Читать книгу Другая - Екатерина Береславцева - Страница 7

Глава 7

Оглавление

– Ландыши, ландыши, светлого мая приве-ет…

Лиля застонала, заворочалась и с трудом разлепила глаза, перед которыми плавал туман. Несколько долгих минут она силилась понять, кто она такая. В памяти вспыхивали моменты какого-то кошмара: ухмыляющиеся оскалы незнакомых ей людей, зловонный запах, холод, пробирающий до костей…

– Ты сегодня мне принёс не букет из пышных роз, не тюльпаны и не лилии…

Лилия! Вот как звали её! Слова простенькой песенки, доносящейся откуда-то издалека, помогли вспомнить и собственное имя, и события, предшествующие её появлению тут. События, о которых ей совсем не хотелось вспоминать!

Она опять застонала и зажмурилась – ничего не вижу, никого не слышу, никому ничего не скажу… Не помогло. Наоборот, чернота послужила прекрасным фоном для нахлынувших воспоминаний. Чтобы хоть как-то прервать их, отдалить хотя бы на время, Лиля вновь распахнула глаза и заставила себя оглядеться.

Комната, в которой она очнулась, производила неприятное впечатление, особенно на человека, привыкшего совсем к другим условиям. Потолок свисал так низко, что, казалось, до него можно было достать рукой. Чистотой он тоже не радовал – весь в каких-то пятнах, трещинах, в некоторых местах обнажённый до дранки. Помимо неудобной жёсткой кровати, на которой лежала Лиля, в маленьком помещении находился платяной шкаф с большим мутным зеркалом, в котором отражалось приземистое кресло, накрытое вульгарной ярко-розовой тряпкой, какие-то коробки и тюки на полу, а также кусочек окна, мытого, видимо, ещё при царе Горохе. Занавесок на карнизе не было.

Сколько же дней она провела в беспамятстве? Два? Три? Казалось Лиле, что уже очень давно она ощущает под собой эту жёсткую поверхность. И ещё вспомнились чьи-то руки… Да-да, чьи-то – кажется, женские, – руки то накрывали её одеялом, то прикладывали холод ко лбу, то вливали в её вялый рот тёплую жидкость, то ласково гладили по плечу… Не их ли обладательница сейчас поёт где-то за пределами этой убогой комнатёнки?

– …пусть неярок их наряд, но так нежен аромат, в них весны очарование…

Акварельные слова песни плохо сочетались и с окружением, и с внутренним состоянием Лили. Жалкими, нелепыми показались они девушке, но долго ещё она внимала им – морщась от досады, но не решаясь прервать.

– Эй… – наконец отважилась произнести Лиля, пугаясь собственного хриплого голоса.

Тотчас же песня оборвалась, и послышались шаги, которые направлялись в Лилину сторону.

– Очнулась!

На пороге, радостно сверкая щербатым ртом, возникла женщина, которую Лиля сперва не узнала. Её длинный, до пола, халат, украшенный райскими птицами, переливался всеми цветами радуги, успешно гармонируя с розовой тряпкой на кресле, а на голове красовалось что-то подобное восточному тюрбану. Но грубое неухоженное лицо её, особенно эти чёрные глаза, похожие на угольки…

– Ты! – вскрикнула неприятно поражённая Лиля.

– Я, – ласково согласилась женщина, оказавшаяся той самой неудачливой воровкой, которая чуть не стащила Лилину сумочку. – Как ты себя чувствуешь, Лилёк?

– Если бы не твоё присутствие, было бы гораздо лучше! Как я оказалась в твоей хибаре?

– А ты что, не помнишь? – тёткина улыбка от явного Лилиного хамства стала угасать.

– Если бы помнила, не спрашивала бы!

– Ну что ты кусаешься, Лилёк, – вздохнула хозяйка. – Я вроде не чужая тебе…

– Ты не ответила на мой вопрос!

– Ну а что отвечать… Иннокентий тебя принёс. Ну, дядя Кеша, – заметив непонимание в Лилиных глазах, пояснила тётка, – помнишь, он когда-то заходил к нам. Точнее, ко мне…

Она покраснела.

– Хахаль твой, значит. А эта его дрянь усатая…

– Галя? – поёжилась тётка. – Я тоже её не особо люблю…

– Они друг друга стоят, красавцы, – Лилин взгляд задумчиво прошёлся по комнате, затем вернулся к хозяйке дома. – Сколько дней я тут?

