Читать книгу Жизнь человека Х - Екатерина Черепкова - Страница 4

Март 1993 год. Вечер. В квартире отставного майора Александра Дмитриевича Погодина стояла безмолвная тишина. Лишь тени от деревьев бегали по ковру напротив окна. Один. Он жил совсем один. Его друзья одногодки уже воспитывают вторых, а то и третьих детей, постоянно жалуясь ему на их тяжелую долю.

– Вот представь. Встаешь рано утром, перекусываешь то, что приготовила тебе жена сама еще не проснувшись, давишься, не подавая виду, улыбаешься, как дурак. Так как знаешь, если что скажешь, хуже будет. Веселье начнется, уже не выходя из-за стола. Будешь детей. Благо жена их одевает. Пичкаешь тем же, что сам съел несколько минут назад, убеждая, что это полезно и это необходимо для твоего здоровья. Каша как ни как. А сам думаешь, как дети могут это есть. Сам давился, а надо. Жуть. Тащишь, сначала одного в садик, другого в школу. Потом взмыленный на работу. Там тебе весь день нервы мотают. То это, то-то! Вот, честно, положа руку на сердце, так хочется выругаться на всех своих коллег на работе! Особенно начальнику. У-у, ему бы все высказал. Иногда такая ситуация мне снится. Просыпаюсь в поту, думаю, что не сдержался и это явь.

Он еще много разных баек рассказывал, но все равно даже такая жизнь, по мнению друга, замыленная, бесполезная на первый взгляд все же лучше одиночества. Погодин делал вид, что сочувствует своим друзьям. Ведь именно за этим они приходят к нему, чтобы по-мужски, обсудить все свои проблемы, высказаться, так как дома малейшее отступление от уклада его жены может расцениваться, как бунт на корабле, что чревато скандалами и недельными огрызаниями со стороны его супруги. И все же Александр по-доброму завидовал их жизни. Так как в свои 40 лет, он так и остался один. В компании своих друзей он почти ничего не рассказывал о себе. Не из-за того, что не хотел. Очень хотел излить душу, а из-за того, что друзья были увлечены своими проблемами, и слушать проблемы других не входило в их планы. А Погодин и такому общению был рад. Самое главное не один, в той холодной и одинокой квартире.

Сашку я не видел лет 20, может 25. Еще со школьной скамьи. Встретил случайно, в автобусе. Сорок пятый маршрут был, как всегда переполнен. И вот в толкотне и неразберихе, кто следующий выходит, а кто нет, мужчина немного седовласый с голубыми глазами и четко выраженными скулами наступив мне на правую ногу, извинился. Узнал его по голосу. Внешне поменялся человек кардинально. В детстве мы были закадычными друзьями. Что только не вытворяли с нашей учительницей Надеждой Ивановной. Ох, и натерпелась от нас. Хулиганы были еще те. А сейчас в глазах увидел у него только грусть и уныние. Куда девался тот юношеский авантюризм, где бунтарство! Я думал, что все-таки ошибся. Что Сашка не мог стать таким, так поменяться. Нет. Не мог. Но голос. Чтобы не терзать себя, я повернулся и спросил:

– Вы случайно не Погодин?

– Погодин. А Вы кто? – Александр Дмитриевич

– Не узнал ты меня Сашка. Вот не ожидал от тебя. Как по ногам ходить в транспорте и кнопки на стул Надежды Ивановны, так это, пожалуйста! А друга, товарища и соратника… Эх! Погодин, Погодин, – Алексей Дымов

– Дым? Леха Дым! Неужели это ты? – Александр Дмитриевич

– Вот, теперь узнаю Сашку! – Алексей Дымов

– Тебе куда? На работу? – Александр Дмитриевич

– Да на работу. На Авистроймаш. А ты? – Алексей Дымов

– Я … пока ищу работу. Уволен в запас. Отдал стране свой долг, здоровье и, по сути, жизнь. Поэтому уже не нужен. Списан. Увы, – Александр Дмитриевич

– Ну, что ты такое говоришь. На гражданке тоже много, где нужны военные люди. Зачем так унывать. Приходи к нам устраиваться. Нам такие … нужны. Приходи, – Алексей Дымов

– У Вас я слышал и так кризис, людей выгоняют и я еще тут. Нет, – Александр Дмитриевич

– Время у нас тяжелое, – Алексей Дымов

Перекинулись с ним еще буквально парой слов, договорившись о встрече. Очень хотелось с ним поговорить. Узнать, как жил, что делал.

