Читать книгу Валеркин декабрь - Екатерина Бердичева - Страница 1

Оглавление

– Валерка! – крикнула из комнаты бабушка, пока я доставал тетради, ручки, а еще тренировочные штаны, кеды и носки, – мать сегодня допоздна, зайди вечером в магазин, купи хлеб и чай, заварка закончилась!

– Хорошо, баб! – Я собирался, опаздывая на автобус, и отчаянно пытался вспомнить, куда запропастился последний второй чистый носок. Остальные с утра были грязные, а стирать вчера было некогда. Мать всю неделю работала по двенадцать часов, и на мне, кроме колледжа, бабушки, баскетбола, висел Кирюха с детсадом и поздний ужин для всей семьи. Да где же этот чертов носок? А, и хрен с ним. Выхватив из тазика с грязным бельем под ванной что-то черное, я бросил его к кедам.

– Ба, я полетел. – Крикнул в воздух и хлопнул дверью погромче, чтобы она услышала. Ба у меня инвалид: ходит плохо, да и слышит, в-общем, тоже не очень. Зато, когда ей что-то надо, своим громким голосом выносит мозг на раз.

Заперев квартиру, я быстро слетел на десятый этаж и оттуда вызвал лифт, поскольку соседка по площадке тоже была не очень. Только наоборот. Стоило кому-то из нас открыть дверь на лестницу, как она, каким-то чудом об этом узнав, высовывала нос в щелочку. Сгорая от любопытства, дама подслушивала и подсматривала, кто пошел, в чем пошел, куда пошел – но это уже из окошка. В сильные морозы вид кудрявой старушенции в махровом халатике, торчащей по пояс из распахнутого окна, вызывал судороги у пробегавших по улице людей. Пока ехал с десятого этажа на первый, задумался, как лучше спланировать день, ибо получалось, что успеть должен все, но только если бегом. Так уж сложилось, что, когда я был маленьким, года три-четыре, нас бросил отец и больше не появлялся. Алименты, разумеется, тоже не платил, так как вроде нигде не работал. В-общем, не помню я его. Потом к нам переехала бабушка, помогая маме со мной и с деньгами. Когда я уже учился в школе, мать на работе познакомилась с дядей Сашей. Тогда пришло оно: большое и светлое… попадалово. Нет, сначала-то все было просто здорово: цветы, конфеты, усыновлю, распишемся. Потом в бизнесе дяди Саши что-то не срослось, и мать сама, каким-то загадочным образом, попросила взять все наши сбережения и оформила, опять же на себя, кредит на покупку промышленных холодильников. Через две недели должна была состояться свадьба, шикарное светлое платье ждало своего звездного часа в гардеробе маминой комнатки, а на столе стоял очередной сильно пахнущий букет. Помню, как мама вечером звонила ему на сотовый, когда он не пришел к ужину. Тогда дядя Саша ей ответил, что срочно пришлось вылететь в другой город для разборок с поставщиками. Еще пару раз выйдя на связь, он исчез окончательно. И мама плакала. Вот с тех пор она, с небольшим перерывом на декрет, работает на двух работах, поскольку через девять месяцев после потери бойца родился Кирюха. Ба ругалась на мать, но я так думаю, что малой совсем тут не при чем. Кстати, он такой прикольный: волосы белые, кучерявые, а глазюки шоколадные и озорные, с огонечками внутри. Мать с бабушкой долго думали, в кого уродилось такое чудо: мы, наша родня, все сероглазые и темноволосые, папик Кирюхин тоже был лысо-серо-шатенистым. Тетка, мамина двоюродная сестра, говорила, что Бог послал ангела с небес к нам в назидание. Про назидание не знаю, а ангелом Кирюху мог назвать только человек, совершенно не подозревающий, какой изворотливый и хитрый ум скрывается под очаровательными белыми локонами. Ибо такой шкоды наш тихий двор и детский сад еще не видел. Так что сегодня, боюсь, снова придется выслушать пару баек из нескончаемой серии великих и ужасных дел всеобщего любимца Кирилла. Но я точно знаю, что все его поступки проистекают не от глупости или вредности, а исключительно от неуемного любопытства и фантазии, да и с такой вечно очаровательной улыбкой на довольной мордахе, что на него невозможно по-настоящему рассердиться.

