Читать книгу Дарю тебе небо – Любовь Ласточки - Екатерина Борисовна Митрофанова - Страница 18

– Ну что сказать? – Врач-офтальмолог погрузился в изучение лежащих перед ним бумаг. – Диагностика по-прежнему затруднена. Отчасти это объясняется наличием посттравматической гифемы в передней камере обоих глаз, отчасти – упорным нежеланием пациента идти на контакт.

– Гифема? – голос Марины звучал встревоженно. – А что это, доктор?

– Кровоизлияние в переднюю камеру глаза, – ответил врач. – В данном случае, как я уже сказал, мы имеем дело с гифемой обоих глаз. Причём в правом глазу, травмированном в бóльшей степени, чем левый, к сожалению, начала прокрашиваться кровью роговица.

– Доктор, это опасно? – Пальцы Марины нервно теребили ручку миниатюрной дамской сумочки. – С этим можно что-то сделать?

– Разумеется. Назначим для левого глаза кровоостанавливающие, сосудоукрепляющие и рассасывающие препараты. По правому, очевидно, не обойтись без оперативного вмешательства.

– Операция? – Марина запаниковала.

Врач кивнул и пояснил:

– Удаление крови из передней камеры глаза хирургическим путём. Это несложная операция. Такая мера в данном случае необходима, так как кровь в передней камере свернулась и образовался сгусток, который едва ли поддаётся медикаментозному лечению. Кроме того, здесь начала прокрашиваться кровью роговица, а это однозначное показание к хирургическому вмешательству.

– А можно обойтись без операции и всё-таки попробовать пролечить кровоизлияние с помощью капель?

– Вы не хотите лишнего вмешательства, – врач устало взглянул на неё. – Что ж, понимаю. Попробуем где-то в течение недели лечить по той же схеме, что и левый глаз. Если гифема к тому времени не рассосётся, то оперировать придётся в обязательном порядке.

– Спасибо, – тихо поблагодарила его Марина. – А что вы можете сказать по результатам проведённых обследований? Вы ведь обследовали Влада после того, как сняли с его глаз хирургические пластыри?

– Насколько это было возможно, – врач вздохнул. – Я ведь уже говорил, что пациент отказывается идти на контакт и помогать нам, а это во многом затрудняет диагностику.

– Влад отказывается идти на контакт? – переспросила сидевшая рядом с Мариной Лада. – Простите, но это неудивительно. Влад только что потерял старшего брата, которого он очень любил. Вы должны понять, что его поведение вполне естественно.

– Я понимаю, – ответил врач, переведя усталый взгляд с Марины на Ладу. – Но поймите и вы. Пациент упорно молчит, когда его просят назвать буквы таблицы Сивцева, что полностью исключает возможность диагностики остроты зрения. Кроме того, он отказывается фокусировать взгляд в тех позициях, в которых это требуется для осмотра глазного дна. И что мы, по-вашему, можем сделать в таком случае?

– Но ведь есть же какие-то тесты, которые можно провести без активного задействования пациента? – терпеливо продолжила свои расспросы Лада. – И наверняка их немало. Вы проводили ему такие обследования?

– Само собой, – ответил врач. – Но без помощи пациента этого далеко не достаточно.

– И всё-таки, – не отставала Лада, – что вы скажете по тем тестам, которые смогли провести? Для нас это очень важно.

– Что ж, в общем и целом картина такова: на текущий период времени говорить о сохранении предметного зрения при условии соответствующей очковой коррекции или коррекции с помощью контактных линз можно лишь на левом глазу. Правый глаз, очевидно, пока способен только различать свет и темноту.

– То есть… Вы хотите сказать… Правый глаз моего сына практически ослеп? – Марина почувствовала, что находится на грани обморока.

– При таких травмах подобное состояние вполне закономерно, – врач глубже втиснулся в своё обитое чёрной кожей узкое кресло. – Я предупреждал вас об этом ранее.

Марина понимала, что он прав, и тем не менее оказалась не готова встретиться со столь неприглядно обнажённой устрашающей реальностью лицом к лицу.

– Поскольку рефрактометрия правого глаза, которая в числе прочих показателей уточняет количество диоптрий по сфере и по цилиндру, не определялась, мы произвели проверку в затемнённом помещении при освещении глаза ярким световым пучком, наводя на глаз пучок света с разных направлений – сверху, снизу, справа, слева. Таким образом мы проверили, как сохранилась способность отдельных участков сетчатки воспринимать свет. Это было единственное обследование, где мы всё же добились от пациента неохотных ответов, которые указали на правильную проекцию света, что говорит о том, что светоощущение глаза не утрачено.

– Влад видит свет… Но что толку! – в отчаянии воскликнула Марина. – Это всё равно, что ничего не видеть.

– Вы неправы, – голос врача звучал убеждённо, – причём неправы в корне. Во-первых, такое положение вещей касается только правого глаза, на котором сильно повреждена роговица и произошёл вывих хрусталика в стекловидное тело. Поэтому в данном случае иного ожидать не приходилось. Во-вторых, до тех пор, пока глаз сохраняет способность отличать свет от темноты, можно надеяться на восстановление на нём остаточного зрения. То есть если вовремя провести специальную операцию, глаз снова будет видеть. Не так, как было до аварии, конечно, но положение станет в разы лучше, чем то, что мы имеем теперь.

– Правда? – В глубине измученных глаз Марины засветилась надежда. – А что мы можем сделать для того, чтобы всё получилось именно так, как вы говорите?

– Прежде всего – постараться нейтрализовать гифему с помощью медикаментов. Если же не получится, придётся прибегнуть к хирургии. Ну и непременно нужно будет соблюдать режим регулярного закапывания назначенных препаратов, чтобы обезопасить глаз от бактерий, скачков внутриглазного давления и ускорить его заживление. А там можно думать об операции, о которой я говорил. И кстати, в случае удачного проведения операции специалисты в обязательном порядке проверят глазное дно, которое пока не офтальмоскопируется.