Читать книгу Созвездие феникса - Егор Тульский - Страница 2

Попробуй взять другие свечи,

Твои уже давно не загорались так,

Чтобы сияние их было словно вечным,

От ветра на балконе этот свет иссяк.

Быть может ты напрасно ждешь,

И каждый вечер создаешь тот милый образ,

Ведь на балконе снова моросящий дождь.

И снова кашель будет резать ребра.

Хотя, тебе уже плевать на это.

Огонь в глазах твоих на загорался так давно,

Что я забыл то время, когда звал тебя поэтом,

И то сияние, как Божеством тебе дано.

Признайся, ты не веришь в свой талант.

Писал лишь только о ее умильных фразах,

Ее глазах и волосах… Но, как Атлант,

Она терпела ношу твоих сказок.

Возьми другие свечи, пусть их воск

Больнее обожжет тебе ладони,

Поэт внутри ушел, но он с собой унес

Эмоции, мечты в расколотом флаконе.

И даже если вдруг вернется, никогда

Он не заменит того юного капризу,

Как деву не заменят орды дам.

И джентльмены деве

Не заменят милого подлизу.

Ром плещется в желудке, как тайфун,

И лед стекла не тает на балконе.

Холодный дождь не прекращается уж десять лун.

Все десять лун молчишь в задумчивом поклоне.

Ты знаешь, мне приелся воск с ванилью.

А в зажигалке кончился бензин.

Сегодня полная луна, и взмахи крыльев

Чайки бодрят приятней, чем кофеин.

Ты слышишь? Затухают сигареты

И засыпает моросящий дождь.

И в этой тишине есть все твои ответы.

О, неужели ослабела дрожь.

Твое лицо уже не выглядит усталым.

И кажется, глаза уже закрыты в мирном сне.

Стакан в руке нагрелся и растаял.

К нам повзрослевший гость вернется

По утру в пенсне.

Как много он расскажет о Вселенной.

Он путешествовал и столькое узнал.

Да, жизнь его останется все той же бренной,

Но бренным может быть

И самый важный радиоканал.

Он будет не похож на того парня,

Что нас с тобой покинул так давно,

Но ты его узнаешь, благодарней

Его взгляда не бывает. Лишь одно

Он скажет, оказавшись у порога.

– Спасибо за свободу, Милый Друг.

Он вновь вернется к нам,

В трехгранные чертоги.

В наш дивный мир без палачей и слуг.

Ах, да… Та дева будет с ним.

Ее бессмертный образ с его сердцем скован.

Уже не будет глупой клятвы на крови,

Лишь чистое сознание слова.

Вот и потухла наша мертвая свеча.

Ты спи, я сам возьму другую.

Она пуста,

И так не горяча.

А воск ванильный все еще с тобою?

В том мире нет цветов прекрасней,

Чем те, что не растут уже давно,

Но юноши все рвутся чрез опасность,

Чтобы добыть один букет и все равно,

Пусть поиски их сотни лет

Кончаются лишь горем неудачи,

Пусть ал кровоточащий след

На их рубахах, не может быть иначе.

Но блеск росы на Солнце опьянял,

Услышав раз о нем в легендах каждый,

Стремглав бросался хоть в девятый вал

И на корабль без команды рвался в саже.

В сиянии Луны переливаясь

И отражая звездной пустоты восход,

За прелестью на смерть пускаясь

И верность ей храня, они клевали в брод.

Так, вожделением, усладой и отрадой

Гонимые на подвиг под пучину волн,

Ища годами шипастую растущую награду,

Никто и не вернулся, не тронувшись умом.

И лишь недавно был так храбр,

Так молод, но безумен до чертей и гроз,

Впередсмотрящий телескопом Хаббла

Один из тех, кто ищет берег черных роз.

Фениксы питаются любовью,

И птице созидания нужен корм,

Процеженный сквозь сито болью

И страданием фильтрованный отбор.

Фениксы живут без крова,

Они не ищут дом под крышей чердака.

Уютного тепла не хочется бескровным.

Им нужен мир, опущенный к ногам.

Фениксы летают лишь ночами,

Долг дозора пламени неся,

Утром, в зеркалах у звезд изъяны обличая,

Гордо зори плавят из себя.

Фениксы не знают жизни такт,

И жизни, в общем то, они не знают.

И времени не слышат, но к ногам

Им падают стеклянные кривые сваи.

Четыре часа утра,

И четыре слога утрат.

Будто все мы с одной болезнью.

Будто мы навсегда бесполезны.

Нет ни смысла, ни цели, ни воли,

Нет и капли на мокрой ладони.

Пусть мы смотрим на все это лестно.