Я открыл подъездную дверь и сразу посмотрел на дорогу: где-то справа должен показаться мой автобус… если я на него еще не опоздал. А если опоздал, то опоздал на лабораторку по химии в колледже. А в химии я не очень. Причем настолько, что не спасет и областной чемпионат среди баскетбольных команд учебных заведений, где я – не последний игрок. Хоть мал, да прыгуч. Это так наш тренер говорит. А так-то я для шестнадцати лет вовсе и не маленький даже. Да и вообще спортивного телосложения. Короче, девчонки оборачиваются. Иногда. Так вот. Химия – это смертельно. К экзамену из принципа не допустят. А вызывать слезы жалости, рассказывая про семью, как посоветовала Тамарка, наша староста, не могу, да и не хочу. Вообще-то я взрослый человек и должен сам с этим разбираться. В каникулы, например, я маме со второй работой помогаю, на компе заполняю для нее какие-то калькуляции и ведомости. А вот мой автобус! До перехода добежать не успеваю. И, как все опаздывающие, лечу напрямую, через четыре полосы. Мой спринтерский забег водилы оценили дружными гудками и добрыми пожеланиями. Однако, не отвлекаясь, я целеустремленно приближаюсь к автобусу и… вижу его. Маленького белого щенка с висячими пушистыми ушками. Он вывернул мне навстречу из-под колес какой-то машины. Добегая, я нагнулся, чтобы ухватить его за шкирку. Получилось! Прижимая мелкого к куртке, я бросил отчаянный взгляд на водителя автобуса. Но тот, внимательно глядя на утреннюю трамбовку пассажиров, ждать меня явно не собирался. Я бросился наперерез. Короче, черный джип, вылетевший сбоку, я заметил… да только слишком поздно. Как в замедленной съемке, на меня наехал бампер здоровущей машины. Падая ему под колеса, бросаю щенка вверх, чтобы не задавили (это я соображаю). Моя сумка летит под автобус, а я куда-то вбок. Визг тормозов. В голове крутится мысль: блин… точно опоздаю на химию. И все.

 Очнулся я, думая, что сейчас утро и пора вставать. Но, даже не выдав команду на открытие глаз, мозг начал срочную перезагрузку последних файлов. Тогда я вспомнил: а ведь мы с джипом улицу не поделили! Перед моим внутренним взором встала здоровенная морда черной машины и серое хмурое небо. Я открыл глаза. Передо мной было стекло. Подо мной – черный капот. Я лежал на джипе. Звуки и запахи навалились через секунду. Страшно воняло жженой резиной, автомобильными выхлопами, жидкостью стеклоомывателя, еще какой-то химией… Вокруг ходили люди, с любопытством оглядываясь и снимая происшествие на телефоны. Автомобили стояли. Где-то выла сирена. Я приподнялся и лениво подумал: вроде меня сбили, а никто и внимания не обращает. Потом пришла мысль, что это даже очень хорошо и пора мне отсюда подобру-поздорову… Перед тем, как подняться, я глянул в стекло джипа на себя. Еще раз посмотрел. И медленно перевел взгляд на свои руки… Пипец! В капот машины упирались белые собачьи лапки. Вот тут я понял, что химия – просто замечательный предмет! Мне хотелось сесть за свой, покоцанный многими поколениями балбесов, стол и спокойно, не обращая внимание на ор химички и насмешки друга, выпаривать соль и смешивать реактивы! Я повернул голову набок. Правый глаз закрыло белое лохматое ухо. И тут я завыл. Делать-то мне что? И что тут вообще происходит? Вокруг сразу стало как-то тихо. А сбоку прилетел женский голос: «уберите кто-нибудь собаку, мальчик еще не умер!»

Действительно, а где же моя вторая часть, мое любимое и бесценное тело? Я спрыгнул с капота на асфальт, чуть не ударившись об него лицом-мордой, (лапки-то слабоваты – заметил кто-то внутри меня), и поскакал туда, где кучковалось больше всего народу. Пробравшись сквозь чужие ноги, я увидел себя, лежащего на асфальте, в испачканных и разорванных джинсах, с грязными руками и окровавленной головой. «Охренеть!» – было первое, что пришло в голову. Я подбежал к своему телу и, повинуясь какому-то собачьему инстинкту, начал вылизывать глаза, нос и щеки. «Давай же, очнись, пусть я опять стану человеком!» – исступленно молила напуганная душа. Какая-то женщина пыталась меня отогнать, но я на нее рявкнул. Кажется, меня оставили в покое. «Это собака мальчика», – сказал кто-то из стоявших вокруг людей. Наконец, подъехала скорая, и мое тело загрузили внутрь фургона. Я попрыгал рядом с фельдшером, пытаясь залезть вместе с носилками внутрь. Он тоже спросил: «Чья собака?». Ему дружно ответили, что мальчика. Тогда этот тип поднял ногу и пнул меня в сторону. Нет, ну ни в какие ворота! У меня – горе, а этот бездушный гад еще и пинается! Я сдал задом на несколько шагов, разбежался, подпрыгнул, словно посылая мяч в корзину… и вцепился зубами мужику под колено. Его зеленые штаны с треском порвались, а по ноге потекла струйка крови. «Я-у-у!» – взвизгнул он. «Вафф!» – ответил я, плюнув кусок штанины и скрываясь в окружающих скорую ногах. «Что же делать, что делать…» – безостановочно крутилось в моей голове.