Каждый день становился хуже и беспросветней предыдущего. Что происходит в стране, в нашем городе, на улице и в доме. Люди стали такими обозленными, жестокими к простым прохожим. Помню, когда мне было лет 10, я проходил каждый день по дороге в школу через небольшие торговые ряды. У самого входа всегда стоял дядя Игорь. Он продавал свежее молоко и творог, который я покупал для своего младшего брата Андрея, за ним стояла мадам Анна. Я так ее называл, так как она была всегда очень красиво одетой, с высоко начёсанной прической, вероятно, это было достаточно модно среди женщин поколения «за тридцать» с красной губной помадой и алыми ногтями. Всегда удивлялся, что каждый день у нее была новая одежда, цвет и орнамент платьев мог совпадать, но фасон всегда новый. После шли прилавки двух братьев близнецов. Они торговали морепродуктами. С детства не любил рыбу, из-за ее неприятного запаха, но не мог не пройти возле этих двух вечно веселых и радостных людей. Когда они меня видели, то каждый раз придумывали новую шутку или четверостишье, чтобы вызвать у меня улыбку. Никогда не понимал, как это у них выходило. И еще столько замечательных людей там было, о которых могу вспоминать часами. Я рос, а ничего не менялось. Люди постепенно менялись, становились старше, но атмосфера оставалась неизменной. Но в последнее время все стало совсем не так как раньше. Реалии оказались намного тяжелее. Нет того небольшого рыночка у дома. Вернее торговые ряды остались, но нет уже тех людей и той атмосферы. Их заменили ушлые, так называемы «новые русские торгашы», которые нацелены на получение легких и быстрых денег или что-то получше урвать. В глазах, будь то мужчин или женщин, я могу различить лишь отблеск нулей на купюрах и желательно в иностранной валюте. А что же стало с теми людьми из моего детства? Печальная у них судьба. Дядю Игоря убили бандиты, после того как он отказался покинуть и продать свое место в торговом ряду. Все было подстроено, будто он пьяный возвращался и, оступившись, разбил голову. Все знали жители, друзья и коллеги, что он никогда не пил спиртного и всем запрещал. Но все и промолчали, боясь неопределенности и той ситуации, что у нас творится. Все стали придерживаться позиции «чем тише сидишь, тем дольше живешь». После этого случая все стали отдавать свои торговые места перекупщикам, боясь за свою жизнь. В результате многие из них стали нищать и голодать. Слышал, что братьев близнецов посадили за контрабанду оружия, а мадам Анна после глубокой депрессии стала побираться на улице, прося у прохожих милостыню, выкрикивая хриплым, прокуренным и пропитым голосом старые советские песни. Как это могло случиться, до сих пор не могу понять. Раньше всегда говорили, что государство заботится о каждом члене общества, помогая его вырастить, выучить, выбрать профессию и так далее, а сейчас происходит что-то невероятное, хаос. Все стали думать не о будущем, а о своей шкуре и денежном куше. Стойте люди! Остановитесь, что вы делаете! На вас смотрят дети, что вы им оставите завтра, какое будущее? Просто обрекаете их на смерть, на агрессию по отношению друг к другу, чему вы их учите! Но все без толку. Если камень сорвался с обрыва, на середине пути его не остановить, пока не рухнет в пропасть и не исчезнет из виду бесследно. Я боюсь, что подобное выльется на следующем поколении, молодом поколении, кто в старости будет учить наших внуков, лечить нас, защищать нас, управлять страной. Как сложится наша дальнейшая жизнь после психологической травмы еще неокрепшего молодого поколения? Дай Бог, что их жизнь не будет связана с жестокостью, полученной еще с молоком, и они смогут справиться с ней еще в юном возрасте, получив тем самым прививку жизни. Понимаю, что тешу себя надеждами о светлом будущем, так как не хочу думать о плохом, наблюдая за детьми. Просто не могу. Не могу осознать, чем руководствуются люди, забирая будущее у наших детей. Хотя, нет. Понимаю. Ведь они создают лучшие условия для своих отпрысков, но забывая, что полностью отгородить их от простого люда все равно не получится. Они просто быстро «затухнут», как вода без движения. Но об этом пока голова у них не думает, главное деньги, думая, что смысл жизни лишь в них, забывая о человечности и о заботе ближних.