– Три… или четыре, не помню. Жар у тебя был, ну я и лечила чем могла…

– Четыре дня! – Лиле даже в голову не пришло поблагодарить женщину за спасение. – Офигеть!

– А что это ты отца всё время вспоминала, Лиль? В бреду всё папа, да папа… Встретила его, что ль?

– Не твоё дело!

– Ну как же не моё, Лилечка! – забормотала тётка жалобно. – Всё-таки муж мой, хоть и бывший…

– Ты что, с дуба упала?

– Ну ладно, не муж, – стыдливо согласилась женщина, – ведь мы с ним так и не расписались. Но ты ведь знаешь, почему! Всё мать его, цаца московская! Мол, не ровня он мне, провинциалке. Зато когда её сыночек в кутузку угодил, на коленях ползала, всё умоляла на себя вину взять. Сразу ровней стала, ага.

– Меня не интересуют твои родственники!

– Значит, ты не встречала его, Лиль? А то я испугалась, что выпустили его уже…

– Никого я не встречала! И вообще… – Лиля резко села в кровати, отчего сразу же закружилась голова, – мне пора.

– К-куда пора, Лилечка?

– Домой!

– Домой? – тётка посмотрела на неё таким взглядом, как будто видела перед собой сумасшедшую. – К кому домой?

– Ко мне! Ну что ты глаза вытаращила! Или ты думаешь, что я теперь тут жить буду, в твоём дворце распрекрасном? – Лиля расхохоталась прямо в лицо хозяйке. – Так я тебя разочарую, милочка!

– Но…

– И даже не уговаривай меня! – продолжая нервно смеяться, Лиля встала на ноги. Каждое движение давалось ей с трудом, будто приходилось пробираться сквозь вязкую топь. Но уж лучше что-то делать, лишь бы не ощущать в себе это едкое чувство страха, разъедающее изнутри.

– Куда ты в таком состоянии, Лиль…

Но Лиля её не слушала. Подгоняемая нервным нетерпением, она вдела ноги в свои сапожки, которые валялись тут же, под кроватью, и тут впервые обратила внимание на коротенький выцветший халатик, который болтался на её похудевшем теле.

– Что за дрянь ты на меня нацепила?

– Так это же твоё…

– Ха-ха три раза! Давай тащи мою одежду!

– Какую?

– В которой я поступила в вашу дурку, идиотка! Костюм мой, итальянский, между прочим! И шубку! Ну, чего застыла?

– Так я…

– Живо, я сказала!

Испуганная тётка ретировалась из комнаты и плотно закрыла за собой дверь. Лиля, заставляя себя ни о чём не думать, сделала несколько шагов туда-сюда, привыкая к вертикальному положению, затем подошла к окну. Сквозь грязные подтёки был виден кусочек разбитого забора и заснеженные верхушки елей вдалеке. Она сразу же поняла, что это их лесок, Шатровский, а справа от него речка, а дальше… Нет-нет, лучше не продолжать!

Отпрянув от окна, она чуток покачнулась налево, задержалась рукой о стену и нос к носу столкнулась с лицом, смотрящим на неё с фотографии. Эта фотография, висящая там, на стене, в окружении ещё нескольких других, словно под дых её ударила. Легкомысленно и радостно улыбаясь, на неё смотрела она сама, Лиля, но лет на пятнадцать моложе. Ясный девичий лоб со спадающей на правый глаз светлой чёлкой, тонкий нос, ямочка на правой щеке – это была она, Лиля, не узнать её было невозможно! Но самым шокирующим, внушающим ужас фактом было присутствие рядом с юной Лилей тётки, хозяйки этого дома! Даже несмотря на то, что выглядела эта женщина совсем иначе – ещё молодое лицо, довольно миловидное, весёлые глаза, в которых пока не угадывалось пьяное будущее, – это точно была она!

Неожиданный скрип двери заставил Лилю вздрогнуть. С трудом оторвав взгляд от фотографии, она обернулась. На пороге комнаты, улыбаясь неуверенной улыбкой, стояла тётка с Лилиной шубкой в руках. Точнее, с тем, что от этой шубки осталось.

– Что это? – космическим голосом спросила Лиля.

– Я пробовала её очистить, Лилечка, – быстро забормотала женщина, – но у меня не шибко получилось. Без химчистки тут не обойтись, но откуда деньги взять…

– Я не об этом! Вот это что такое? – Лиля повернулась к фотографиям. Женщина прошла в комнату.

