потерял своего лучшего друга, едва его приобретя.

От скуки я с друзьями часто шли гулять в заброшенный детский сад. На нашем районе их было два, власти сочли видимо нецелесообразным иметь на небольшом районе их два и закрыли один для продажи. Покупать его никто не стремился, там заколотили окна и двери, нечто светлое стало чернее космоса. Здание стало разрушаться, краска стала облезать, весь развлекательный инвентарь, качели, лазелки, фигуры животных на которых так любили развлекаться дети увозил грязный темный грузовик. Видя это, мы испытывали чувство разочарования и тревоги ведь все в нашем дворе ходили в этот сад. Этот сад был вроде начальной точки, второй сад напротив был для детей постарше. Здание быстро стало мрачным, тихим, обросло высокой травой и кустами. Только веранды, с которых сняли шиферную крышу оставив бетонные блоки, напоминали о былом прошлом, о том, что когда-то тут был детский сад, где было ярко, звучал искренний детский смех, где было всё ухоженно и красиво.

Мы входили в этот сад и невольно каждый всматривался в заколоченные окна и разглядывал двор, вспоминая своё нахождение здесь которое было будто совсем в другом измерении, в котором рай теперь оказался адом. Нам нравилось, что там было тихо и совсем не было взрослых, мы днями сидели там и просто прожигали время, но нам не было скучно, это место завораживало и давало необычные чувства, будто в этом здание была тайна которую не дано было отгадать. В кустах росла черная бузина, летом мы объедались этими ягодами. Там была особая атмосфера и мы не могли прожить и дня, не сходив в это серое, забытое, мрачное, но такое манящее место. Часто старшие дети устраивали там драки, это место стало решающем в конфликтах, ведь там никогда не было неугодных людей, от которых нужно было что-то скрывать. Там был дух бунтарства, скрытности и безнаказанности.

Была весна, мы пришли в заброшенный сад пострелять по оставшимся не заколоченными окнам из пистолета с пластиковыми круглыми пулями, естественно стекло не билось, но сами попытки развлекали нас. Мы заметили у крыльца мужчину, на котором была грязная одежда. Серый классический когда-то красивый костюм на нем был грязнее чем наша одежда после игры в царя горы, под пиджаком ничего не было, потасканные синие кеды, борода и длинные растяпанные волосы, по его виду легко можно было понять, что скитается он по улице долгое время. Он стоял, облокачиваясь на небольшие перила крыльца, через которое не так давно выходили на прогулку радостные дети.

– Что вы тут забыли, дети? – очень медленным тембром спросил этот бедолага.

Мы напряглись, но нам не было страшно. Он же еле стоял, как бы много пьющие люди не пытались быть грозными они смотрятся смешно, их кривые лица, с обвисшей, бледной, резко постаревшей кожей и совершенно ничего не осознающие глаза никак не могут внушить страх, максимум отвращение.

– Гуляем, это наш сад. Если сюда придут старшие они тебя изобьют и будут издеваться, лучше уходи, – с осторожностью сказал Альберт.

Альберт был блондином, волосы на котором стали темнеть и создавался эффект мелированых волос. У него был звонкий голос, и он часто говорил, о всем чем угодно, буквально о всем что видит, замолчать было для него просто невозможным. Он всегда говорил – трындеть это талант.

– Ваш? Если вы в него ходили это не значит, что он ваш. Пускай приходит кто угодно, я ничего и никого не боюсь, я всем смотрю прямо в глаза, – грозно сказал он и выпил из прозрачной бутылки скрючив свое лицо в смешную физиономию, нас это рассмешило.

Мы не понимали зачем люди пьют алкоголь, мы в то время особо не понимали, что это, для нас это была тухлая мерзкая на запах вода. Никогда дети не станут пробовать алкоголь добровольно, он противен, невкусен и им незачем получать эффект опьянения. Когда ты мал то счастлив и опьянен наивностью, радостью и многим тем, чего люди будучи взрослыми утрачивают. К слову, это большая проблема, что взрослые забывают, что тоже были детьми. Алкоголь врывается в основном в жизнь подростков, потому что запретное становиться вроде бы дозволенным, в этот период спешишь жить и только это мотивирует пробовать алкоголь, только то, что миг назад было запретным, а теперь ты держишь этот напиток у себя в руках. Временная эйфория становиться для многих буквально смыслом жизни. Это ошибка, и «кайф» быстро пройдет, останется лишь затуманенный мозг, замедленная реакция и неимоверная тупость в мышлении. Можно пить максимум пару раз в месяц, зная меру, только тогда алкоголь приносит хоть какое-то удовольствие и даже пользу для организма. Разрушить личность алкоголем, стать зависимым и уродливым это плёвое дело, это страшное оружие, которое сгубило тысячи жизней, среди которых были достойные люди.

Бедолага после глотка мгновенно сел на ступени и шатаясь положил бутылку.

– Их сад, теперь он ничей, теперь это просто забытая пустая коробка и вам тут делать нечего.

Нам было понятно, что он пьян и ничего не сможет сделать, стало интересно что он будет делать дальше и как себя вести. После недолгой паузы, он, снова выпив, сморщившись и уставившись в бутылку заговорил.

– Жена выгнала меня, дочь меня ненавидит, а я ненавижу себя, – с отчаянным голосом он сказал, подняв взгляд куда-то в даль.

Нам стало его жаль, в его взгляде виднелось что-то человеческое и добродушное. Только один Альберт засмеялся и мы, смотря на него серьёзным взглядом убрали с его лица улыбку.

– Зачем ты пьешь? – спросил я, не понимая зачем пить эту отраву.

– Так легче, тебе этого не понять, уйдите прочь, я хочу быть один.

Я отозвал всех в сторону и попросил всех зайти домой и взять из еды всё что они смогут. Все согласились, нам хотелось ему как-то помочь.

– Мы вернемся и принесем тебе еды, тебе станет лучше, – сказал я бедолаге и кивнув, помогая себе дрожащими руками он лег на крыльце.

Все разбежались за секунду. Это было для нас неким приключением, помочь бедолаге. Забежав домой, я увидел мать, смотрящую телевизор. Я зашел, крикнув что хочу попить воды, открыл тихо холодильник, увидел жаренную курицу и взял немного, а еще картофеля и хлеба, я всё сделал предельно тихо. Заботливо уложив еду в красный контейнер, я с радостью направился в заброшенный сад, наверное, впервые за долгое время я чувствовал радость бежав в это мрачное забытое место.

Придя туда, там уже все собрались, бедолага спал и все стояли перед ним. Никто не взял ничего стоящего, одни лишь конфеты, хлеб, бутылки с водой. Константин, самый коренастый парень и вовсе принес одну конфету уверяя что больше ничего не нашел, но его губы, на которых был шоколад уверяли в обратном. Константин всегда был с голодным взглядом, в начальной школе он быстрее всех съедал свою порцию и выпрашивал еду у остальных, многие не хотели есть и ему отдавали порции целиком меняя свои тарелки на опустошенные им пока учителя были отвлечены, в эти моменты его глаза горели и он поедал порцию за порцией в добавок к этому в надежде что добрые повара дадут ему добавки, что случалось, но далеко не всегда. Женщины повара с их микроскопическими зарплатами часто были вынуждены воровать продукты что бы кормить семьи, и часто порции были меньше, чем были положены и когда дети просили добавки повара смущаясь опускали взгляд и отказывали. Сейчас я это понимаю, но не осуждаю, у них можно сказать не было выбора.

Смеясь с уверенных доводов Константина, мы стали будить бедолагу. Он никак не вставал, а лишь стонал. Мы стали его трясти, но реакции не было. Мы, не понимая, как он может так крепко спать пытались будить его часа пол, крича и издавая шум по заколоченным окнам. Нас забавляло то, что он никак не мог проснуться как бы мы не старались.

Рядом с садом были гаражи и склады. Охранник, оттуда услышав шум и увидев лежащего мужчину на крыльце перелез через забор и подошел к нам.

– Что тут происходит? – он был резок и с сонным лицом.

– Мы принесли ему еды, он выпил горькой воды и не просыпается, – ответил говорливый Альберт.

