Читать книгу Своими глазами - Екатерина Константинова - Страница 1

Оглавление

В оформлении обложки использовано изображение фрагмента репродукции картины "Головы" автора Бурлюк Д.Д. с http://www.artsait.ru/foto.php?art=b/burluk/img/20.


Своими глазами

Глава 1

Летописец с Луговой.

Бомж неопределенной национальности спал безмятежным сном на скамье в небольшом живописном парке на Луговой. Любил он этот парк, т.к. много там ходило сердобольных, несмотря на поганившее людей время 90-тых, особенно в теплое время года; по выходным и праздникам. Все завсегдатае знали уже и вашего нового знакомого – бомжа с Луговки.

Звали антисоциального человека Юрий Алексеевич Писарев, для друзей – Летописец. А все по тому, что любил он поведать всем о жизни, не о своей «теперешней», как он выражался, поскольку, эта его жизнь была ошибкой, вынужденным уроком от Вселенной. Но о том, что было раньше: до Земли, до бесчисленно числа Звезд, до Путина и т.п.

Вот и сейчас, если бы кто разбудил сладкий, щенячий сон Летописца, он бы, захлебываясь от восторга, стал пересказывать о предыдущих 9 реинкарнациях: какой он был великий полководец, какой величавой был гейшей, даже Президентом Уганды. И на столько в красках рассказывал, что верили все; случайные прохожие останавливались, давали копеечку со словами: «Детям на ночь рассказывать буду».

Но, в то утро, по дергающимся конечностям, тревожной мимике лица бомжа, можно было предположить, что на сей раз путешествия по прошлым жизням отнюдь не погружали нечистого в безмятежный покой.

Летописцу представилось, как если бы он проживал личность протоирея Матфея Константиновского, с которым Николай Васильевич Гоголь познакомился в 1849 году.

Между ними происходили сложные, подчас резкие беседы, основным содержанием которых было недостаточное смирение и благочестие Гоголя.

Осознал себя Летописец, значит, Матфеем, грозно взывающим Гоголя отречься от Пушкина, ибо – бесов сын. Писатель не отвечает утвердительно, но слезно молит в ответ прочесть беловой вариант второй части «Мёртвых душ» для ознакомления, с тем, чтобы выслушать мнение священнослужителя:

– Не откажите… Познал я истину иль нет, Святейший?

– Ты, раб Божий, заплутал, я вижу. Но уж первого тому мне хватило для узрения богохульства и противности сего русскому духу.

– Нет, того не может быть в сеем творении. Я все понял теперь, прозрел. Тут ведь все иначе, как если бы и первой книги треклятой, и не было в помине. Я, ведь, если б мог, изничтожил её, но уж поздно одумался. Так прости мне мое легкомыслие, рецензируйте роман.

Тут, надо отметить, Летописец окинул взглядом комнату. Была эта конурка печального содержания. Минимализм комнаты доставил бы удовольствие истинным аскетам, но не протоиерею.

Смятая пастель, свечной огарок на маленьком письменном столе, незатопленная печь. Все как-то напрягало священнослужителя, но не Летописца, который узнал знакомый затхлый запах.

Гоголь, ожидавший утвердительного ответа к тому моменту, уже изрядно нервничал, переминаясь с ноги на ногу.

– Вас, Николай Васильевич, смута в голове пьянит. Помнится мне, ваш роман о мертвых суетится, мирское наружу все копошит. Не приму я по второму разу отозваться об такой пошлости, помилуйте, драгоценнейший…

Гоголь поник головой и присел на стул за стол. Волосы его взъерошены, сам он жутко бледен и худощав. Наш Летописец внутри протоирея уже плачет от жалости и солидарности, но достучаться до священнослужителя представилось ему делом невозможным: тот слишком церковный человек для всех состраданий еретику.

Прошло не больше мгновения, пока писатель собирался с мыслями для нового круга защиты своего романа перед рецензентом церковной инстанции, но Летописцу показалось, что он не первый час наблюдает происходящую картину, а может, и не в первый раз.

Наконец, Гоголь собрался с мыслями: «Молю вас, святейший, не ставьте крест на вашем покорном слуге. Все мои грехи от незнания, а теперь я знаю, ибо верую, а вера не может руководить грехопадением, это уж истинно я помню. Ведь, послушайте…», – писатель медленно встает и, взяв в руки лежавший на столике второй том мертвых душ, подходит к Матфею и встает на колени, протягивая свою рукопись.

Своими глазами

Подняться наверх