Только мы все равно бесполезны.

Пусть дождям нет конца и преграды,

Когда светятся Солнца каскады,

Обливая обивку у кресел.

Этот миг все равно бесполезен.

Свет не знает, мгновенья не вечны,

Когда в сладость полезностью мечет,

Да и эти мгновения слезно

Все равно, как и все, бесполезны.

Я не слышу свое отражение,

В зазеркалье мне строя гримасы,

Насмехаясь и криво сужением

Только тычут мне трое из массы.

Каждый жест как по ветру флажок,

Только смесью акцентов и драм

Они колят все в сердце ножом,

Окровавленным пламенем травм.

Я собрал в своем зеркале лишь

Самых глупых позывов фантомов,

Что за годы на смерть поглядишь,

Чтоб принять ее родненьким домом.

В темной комнате стук за стеной

Не пугает их больше рассвета,

Как и мне под стальной пеленой

Не привидится краше крас цвета.

В черно-белых тонах утопают

И за ласковый миг у окна

Предлагают стеклянную сваю

Закопать, чтобы только Луна

Освещала зеркальные глади,

Отпечаталась чтобы ладонь,

И горящего птенчика ради

Чтоб сменился властитель на трон.

Вместо трех оборванцев тюремных

Восседал на зеркальном престоле,

Золотой, пусть он все еще смертный,

Что не чувствовал яд алкоголя,

Без короны и власти взойдет он,

Без эмоций займет свою роль,

До скончания дней он примотан

Грузной цепью – Шипастый Король.

Ты есть или ты притворялся?

Или сцена театра твой дом?

Тот остров, где ты потерялся,

Не был ли ареной потом?

Закаты, рассветы – и что же?

Говоришь, там ты врос в эту сеть,

Берега обратились вдруг в ложи,

Вместо люстры пусть Солнцу висеть,

А Луна тебе будет прожектор,

Освещающий соло твое,

Океан – дофамина инъектор.

Самому себе слово даешь,

Что ты понял вращение планеты,

Что запомнил движение звезд,

Что в презренном безоблачном сне ты

Покоишь принятие грез.

Только ль этим ты кличишь рассудок?

Только так побеждаешь судьбу?

Или в яде и похоти судеб

Ты в плеяде теряешь свою?

Где ты был, когда скалы ревели,

Разорвав твою лодку, и так,

Утонув в громовой колыбели,

В отражение бросил: «Дурак»?

Ты запутался в собственной вере

И сломал драгоценный компас,

Ты раскрыл вероятностный веер

И не знаешь, где проснешься сейчас.

За тобой лишь печаль и уныние,

Смрад от памятной грузной волны,

От бездонности долга, и именно

За волной и за долгом идешь ты.

Кажется, я разучился страдать,

И кто-то оторвал кусок моей рубашки,

И здесь, терпя победу темноты

В той рукопашной,

Я снова падаю лицом в дырявую кровать.

Зажгите свечи мне с ванильным воском,

Поставьте на столе, накройте одеялом,

Откройте окна, чтобы холодный космос

Мне прозрачная тоска не подменяла.

Без образа в подобии играя свою роль,

Она стучится в двери моим сердцем,

Клонировать, совсем не повторяя боль,

Пытается, ударив миокардой сталь без герца.

Прозрачная, густая и тупая гниль —

Бьет в нос мне запах крови у виска.

В той тишине уже не слышится ваниль,

И в дверь стучится поездом тоска.

«Лишь быть похожей, но не повторять,

Клонировать, не исполняя правил».

И как бы вид его я не исправил,

Ей не захочется заправить свою прядь.

Уж столь привычная прозрачная тоска,

Я много слов сказал и много обещал ей,

Она все ждет, надеется и смотрит свысока,

Не понимая, что я уже морально обнищалый.

Вы видите в ней просто женщину,

А я уже не вижу даже дверь.

Вы смотрите, порой вам нужно меньше, ну

А мне не хватит

Даже тридцати дверных петель.

Мне снова снился дивный сон,

Как ты сидишь на подоконнике и ждешь,

Как лучик света лунного коснется плеч

И он,

Щекотно пробегает мимо, вызывая дрожь.

Во сне ты смотришь вниз

С невиданно высокого восьмого этажа,

И шелестя венком из черных роз,

Твой лист

Упал и скрылся, в темноту сбежав.

Там под окном некошеный газон,

А здесь горшки с цветами, и они

Такие же,

Как этот сон

В бесчинстве жизни и подобной болтовни.

Во сне моем ты так красива,

Как некрасива и пустынна брешь

Между глотками рома,

Или потоком синим,

Коль я не прав, ты воздух перережь.