Я сидел на мокром от дождя тротуаре. Машины разъехались. Моя вторая часть в больнице. Дядьку, сидевшего за рулем джипа, мучили полицейские. Шкура у меня намокла, я хотел есть, и все также не знал, что делать. Передняя дверь джипа была открыта. Я подумал о том, какой все же урод его хозяин… и прыгнул в теплое нутро автомобиля. Посижу, согреюсь, может и придумаю, как разгрести весь этот бред. Да, будет весело заявиться в колледж и потявкать. Или больничный взять. А детский сад? А бабушка? Представляю, что будет, если она узнает! Придется слушать часовую лекцию на тему “яблоко от яблоньки”, а заключительным аккордом выдаст резюме: сын такой же бестолковый, как и мать! Бедная моя мама. Хоть бы раз намекнула бабуле о том, что она тоже чья-то дочь. Не будем нагло тыкать пальцем. Лучше бы пожалела. Мать за эти годы сама на себя не похожа стала. Какая-то маленькая сгорбленная старушка. А менты тоже козлы. Заявление приняли, а искать дядю Сашу не собираются. Нет, поищут, конечно, когда он чью-то чиновную дочку или жену обует. Вот они забегают, засуетятся. Матери открытым текстом сказали: ты, тетка, сама виновата. Тебе ребенка растить, а ты все в любовь играешь. А может, и правы они, нету ее, любви этой? Да, в нашем дебильном мире торгуют всем: чипсами, пивом, телом, делом. Захоти – заплати. Только это слишком большая цена за незатейливый секс и продавленный матрас. А маме еще платить и платить! А помогать ей кто будет? Тут моя психика не выдержала, и я, растянувшись на заднем сидении, заревел в голос. То есть, конечно, завыл.

Проснулся я от того, что упал с сидения на коврик. Машина, негромко урча мотором, ехала по какой-то проселочной дороге. И мы удалялись от города. «Мужик, ты куда! Стой, верни меня обратно!» – я, не совсем соображая, что делаю, встал на задние лапы и левой передней потыкал его в локоть. Не почувствовал. Я еще потыкал и хрипло кашлянул-гавкнул. Тот подскочил, как ошпаренный, и резко дал по тормозам. Я кубарем перелетел через его локоть, спиной приложился к лобовому стеклу и свалился ему под ноги. Ко мне потянулась огромная мужская рука. «Никогда не думал, что у людей такие громадные руки», – подумал я и сжался в комочек. Дядька аккуратно схватил меня под животик и приподнял на уровень своих глаз.

– Ты кто? Как сюда попал? – спросил он, перехватывая меня другой рукой. У дядьки были карие глаза, темные брови, длинный нос и светлые волнистые волосы. Морщин вроде не много. Зубы белые и целые. Значит, еще не старый, подумал я, неотрывно глядя ему в лицо. А тот продолжал делать свои выводы:

– Значит, щенок. Мальчик. Ты прыгнул в машину на месте происшествия? Конечно, замерз и забрался погреться. И что мне теперь с тобой делать? Может, выкинуть?

В этот момент я закричал «нет», то есть, зарычал и резко замотал головой, ну и стыдливо поджал к пузику хвостик.

– Какой интересный щенок! – продолжил дядька. – Ты хочешь, чтобы я поверил в то, что ты понимаешь, о чем я говорю? Забавно. Ты хочешь кушать? – я усиленно затряс головой вверх-вниз. А для собаки это трудно, между прочим! Ну а чтобы он понял окончательно, я хвостиком махнул.

– Так… – разошелся тот, – а в туалет, гулять, писать хочешь? – Я еще раз кивнул, так как сразу почувствовал, что хочу. А еще я хочу обратно в город! Только как все донести до этого лба? Вот вопрос. А пока мы продолжили играть в некое подобие «кто хочет стать миллионером», только ставкой тут была моя жизнь.

– Я сейчас еду домой, потерпи пожалуйста, осталось недолго. Там и погуляешь, и поешь. – Решил он и завел двигатель. Меня посадили на сиденье рядом, и машина радостно сорвалась с места. Мужик хмыкнул. За окном, вместо городского дождя, падал легкий декабрьский снежок.