– Какую еще горькую воду, хватит тут орать идите по домам или я позову полицию! – громко, но все же не устрашающе сказал охранник.

Мы не хотели уходить, ведь мы принесли еды и нам хотелось помочь этому бедолаге, чтобы он не был так расстроен.

– Вам что по-другому сказать, чтобы вы свалили? – охранник направился к нам, и мы стали отступать.

Но тут он обратил внимание на бедолагу. Всмотревшись в его лицо, подойдя к нему и приложив указательный и средний палец немного левее его шеи вылупив глаза охранник в ужасе убежал.

– Расходитесь, живо! – успел он вымолвить, убегая в сторону складов.

Мы стояли, не понимая в чем дело, уходить из нас никто даже не подумал, любопытство над происходящим взяло вверх. Минут десять мы стояли в ожидании чего-то. Раздался громкий гул сирены, который становился всё ближе, я чуть было не стал убегать, крикнув что это полиция и лучше нам разбежаться что бы нас не забрали в темную маленькую клетку в задней части машины. Конечно, навряд ли кто-нибудь из моих друзей понял, о чем я. Мы увидели белую машину, с красной линией и знаком красного креста на капоте.

– Это скорая помощь, это врачи, мой отец работает водителем на такой машине, вдруг там он, – сказал Лев, самый неуверенный, молчаливый, но хитрый мальчишка среди нас. Он совсем не производил впечатления могучего льва, царя мира животных. Он всегда уходил, когда начиналась какая-нибудь заварушка. Мы даже не заметили, как он пропал после этих слов.

Скорая подъехала к саду, и водитель вышел что бы отпереть ворота, в это время две женщины в белых халатах быстро направились к нам. Они мгновенно заметили бедолагу на крыльце. Пока одна из них осматривала и слушала его сердце через стетоскоп другая готовила шприц что бы сделать укол.

– Дети, что он делал? – спросила врач и разглядывала нас ожидая кто же ей ответит, все молчали.

– Он пил из той бутылки и уснул, – быстро ответил я и врач сразу схватила бутылку, которая скатилась под крыльцо. Она взяла её и медленно поднесла неблизко к носу.

– Боже, пахнет как ацетон.

Второй врач в это время сделала укол и ждала реакции. Подъехала машина, мужчина с большим животом лениво подошел к нам.

– Что тут за собрание детей, этот детский сад давно закрыт, – с улыбкой сказал он и взяв бутылку у врача поднес к своему носу, – более смердящего запаха быть не может. После этого пойла не понятно как эти самоубийцы вообще могут очнуться.

– Забираем его, будем реанимировать! – сказала самая взрослая женщина, бедолагу погрузили на носилки и закатили в салон машины захлопнув двери. Мы видели сквозь небольшое окно как они суетятся и прикладывают к его груди дефибриллятор. Конечно, мы не знали тогда, что это и зачем они делают всё это. Машина быстро уехала, и мы остались в саду в полной дезориентации.

– Зачем они его увезли? Когда мой отец не может меня разбудить он обливает меня холодной водой из кружки, и я подрываюсь как сумасшедший, почему они не сделали так же? – сказал Родион. Родион был самым мелким уз нас, не по возрасту, а по массе стела. Он любил всякие безделушки, стеклянные разноцветные банки, пачки от сигарет, крышки от бутылок, он таскал их домой. Мы интересовались зачем ему это, а он всегда переводил тему. Мы считали его чудаком, но он был искренним, всегда спокойным и рассудительным, а когда мы играли в лапту лучше всех вышибал мяч и бежал как гепард.

– У взрослых всё по-другому, – ответил Альберт, и мы все задумались, это был вполне философский ответ.

Пробыв немного в саду, мы стали расходиться по домам. Возле своего дома я увидел толпу людей, ту самую скорую и темный небольшой грузовик с натянутым синим дырявым брезентом. Грузовик стоял через дорогу так как у подъезда, где стояла скорая не было места для его парковки. Проходя мимо, я увидел плачущую девочку лет шестнадцати, она была симпатичной блондинкой и её грустное заплаканное лицо не делало её не привлекательнее.

– Допился. Еще один в коме лежит в больнице. – А не надо пить, надо работать и семью кормить. Мужик нормальный, а тут смотришь без семьи остался и уже бутылки собирает, – шептались в толпе.

Я не понимал в чем дело и направился домой. И тут перед моими глазами того бедолагу выносят на носилках и перекладывают в старое покрывало и несут передо мной в грузовик через дорогу, внезапно выпавшая из-под покрывала его рука ползет по земле подобно кукольной сделанной из резины. За ним идет та девочка блондинка видимо его дочь, про которую он говорил, хныкая и пряча руками глаза.

Тут меня осенило! Он умер. Он умирал на крыльце, а мы этого не понимая пытались его разбудить. Мы смеялись, а он умирал. От осознания этого мне стало так мерзко внутри. Я быстро развернулся и пошел прочь, мне хотелось убежать в даль и забыть это как страшный сон.

Как мы могли не заподозрить что-то неладное? Как мы не увидели, что его губы бледнеют? Кто мы после этого?! Кто я после этого?! Эти слова кружились в голове и не находили ответа, во мне было лишь чувство жуткой виновности, мне казалось, что это я его убил.

Я сел в беседке возле реки, наблюдая как тихо бежит вода и осознавая, как легко можно умереть, как быстротечна жизнь и как страшно умереть, так и не вырастив, и не познав какого это, быть взрослым.

Когда мы растем мы хотим скорее стать взрослыми, а когда вырастаем снова хотим вернутся в детство, жизнь – это сплошной парадокс. Не спешите взрослеть, это ловушка и выход только один – смерть.

Ко мне подбежала собака и виляя хвостом положила голову мне на колено, я вспомнил что у меня с собой еда.

– Держи друг, подкрепись.

Наблюдая как собака быстро поедает еду, предназначенную для того бедолаги на душе, стало легче, будто с едой пропадали его предсмертные стоны перед моими глазами. В тот день я видел смерть, я буквально наблюдал, как она наступает, но как не странно она не была для меня страшной, она стала для меня простой и естественной, это как уснуть и не проснуться.

Многие люди не замечают, как умирают живя, они копят материальное, не ценят то, что имеют, всегда желают больше, жалуясь, как не справедлива жизнь, власть, начальство, иногда радуясь безделушкам вовсе им не нужным, для таких смерти больше нет, они, итак, мертвы.

Почти каждый день мы разжигали костер, двор у нас был большой и на возвышенности в промежутке между небольшими склонами было удобное для этого место. Каждый вечер собиралась толпа детей со всего района которая наблюдала за костром. Языки пламени завораживают, под них мы чувствовали полную безмятежность. Часто Альберт выносил бинокль, и мы всматривались в окна, шпионя за людьми, пытаясь увидеть занавесу тайн, которые скрывают люди находясь дома. Ничего интересно мы не замечали, банальные времяпровождение у телевизоров, за компами, движения на кухне. Но смотря в ночное небо, мы наблюдали за звёздами и задумывались какого там, в космосе. Часто жильцы дома кричали на нас из своих окон, когда ветер заносил запах костра в их квартиры, некоторые и вовсе молча выходили с ведром воды и тушили костер. Нас их порывы конечно не останавливали, и мы на следующий день разжигали костер вновь.

Вечерами в теплое время года наши матери выходили во двор и сидели на лавочках дружа и общаюсь как соседи. И тем счастливчикам чья мать была там выпадал шанс не идти рано домой, а сидеть у костра пока матери не разойдутся, что случалось довольно поздно. Это стало нашей традицией, разжигать огонь и тусоваться до полуночи летними ночами, было жалко видеть друзей, которых звали домой, они уходили чуть ли не плача. В моменты, когда все наблюдали за пламенем, я смотрел в глаза друзей, в которых отражался свет костра, их глаза будто горели и они невольно задумывались о чем-то или просто были под гипнозом магии огня, от него трудно отвести взгляд.

