Читать книгу Лучезарная нимфа - Екатерина Александровна Балабан - Страница 10

Корнелий, вернувшись тем же утром домой, долго не мог прийти в себя после встречи с Домицианом, велел натопить себе баню и провел там едва ли не все время до обеда. Марк едва выдворил его оттуда, вернувшись с Велабра.

Сообщение последнего о том, что Антония не собирается возвращаться, еще больше расстроило молодого человека. Первым его желанием было броситься за девушкой – раз Марк не смог уговорить, может ему самому удастся, – но потом он передумал.

– Она правильно избегает меня, – мрачно изрек он, – С таким как я незачем знаться. Вокруг только грязь и разврат. Она же нежный цветок, который должен цвести на благодатной почве.

После этого он завернулся в плащ и отбыл к одному из своих приятелей – Валерию, у которого, как он помнил, сегодня обед в честь рождения сына, пришедшийся как раз на Компиталии или праздник Мира (древние празднества занимавшие три дня января, когда преподносились нехитрые дары ларам, покровителям перекрестков, предназначенные для отвращения несчастий от членов семьи).

Несколько дней Корнелий, пребывая в дурном расположении духа, пытался развлечь себя ежедневными упражнениями с мечом на Марсовом поле. Противников выбирал из тех, кто оказывался там вместе с ним, иногда бился один против двоих или троих, отрабатывая мастерство. Он изменил своим прежним привычкам засиживаться допоздна на пирах. После обеда у друзей или знакомых, ближе к концу дня посещал термы, где тренировались атлеты. В рукопашной схватке ему почти не было равных. С ним охотно вступали в борьбу, но редко кому удавалось положить его на лопатки. Дома ночевал редко, предпочитая оставаться с какой-нибудь милой прелестницей, и частенько называл ее именем Антония, за что в ответ получал упреки и слезы.

Как-то возвращаясь утром от одной из своих утешительниц, он завернул на Субуру, просто так, чтобы немного развлечь себя атмосферой безостановочного мельтешения этого удивительного по своей непривлекательности и одновременно притягательности места.

Субура – оживленный грязный квартал с кучей всевозможных притонов и кабачков, заселенный, в основном, бедняками, изобилующий торговцами и проститутками. Здесь покупалось и продавалось все что угодно: дешевое и дорогое сукно, вино, скобяные изделия, оружие на любой вкус, ювелирные украшения, сладости, овощи, фрукты, свежий хлеб, кожаные пояса и обувь… Нищие выпрашивали милостыню у прохожих, девицы соответствующего поведения открыто предлагали свои прелести, свешиваясь из окон окрестных домов, или прямо подходили к прохожим.

Римляне всех возрастов и сословий любили бывать на Субуре. В этом возбужденно гомонящем, многонациональном людском водовороте, двигающемся без направления и цели, жил особый, ни с чем несравнимый дух, влекущий помимо воли, несмотря на вонь, грязь, процветающие здесь воровство и пьянство.

Корнелий послонялся между лотков, разглядывая прекрасной работы пояса из воловьей кожи, сияющие под солнцем клинки мечей, работы местных мастеров, шлемы с перьями и даже драгоценными камнями, достойные украшать голову знаменитых полководцев, ненадолго задержался около ювелирных изделий, искусно выполненных из дорогих металлов. Тоненькое колечко с капелькой бирюзы в оплетке привлекло его внимание, и он зачем-то купил его, понимая, что все равно не сможет подарить той, которой оно подойдет больше всего.

Около одного из питейных заведений он повстречал группу молодых людей, уже хорошо набравшихся и от того веселых. Среди них признал своего приятеля Гнея, очень некрасивого юношу, который, несмотря на это, пользовался большим спросом у прекрасной половины населения.

Узнав Корнелия, Гней бурно поприветствовал его, после чего спросил, не знает ли он, как на самом деле обстоят дела в Германии? Молва трезвонит, будто Сатурнин уже разгромил легионы Максима и движется к Риму, между тем знакомый квестор уверяет, что это не так, наместник Нижней Германии пока справляется с ситуацией, только опасается приближающихся полчищ варваров.

