Читать книгу Сероглазый Чингисхан Белой Гвардии. Том 1. Юный потомок отважных тамплиеров (1886—1905) - Екатерина Левашёва - Страница 4

Среднестатистическому представителю цифрового века, живущему во времена ревущих моторов и навороченных гаджетов может быть сложно представить ту сладостную, медленно текущую эпоху Российской Империи времен незабвенного Самодержца Александра III, на последние годы правления которого пришлось раннее детство нашего главного героя.

Это был конец винтажного 19-го века, всё еще не загрязненный пороховой копотью европейских войн и кровавых революционных драм.

Понимание атмосферы и самого духа времени, в который появился на свет наш юный герой, является ключом к правильной оценке его такого яркого, но такого скрытого ото всех богатого внутреннего мира, стремлений его добродетельного сердца и порывов его благонравной души.

Жителю ультрасовременного мегаполиса непросто представить спокойную, пасторальную жизнь в древнем дворянском поместье Эстляндии, недалеко от освежающего синего моря с его белым, пенным прибоем и пышно развивающимися парусами на горизонте.

Многим так же трудно вообразить часть детства, проведенного в окружении средневековых немецких мощеных улочек и древней архитектуры, навевающей самые романтические мысли о давно ушедшем прошлом.

Замок Шенонсо, фото автора

Данное повествование полностью посвящается удивительному белому воину Гражданской войны; прекрасному рыцарю во всех смыслах и толкованиях этого слова.

В груди отважного Роберта Унгерна Штернберга билось горячее сердце, точь-в-точь напоминающее неустрашимые сердца его героических предков- крестоносцев, знатный, аристократический род которых восходил к 1269 году.

Герб баронов Унгерн Штернберг (источник: Интернет)

Ощущение этой генетической связи с предками так же, как и благородство его души и чистота порывов, руководили этим человеком до последних минут его короткой, но такой блистательной жизни.

Духом рыцарства была пропитана каждая клеточка его пламенной, романтичной и бесконечно преданной Отечеству души.

В 1916 году Врангель назвал Роберта «по-рыцарски честным и благородным».

В самый трагический для барона Унгерна и всего Белого движения 1921 год один из красных каторжников-убийц упомянул, что барон был рыцарем в те паскудные времена, в которые о рыцарстве не было и речи.

Великий князь Михаил Александрович

Юному витязю выпал жестокий жребий родиться на стыке столетий и оказаться погруженным в беспросветную пучину насилия и хаоса, которые принес с собой наступивший многострадальный 20-й век, вошедший в историю, как время двух трагических мировых войн и международных политических катастроф.

И хотя в то далекое время общество еще не достигло того уровня безнравственности, какой мы наблюдаем в наши дни, однако степень всеобщего падения нравов в начале столетия была уже чрезвычайно велика, и к концу жизни барона развращение публики достигло своей наивысшей точки.

«Недаром я всегда презирал высшее Петроградское общества за их взгляды, действия и отношения: нет более продувных людей, как они, все дрянь, подлецы и сволочь за редким исключением…»

Великий князь Михаил Александрович Романов

Чем страшнее и беспросветнее было то горестное настоящее, в котором волею жестокой судьбы оказался барон, тем сильнее он жаждал того опьяняющего чувства неразрывной связи со славным прошлым, которое он носил в своём сердце воина.

Подобные нежные сантименты были не редки в описываемую нами трагическую эпоху крушения империй и всеобщей потери вечных ценностей.

В частности, именитый британский драматург Дж. Пристли описывал нечто подобное в своем шедевре «Опасный поворот»:

«…Фреда: Тогда тебе надо учиться жить без иллюзий.

Роберт: Нет, ничего не выйдет. Со мной не выйдет. Я принадлежу к другому поколению. Может быть, теперь и умеют взращивать людей, которые

способны жить без иллюзий. Ну, что ж, тем лучше. А я не могу. Я весь свой век прожил среди иллюзий.

Фреда (угрюмо): Что верно, то верно!

Роберт (с растущим волнением): Ну и что же из того? Они давали мне надежду, в них черпал я мужество. Они помогали мне жить. Возможно, что все это нам должна была бы давать вера в жизнь. Но у меня нет этой веры. Ни религиозной веры, ни какой иной. Только этот проклятый скотный двор, в котором я должен жить. И это все. И вдобавок мне еще даны какие-то поганые железы, и секреции, и нервы, чтобы чувствовать и переживать. Но все это было не так уж плохо, скажу я вам, пока у меня были мои маленькие иллюзии..»

Князь Владимир Павлович Палей (источник: Интернет)

«Я напился в дребезги – теперь, конечно, больно и совестно… тоска. Скучно, нехорошо на душе. Забудешься, потом опять вспомнишь …, и заноет душа. Поганое время.… тяжёлая, давящая действительность, похожая на кошмар…

Какое страшное тяжёлое время!… Кругом всё такое дурачье, такая невоспитанность,… мещанство, выскочки, всё это смешивается в довольно отвратительную картину. Изредка встречаются милые люди…»

Князь Владимир Павлович Палей

В отличии от нежных романтиков тех окаянных дней, мужественный барон не оказался морально раздавленным подлым цинизмом окружающей действительности.

Являясь человеком железной, несгибаемой воли и активной жизненной позиции, Роберт, вместо этого, объявил злу беспощадную войну не на жизнь, а на смерть, и это был неравный бой от начала и до конца.

Сражаться со много раз превосходящими силами противника как раз и было блистательной отличительной чертой военной стратегии генерала Унгерна на протяжении всей его героической жизни.

В драматическом 1921 году, во время проведения смехотворной досудебной проверки, в материалах полностью сфабрикованного, политически окрашенного дела было указано:

«Считает себя призванным к борьбе за справедливость и нравственное начало, основанное на учении Евангелия.»

Именно это являлось несокрушимым жизненным кредо преданного христианина-лютеранина, русского немца Роберта Унгерна, который посчитал своим святым, духовным долгом отомстить за поругание некогда великой Родины и уничтожение в ней священного божественного начала…

Даже в последние критичные месяцы своего земного пути, пройдя все истязающие круги ада, Роберт Унгерн всё еще хранил в своей возвышенной душе зажигательный огонёк романтизма и рыцарства.

Один из его ближайших подчиненных вспоминал, что в минуты затишья среди всеобщего хаоса, разрухи и кровавой междоусобицы, находясь в грязной, архаичной, невежественной Монголии, барон временами обращался в мыслях к своим легендарным предкам и проводил аналогию между ними и собой.

По прошествии столетия можно уверенно заявить, что бессмертная слава Роберта Унгерна затмила все подвиги его предшественников из старинного клана крестоносцев, которые известны исключительно среди представителей данной династии либо среди ограниченного круга жителей тех мест, где их каста изначально обосновалась.

Неувядаемые лавры Роберта Унгерна и его значительный вклад в историю существенно превзошли всё это.

Наш героический персонаж был до такой степени величественным и одновременно проникновенно трогательным в своём рыцарском благородстве, что это вызывало внутреннее почтение даже в тех, кому душевная добродетель была совершенно не свойственна.

Девизом славного рода Унгерн Штернберг являются слова: «Звезда их не знает заката», и вот уже многие десятилетия Роберт является современным воплощением правоты данного слогана.