Не забуду, как однажды, когда я был мал мы прыгали через костер и прыгнув в одно время с другим парнем постарше я столкнулся с ним посреди костра, так как парень постарше был по крупнее он просто сшиб меня в пламя и перепрыгнул через меня костер. Хорошо, что было прохладно и на мне была куртка похожая на куртку военных летчиков, коричневая из кожаного заменителя с белым воротником из меха. Всё произошло так быстро что я не успел испугаться, но всё равно было не по себе, я запомнил тот день. Я закричал меня бросились вынимать из пламени. Парня, который прыгнул вместе со мной звали Дрон. Дрон был самым весёлым среди нас, не помню, о чем он шутил, но мы всегда смеялись с его рассказов, он был очень ироничным, его сарказм не знал границ. И конечно же он не был виноват поскольку было темно, и все прыгали очень быстро. Он первый кинулся меня вытаскивать и сразу же как меня достали из костра появился мой отец. Отец как мой ангел хранитель был всегда рядом, когда сложно. Сняв с меня быстро куртку, стало понятно, что я в порядке, лишь куртка была прожжена на спине и красивый темно коричневый цвет стал черным и мрачным словно угольный кратер. Идя домой, я увидел толпу соседей, которые видимо услышали крик и вышли поглазеть. Видя, что я иду как не в чем не бывало с отцом, который несет дымящуюся куртку, выдохнув они заходили в подъезд. Позже мне рассказали, как отец, идя домой услышал крик и мгновенно кинулся к костру, не знаю, понял ли он что это был мой крик. Было опасно, но всё произошло так быстро, что я толком ничего и не понял, хотя часто, когда возникает опасность время замедляется, звуки замолкают и ты либо борешься, либо принимаешь неизбежное. Но в тот день всё обошлось, а я же мог упасть лицом в костер и остаться калекой. Такие моменты радуют своим исходом, чувствуешь себя везунчиком и на душе становится тепло.

Кто-то на складах недалеко от заброшенно сада построил дом на дереве. Гуляя там мы заметили этот небольшой дом на высоте примерно семь метров, поднявшись туда мы обнаружили послание, на листке было написано, что этот дом был построен для нуждающихся. Как же мы были счастливы тому, что он пуст и ничей, там совсем не было следов кого-либо. Мгновенно мы стали его обустраивать. Желтоватые доски, из которых был построен дом славно соединялись с солнцем, которое освещало дом сквозь листву. Радион принес большой зеленый плед, обклеил рамки окна разноцветными крышками от бутылок, а также разноцветные банки, в которых были небольшие свечи, зажигая их, когда стемнеет создавалась домашняя уютная атмосфера, внутри всё смотрелось очень гармонично. Из небольших пары окон мы наблюдали закат и ели мороженое, которое Альберт воровал у мамы, которая управляла супермаркетом, она была жадная, а просто не разрешала много сладкого что конечно же никогда не оставит ребенка, который имеет неограниченный доступ к сладкому. Сладкое в детстве – пожалуй, смысл жизни, наркотик и ярая зависимость. Мы раздобыли много воздушных шаров привязали их по краю дома, смотрелось волшебно. Это было наше место, никто не знал о нем, это был наш первый собственный дом, в котором царила детская наивность, смех и комфорт. Взяв с собой немного еды, мы каждый день ходили туда что бы поесть и повеселится, смотря из окон, любуясь за складами и серыми гаражами красивым полем чувствуя при этом некий страх высоты и в тоже время безопасность и уют, который мы создали. Всю весну каждые дни мы прожигали в нем.

В один день по дороге в наш милый дом на дереве мы увидели дым, подойдя ближе мы увидели горящий дом на дереве, который стал нам вторым домом, хотя, наверное, он стал первым домом для нас, поскольку, находясь дома с родителями мы все желали скорее пойти в наш дом на дереве. Там были старшие дети, полиция и медики, старшие дети рассказали, что какие-то бездомные туда залезли и выпив стали ссориться и один пока спал второй поджог дом. Мы смотрели как въезжает пожарная машина и пожарные быстро из шланга тушат наш дом, который так много стал для нас значить, в которым мы чувствовали безопасность, уют и бесконечную радость, будто входя туда мы попадали в собственный идеальный мир, наделенный нашими правилами и лишь вид из окна напоминал нам о том, что есть что-то ещё кроме нашего меленького мирка.

Когда пожарная закончила тушить огонь и от нашего дома осталось лишь черное основание мы ушли. То, что там возможно было тело бездомного нас не особо не волновало, ещё то, что нам кричали старшие дети что бы мы остались посмотреть и Антип, тихо говорящий что на самом деле он поджег дом нас тоже не волновало и даже жестокость, с которой подожгли этот дом зная, что там человек. Дом, наш идеальный дом, который сгорел, вот чем были заняты наши мысли. Придя туда ближе к вечеру, мы смотрели на черное основание дома которая ещё дымилась, и ностальгия застилала нас. Чувство потери было таким мощным что мы от отчаяния принялись искать доски что бы построить новый дом. Ничего стоящего мы не нашли, мы и не умели строить это была банальная детская отчаянная фантазия. Мы думали попросить родителей, но они всегда были чем-то заняты, а ещё останавливало то, что в любой моменты в дом могут ворваться и снова его сжечь. У меня впервые что-то отобрали, впервые я чего-то лишиться настолько важного и нужного, это чувство казалось мне самым ужасным на свете. Чувство потери, в котором ты утопаешь и понимаешь, что ничего не можешь сделать кроме как смериться. Смирение – это ужасно.

Все мы были сплоченной командой, один за всех и все за одного. Стоило только кому-нибудь из дальних домов обидеть нашего мы толпой шли и давали понять, что этого быть не должно, часто силой, но без преувеличения. В драках я не учувствовал, скорее ходил просто для количества, чем больше, тем увереннее мы себя чувствовали. Среди нас был Антип, он и руководил всеми разборками. Антип был старше нас всех, был очень хитер и нагл, всегда добивался желаемого используя только силу, высокий, худой, коренастый. Как-то сидя на лавочке, он, выйдя из подъезда и севши ко мне рассказал, что его отец всегда за проступки бьет его армейским ремнем, старые армейские ремни имели огромную бляшку, были кожаные и очень толстые.

– Когда отец наказывает меня мне просто по херу, мне всегда было на это по херу. Вот так нужно, запомни, – с гордостью, он рассказывал с красными злыми глазами, я лишь поддакивал, не зная, как это воспринимать.

Меня задирал один мелкий, но очень наглый и задиристый парень по имени Дан. Он был на год меня старше, я не мог ему ответить. Вообще в этом плане я был очень миролюбивый и никогда не хотел драться, причинять боль. Гораздо лучше решить проблемы словами что я и пытался делать. Идя по двору меня позвал Антип, я увидел человек семь наших возле того самого Дана по дороге в сторону дома номер восемь, где он и жил. Этот дом был намного дальше нашего двора, и многие дети оттуда не появлялись у нас во дворе, только самые сплоченные, как например семья Клевек. В этой семье было шесть детей, пять парней и одна девочка, я дружил с младшим и девочкой, Дэвид и Катрин были искренними и веселыми детьми. Их старшие братья не имели с нами дел, они вертелись в кругу людей своего возраста. Двое средних дружили с Антипом, они были примерно ровесниками. Подойдя к Антипу, я не понимал, что происходит. Дан был в замешательстве и заметно нервничал.

– Это он к тебе лезет? Давай же, бей его – с ухмылкой сказал Антип, ожидая что я начну избивать Дана. Я даже не знаю откуда он все это узнал, я никому не жаловался.

– Нет, не надо бить. Просто пусть больше не лезет ко мне, – не раздумывая, я произнес.

Для меня это было справедливо, насилие порождает насилие. Многие люди без насилия просто не понимают, такие исключения присуще и все же я убеждён что можно и нужно договариваться, решать проблемы миром. Антип, удивленный таким решением, отпустил Дана. Позже я увидел Дана в школе, он поздоровался со мной.

– Никто к тебе не лезет? – спросил меня Дан.

– Нет.

– Ну если будут скажи мне.

– Хорошо, – я был рад что приобрел хорошего знакомого, который за меня может вписаться и был этим горд. Не всегда сила всё решает, слова намного сильнее. Слова могут помочь, вдохновить, успокоить и причинить боль гораздо больнее физической, следите за словами подобно тому, как следите за собой.