Встретились с Сашкой в пятницу вечером у меня дома. Он появился на пороге с цветами и большим тортом. Честно был поражен, что Сашка смог все это достать в преддверии событий и катастрофического дефицита.

– Ты ограбил банк, слетал заграницу, купил цветы и торт, а затем, вернувшись, пришел к нам? – Алексей Дымов

– Что ты! Просто остались друзья с армии, которые ушли глубоко в коммерцию. Как говорится, поймали зеленую жилу! Ха – ха! А Галочка дома? – Александр Дмитриевич

– Вот и она, – Алексей Дымов

– Сашка! Ох и удивил! Ты как всегда с цветами. Ммм. Ты знал! Алые розы, мои любимые. Где ты их достал. Человек чудак. Проходи же быстрей. Леша, что гостя в дверях держишь. Проходи быстрей, а то холодно. Быстрей, быстрей. Раздевайся и проходи. А цветы в самую красивую вазу поставлю. В ту, которая свекровь мне подарила, – Галина Дымова

Галина ушла в комнату за вазой, а друзья, зная продолжение фразы женщины вместе с ней хором сказали:

– Я выставляю ее лишь по особым случаям!

И уже с вазой в руках и большим букетом роз, она вышла к ним и, посмотрев на их веселые лица, спросила:

– Вы что-то сказали? Опять, наверно, смеялись надо мной. Эх, седина в голову, а как мальчишки!

–Друзья мои. Так скучал по Вас. Так мне не хватало Вашей теплоты и поддержки. А где дети? – Александр Дмитриевич

– В школе еще. Старший во вторую смену, а младший на секцию баскетбола ходит. Уж больно нравится. Рассказывай как жил, где жил? Все интересно, – Галина Дымова

– Работал, работал и все, наверно, и рассказать то больше нечего, – Александр Дмитриевич

– А в каких войсках служил, наверно, всю страну вдоль и поперек объездил? – Галина Дымова

– В танковых, в танковых войсках. Быть военным считал и считаю своим призванием. С детства хотел Родину защищать. Ты, наверное, Алешка помнишь, как ты кричал: «Я, в космос полечу, а ты в мазуте будешь ковыряться под танком своим»,– Александр Дмитриевич

– Это правда, да. По правде говоря, я завидовал тебе твоей увлеченности и обожанию танками. Он все знал наизусть, на уроках рисования или трудах везде присутствовали. Аж, до сумасшествия доходило. А помнишь, как ты с Гошей из 5 «Б» подрался, потому что тот сказал, что таких слабаков в танкисты не берут. Ото, ты ему показал, кто слабак. Потом к директору отца вызывали, – Алексей Дымов

– Отец вечером после взбучки, позвал и тихо сказал: «Если чести танковых войск взялся держаться, быть тебе танкистом. Но если опозоришь! Сам не пожалею. Понял?» После этого я четко решил, кем буду, тем более после такого одобрения отца, – Александр Дмитриевич

– А в Европе был? – Галина Дымова

– Конечно. Франция, Германия, Швеция. Но там всего лишь на симпозиумах и выставках. А основное место дислокации была восточная Украина, а последний год службы был в Монголии. Тяжело вспоминать. Сколько техники там оставили на сопредельных территориях. Последнего поколения. Еще новенькие, краской пахли. Сердце кровью обливается, – Александр Дмитриевич

– А забрать, привезти обратно нельзя было? – Галина Дымова

– Могли, но «бежали» так быстро, что забрали то, что могли унести. А то, что удалось вернуть, все равно не нужна была никому. Если только перекупщикам металлолома. Как жестоко они резали болгаркой танки и броневую технику. Ей, Богу, как по живому. Затем сокращение штатов, а после полное расформирование нашего подразделения. Вот и я здесь. С Вами чай пью, – Александр Дмитриевич