Свернув с трассы, мы попали на какую-то местную дорогу. С двух сторон от нее росли высоченные елки, запорошенные снегом. Я вспомнил скорый новый год, Кирюху, маму и даже вредную химичку. На глаза сами собой навернулись слезы и побежали по белой усатой морде. Я поднял лапу, чтобы их стереть, не удержался и завалился на сиденье. Дядька посмотрел на меня и удивился:

– Ты чего, плачешь что ли?

Я гордо отвернул морду и прикрыл глаза лапой. Тот подумал и продолжил:

– Может быть, тот пацан, которого я сбил, был твоим хозяином? Тогда извини. – Он положил на мою голову тяжелую руку. – Я и вправду не успел затормозить, когда он внезапно выскочил мне под колеса. Знаешь, я ведь его не видел.

Я повернул голову и зарычал.

– Прекрати, – ответил он, – мне тоже неприятно, и я сделал бы все, чтобы хоть как-то это изменить. Только что я могу? А, дружок? Может, подскажешь?

Я вскочил и радостно затряс башкой вверх и вниз. Блин, как же тяжело быть собакой! Мужик поднял брови и задумчиво посмотрел на дорогу. Тем временем мы въехали в какой-то нехилый коттеджный поселок, это я понял по этажам и крышам, и притормозили у кованых узорчатых ворот. Дядька достал брелок и нажал на кнопочку. Ворота поехали в сторону. Это было круто. Я даже язык высунул. Машина довольно фыркнула, и мы въехали во двор. Хозяин озадаченно наклонил голову и опять нажал кнопочку. Ворота закрылись.


– Приехали, – сказал он и открыл мою дверь. Я посмотрел вниз. И как я вообще сюда забрался? Не иначе, в состоянии аффекта. Дядька слез и посмотрел на меня. Я – на него. Тот усмехнулся и, обойдя машину, снова взял меня под животик и спустил на землю.

– Вот мы и дома, – сказал он. – Вдоль забора кустики, можешь сходить, пометить территорию.

Ё-ж, мое. А я в человеческий туалет собрался. Да-а. Пришлось осваивать кусты. Хозяин тем временем отпер входную дверь. А ничего так домик! Двухэтажный, с большими окнами, балкончиком и серой крышей. Первый этаж, видимо, кирпичный, облицован под камень, а второй – под какой-то старонемецкий стиль. Я пробежал лапками по свежему снегу и оглянулся: рядом с воротами стояли, как часовые, две голубые ели, и на них медленно, как в сказке, падал белый-белый снег.

– Что же ты? Иди в дом! – Хозяин стоял в открытой двери и ждал меня. Я посмотрел на него и снова обернулся назад. Я упускал что-то важное. Снег. Ели. Ворота. Все не то. «Вот оно!» – вдруг осенило меня. Мои следы. Да! Я подлетел к крыльцу, и, глядя себе под ноги, медленно-медленно пошел, оставляя в снегу утоптанную тропинку следов. «Помоги» – криво пропечаталось на белом пушистом листе.

Я дошел и, высунув язык, сел на попу и посмотрел на дядьку. Тот стоял в проеме двери, выпучив глаза. Я встал и повилял хвостиком. Дядька вышел из ступора и, кивнув головой на дверь, сказал: «Заходи!» И я зашел. Тот молча и спокойно, словно каждый день встречается с разумными псами, взял тряпочку и протер мне лапы и сам снял ботинки.

– Будем уважать чужой труд. – Резюмировал он эти действия. А ничего у него внутри дома! Стильно. Теплый паркетный пол. Камин, два дивана, кресло и ковер между ними. Красивая добротная деревянная мебель и сбоку лестница на второй этаж. Хозяин ушел в боковую арку и позвал меня. И я потрусил следом. Это была кухня – заветная мечта пережившего стресс и изголодавшегося щенка-подростка. Дядька стоял у плиты и грел что-то мясное. У меня из уголка рта вытекла длинная слюна и нижним концом прилепилась к паркету. Мне стало стыдно, и я попытался ее затереть. Но тут повернулся мой хозяин, вернее, хозяин всего этого великолепия, поставил на пол рядом со мной миску со щами и двумя котлетами в них. Я облегченно выдохнул и ткнулся мордой в суп. Расскажите кто-нибудь, как едят собаки! Часть щей тут же оказалась на полу. Я решил начать с простого, пытаясь схватить зубами котлету. И увяз в ней всей челюстью. Хозяин расхохотался и, подняв меня на руки, освободил мои зубы. После чего он поставил меня на стол, поднял тарелку и вилкой мелко раскрошил всю похлебку в однородную массу. Я аккуратно высунул язык и начал, наконец, есть. Дядька тоже сотворил себе два бутерброда и чашку кофе. После еды, сняв меня со стола, он опять протер морду тряпочкой и понес к камину. Сев на диван, положил легкое тельце на колени. Я сполз с них на диван. Тот задумчиво на меня посмотрел.