В детстве мне нравилось пасмурное небо, оно было атмосферным и создавало гармонию на фоне домов в нашем городе, они почти все покрыты белой плиткой, которая со временем стала желтеть и покрываться ржавчиной, этим домам никак не шло яркое солнце.

На нашем районе всегда происходили какие-то стычки, вечерами там орали пьяные люди, днем часто были драки, не проходило и дня что бы не случалось происшествий. Дошло до того, что мы просто перестали обращать внимание на это. Мы шли и видели, как двое мужиков играет в нарды и один психуя переворачивает игральную доску и кидается на другого. Дальше сидит с алкоголем большая компания и орут друг на друга в пьяном угаре еле сдерживая самого буйного от драки. С ними девушки, некоторые беременны некоторые с детьми, которые играют рядом и те выдыхая дым от сигарет кричат что бы их дети шли играть куда подальше. Кто-то бежит с бешенным взглядом, в беседке спят алкаши и засыпая на ходу прохожие наркоманы под кайфом стреляют сигареты. Патрульные полицейские машины не спеша кружат вокруг этого ада. Кругом веяло неразберихой и агрессией. Но это не значит, что там не было хороших людей, их хватало, но к сожалею зла всегда больше, чем добра. Но нам детям было всё не по чем. Мы жили в собственном идеальном мире и нас больше волновало, чем заняться и куда бы пойти что бы не скучать. Жестокая атмосфера нашего района не волновала, скорее наоборот была для нас будто неким развлечением.

Каждое лето меня отправляли к бабушке с дедушкой в поселок. Они оставили село, которое было больше похоже на город и переехали в село, где кругом были одноэтажные домики, окруженные десятками километрами природы, идеальное место что бы провести старость.

– В городе тоска, все дети шляются без дела и от безделья начинают заниматься плохими делами, а в селе, на природе, со старым и мудрым поколением будет провести время куда интереснее, – говорил мне мой отец.

В моем случае отец был категорически не прав, я там совершенно никого не знал из детей, а старое поколение было для меня таким же скучным, как и смотреть новости политики. Мне было дико одиноко и скучно, от тоски и одиночества я страдал целыми днями. Скорее всего именно там у меня и зародилась первая депрессия, мне было психологически тяжело первые недели после отъезда родителей, подобно акклиматизации я пытался освоиться и эти попытки были столь тяжелы, что груз печали накатывал на меня снова и снова. Я рано познал одиночество и тоску. Со временем я навроде как свыкался, но тоска по-прежнему всегда была во мне.

С бабушкой и дедушкой особо не поговоришь. Они были классные, но я был ребенок, который нуждался в ровесниках или хотя бы в развлечениях, из которых были 27 кур, поросенок, коза, всевозможные овощи, и ягоды, которые развлечь не могли никаким образом. Я сильно тосковал по родителям, после их отъезда я аккуратно находил скомканные пачки от сигарет своего отца, бережно их приводил в форму и хранил в коробочке пряча их ото всех в постройке для бревен в саду. Я держал эти пачки и страдал над ними скучая по родителям каждый день. Я страдал так будто они все в один день погибли, не знаю откуда во мне взялись подобные чувства, но они овладевали мною и вводили в ужасную тревогу.

Пожилые люди в целом так или иначе консервативны, строги и занудны. Когда я увидел у нашего дома забитого парня с косоглазием и вышел к нему, он аккуратно подошел и представился.

– Меня зовут Никита. А как зовут тебя? – не успел я вымолвить ни слова как в тот момент ко мне подошла бабушка и увела меня в дом.

– У него плохие родители, которые перебарщивают с алкоголем, этот ребенок отдан самому себе, он плохо будет на тебя влиять. Тебе не стоит с ним общаться, что бы я больше тебя с ним не видела! – грозив мне пальцем сказала моя бабушка, хорошая, заботливая, верная и очень трудолюбивая она была требовательной, гордой и весьма строгой женщиной.

Дедушка же был напротив, весельчаком, душой компании, я ни разу не видел его грустным или злым. Он был харизматичным, рассудительным и душой любой компании. Он блестяще играл на хромке, это русская двух рядная диатоническая ручная гармоника. Не одно сборище в поселке не обходилось без моего дедушки, его игры на хромке и его настроя, которому сейчас я искренне завидую и поражаюсь, он сам научился играть забавы ради и играл волшебно, учувствовал в конкурсах, часто брал первые и призовые места, талан не иначе. Он не пил, не курил и своей энергией заставлял жить любого, кого встретит.

Мне запрет моей бабашки показался бессмысленным и не справедливым. Этот пацан показался мне просто одиноким, я увидел, как он, немного постояв, видимо в надежде что я к нему выйду уходит с опущенной головой, напоследок посмотрев на меня в окне. У него был совершенно потерянный, неловкий и требующий чего-то теплого взгляд. Только из-за родителей его считают каким-то не таким, вешают ярлыки, сравнивают с неудачной семьей. Ребенка, который ещё ничего толком не понимает. С ним можно было поговорить, чему-то научить, как-то дать ему тепло, накормить. Мне было его жаль, больше я его не встречал, но долго помнил о нем, о его взгляде, который был так понятен без слов. Равнодушие порождает в проигнорированных озлобленность. Одиночество будто преследовало меня.

По хозяйству особо я помогать не мог, я был мал, хозяйство было не крупное, моей помощи никто не просил, по мелочам я что-то делал, но чувствовал, что только мешаюсь. Там была чудесная природа. На водонапорной башне жили аисты, целая семья, очень больное гнездо, тихие, изящные и загадочные птицы, за ними было интересно наблюдать.

За домом был огород, за ним поле колючего татарника, необычное и красивое фиолетовое растение манило, но было защищено иглами, им можно было только любоваться, не срывая, красивое, но в тоже время устрашающее растение.

Не далеко от нашего дома была река и пляж, большая река с осыпающимся на противоположной стороне глиняным высоким берегом. Мы ходили купаться туда почти каждый день, там я научился плавать, вначале по собачьи, затем полноценно. Я считаю, что научиться плавать это важно и от этого может зависеть жизнь, никогда не знаешь, что тебя ждет. Путь на пляж проходил через поле, там всегда было много сеновала, смотрелось восхитительно.

У нас была своя натурально выращенная еда, мы из продуктов покупали только хлеб, крупы, макароны, масло, всё остальное у нас было своё. Я никогда не забуду вкус той еды вкуснее которой, наверное, не поем уже никогда. Природа, чистый воздух, натуральная еда, все было прекрасным. Но я был слишком подавлен от скуки и одиночества что бы это ценить и замечать.

Мои бабушка и дедушка почти всегда занимались хозяйством я от них отдалялся и гулял недалеко от дома. Чаще всего сидел на возвышенности перед огородом за нашим садом, смотрел на природу, закат или аистов. Соседний дом был заброшен, из нашего дома он был виден из окна на кухне. Он был темным и заросшим растительностью, как-то с дедушкой мы туда зашли, там было на мое удивление чисто и светло, даже остались кое какие предметы, неплохие сундуки для вещей, мы ради интереса всё осмотрели и ушли. Этот заброшенный дом, обшитый черной смольной кровлей, всегда наводил на меня тревогу, будто там что-то находилось, что-то мрачное и загадочное. Детская восприимчивость и воображение не имеет границ, так жаль, что с возрастом мы всё это теряем.

За нашим домом было кладбище, всего метров 600, и ты там. Я часто там гулял пока мои бабушка и дедушка наводили порядок на могилах родственников. Мне там нравилось, была особая атмосфера таинства. Было комфортно гулять там под солнцем и рассматривать фото с могильных плит. Я толком не думал тогда о смерти или о чем-то в этом роде. Было захватывающе, чувствовалось нечто загадочное, были какие-то непонятные вибрации в душе, какое-то умиротворённое, но в тоже время маниакальное состояние. Не знаю зачем я брал с собой ещё и маленькую зеленую библию, даже толком не зная, что это за книжка. Расхаживая и немного читая библию, я, рассматривая надгробии, годы жизни, фотографии, будто заходил в гости в вечный покой. Отдаляясь, я любил наблюдать за фотографиями покойных, будто их взгляд провожал меня. По их фотографиям я будто чувствовал какую они прожили жизнь, по выражению лица я представлял каким был человек, добрым, хмурым, злым, странным, суровым, весельчаком или ещё совсем не определившимся в себе. Будто люди выбирали фото для последнего пристанища покойного, которое олицетворяло какими они прожили жизнь. А ещё осознание того, что я живу, я мал, во мне полно энергии и всё у меня только-только начинается как-то питало меня проводить там много времени и черпать жизнь осознавая, что она конечна. Я совсем не боялся этого мрачного, но в тоже время дорогого для многих места. Каждый новый день приближает тебя к смерти, что как не осознание этого может заставить жить, творить и ценить близких людей?!