– Где?

– Да вот же! – Лилин палец упёрся в лицо молодой женщины на фото.

– Это? – тётка подошла ближе, не выпуская шубку из рук. – Ну, так это же я. Я это, Лилечка, – она вздохнула. – Красотка была…

– А это?

– А это ты…

– Это что, фотомонтаж? – Лиля, наконец, нашла разумное объяснение страшной загадке и даже как будто успокоилась немного.

– Почему фотомонтаж? – обиделась тётка. – Всё по правде. Это было аккурат перед твоим выпускным. Мишка фоткал…

– Какой ещё Мишка?!

– Так друг твой, Лиль! Ты забыла? Ты с мальчиком дружила, с Мишей… С одноклассником своим. Помнишь, ещё замуж за него собиралась? – её губы растянулись в дрожащую улыбку. – А я тебе говорила: вот в институт, доченька, поступишь, тогда и поговорим… А ты…

– Что ты несёшь, дура старая!

– Да-да, почти так ты мне тогда и ответила, Лилечка, – тётка сделала попытку приобнять девушку, но та зло дёрнулась в сторону.

– Ты сумасшедшая? Какая я тебе дочь?

– То есть как же это какая? Самая что ни на есть родненькая, – залепетала женщина. – Да что с тобой? Ты… головой ударилась, да? Божечки мой, что ж делать нам теперь! На врача денег нет…

– Да заткнись уже! – в ярости выкрикнула Лиля, не желая верить страшным словам. – Это ты головой ударилась, причём давно и надолго! Дай сюда!

И, выхватив из рук оторопевшей хозяйки шубу, Лиля бросилась к двери. Однако далеко убежать ей не удалось. Выскочив из комнаты и в секунду преодолев заставленную хламом прихожую, она нос к носу столкнулась с человеком, который в этот момент, занося с собой морозный ветер, входил в дом. Возможно, его появление не остановило бы девушку, если бы не одно обстоятельство – нежданный гость, краснощёкий толстяк лет сорока пяти, был одет в форму полицейского.

– На ловца и зверь бежит, – крякнул он довольно при виде девушки. – А ты куда это собралась, хозяюшка?

– Не ваше дело! – буркнула Лиля зло, однако шаг всё же замедлила.

– Ты, девка, не наглей! – мужчина постучал сапогами о порог, сбивая снег. – А то вмиг окажешься там, где по тебе уже соскучились!

– Где это?

– В отделении!

Пристроив на тумбочку свой портфель и аккуратно повесив фуражку на крюк, одиноко торчащий возле входной двери, гость взглянул на себя в маленькое зеркало, которое висело тут же, на стене. Его руки быстро прошлись по волосам, любовно пригладили густые усы, поправили воротничок форменной рубашки. Отражение явно нравилось своему хозяину. Наконец полицейский повернулся к Лиле.

– Ну?

– Что? – с вызовом ответила девушка, всё ещё не теряя надежды на побег.

– Так и будем на пороге стоять?

И тут Лиля поняла то, что должна была сообразить уже давно. Полиция! Вот кто ей нужен был, чтобы разобраться во всей этой истории! А она, со своими глупыми переживаниями, о таком простом решении даже не подумала. Да этого замечательного полицейского – сержанта, кажется, судя по количеству звёздочек, – послала ей сама судьба!

– Проходите, пожалуйста! – мгновенно изменив тактику, улыбнулась Лиля. – Что же это я, в самом деле…

– Вот давно бы так, – усмехнулся толстяк.

И ещё одно потрясение ждало девушку – в мгновение притянув не успевшую и пикнуть Лилю к себе, мужчина смачно поцеловал её в губы! Произошло это так стремительно, что Лиля чуть не задохнулась.

– Да вы что! – выдохнула она наконец, отталкивая от себя наглеца. – Что вы себе позволяете!

– А вот такой ты мне нравишься больше, – ничуть не смутился гость, впрочем отходя от девушки на безопасное расстояние. – Сама невинность! Ладно, чего пыхтишь, в дом пойдём. Потолковать с тобой нужно. Мать на месте?

И, не дожидаясь ответа, он направился в комнату. Лиля, не видя ничего перед собой от потрясения, как сомнамбула, поплелась следом за ним.

