Читать книгу Петербургские дома как свидетели судеб - Екатерина Кубрякова - Страница 4

Высшие женские Бестужевские курсы

Оглавление

(1890 г., архитектор А.Ф. Красовский; В.О., 10-я линия, 33–35)


«30 ноября [1894 г.].

Чем ближе приближается день моего совершеннолетия – тем чаще приходится слышать разговоры о моем будущем…

Недавно был у нас дядя… купец… „Вы желаете учиться?“ – спросил он меня… добродушным тоном. Я молчала, но мама тотчас рассказала за меня, что я ужасная дочь, и т. п. „Совершенно лишнее дело идти вам на курсы, – авторитетно согласился с ней дядя, – туда идут те, кто без средств, а вам на что?“ Этого возражения я не ожидала, но если дядя как человек коммерческий переводил разговор на практическую почву, я решилась взять ему в тон: „С какой же стати мне жить весь век, сложа руки?“…Но дядя стоял на своем: „Если желаешь трудиться – набери ребятишек и учи их грамоте… Замуж надо тебе, вот что…“…

Так он и уехал от нас…, очень сожалея о том, что у нас нет отца, который… не дал бы нам… забрать подобные опасные идеи в голову и выдал бы нас замуж за „хороших“ людей…


В.О., 10-я линия, 33–35


13 января [1895 г.].

В семейном кругу вновь заговорили о курсах. Мама не только не дает позволения, но… старается восстановить родных против меня… слезами, притворством, отчаянием, любовью ко мне, дальностью расстояния, etc. …Видя, что я отказываюсь от папирос, предложенных дядей, меня… не без колкости спросили: „А как же будешь там-то, на курсах? Ведь все курсистки курят“… Говорили со мной мало и пренебрежительно… Вижу, что без борьбы не выйду я из моего болота. Предрассудки – такая глухая стена, которую необходимо не разбирать, а ломать силою, чтобы скорее увидеть свет…

С.-Петербург, 22 августа.

…В Петербург… мы приехали вчера утром… Я поехала в Исаакиевский собор; что-то подсказывало мне: поезжай сначала туда, иначе ничего не выйдет. Я быстро вошла в собор, упала на колени в темном углу и пробормотала горячую, бессвязную молитву; потом бросилась на первую попавшуюся конку… С непривычки мне было очень неловко пересаживаться с одной конки на другую; наконец… с помощью какого-то доброго человека, я пошла на 10-ю линию, д. № 33, [где располагались] Высшие женские курсы… Два швейцара в ливреях стояли у крыльца. Я поднялась по каменной лестнице в большую прихожую. В доме шла переделка; всюду виднелись столы, вещи, вынесенные из других комнат, стояли ведра с краской и валялись кисти.

Я спросила, можно ли видеть директора… „А, это вы! Знаете, у нас из-за вас возникло целое дело!“ Я с недоумением посмотрела на него. „Дело в том, что вы были приняты“. – „Позвольте, как же это?.. Я получила бумагу с отказом“. – „Вот именно. А между тем вы были приняты… но мы получили письмо от вашей матери: она… написала… что… вследствие разных домашних обстоятельств, запрещает вам поступать на курсы. Тогда мы выслали вам бумаги с отказом“. Я слушала молча… мне нужно было сохранить приличное спокойствие…

24 августа, вечером.

Я принята! О, наконец-то я добралась до пристани. Курсы для меня – пристань, с которой я отправлюсь „в плаванье по волнам моря житейского“…

Попечитель был занят… Я ждала у стены в гостиной… „А, это вы? Пожалуйте сюда, – проговорил он… – вот… можете передать директору“. Я… развернула бумагу, там было написано: „Г-ну директору Высших Женских Курсов. С согласия его сиятельства, господина министра, разрешаю принять в число слушательниц с размещением в интернате“…

Он подал мне руку: „Теперь, когда вы приняты, вы должны поддерживать репутацию курсов“. – „Я буду подчиняться всем правилам, ваше превосходительство“. – „…Политикой не занимайтесь и… ведите себя так, чтобы не уронить достоинства курсов“…

Интернат Высших Женских Курсов, 8 сентября.

