Читать книгу Дети стихии - Эжен Ильфо - Страница 4

Политика – это прекрасное чудовище, заставляющее нас произносить то, чего не хочется произносить, улыбаться, когда этого совсем не хочется и делать то, за что тебя в любом случае осудят. Так сказала моя почтенная тетушка, королева Бесс на смертном одре. Жизнь может показаться многим волшебной сказкой, полной беззаботного смеха и счастливых солнечных дней, но это далеко не так. Можно веселиться и радоваться тому, что дано свыше. Увы, я так не умею.

Я родилась в одной из аристократических семей, однако детство у меня было несчастным. Мать не любила меня, отец не любил мать. При крещении, мне дали имя Элеонора, «милосердная», в надежде, что именно милосердие станет будущим семьи. Вместо ожидаемого семейного счастья по поводу рождения наследницы, начались регулярные скандалы. Моя мать, источник драмы, графиня Жанетта, запомнилась мне лохматой, небрежно одетой, сухой женщиной, вечно ругавшейся на больного отца, лицо которого я давно забыла. Мы жили в поместье Чармвел, в столичном районе Кэпелль, куда нас разместила троюродная сестра матери, правящая королева Шарлотта. Но через 10 лет, умер отец, мать добилась своего и выжила его, после чего начала страдать алкоголизмом. Как-то я проснулась от звука бьющегося фарфора и пьяного крика матери. Она кричала о том, что я свалилась ей на голову, что она была абсолютно счастлива, пока «эта полоумная» не выдала меня за «этого ублюдка», что я – результат недоразумения, очередная выходка отца. Очевидно, мать, в девичестве Мельвинг, не признавала брака с Артуром Чарм, считая это очередной политической насмешкой старших кузин, ведь он был потомком королей, которых когда-то свергли Мельвинги. Но я до сих пор не могу понять, как олицетворением этой династической ненависти мог стать родной ребёнок. Тогда мать стащила меня за волосы с постели и поволокла по холодному полу анфилад, на глазах перепуганной прислуги. Когда она дотащила меня до Охотничьего зала, дала тяжелую пощечину и ушла, сказав, что желания видеть меня больше не имеет. Это был последний раз, когда я видела свою мать; пьяной походкой, с вывернутыми лодыжками, она дошла до софы, рухнула и забылась сном. Тогда я сильно ударилась о косяк двери, лежала на полу, никому не нужная, и рыдала, не в силах подняться. Никто, даже прислуга, тогда мне не помог. Я доползла до своей комнаты, умылась и наспех оделась, безуспешно попыталась припудрить щеку, руки тряслись. Мне было четырнадцать лет и это было первое в моей жизни испытание.

Это был день побега. Я набросила на себя плащ с капюшоном, пробралась через кухню на задний двор, сквозь тяжёлые кованные ворота – прочь из ненавистного Чармского поместья, вид которого до сих пор вызывает у меня непроизвольный страх. В Альбион пришёл сезон мелких дождей, я выпачкала своё платье в городской грязи и пару раз скользила по брусчатке, падала и разодрала коленки. Куда я побежала? К своей тётке, сестре отца, тёте Бесс Чарм, во дворец Карм-Дю-Нор, в надежде, что она приютит меня. Несмотря на то, что многие сейчас считают, что она была слишком суровой, я не считала её таковой. На фоне безумной матери, она воплощала идеалы справедливости и благородства. Разумеется, она могла бы прогнать меня, заляпанную грязью, ненужную матери, которую она никогда не жаловала, дочь, но до этого не дошло. Я чувствовала эту незримую связь между нами. Тётушка принадлежала королевскому роду, хоть и свергнутому, поэтому её дом был благородно и со вкусом обставлен. Мать, хоть и была из благородной семьи, перебила весь фарфор и хрусталь в Чармвеле, перепортила часть гобеленов и ковров; то, что имело цельный вид, было выставлено на торги из-за её разорительного образа жизни, поэтому комнаты там казались необжитыми. У меня ушли годы, чтобы восстановить Чармвел. Разумеется, тётушка представляла прошлую эпоху, что было видно по её поведению: она никогда не выражала чувств, была весьма требовательной, немного надменной. Правящая же династия Мельвингов, объявила себя открытой и популярной, выставляя самое сакральное на всеобщее обозрение. Нарочитая показушность и откровенная пошлость при помпезном дворе являлись излюбленными темами для разговоров богемной жизни. Когда, будучи неуправляемым подростком, на волне всеобщей популярности, я изъявила желание посетить один из дворцовых маскарадов, модных и регулярно проводящихся в то время, тётушка резко отказала. Но всё же, я чувствовала, хоть та и не подавала лишнего повода, что она меня любила. Это чувство, естественно, было взаимным.