Корнелий пожал плечами. Германский мятеж напомнил ему о Домициане и от этого настроение его не улучшилось.

– Тебе-то какое дело? – сказал он Гнею, – Ты все пьешь, даже по утрам. Придет Сатурнин, будешь пить и при нем.

– Опасные слова, – испуганно пробормотал кто-то из собутыльников Гнея, – Пить при Сатурнине – святотатство.

– Значит, заделаетесь трезвенниками, – усмехнулся Корнелий и, кивнув на прощание всей компании, п од их пьяный гомон нырнул в толпу.

Возле лотка башмачника он остановился, разглядывая удивительные деревянные башмаки и соображая, как же это носят. Рядом две закутанные с головы до ног в покрывала женщины примеряли сандалии, сетуя на их дороговизну. В фигуре и манере движения одной из них Корнелию почудилось что-то знакомое. Бросив разглядывать башмаки, он уставился на женщин и вдруг заметил золотую прядь, выбившуюся из-под ее одеяния. Сердце ухнуло и замерло. Окликнуть ее? Но голос отказался ему повиноваться.

Вторая женщина, почувствовав, обращенный к ним взгляд, обернулась, оказавшись хорошенькой, совсем молоденькой брюнеткой. Глаза ее мгновенно блеснули узнаванием. Дернув подругу за руку, она прошипела так громко, что было слышно, наверное, на противоположной стороне квартала, несмотря на шум вокруг:

– Посмотри скорее, это же тот возница, что выиграл последний заезд! Да посмотри же! Он смотрит на нас!

Та обернулась и, к своему удивлению, встретилась глазами с Корнелием.

– Антония! – выдохнул он, наконец.

Увидеть его здесь она никак не ожидала, да и вообще ей казалось, что их пути разошлись навсегда. Все эти дни она прожила словно во сне, помня каждый его вздох, каждый взгляд, но усиленно стараясь все это выкинуть из памяти. Она опять пела в чужих домах, голосом своим завораживая слушателей. Только теперь ее песни полнились той же печалью, что и сердце, никак не желавшее забывать…

Сегодня Феодора вытащила ее из дома на прогулку. Ночной образ жизни Антонии лишил подруг возможности частых, как прежде, встреч и они друг без друга скучали. И надо же такому случиться, что и Корнелий оказался на Субуре в то же самое время, словно приведенный сюда незримой рукой судьбы.

– Антония, – повторил он, с нежностью выговаривая ее имя.

Феодора изумленно переводила взгляд с одного на другого. Весь их вид говорил не просто о поверхностном знакомстве, а о чем-то глубоком и значительном, чего просто не могло быть между этими столь разными людьми.

Он смотрел на нее с такими надеждой и упоением, ни на миг не отрывая взгляда, что Антония поняла, – то же самое волшебство, соединившее их несколько дней назад, готово опять увлечь за собой. Чтобы не поддаться влечению она, превозмогая себя, стала отступать, а потом быстро пошла прочь, потянув за собой Феодору.

Корнелий же, поддавшись порыву, бросил торговцу несколько сестерциев, забрал сандалии, забытые девушками на прилавке и быстро нагнал их, готовых скрыться в людском водовороте.

– Вы забыли у башмачника, – сказал он, отдавая Феодоре обе купленные пары. Потом взял Антонию за руку, вложил в маленькую ладошку колечко.

– Не забывай меня, – прошептал он и, прежде чем девушки успели как-то отреагировать, пошел назад, оставив обеих в некотором оцепенении.

Антония, мгновенно обессилев, опустилась на ступени первого попавшегося дома. Феодора, прижимая к груди свою добычу, села рядом:

– Мне бы таких вовек не купить! – потрясенно выдохнула она, – Что все это значит, Антония? Почему этот знатный юноша так смотрел на тебя?

Та, не отвечая, разжала ладошку и взглянула на колечко. Солнце сверкнуло на тонких золотых лепестках, в которых как в колыбели покоилась маленькая голубая капля.