…Днем был молебен… Мы все подходили к кресту мимо директора и попечителя. Я стояла одна в этой шумной толпе…

На другой день начались лекции…

…За полчаса до начала аудитория уже переполнилась народом: всюду, где только можно было встать и сесть, даже на кафедре, так что [любимый профессор слушательниц Гревс] вошел, с трудом пробираясь… И первая же лекция показала мне мое круглое невежество…»[4].


Парадные двери именно этого здания в конце XIX века манили юных девушек со всей России, мечтавших получить образование и независимость. За ними ждал их ранее недоступный, «мужской» мир науки, истории, философии, который решительным барышням открывали Менделеев, Сеченов, Введенский, Сперанский. Большинство профессоров работали безвозмездно, понимая важность высшего образования для женщин и видя, что студентки пришли сюда не из скуки или моды, а из сильного стремления к знаниям.

Елизавета Дьяконова, дочь ярославского купца, оставившая дневник своей борьбы за эмансипацию, описала преграды, которые нужно было преодолеть, чтобы войти в эти двери.

Патриархальное общество с насмешкой и даже страхом относилось к «бестужевкам» (на некоторых по пути в этот дом даже сыпались оскорбления – «бесстыжевка»). Девушки, мечтавшие о независимости и карьере, казались революционерками, которые за этими стенами вот-вот получат недостающие им знания и пойдут менять мир. Опасения имели основания. Полиция регулярно докладывала лично императору о свободомыслии, запрещенной литературе, вступлению студенток в террористические организации, даже об арестах и ссылках на каторгу по политическим статьям.

Неблагонадежных активисток было в разные годы 1020 % при общем количестве слушательниц более 10 тысяч (за 40 лет существования). Но все остальные, хоть и пассивно, тоже участвовали в жизни кружков. В год Дьяконовой выпустилось всего около 60 человек – невозможно оставаться без политической позиции в таком тесном коллективе.

Барышни, прожившие свои первые 18 лет жизни в атмосфере смирения, православия и уважения к старшим, не смея в одиночку даже отправиться на прогулку, вдруг попадали в столицу, где именно в это время царили антиправительственные настроения и постоянно готовились покушения на государственных лиц, снимали квартиры совместно с подругами, перемещались по городу без присмотра, днем на курсах открывали для себя экономику, право, историю, а вечерами ходили в кружки, где обсуждались политика и устройство мира. Несмотря на уроки богословия, большинство курсисток становились атеистками. Автор дневника, Елизавета Дьяконова, приехавшая в Петербург глубоко верующей, описывала, как лекции заставили ее переосмыслить вопрос религии. К 1909 году в опросе «Что оказало влияние на ваше мировоззрение» первые места заняли Маркс и Толстой.

Обучение длилось четыре года, и выпускницы получали право работать преподавателями. Дьяконова всего на пару лет разминулась в этих стенах с учившимися здесь Надеждой Крупской, Ольгой Ульяновой (сестрой Ленина), Любовью Менделеевой (будущей женой Блока), Ольгой Форш.

После революции курсы стали частью Петербургского университета, после войны в здании размещался математико-механический факультет, а сейчас – географический.


Литература

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга… СПб., 1996.

Басинский П.В. Посмотрите на меня: Тайная история Лизы Дьяконовой. М., 2018.

Дьяконова Е.А. Дневник русской женщины. М., 2004.

Краткая историческая записка о Высших женских курсах в С.-Петербурге. СПб., 1896.

Михельсон М.И. Русская мысль и речь. Свое и чужое. Опыт русской фразеологии: сб. образных слов и иносказаний. Т. 1–2. М.: Терра, 1997.

Михельсон М.И. Ходячие и меткие слова: сб. русских и иностранных цитат, пословиц, поговорок, пословичных выражений и отдельных слов (иносказаний). М.: Терра, 1997.

Путеводитель. Ленинград. Л., 1986.

Санкт-Петербургские высшие женские (Бестужевские) курсы, 1878–1918: Сб. ст. 2-е изд., испр. и доп. Л., 1973.

4

Дьяконова Е.А. Дневник русской женщины.

Петербургские дома как свидетели судеб

Подняться наверх