– А скажи-ка мне, малыш, – решил он проверить мои способности: вдруг меня надрессировали писать всего одно слово, – может, ты и буквы знаешь?

Я повернул голову на бок и посмотрел ему в глаза.

– Даже так? – Он вскочил с дивана и куда-то унесся. Впрочем, тут же прибежал обратно, неся в руках блокнот и ручку. – Хоть и бред, но попробовать надо, – проговорил он, что-то быстро черкая в блокноте.

– Я нарисовал алфавит. – Он показал мне листок. – Ты понимаешь, что это?

Я кивнул. Тот продолжил.

– Если тебе есть, что сказать, я буду ручкой показывать букву, а ты кивай. Понял? – Я опять кивнул. Он как-то судорожно втянул носом воздух и ткнул ручкой в букву А. И так до М.

– Что, – спросил он, – первая буква М?

Я снова кивнул. Когда он поверил в то, чему поверить невозможно, дело пошло чуть быстрее. И вскоре он выяснил, что зовут меня Валера, и я – тот самый парень. Дядька посмотрел на меня бешеными глазами и запустил пальцы обеих рук в волосы. Потом подергал себя за длинный нос и спросил:

– И как тебя, дружище, угораздило? И что нам теперь с этим делать?

Я осторожно взял в зубы ручку и зажал ее так, что она торчала, как указка. И начал водить по азбуке:

– Ты везешь меня в город. Там брат. Мама. Мое тело.

Тот снова плюхнулся рядом со мной на диван:

– Да, мальчик, ты прав. Я должен тебе целую жизнь.

Мы опять вышли во двор и сели в машину. Дядька завел двигатель, и откинувшись в кресле, сказал:

– Алексей.

Потом подумал и, потянувшись ко мне, пожал мою лапу. Я не удержался и фыркнул.

– Смешно? А я до сих пор не верю, что все это происходит на самом деле. Какая-то мистика! – он посмотрел на меня. – Да, брат. Тебе еще хуже. Итак, куда едем?

Я опять пристроил в зубах ручку и потыкал в блокнот: “ В больницу. За справкой”.

– А зачем тебе справка, если тело без сознания, а душа, – он кивнул на меня, – тут?

«Колледж».

– Согласен. Поехали. – Алексей опять щелкнул брелоком, ворота открылись, и мы двинули в город.

Ничего не могу сказать, до города домчали мы быстро. Вообще-то конечно, странно, что он утром сбил меня, так как вел машину достаточно спокойно, и реакция у него отличная. Честно говоря, со всеми этими чудесами, я забыл на него обидеться. А должен был, наверное. Мы затормозили у белого бетонного забора больницы на краю огромной невысыхаемой лужи.

– Прости, малыш, – Алексей виновато на меня посмотрел, – везде занято. Придется тебе поездить на моих руках. Не возражаешь?

Я помотал головой.

– Прыгай! – Я нырнул в его огромные теплые руки, и он аккуратно заложил меня в куртку и застегнул молнию. Так что наружу торчала одна моя лохматая голова. И мы пошли в больницу. К справочному окну стояли три тетки, и мы тоже пристроились в очередь. Алексей затолкал меня поглубже, чтоб охрана не видела, и я стал задыхаться от жары. Тетка впереди что-то бубнила. И тут мой хозяин, склонив голову и подперев ее рукой, прошептал:

– Черт, Валерка, а какая у тебя фамилия, и лет тебе сколько?

Я вздохнул.

– Пошли.

Он вышел из здания в больничный скверик. Аккуратно вытащил меня из-за пазухи и поставил на мокрую лавку. Дул ветер. Меня затрясло. Алексей улыбнулся:

– Ну же, давай показывай и не трясись, йоркширский терьер!

Я мрачно посмотрел на него и взял ручку в пасть.

– Ты алфавит не рви, не торопись. И что у нас получается? В-о-р-о-н-и-х-и-н. Понятно, Валера, а лет? Давай, буду называть цифры, а ты кивни, хорошо? Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать? Да? А адрес твой? Давай-ка запишу все сразу.

Полчаса мы истратили на уточнение адреса. Алексея на холодном ветру в тонкой куртке и офисных ботиночках тоже пробрало. Так что, затолкав меня обратно за пазуху, он резво побежал в тепло приемного покоя. Пока до нас дошла очередь, он отогрелся, и когда дежурная сурово спросила: «что у Вас?», Алексей бархатисто промурлыкал:

– Сын у меня, после аварии, либо в травме, либо в реанимации. Посмотрите пожалуйста, Воронихин Валерий…

Замученная администраторша, как загипнотизированная, подняла на него затуманенные глаза. Алексей склонил голову набок. Женщина улыбнулась и неохотно посмотрела в монитор.