Однажды я ехал на велосипеде из магазина, передо мной на дороге выстроилась толпа местных ребят, младше и постарше, их было примерно человек 13. Я заметил, что настроены они не дружелюбно. Ничего не оставалось как прибавить скорости, в такие моменты понимаешь, остановка – это конец. Они стояли напролом, но конечно же разошлись, когда я подъехал на большой скорости в плотную, я знал, что любой из этих детей отойдет, ведь у всех нас есть инстинкт самосохранения, а в детстве он активно преобладает. Они попытались меня ударить, но промазали, я увернулся, лишь получив несильный удар по спине. Очень хорошо, что никто из них не стал меня преследовать, так как до моего дома было еще метров 70. Я услышал, как они кричали, что мы тебя городской еще найдем и громко смеялись. Я летел домой быстрее ветра, приехал и кинув велосипед я присел отдышаться. Сразу же я осознал, что теперь к моему одиночеству прибавились местные ребята, которые меня ненавидят и хотят причинить боль. Больше всего бросало в ужас от того, что это было без причин, просто так, потому что я не местный. Сидев в полном ступоре и отчаянии на лавочке у своего дома, я услышал, как ко мне кто-то подходит.

– Привет, – нежный девичий голос заставил меня растрогаться, особенно учитывая, что минут 7 назад я был на грани избиения.

– Привет, – растеряно я произнес.

Наступила неловкая пауза пока мы рассматривали друг друга и улыбались, похоже, что от смущения. Эта девушка была с каре, с выразительным лицом и пронзительными голубыми глазами, это был нежный синий, подобный цвету океана, который я видел на фотографиях или в кино.

– Ты живешь рядом? —неуверенно я произнес.

– Да, вот мой дом напротив через дорогу. Ты не замечал меня? – как я мог её не заметить я понятия не имею.

– Нет и это странно.

– Я всегда тебя вижу, ты ходишь потерянный туда-сюда, – она присела ко мне.

– Ничего я не потерянный.

– Ты чем-то болен?

– Нет конечно, с чего ты взяла?

– Ну, ты типа ведешь себя странно, вот и я подумала.

– Я болен только тоской, – сказал я немного обозленным тоном бросив недовольный взгляд в сторону.

– Ты странный, – она улыбнулась, и я улыбнулся ей в ответ.

– Меня зовут Тамила, но ты меня можешь звать Тами. Я зайду как-нибудь, не скучай, – я растерялся.

– Жду тебя, – неловко я вымолвил, и она улыбнулась и ушла.

Каждодневность удручала, подъем в 9, завтрак в 10, обед в 2, ужин в 7, а между этим одинокое скитание из двора в огород, из огорода в сад, из сада в дом и так далее, круговорот одиночества. Любое событие, ранний поход для помощи знакомым по огороду, выезд за сбором земляники, поездки в ближайший город, походы на пляж и прочие вылазки для меня были целым приключением, я был так рад вырваться из однотипности, что захватывало дух.

Иногда я бывал у двоюродного брата своего дедушки, который жил в том же селе, он зачем-то мне показал свое ружье для охоты. Мне было совсем не интересно, он меня подозвал с гордым видом открыл сейф и достал оттуда ружье, дал мне его подержать и аккуратно забрав поставил обратно в сейф. Я любил животных и даже подумать не мог о том, чтобы их убивать. Помню он мне дал попробовать мёд в сотах, который утром был собран на его пасеке. Вкуснее мёда я больше не пробовал никогда в жизни, соты таяли во рту, а мёд был в меру сладко-горьким. Волшебно, что эти насекомые, такие маленькие пчёлы, которые жертвуя своей жизнью, защищаясь могут причинить тебе жгучую боль, дают такой чудесный нектар. Этот дедуля был очень веселым, всегда шутил и был на позитиве. Видимо ему, как и моему дедушке очень повезло идти по жизни с улыбкой. Последний раз я его видел в больнице, он лежал с раком на последней стадии и зная свой диагноз всё равно продолжал шутить и был оптимистичен, сильный мужчина. Он всю жизнь проработал в школе, став её директором. Он так же мне вручил 7 разноцветных пластиковых гильз для ружья. Позже я их забил пластилином и закопал под забором у дома. Я считаю, что такие вещи нужно уничтожать, они не имеют места быть. Многое в мире крайне лишнее и в целом прогресс больше разрушает чем порождает.

Когда в очередной раз я скучал во дворе, я услышал знакомый девичий голос. Я быстро залез на забор и увидел на нашей лавочке у дома Тами, она была в нежном белом платье и улыбалась мне.

– Может ты выйдешь ко мне, чудной.

– Может и выйду.

Улыбаясь, она сделала лицо посерьезнее и отвела взгляд в сторону, давая понять, чтобы я вышел поскорее. Я вышел и присел к ней, она сразу же заговорила, как будто долго держала мысли в себе.

– Тут совсем недалеко есть милый домик, давай туда прогуляемся.

– А кто там живет?

– Это сюрприз.

Я не любил сюрпризы и насторожился, но её добрые голубые глаза буквально заставили меня ей довериться.

– Да, пойдем, я готов.

– А мне уже показалось, что кто-то струсил.

– Не дождешься.

Мы уверенно направились, я верил Тами, но не настолько что бы прям доверять. Она могла меня привести к тем местным ребятам, а учтивая что мы шли по дороге, где вдоль росли колючие высокие кустарники никто не увидел бы и не помог мне. Видимо у меня были приступы паранойи. Идя за ней, я представлял как я где-нибудь, а Африке, я жертва, иду на водопой и моя жажда ужасна, за мной крадётся Гепард, я его конечно же не замечаю, ведь он мастер маркировки, и вот он быстро нападает на меня и отрезает мне путь к дыханию даря «поцелуй смерти».

Как не странно, когда мы вышли из зарослей колючего кустарника мои страхи подтвердились, напротив нас появились те самые ребята и направились ко мне, среди них был один взрослый, их было трое. Тами куда-то отошла и я стал ей кричать, типа: убегай, тут опасно. Я хотел её защитить. Местные ребята приближались, но внезапно вышла Тами и встала передо мной, местные ребята мгновенно разбежались. Тами взяла меня за руку, и мы направились дальше. Я совсем не понял, что это было, почему так произошло, я лишь был рад что мы остались целы. И в полной безопасности мы направились дальше, я любовался Тами, она в своем белом платье смотрелась как куколка.

Мы пришли в милый желтый домик, который был настежь открыт, в нем было все перевернуто, мы вошли внутрь.

– Та милая бабуля, которая тут жила недавно умерла, она всегда угощала меня сладостями, когда я встречала её. Жаль видеть её дом таким разграбленным и пустым, она любила его.

– Почему в этот дом никто не переедет жить?

– Это стоит дорого, если нет наследников, ты должен заплатить главам земель, сидящим в костюмах в кабинетах в центре поселка. Они берут дороже чем если бы при жизни она этот дом продавала сама. Никто не хочет переплачивать, легче вынести, разобрать, снести, унести что-то с собой. Из такого милого места люди делают помойку.

– Почему эти люди так делают?

В мире больше плохих людей, а те, кто хорошие играют плохих, хорошим быть сложно, хорошими только пользуются и вытирают об них ноги.