– И так во всех войсках нашей дорогой армии? – Алексей Дымов

– Именно. Не только мы были разбиты своим же государством, это повсеместно происходило и продолжается. Понимаю, что не может новое государство содержать армию, так как разобраться в своей структуре не может, но чтобы строить новое государство, нужна же армия, без нее ни как. Разрушать мы все можем, а построить, потом же десятилетия понадобятся, чтобы все вернуть. Техника то ладно, восстановим, год, два и вооружение есть. А кадры? Их же растить надо, готовить. Эх, если бы знали каких перспективных, талантливых офицеров в нищету вогнали. Они же спиваются, так как потеряли смысл в жизни. Армия была для них как воздух. А тут просто позвонили и сказали: «Все ребята, идите, куда хотите, Вы нам не нужны». Как так не нужны? До сих пор перед глазами последнее построение перед увольнением. Передо мной стоят солдаты, офицеры. Смотрят мне в глаза в надежде, что прокатившийся слух о расформировании, лишь, чья та злая шутка, что я сообщу о сроках новых учений или о предстоящем пополнении. Вот стою перед ними и молчу. Ком в горле и звука не могу произнести. Так и стояли минут десять в гробовой тишине. Осознавая, что нужно взять себя в руки и через силу постараться поддержать бойцов, постараться вселить надежду на светлое будущее и, возможно, временного расформирования и реальной перспективе возрождения нашего полка. Я готовился всю ночь, перед этим построением, хотя честно уже не спал с месяц точно. Каждый день, ожидая этого звонка сверху. Честно, надежда была о том, что говорят, пишут, показывают, это шутка, заблуждение. Но донесение за донесением открывали мне горькую перспективу. И вот эти ребята стоят передо мной, продолжая держать строй, с честью слушая мои слова – плачут, осознавая о безысходности сложившейся ситуации. Признаюсь Вам, далось мне это очень тяжело и каюсь, что неделю из кабинета не выходил, пытаясь утопить горе в стакане. В граненном таком стакане. Помню, зашел ко мне прапор, лет 20 после учебки. И открыв дверь командным голосом говорит:

«Товарищ, майор. Разрешите обратиться?». А я ему: «Малец, ты уже не в армии. Нашего полка уже нет. Учись говорить, как на гражданке». А он настырный попался, продолжает: «Человек, рожденный с судьбой военного, даже на гражданке, должен нести это гордое звание, а кто не способен это осознать и принять, не смеет приравнивать себя к таковым!». И ушел. Представляете, просто ушел и закрыл после себя дверь. Но не знаю почему, но в его словах я услышал нотки наставления своего отца. В нем в молодом, еще не опытном юнце, такие мудрые и достаточно жизненно взвешенные слова. Меня прошиб пот. Можно сказать, что протрезвел в миг. Эта была та самая ситуация. Честно, не помню, как дошел до дома. Но позднее оказалось, что я проспал 36 часов. Встав, получается, через сутки, стал думать, как дальше жить и что делать. Пришел к тому, что мне необходимо помочь людям, которые служили под моим руководством. Поэтому стал думать, как и куда мне пристроить людей. Хотя бы на первое время. Прозвонил отделы милиции, заводы, фабрики, министерства и через знакомых смог найти с сотню вакантных мест. Понимаю, что это лишь малая доля помощи с моей стороны, но это все что я смог сделать. А уезжая из гарнизона, тот юнец подошел ко мне, протянул руку и, пожав ее, сказал: «Я горжусь, что служил под руководством человека, рожденного с судьбой военного». Представляете. Он сказал «человека, рожденного с судьбой военного». Так часто вспоминаю его слова. Но, к сожалению, я не смог повернуть ситуацию вспять и держать всю страну под контролем. Да и как я мог взять все под контроль, простой человек, рожденный с судьбой военного? – Александр Дмитриевич

– Ты просто не веришь в свои силы. Ведь ты смог самоорганизоваться и помочь своим сослуживцам устроится на гражданке при условии, что у тебя было достаточно мало власти и ресурсов, а если бы их было больше, то и решить ты смог бы больше проблем. Тебе необходима лишь вера в себя и стимул в виде доверия людей, – Алексей Дымов

– Глупости. Свою жизнь устроить не могу, а ты о ресурсах. В верха меня определить решил. Нет. Таким как я там не место, а то всех к «чертовой матери» разгоню и заставлю работать по-настоящему, а не тащить деньги казенные из бюджета на свои увеселительные мероприятия, – Александр Дмитриевич

– Именно поэтому ты и должен быть там, – Алексей Дымов

– Повторюсь, я человек рожденный судьбой военного… – Александр Дмитриевич

– А разве военный не может быть главой страны? Одно другому не мешает, – Алексей Дымов

– Скажу тебе так, если судьбой прописано «мне там быть», мои желания уже ничего не изменят, – Александр Дмитриевич