При виде гостя лицо и сам облик хозяйки изменились в мгновение ока. Вот только что она стояла перед россыпью фотографий на стене, уставившись на них растерянным взглядом, но с появлением на пороге полицейского встрепенулась, радостно всплеснула руками и кинулась ему навстречу.

– Яков Борисович, дорогой!

– Здорово, Ксения!

Вот как, значит, эту тётку зовут! Раньше-то Лиле без надобности было имя пьянчужки, что живёт за границей их посёлка. Чтобы послать наглую попрошайку, которая каким-то макаром ухитрялась пробираться в их посёлок, минуя бдительную охрану, имя знать не нужно. «Пошла вон, пьянь», – вот и всё обращение, которое заслуживают подобные опустившиеся существа. Каждый получает по заслугам – на этом фундаменте зиждилась вся прошлая Лилина жизнь. Вот, например, её отец, умный, хитрый и расчётливый человек, готовый ради благополучия собственной семьи пойти на многое, – разве не заслужил он своим трудом той жизни, которую ведёт? А она, Лиля? Умница, красавица, окончившая школу и престижный институт с золотой медалью, – кто, как не она, имеет право и на роскошный дом в престижном посёлке, и на собственный автомобиль, и на побрякушки, делающие её жизнь ещё прекраснее? Даже легкомысленный Анатоль, которого невзлюбил её отец, – даже он заслуженно пользуется всеми благами, которые преподносит ему судьба и отцовский бизнес. Ну а оборванки вроде этой Ксении – глупые, вздорные, слабые люди, и жизнь они заслужили по своим способностям. Несколько дней, проведённых в жалкой халупе, только подтвердили Лилины убеждения – каков ты сам, таким делаешь и мир вокруг себя.

– А ты всё хорошеешь! – гость ущипнул Ксению за бок, на что та довольно взвизгнула и шутливо погрозила ему пальчиком, бросив быстрый взгляд в сторону Лили.

– Ах, Яков Борисович! Твоими бы устами да мёд пить!

Мужчина по-хозяйски прошёлся по комнате, на несколько секунд задержался у окна, вглядываясь куда-то вдаль, затем развернулся на каблуках.

– Мёд – не мёд, а что-нибудь я бы не отказался глотнуть. Пошуруй там у меня в портфеле, в прихожей оставил…

– Сей момент, Яков Борисович! – тётка, повеселев, бросилась вон из комнаты и загремела, зазвенела там чем-то.

Толстяк, грузно опустившись в кресло, посмотрел на Лилю.

– А ты чего в дверях застыла, как неродная?

Лиля, всё ещё пребывая в тягучем шоке, побрела к кровати, единственному оставшемуся месту в этой комнате, куда можно было сесть, и опустилась на краешек.

– Вещички-то повесь, – хмыкнул мужчина, кивнув на шубку, по-прежнему находящуюся у Лили в руках, – или боишься, что сопрут?

Тут он захохотал, широко раскрыв рот, в котором поблескивали золотые зубы. Ему в ответ хихикнула и Ксения.

– Чего ты, Яков Борисыч? – крикнула она из кухни.

– Дочка у тебя больно весёлая, Ксения!

– Послушайте, товарищ сержант… – быстро и тихо, оглядываясь на дверь, забормотала Лиля, решив, что момент для разговора настал.

– А чего так официально, лапонька? Вроде не чужие люди…

– Яков Борисович…

– Яша.

– Понимаете, Яша, мне необходимо обсудить с вами одну проблему…

– Надо же, какое совпадение! – хохотнул гость. – И мне!

– Дело в том, что я вовсе не дочь этой вот… Ксении! – решив идти напролом, выпалила Лиля.

– Вот как? – сержант удивился. – Ну, Ксюха, ну, партизанка. Так она тебя из детдома, что ли, взяла? И ты поэтому такая смурная сегодня? Сильна, мамаша, ничего не скажешь!

– Да нет, вы всё не так поняли, Яков Борисович! Я вообще, можно сказать, первый раз вижу эту женщину! Понимаете?

– То есть как это первый раз? – моргнул толстяк.

– Ну, не совсем первый, конечно, – слегка смутилась Лиля. – Но в её доме точно впервые! Я там живу…

Лиля махнула в сторону окна. За её рукой поспешил и взгляд полицейского.

– В лесу, что ли?