Тами была так рассудительна и умна, меня это впечатляло. Она задумалась, смотря на разбросанный хлам. Некогда для кого-то дорогие вещи, одежда, безделушки, предметы интерьера, которые возможно были кому-то дороги теперь лежали у наших ног и некому не было до них дела. В тот день я впервые осознал никчёмность вещей, неважность чего-то неодушевлённого, я понял, что важнее всего это люди, их чувства и время, проведенное с ними. Мне так сильно захотелось к бабушке и дедушке, до дрожи, а еще больше захотелось к родителям.

Смотря на Тами, я осознал, что испытываю к ней тягу, первая влюблённость или банальный детский интерес к противоположному полу, точно описать невозможно. Я не понимал толком что это, я лишь действовал интуитивно, давая волю своему ЭГО и обжигающем теплу внутри. Мне внезапно захотелось быть с ней рядом как можно больше. Я взял её за руку, и мы побежали из брошенного желтого домика на поле, где была густая зелёная трава. Мы прилегли и держась за руки смотрели на закат, рассматривая розовые облака давая им многочисленные образы по их форме из нашей бесконечной фантазии, которой не было границ. Если долго смотреть на одно большое облако, то можно нарисовать по нему картину, с лицами, предметами, животными, действиями. Чем больше облако, тем больше силуэтов в нем можно разглядеть. В моменты, когда мы лежали рядом и я смотрел на её лицо то понимал, что в этот миг нет ничего важнее её, этот миг – это моя жизнь, которая горит и делает меня полноценным. Мне так нравился запах её парфюма и веснушки, которые так гармонично на ней смотрелись, а аромат её цветочных духов или это был запах её тела или волос, завораживал и будто гипнотизировал меня.

В тот день мы гуляли до позднего заката, под последними лучами розовых лучей солнца мы перебирали пальцами рук, обнимались и смеялись, будто мы знали друг друга целую вечность. Мы общались так легко и не принужденно, что её родители и моя бабушка с дедушкой видя нас только и улыбались. Я наконец-то нашел то, что наполнило меня, каждый день мы проводили вместе, с утра до позднего вечера мы были рядом.

Мы подолгу сидели на пляже, любуясь друг другом и водой, которая от небольшого ветра покрывалась небольшими волнами, которые завораживали подобно огненным языкам костра, который мой дедушка часто зажигал в саду, а в оставшихся тлеющихся дровах я с Тами вечерами запекали картошку, это было наше любимое с ней блюдо и большой удачей было вынуть эту картошку не обгоревшей. Мы любовались природой, аистами, она была не против и была полна энтузиазма даже погулять со мной на кладбище и с интересом слушала рассказы о моих чувствах находясь в этом месте. Местные ребята видя меня с ней стали обходить меня стороной. Когда я шел с ней они буквально меняли свое направление.

– Почему тебя так бояться, ты с ними дралась?

– Нет, я никогда не дралась.

– Тогда почему они нас избегают?

– Они бояться мою мать, не знаю почему.

– А что твоя мать им что-то сделала?

– Нет, просто бояться и всё, – было заметно что этот вопрос доставляет ей неудобство. – Моя мама бывает странной, строгой, милой, непонятной, отдалённой от всего. Она часто бывает в больнице, пропадет там по месяцам. После неё она всегда долгое время очень добрая и заботливая. Не знаю почему её опасаются, при мне она никого не била и ничего страшного не делала.

– Ну ладно, это же хорошо, – сказал я и Тами мне улыбнулась. Я посчитал это странным, но в тоже время был рад что мне больше не стоит никого опасается и гулять везде спокойно.

Когда тебе хорошо время летит незаметно. Пролетело лето и за мной приехали родители, я был рад их видеть, был рад мысли вернуться в город, к тому образу жизни, к друзьям в моем дворе, но какую же дыру в моей душе оставляла Тами, которая оставалась. Последний день мы провели молча, и она и я были на грани срыва, мы просто смотрели в даль. Лишь когда этот долгий тоскливый день подошел к концу она сказала, что будет мне писать и что бы я отвечал ей на каждое сообщение. Всегда грустно уезжать от родных, бабушка и дедушка пускали слезу провожая меня, Тами на прощанье меня нежно поцеловала в щеку. Уезжая, я смотрел на местность, которая была так ненавистна, но стала такой близкой благодаря лишь одной встрече, изменившей полностью моё пребывание и восприятие там. Отдаляясь, я смотрел на провожающих меня и мне было больно покидать людей, которые стали столь близки. Моё главное спасение жило через дорогу от меня и я, замыкаясь в себе не замечал эту прелестную девочку с такими запоминающимися глазами оттенка океана, такого который бывает, когда чистое небо отражается в будто бесконечном потоке миллиардов воды, подсвеченной ярким солнцем.

После приезда я получил от Тами лишь одно сообщение: как ты доехал, скучаю по тебе. Я ответил, что тоже скучаю и всю дорогу думал о тебе. Больше сообщений от неё не было, никаких любо новостей, моя мимолетная радость приезда и встреча с городом и друзьями быстро прошла, ведь та, с кем я провел все последние месяцы и та, к кому я так привязался забыла обо мне. Мне было чертовски обидно и вовсе не понятно, как она могла так поступить. Я писал, на звонки она тоже не отвечала, а после 17 часов после моего приезда её телефон и вовсе был всегда выключен. Я просил отца узнать о ней, когда он созвонился с бабушкой, но он как-то игнорировал мои просьбы или забывал об этом, всегда говоря какие-то нелепые отговорки.

В городе мы всегда находили чем заняться, лишь бы не сидеть дома, это меня отвлекало от мыслей о Тами. Раза два в год нас посещал бродячий цирк либо парк аттракционов, он всегда располагался на нашем районе, потому что там находился будто специально для этого огромный пустырь с краю домов, между забытой возвышающиеся стройкой и зеленым мостом. Когда он только приезжал мы мигом туда бежали и знакомились с их хозяином, помогали при работах, как их называли рабочие «разложиться», что означало из пустыря собрать целый развлекательный парк. Нас, конечно, там особо не напрягали, принеси, подай и отойди не мешай.

Вы невольно задумались зачем нам было это нужно, от скуки? Возможно, но от скуки работать? Это было не про нас. По завершению всех работ и запуску мероприятий, мы имели возможность посещать аттракционы, представления и просто гулять там совершенно бесплатно. Целый месяц мы не знали других дел как тусоваться там, это было весело. Кататься на аттракционах пока не закружиться голова, сидеть на представлениях допоздна и просто находиться в месте, где все собрались для того, чтобы развлечься. Атмосфера была особой, выходя оттуда люди будто преображались и с улыбкой направлялись домой. Мне безумно нравился этот мир, который создает это место, и я всегда мечтал уехать в другой город вместе с этим бродящим волшебным и зрелищным комплексом, который даже самых серьезных и угрюмых людей заставлял радоваться жизни. Не будь я мал, меня бы они взяли к себе, я почти что нашел себя.

Часто мы забирались в частный сектор, он был совсем не далеко от нашего района. Наш путь туда проходил через заброшенный детский сад, дальше выход на склады и начиналась заброшенная железная дорога, построенная более ста лет назад для какого-то правителя, который был в нашем городе проездом и оставил в нашем городе помимо железной дороги название для реки «Убля» он проезжал тут летом и решил в ней искупаться, в эту реку бьют родники и вода там всегда очень холодная при любой жаре. Резко нырнув, правитель воскликнул будущее название реки и мигом выбежал из воды. Эту историю видимо передают из поколения в поколение.

Идя по железной дороге, мы выходили на улицу частных домов, видя через забор яблоки, виноград или подобные вкусности мы тихо забирались туда что бы насытиться. Часто хозяева домов выбегали вооружённые палками или какими-нибудь лопатами, вилами, чтобы спугнуть нас. Но один из нас всегда стоял на тревоге и чуть что кричал нам, а мы для него собирали плодов параллельно наедаясь. Однажды мужик, выбежал полу голый с топором, когда мы поедали его виноград и когда остальные хозяева успокаивались, выгоняя нас за свою территорию тот побежал за нами по улице, он бежал за нами около мили, мы серьезно испугались, но, когда опасность миновала мы конечно же веселились с этого, хотя возможно он был полным психом и не хотел напугать, а хотел ранить.