– Какая красота, – проговорила еще более заинтригованная Феодора, – Дорогое, наверное!.. Такие подарки не дарят просто так.

Антония вновь крепко сжала руку, спрятав колечко от солнца и от Феодоров. Глаза ее медленно наполнялись слезами. В какой-то миг горе, переполнившее сердце устало прятаться глубоко внутри. Девушка всхлипнула, обняла подругу и отчаянно разрыдалась у нее на плече.

Когда девушка немного успокоилась, Феодора снедаемая любопытством, спросила:

– Откуда ты его знаешь? Тебя же не было в цирке, когда он выиграл, и все зрители словно с ума сошли, славили его. Я пробилась к нему, совсем близко, бросила ему цветок. Мне казалось, он даже заметил меня. Сейчас, я думала, он смотрит на меня. А оказалось на тебя – и как!.. Ведь вы знакомы! Он называл тебя по имени.

– Да, – прошептала та, – мы знакомы. Увидев его глаза однажды, я пропала. Он поработил мою волю и мой разум, он стал мне нужнее всех благ мира и важнее собственной добродетели…

– Антония! Но почему тогда… Что между вами, Антония?

– Пропасть, – отозвалась девушка и бессмысленным взглядом уставилась в разноцветную толпу. Что-то там в этом бесконечном суетливом движении неожиданно привлекло ее внимание – январское солнце сверкнуло на длинном клинке, зажатом в руке злодея. Совсем рядом у ближайшего лотка. Никто не обращал внимания. Занятые собственными делами, люди не смотрели по сторонам. Одно мгновение понадобилось Антонии, чтобы сорвавшись с места подлететь к убийце, уже вознамерившемуся вонзить острое лезвие в бок своей жертвы. Она повисла на его руке с громким криком. Седовласый мужчина в тоге сенатора, тот, кто только что был на волосок от смерти, резко обернулся, увидев горящие ненавистью глаза негодяя, нож, готовый к действию и девушку, помешавшую совершиться злодейству.

– Тебя пытались убить, господин! – завопил какой-то человек,

Слуги окружили хозяина, оттесняя его от убийцы. Самого убийцу тотчас скрутили и поволокли куда-то, народ, жадный до дармовых зрелищ, собрался на крики. Прозвучало имя Марка Кокцея Нервы. Сенатор взглянул на Антонию. Лицо его все еще хранило следы пережитого волнения.

– Если бы не ты, дитя, – произнес он, – Не видать бы мне больше света солнца. Что хочешь, проси. Моя власть велика, и я многое могу для тебя сделать.

– Мне ничего не нужно, – пробормотала она, сама напуганная больше, чем он, – Пусть хранят тебя боги, господин, от подобных бед.

Она хотела было уйти, но он удержал ее за плечо.

– Постой. Ты спасла мне жизнь, и теперь я обязан как-то расплатиться с тобой за это. В старину говорили, что спасенный от смерти, навеки в долгу перед своим спасителем. Если ты ничего не просишь сейчас, возможно тебе что-то понадобиться в будущем. Вот кольцо. Храни его. Когда придет нужда, разыщи меня, и я помогу тебе, в чем бы ты ни нуждалась. Мое имя тебе конечно известно.

– Нет, господин, – проговорила она, принимая дар – массивное кольцо с рубином, предназначенное для мужской руки.

Ее ответ его немного озадачил. Марк Кокцей Нерва был известен не только среди своего сословия. Простой народ боготворил его, за прежние заслуги при добром императоре Веспасиане, за щедрость и за простоту общения.

– Марк Кокцей Нерва, твой покорный раб, прелестное дитя, и твой вечный должник, – улыбаясь, произнес он, – А как имя моей спасительницы?

– Меня зовут Антонией, – ответила она.

Возвращаясь домой, она несла в руке два кольца, которые так и не решилась одеть на пальцы. Одно было ей слишком велико, а другое слишком дорого, чтобы демонстрировать всем подряд.