– Да, он в реанимации. Поднимайтесь на четвертый этаж и нажмите звонок.

– Спасибо… – Муркнул мужчина, и мы понеслись наверх. Дверку в реанимацию, судя по голосу, нам открыла девушка.

– Что вы хотели?

– А мы хотели узнать о состоянии мальчика, привезенного утром после ДТП.

– Вы ему кто? – Сурово спросила девушка.

– А мы ему папа. – Скорбно ответил Алексей.

– Проходите. Сейчас подойдет врач. – Легко прошлепали женские тапочки и хлопнула дверь.

– Прошу, не высовывайся и не ворочайся! – Дядька легко хлопнул ладонью по куртке. Я вытянул нос кверху и быстренько подышал, пока не затолкали глубже. Опять хлопнула дверь и грузно протопали мужские ноги.

– Вы отец мальчика? – Это врач.

– Да. – покаянно сказал Алексей. – Как он? В сознании?

– Конечно, нет. Состояние тяжелое, но стабильное. Перелом бедра и травма головы.

– Взглянуть на него можно?

– Недолго. Халат накиньте и оденьте бахилы.

Мой хозяин согнулся, и стараясь меня не мять, нацепил бахилы. Потом мы пошли. Со всех сторон хлопали двери.

– Вот. – сказал врач.

Алексей тяжело вздохнул и присел на стул.

– Можно, я немного побуду с ним наедине?

– Пять минут.

И врач ушел. Мой тяжело вздыхающий недоубивец расстегнул куртку.

– Ты только не пугайся и не вылезай. – прошептал он. Я выглянул наружу. Передо мной лежал я. Весь в ушибах, проводах и капельницах.

– Так вот ты какой, белый Бим! Там я тебя толком и не разглядел. Попробуй, поговори с собой, что ли…

Я тихо заскулил. Как говорить-то? И я опять завздыхал. Себя было жалко. Какой-то маленький, непохожий на меня мальчик лежал на длинной кровати. Я хлюпнул носом. Так. Быстренько приходим в норму. Раскисать нельзя. Справка, Кирюха, мама. Я засунул голову обратно в куртку. И, как оказалось, вовремя. Дверь открылась, и врач сказал:

– Все, папа, время вышло. Пройдемте со мной, надо заполнить документы.

– Да-да, – подхватил Алексей, – ему нужна справка в колледж.

– Сейчас все оформим. Итак, полное имя Вашего сына, год рождения?

Через час, поставив все печати у администраторши в регистратуре при входе, мы неслись по слякотным улицам к месту моей учебы. Вот и за два года ставшее родным желтенькое пятиэтажное здание. Джип влез колесами на газончик и, победно рявкнув, остановился.

– Ничего не понимаю, – констатировал хозяин и выключил зажигание. – Валер, ты со мной или посидишь? А то, согласись, не солидно мужику приходить в учебное заведение с собакой за пазухой.

Я подумал. И, действительно, на что там смотреть? Кивнул головой. Алексей вылез, пикнул сигнализацией и пошагал в ворота. Встав на задние лапы, передними я уперся в боковое стекло. Теперь мои глаза смотрели на этого человека с нормальной высоты. Тот обернулся и махнул мне рукой. Ну что могу сказать: дядьке было лет тридцать пять – сорок, и он был интересным. Высокий, стройный, загорелый (только сейчас увидел), темные брови и глаза, светлые волнистые волосы, коричневая куртка и светло-коричневые джинсы. Честно признаюсь, мне было бы приятно, если бы он хоть каким-то боком относился к моим родственникам. И даже стало жалко, что я на него совсем не похож. Тем более, в своем теперешнем виде. Я присел на сидение и взял в зубы ручку. Плюнул и подтянул к себе блокнот. Лапой попытался перевернуть страницу. Получилось с третьей попытки, с дыркой и помятостью. Я снова подцепил ручку. Интересно, кто-нибудь до меня пробовал писать зубами? Короче, страницу я изорвал и, вывалив язык, развалился на сиденье. Потом закрыл глаза и заснул.

А проснулся оттого, что в машине стало холодно. Свечерело. Сиреневые сумерки накрыли припорошенный снегом город. Уже включили фонари, и они оранжевым резким светом выделили большие грязные лужи на мокром тротуаре и белый кочковатый снег на газонной траве. С кустов и деревьев свисала белая мокрая бахрома. Я поежился. И где там мой вечный должник? Лабораторку за меня пишет, что ли? Я вскочил и потоптался. Как-то уже и в туалет хочется! И покушать бы не мешало. Стекла машины запотели от моего дыхания, и я начал их тереть лапой. Тут пикнула сигнализация, Алексей распахнул дверь и сел в машину.