Осенью умер мой дедушка, на похороны меня не взяли под предлогом, что я мал чтобы видеть это, в принципе они были правы. Наступило лето, меня снова отправляли в село к уже одной бабушке. Я нервничал и думал, что скажу Тами, что она скажет мне, между нами была особая и крепкая дружба, у меня не было никаких слов для неё, или злости, лишь непонимание что могло пойти не так и разочарование в ней. Первым делом по моему приезду мы отправились на кладбище, навестить дедушку, моя бабушка сильно страдала и плакала на его могиле, я же был в неком ступоре от этого и приобнимал её, не произнося не слова как и мои родители, которые уехали, не погостив, потому что были слишком заняты работой. Неподалеку я заметил могилу, облаженную цветами, их было так много что буквально не было видно памятника, я направился к нему, но меня резко прервала бабушка, сказав, что она не закончила дела по хозяйству и нужно скорее идти домой. Сразу после прихода с кладбища я попытался найти Тами, пришел в её дом и долго стучал пока не увидел, что её двор пуст и будто заброшен, это не похоже на зажиточных жителей сёл, которые живут в основном за счет своего хозяйства и всегда следят за своим жильём. Возле входа лежали цветы, из которых многие завяли. Из дома рядом я услышал соседей, женщина средних лет увидела меня и направилась ко мне.

– Простите, вы не знаете когда вернуться хозяева в этот дом?

– Он переехал после того случая.

– Куда переехали, какого случая?

– Пацан ты кого вообще тут ищешь?

– Тами, то есть Тамилу, она моя подруга, – после имени Тами женщина посмотрела на меня жалобным взглядом.

– Мать Тамилы, она была не уравновешенной женщиной, ты знал, что у нее были проблемы с головой?

– Какие еще проблемы? – я растерялся и она, тяжело вздохнув начала говорить.

– Когда отец Тамилы был на ночной смене перед началом учебного года, её мать вела себя крайне странно. Она ходила кругами по двору и весь день кричала на Тамилу. На кануне перед последним днем лета её мать заходила и просила у меня сахар, она спрашивала о Тамиле, о том, что я вижу, глядя на нее, Тамила сидела во дворе плела из бисера и напевала себе. Я ответила, что вижу лишь милого ребенка, что же еще?! Я не могла и представить, что она затевала, – она замолкла и задумалась.

– Вы не закончили, – сказал я, сгорая от любопытства.

– На утро я увидела мать Тамилы на лавочке, она сидела и смотрела куда-то в даль, я поздоровалась с ней, а она не подала виду, я подумала, что она хочет побыть одна и пошла делать свои дела. Её муж приехал с работы, он вышел из машины держа в руках новый рюкзак для своей дочери, я его видела в тот день, он подошел ко мне, предвещая радость от нового рюкзака для своей дочери, узнал, как мои дела. Я помню всё это как в замедленной съемке, сейчас оглядываясь назад я будто вижу над ним зависшую черноту, которая витала, ожидая своего часа. Он не обратил внимания на свою жену, которая сидела и качаясь из сторону в сторону как русская матрешка что-то бубнила себе под нос. Её муж легкомысленно прошел мимо неё в дом. Не прошло и минуты как он, громко кашляя с глазами краснее крови в ужасе выбежал, держа на руках Тамилу. Он упал на колени посреди улицы. Он кричал так громко, сбежалось много людей, все сразу поняли, что его дочь мертва. Никто не подходил, все боялись, и наблюдали со стороны просто плача от такого зрелища, все плакали ничуть не меньше отца потерявшего единственную дочь, которая на его руках смотрелась как кукла. Её отец так сильно лил слёзы что розовый рюкзак, который он не выпускал из рук держа его вместе с Тамилой стал бардовым. Полиция ехала минут пятнадцать и всё это время он на коленях держа на руках свою дочь умолял Господа, чтобы все это оказалось сном. Его жена, видя всё это закрыла уши и без видимых эмоций смотрела на происходящее. О, бедный мужчина. После этого его видели лишь пару раз, на её похоронах и когда он уезжал, никто не знает куда он переехал. Дом с ранней осени заброшен, часто тут появляются свежие цветы, их приносят неравнодушные жители поселка, которые знали эту чудесную девочку или видели хотя бы один раз, это событие отразилось на каждом кто о нем слышал.

Недавно подошедший к ней мужчина, видимо её муж, задумчиво слушая вмешался в её рассказ.

– Короче, её мать глубокой ночью, открыла газовую плиту на максимум, закрыв все окна и двери пока Тамила крепко спала. Она вышла из дома и села на лавочку. Она просидела у дома до позднего утра пока не вернулся её муж. Она заявила, что в Тамиле она перестала узнавать свою дочь, появилось что-то чужое, лишнее, ужасающее и она освободила её. Её признали психически больной и закрыли в какой-то клинике, в какой не сообщили, многие жители села хотели бы её найти и наказать как следует, совершить такое с ребёнком, да еще и с таким чудесным ребенком! Тамила всегда была вежливой, ухоженной и такой красивой девочкой, весь поселок был в шоке и трауре, такое всегда будоражит и объединяет. Держись парень, мне жаль! – он хлопнул меня по плечу. Меня будто пронзило током. Их слова звучали как нечто неразборчивое.

–Тамила тоже уехала? – видимо от шока я спросил у них.

–Тамилы больше нет! – ответили мне ужасно упрямым и в тоже время сожалеющим голосом,

Они обернулись и ушли, для меня их слова, их рассказ, их сочувствие в тот момент звучали как нечто отдалённое, будто на непонятном языке, всё это было как во сне. Я крикнул им что вернусь позже, они видимо, подумали, что я чокнутый и быстро зашли в свой дом.

Подходя к своему дому, ко мне стала приходить ясность. Я очень сильно старался не принимать реальность.

–Нет, нет, это все вранье, этого не может быть – только эти слова витали в моих мыслях.

Зайдя в дом, я просто упал на пол, принял позу эмбриона и залип в одну точку. Я не мог в это поверить, я ехал с неким грузом печали из-за кончины дедушки, в но в тоже время меня так грела мысль о том, что я увижу Тами. Пусть она меня забыла, пусть она нашла новых друзей, но те тёплые моменты, которые она напомнит мне, облегчат боль от утраты дедушки. Где-то в глубине души я надеялся, что она могла потерять телефон или специально не писала, чтобы сделать какой-нибудь сюрприз, может быть её родители запретили со мной общаться, да что угодно, но я был уверен, что забыть она меня не могла. Наша дружба была истинной, настолько настоящей что немногим людям повезет познать такие чувства, которые были у нас с Тами. Я был настолько разбит, если бы мне в тот момент дали яду, я бы его молниеносно выпил в надежде не чувствовать того, что горело во мне, боль, отчаяние и сожаление.

В дом зашла моя бабушка и увидев меня сразу поняла, что я всё узнал. Она потянулась что бы поднять меня, а я вырвался.

– Почему мне никто не сказал об этом, ты же знала, что я с ней дружу?

– Тебе бы не стало легче от этого, в городе у тебя полно занятий и этот ужас там был бы не к месту. Иногда лучше скрыть и не знать правды или узнать её как можно позже.

– Что мне теперь делать, она была моим единственным другом тут и лучшим другом в жизни?!

– Ты еще мал у тебя всё впереди. Почти вся жизнь – это трагедия. Мир устроен так, что проблемы будут будто бесконечными и их надо всегда решать. Люди видят больше плохого чем хорошего, но хорошие и счастливые события случаются, и они затмевают все плохое. В хорошие моменты ты понимаешь, что жизнь стоит того, чтобы жить и те проблемы, которые ты преодолеваешь делают тебя сильнее. Тамила не хотела, чтобы ты страдал о ней, задумайся об этом и вспоминай только хорошее о ней. Я прожила с твоим дедушкой больше 40-ка лет, если бы я всегда о нем страдала, мое сердце не выдержало. Нам было сложно, у нас почти ничего не было, ни дома, ни много одежды, никаких либо конкретных планов на жизнь, у нас была только любовь, молодость и жизнь, с этим мы добились всего что нам было необходимо. Мы вместе прошли сложный путь, но на этом пути было много хороших, искренних, радостных моментов, которые ослабляют боль от потери.