– Ну в каком лесу! В доме! В доме Романа Сергеевича Шатрова! Вон он там стоит, справа, видите? Крыша такая красная…

– Как интересно… – толстяк окинул Лилю насмешливым взглядом, явно не веря ей. Ещё бы, Лиля уже и сама не знала, во что верить. – И в качестве кого ты там живёшь, крошка?

– Я дочь Романа Сергеевича! – гордо выпрямилась Лиля.

– Опаньки! Так вот в чём дело! От Шатрова тебя Ксенька нагуляла?! – сержант радостно потёр руки. – Так это же совсем меняет дело! Такие перспективы теперь перед нами открываются, мама не горюй!

– Какие ещё перспективы! – заорала Лиля, не выдержав. – Никто меня не нагулял, чёрт вас возьми! Я законная дочь Шатрова, а его жена, то есть моя мать, умерла двадцать лет назад! Умерла, понятно вам? Когда мне было девять лет!

– Кто умер? – на пороге показалась изумлённая Ксения с подносом в руках. Гранёные стаканы, стоявшие на нём, мелко звенели. – Я?!

– Да не ты, нищебродка! А моя настоящая мать! Шатрова Елена Владимировна!

Руки Ксении дрогнули, поднос опасно накренился на бок, и один из стаканов, скользнув к краю, чуть не полетел на пол.

– Э-э… – нахмурился сержант, – Елену Шатрову я помню, красивая была баба. Сынок ейный Максим очень на неё похож…

– Да не сын он ей! Самозванец хренов! Всех задурил, подонок. Или… – тут Лиле пришла в голову светлая идея, – или он купил вас всех, а? Папу за…загипнотизировал, а вас всех купил! Сколько он вам заплатил, признавайтесь?!

– За что? – Ксения с толстяком переглянулись.

– За то, чтобы комедию передо мной ломали!

– Кажется, тут не комедия, – толстяк поморгал, – а фарс какой-то… Сильно головкой ударилась, красавица? Кстати, как ты на помойку-то попала? Кеша сказал, что ты ночевала там вроде…

– Ночевала! А всё из-за самозванца этого! Сначала он меня из офиса папиного вышвырнул, а потом из собственного дома! И вы, как представитель закона, обязаны с этим разобраться!

– Я?! – толстяк опять многозначительно переглянулся с Ксенией.

– Вы, вы, не я же! Ну что вы так на меня смотрите, как будто думаете, что я сумасшедшая!

– Что ты, доченька, никто так не думает… – неуверенно забормотала Ксения.

– А ты вообще заткнись! Пьянь подзаборная, мало я тебя гоняла, дуру!

– Зачем ты так, Лилечка… – в глазах хозяйки появились слёзы. – Яков Борисыч, что же это, а?

– Разберёмся! – гость поманил Лилю к себе пальцем. – Ну-ка, сюда иди, поговорим. А ты, Ксения… Да поставь уже этот чёртов поднос куда-нибудь!

Вздрогнув, Ксения торопливо пристроила поднос со стаканами и бутылкой на одну из коробок, лежащих на полу, и растерянно застыла посреди комнаты.

– Что стоишь, мать! Документы тащи!

– Какие документы?

– Паспорт, свидетельство о рождении дочерино, ну что там у тебя ещё есть? Давай, давай, не стой столбом. А ты, красавица моя, сюда пересядь. Разговор до тебя серьёзный имеется. Хотя нет, лучше мы к вам…

Ксения, всхлипнув, выскочила из комнаты, а толстяк, с трудом вытащив грузное тело из неудобного кресла, направился к кровати. Лиля подвинулась. Пружины под гостем заскрипели.

– Не знаю, что за песню о самозванце ты мне поёшь, это дело десятое. А вот о наших с тобой делах потолковать надо.

– О каких ещё наших? – удивилась Лиля.

– Ты мне дурочку тут не валяй! – он довольно грубо прихватил Лилю за плечо и задышал ей в ухо: – Деньги принесла?

– К-какие деньги…

– Ты что, действительно головкой ударилась? Те самые, которые от сама знаешь кого забрать должна была!

– Я?!

Лиля, морщась от боли в плече, попыталась отстраниться. Но хватка толстяка оказалась волчьей.

– Ты меня знаешь, Сёмина, я твоих фортелей не потерплю. Или забыла, где бы ты сейчас была, если бы не я? Так я тебе живо напомню! Одно только моё слово, и окажешься там, где тебе самое место, поняла?

Другая

Подняться наверх