– Ну что, лучший друг человека, Валера Воронихин… – начал он. Я взвыл и поскреб дверь. – А, да, тебя выпустить надо. – Перегнувшись через меня, он приоткрыл дверь с моей стороны. – Иди! Гуляй!

Нет, он реально не догоняет. Вроде еще днем адекватным был. Тетки наши его сглазили что ли? Он посмотрел на меня. Я – на него.

– Ой, – дядька треснул себя по лбу, – забыл!

Подхватив, он вынес меня на улицу и поставил на снежок. И я двинул к кустам. Оказывается, сколько запахов ловит собачий нос! Все кусты вдоль забора дико воняли сигаретными бычками и отходами жизнедеятельности наших студентов. Не курил и не буду! Стараясь дышать через раз, я дополнил заросли своей подписью и поскакал к машине. Алексей уже завел двигатель и расслабленно откинулся на сиденье. Я подошел к подножке и гавкнул. Тот нехотя спустил ногу, нагнулся, опустил руку и за шкирку втащил меня внутрь. Держа на весу, протер лапы тряпочкой, (аккуратист, блин), и плюхнул меня рядом. Потом повернул голову и спросил:

– Мальчик, а мальчик, как тебя сюда занесло? Тут же одни бабы! – Здесь я понял, что вопрос был риторическим. То есть, не требовал ответа. – Я еле выбрался оттуда! – Он усмехнулся. – Зато бутерброды с сыром и колбасой, а также пирожки из вашей столовой были просто восхитительны! – он прижмурился и цыкнул зубом. – Кстати твой учитель по химии, Елена Львовна, кажется засомневалась, не нарочно ли ты в больницу попал?

Я обиделся и на Алексея, и на химичку: сижу тут взаперти, голодный, холодный, а этот гад обжирается и с нашими тетками лясы точит! Я вскочил на лапы и молча вцепился зубами ему в куртку. Понимаю, конечно, что толстая кожа – не сахар, но такое зло разобрало! И кушать хочется, аж в животе булькает. Алексей радостно улыбнулся и рассоединил нас с курткой.

– Держи! – Он достал из кармана салфетку, развернул ее… а там! Колбаса! Масло, хлеб! Живем! Пока я ел, он достал из кармана маленькую пачку молока. – Будешь? – я кивнул. Он пошарил под сидением и извлек оттуда пустую пластиковую чашку из-под кофе. Не торопясь, обрезал ее ножом, потом надорвал пачку и налил оттуда молоко. После чего подсунул мне под нос. Я запихнул туда морду и, чавкая, вылизал чашечку до блеска. – Еще будешь? – Я сыто помотал головой.

– Итак, замечательный баскетболист и гордость курса, начертай-ка наш дальнейший маршрут, – допивая молоко, изрек он. – Короче, куда едем? – Он включил свет и сунул ручку мне в зубы. Пришлось снова тыкать в продырявленный лист. – В детский сад? За братом? Это далеко?

Я помотал башкой.

– Показать сможешь?

Я кивнул.

– Тогда давай договоримся. Я подъезжаю к развилке – ты ставишь нос по направлению к объекту. Понял? Молоток. Тогда в путь!

Мотор довольно рыкнул, и мы покатили. До первого перекрестка. Хорошо, что это был всего лишь выезд со двора на улицу. Как мы договорились, я повернул морду вправо: правый поворот. И сижу. Машина остановилась.

– Так нам куда, Тузик? – спросил Алексей.

Я повернулся к нему.

– А, налево! – воскликнул он и включил поворотник.

Я молча тяпнул его за рукав.

– Ты чего? – возмутился он.

И как я могу что-то ему показать, если у него все сразу улетает из головы?

– А, направо! – обрадовался он и подрезал какую-то машинку, которая тихой сапой пыталась его объехать справа. Возмущенный оппонент разразился серией гудков.

– Сам дурак! – пробурчал Алексей и прибавил газу. – Дальше куда?

Я встал на задние лапки, чтобы лучше видеть дорогу, а передними уперся в торпеду. Морду держал исключительно прямо.

– Молодец, – похвалил он меня. На самом деле, мне было очень интересно. Оказывается, собаки видят в темноте намного лучше людей! Еще один правый поворот. Я сказал: «ваф» и повернул морду вправо. Мой Сусанин тут же перестроился. Аналогично мы свернули налево и въехали во двор. И прямо перед нами был Кирюхин детский сад.

– Здесь? – спросил Алексей. Я кивнул. Так как задняя часть нашего автомобиля была слишком широкой и длинной, мы опять влезли на газон.