Она была права, но моя боль не утихала. Я сразу понял, что та могила, заставленная цветами, принадлежит Тамиле и направился туда. Я замер, когда подошел и увидел её могилу, её гравировку на могильной плите, она была так красива и так знакома, от боли в душе и горьком комке в горле мне стало трудно дышать, я присел. Смотря на её надгробие, я начал вспоминать все хорошее что у меня с ней было, первую встречу, первые мысли о том что она мне становиться ближе в заброшенном желтом разграбленном доме, как мы гуляли тут же на кладбище, мы проходили мимо этого места где сейчас она лежит и тогда она даже подумать не могла что её прибывание в этом мире закончиться вечностью именно здесь, на этом самом месте. А как внимательно она умела слушать… Вместе с Тами я потерял часть себя. Когда ты мал и случается подобное это откладывается угрюмой печатью на всю жизнь.

– Стоп, стоп! Я думаю, не о том, о чем стоит, я зашел в дебри печали, только хорошее, умоляю, только хорошее, – пытался я себе внушить.

Меня охватывали мурашки и трепет застилал мою душу, руки тряслись и слезы сами накатывались, стекая к земле, под которой лежала Тами. Я вспомнил как мы проводили время за закатами на поле, как мы перебирали пальцами рук щурясь и наставляя руки так, чтобы розовые лучи заката не попадали в глаза. Её смех, её милый голос, её неуклюжий бег и вечные царапины на ней от сена, в которое она любила нырять с разбега, но даже эти царапинки смотрелись на ней красиво. Её океанский цвет глаз, её задумчивый и теплый взгляд, когда я ей рассказывал о своем городе и суетных людях в нем, которые спешат, не замечая ничего и никого. Сладкий запах её волос, её родинку на плече, каждое мгновение с ней было прекрасным. А еще я вспомнил её мать, с бешенными карими глазами, как я мог раньше не увидеть в ней нечто больное, то ужасное что в ней жило, в её голове.

Я всегда начинал с хорошего, но все воспоминания о Тами всегда заканчивались плохо, я был бессилен, и забыть её было невозможно, все кругом напоминало о ней, я пытался, ради себя, ради неё, но ничего не выходило. Я намного больше понял бабушку, которая потеряла своего мужа, пока она страдала у его могилы я смотрел на могилу Тами и страдал вдвойне, я лишился двух близких человек и теперь моё пребывание там стало намного угрюмей. Я решил поддерживать бабушку и отдаться этой поддержке скрывая свою печаль каждый день вспоминая Тами. Она покинула этот свет слишком молодой, такого не должно случатся, дети не должны умирать.

Последний раз я видел Тами её во сне. Я сидел на скамейке у её дома, она вышла ко мне и сияла как хрусталь на солнце, она села и прижалась ко мне.

– В тебе всегда так много боли, она не проходит, ты будто забираешь боль всех вокруг тебя. Как бы ты не старался, тебе больно. Я буду присматривать за тобой до конца, я первая за тобой приду, когда придет время, обещаю тебе, – я улыбнулся и прижал её к себе и в тот же момент резко вышла её мать и Тами растворилась, а её мать повернулась ко мне, её безумные глаза горели смотря на меня и я резко проснулся.

Прекраснее и красивее девочку я не встречу уже никогда, я точно это знал. Тами была особенной, словно ангел, спустившийся с небес настоль короткий срок. Не могу, я не могу думать о ней только хорошее, зная, как рано она ушла и каким одиноким без неё я стал, так много было не сказано и так много было не сделано. Я злился на себя, злился на то, что порою думал о ней плохо, о том, что она могла меня забыть, найти мне замену, предать дав обещание и прочие вещи, которые оказались полным бредом. Её не стало в тот же день, когда я её покинул обещая вернуться, обещая провести ей следующее совместное лето ещё счастливее чем было уходящее. Она стала ангелом в моей памяти и навсегда останется таковой, во мне навсегда осталась её теплота, милость и образ. С ней я потерял преобладающую часть себя, во мне выгорела половина меня. Каждый вечер мы с бабушкой ходили на могилу дедушки и пока моя бабушка страдала я отходил к Тами, всегда принося ей конфеты, которые она любила. Она навсегда осталось со мной, в моей голове, в моё сердце. Я её трепетно люблю и эта любовь вечна.

Вернувшись в город, я стал замкнутым и зажатым, вечно подавленным я ходил обозленным и разочарованным, мои друзьям заметили перемены, но не подавали виду, пытаясь всегда меня отвлечь и как-то развеселить. Но как бы я не старался я не мог перестань не думать о Тами, слишком сильные чувства были между нами.

Время шло, и я навроде как научился жить с болью. Мои друзья меня отвлекали, знали бы наши родители как мы живём, нас бы не выпускали гулять никогда. Часто ситуации заходили до грани смерти или минимум инвалидности, но нам всегда как-то везло и все обходилось. Стройки, разборки, прогулки где попало. Часто мы доходили до конца железнодорожных путей, они вели в заброшенное депо с поездами, мы там часто встречали бездомных, обычно им было всё равно, и мы просто проходили мимо них. Нельзя сказать так же про детвору, которая жила в районе железнодорожного вокзала, они часто свистели где-то в дали, обычно мы не обращали внимания на свист и просто проходили мимо, близко мы не встречались. Мы знали, что они безбашенные и бьют до тех пор, пока ты не сможешь встать, удивляюсь как часто нам везло, и мы не виделись с глазу на глаз с подобными жестокими детьми, которые не знали меры, мы видели лишь результаты таких встреч. Парня 13-ти лет так отделали что он до конца своих дней не сможет ходить. Я никогда не понимал почему все не дружат между собой и видя не знакомого человека стразу становятся агрессивными, это какие-то животные инстинкты, которые не понятно откуда берут начало у детей. Мы ходили в надежде их увидеть и как-то познать этот страх, о котором все кругом говорили, мы были этакими любопытными самоубийцами, которые шли из-за любопытства и скуки на крайние меры, но сколько бы раз мы там не проходили нам везло либо все было очень преувеличено в рассказах остальных.

Детство кончается там, где начинается серьезное отношение к жизни, к себе и к окружающим. Оглядываясь, я вижу моменты, события, некоторые такие краткие будто их не было вовсе. Память нечто непостижимое, как и наш мозг и не понятно по какому принципу мы запоминаем те или иные события из нашей ранней жизни, некоторые важные, некоторые совершено не нужные, а некоторые пытаешься забыть всю жизнь.

Смотря назад, чтобы не было я понимаю, что мое начало было интересным, захватывающим, опасным, порою ужасающим, странным, потерянным, но никак не скучным и однообразным. Каждый день события менялись и переполняли нас детей, детей открытых, ярких, искренних и беззаботных. Мы отчаянно стремились не скучать и впитывать каждый миг, происходящий вокруг нас. В то время мировосприятие было другим, всё было искреннее, ярче, чувственнее, правдивее, как-то по-особенному и вдохновляюще. Сейчас осознавая, что мир не будет таким как прежде и все когда-то близкие люди разбрелись по своим кругам, своим дорогам, своим делам и той верной и дружной компании нет и никогда не будет чувствуется детская пустота.

Проходя по тем местам, где я рос, я кругом вижу воспоминания, которые были столь значимыми, где события были столь важными, где был слышен смех и плач, где мы дети были открыты миру и впитывали все взахлеб. Находясь в местах своего начала, я не чувствую ностальгию, возникает чувство потери, чего-то такого теплого и близкого, некогда для меня важного, подобно тому, что от тебя отреклось, что у тебя отобрали, тому, что ты видишь, но никак не можешь заполучить. Детство обкрадывает нас оставляя лишь прекрасные воспоминая и травмы, которые будут давить до конца жизни. Можно быть вечным подростком, но ребенком – никогда. Нет ничего постоянного кроме воспоминаний и прошлого, которое никогда не изменишь и воспоминания, которые не заменишь на другие.

Детство – это сокровище, не порте его детям и не спешите их вырастить, дайте им насладиться, никто не знает, что их ждет, ведь в конечном итоге детство – это всегда самое яркое и лучшее время в жизни. Даже когда все плохо, дети хотят и верят, что всё вокруг них чудесно.