– А теперь ты пойдешь со мной. – Я был снова схвачен под пузико и запрятан в куртку. Но тут я начал вырываться.

– Что не так?

Я схватил ручку и начал водить по листу.

– Значит, брата зовут Кирилл?

Я кивнул.

– У него другая фамилия? – удивился мой спутник.

Я кивнул несколько раз подряд.

– А почему?

Нет, этот дядька после колледжа явно тупит. Я гневно уставился на него. Тот посмотрел на меня и заржал:

– Жучка с ручкой! Ха-ха-ха!

Вот же дурной! Пришлось приводить его в чувство методом кусания. Боюсь, куртку после сегодняшнего общения придется выкидывать. Я снова потыкал в листочек.

– Хрусталев! Так у вас папаши разные? А почему отец сам не заберет мальчика?

Я помотал головой.

– Нет? Что, занят?

У меня скоро башка открутится.

– А-а-а, – дошло до него, – в разводе?

Я вздохнул: какая разница. Главное, что ни я, ни мой братишка нашим папашам совсем не нужны. Моя ручка опять замелькала по листу. Насобачился, однако.

– Моя семья? – переспросил Алексей и нахмурился. – Нет у меня семьи. И детей нет. – Он резко распахнул дверь и привычно схватил меня под живот. – Веди.

И мы пошагали к калитке.

Он нажал кнопку звонка. Дверь распахнулась, и мы вошли на территорию. Было темно и слякотно. В такие дни детки вечером не гуляют и сидят в группе. При входе дежурил охранник. Я его знал, и он меня. Только не в таком виде.

– Вы куда? – спросил он Алексея. Тот пожал плечами и покрутил в пальцах брелок:

– За мальчиком.

Охранник повспоминал и не вспомнил:

– Группа какая?

Алексей поправил свои белобрысые локоны и томным голосом известил:

– Пятая. Хрусталев Кирилл.

На лице охранника отразилось замешательство:

– А братишка его где? И кто вы?

Моя палочка-выручалочка опустил глазки в пол и шепотом сказал:

– Я его папа.

У охранника с сомнением изогнулась бровь, но он нас все-таки впустил. Я выдохнул. И спрашивается, чего выпендривался? Мамаши, в этот момент проскальзывающие мимо, оборачивались, мгновенно оценивая внешность моей переноски, ненадолго зависали и боком шли дальше. Я даже загордился: меня сбил клевый чувак!

Десять шагов по коридору, и мы вошли в бедлам, называемый подготовительной группой. Как всегда, в игровой комнате стоял ор, кто-то куда-то бежал, все кричали и разговаривали разом. Кричали, естественно, дети. Но воспитательницы разговаривали громче.

– И как я его отсюда выведу? – поинтересовался Алексей. Я подумал и дернулся наружу.

Мой хозяин спустил меня на пол. Тут же в раздевалку выскочили девчонки:

– Ой, какой щеночек! – заголосили они хором и потянули ко мне руки.

– Ваф, – сказал я, девчонки завизжали и отскочили. На визг среагировали воспитательницы и мальчишеская тяжелая артиллерия. В предбанник набилась вся группа.

– Что это такое? – возмутилась воспитательница. – Это Вы его принесли? – возмущенно взглянула она на моего спутника.

– Да-а, – обаятельно улыбнулся он. Я сел и почесал ногой ухо. Кирюха завис где-то в группе.

– А за кем вы пришли, мужчина? – с придыханием спросила она.

– За Кириллом Хрусталевым. – Алексей добавил в свой голос журчащие нотки. Ни в чем не усомнившись, дезориентированная воспитательница крикнула:

– Кирюша, иди сюда, за тобой уже пришли!

Мой замечательный братик протиснулся сквозь толпу, посмотрел ореховыми глазами на воспитательницу, и спросил:

– Ну и где мой брат?

Я подошел к нему и гавкнул. Кирилл состроил серьезную мордаху и присел передо мной на корточки.

– Я тебя знаю! – заявил он и продолжил, – но не знаю, откуда. Это ты за мной пришел? Ты поведешь меня домой, да? Как комиссар Рекс? Ух ты! – он погладил меня по голове.

– Нет, Кирюшенька, за тобой пришел вот этот дяденька! – Просюсюкала женщина. Кирюха пожал плечами:

– Я его не знаю. И буду ждать Валеру.

Алексей подошел к нему и, положив руку на плечо, сказал:

– Меня и вот этого щенка послал за тобой твой брат. И просил передать, что если не пойдешь, то он тебя тут забудет до завтра.

Малой задумался и решил поторговаться:

Валеркин декабрь

Подняться наверх