Читать книгу Утешный мир - Екатерина Мурашова - Страница 7

– Уже много лет каждый день у нас идет война. Раньше был перерыв на выходные, а теперь, класса, наверное, с пятого, в выходные все то же самое. Если бы вы знали, как я от этого устала! Да и он наверняка тоже устал. Выглядит это так. Он приходит из школы, ест и утыкается в телевизор или свой телефон-коммуникатор. Я ему говорю: когда ты собираешься делать уроки? Он говорит: потом. Я говорю: когда это потом, лучше сразу сесть, все сделать и свободен до вечера. Неужели ты не понимаешь, что это разумнее, чем тянуть до бесконечности? Он говорит: я устал. Я говорю: а что тебе задано, допустим, по английскому (у него там тройка была в прошлой четверти)? Он говорит: не помню. Я говорю: как это ты не помнишь? Записывать надо! Учительница наверняка говорила! Он отвечает: я не услышал. Я говорю: странно было бы, если бы мой начальник выдал мне какое-то распоряжение, а я его не услышала. Неужели ты не понимаешь, что учиться сейчас – это твоя единственная работа, и от того, как ты ее выполняешь, зависит качество твоей будущей жизни? Он спрашивает: про дворников будет? Уже скоро? Тут я завожусь и начинаю говорить (а потом и орать) про то, что дворник, какой бы он ни был, честно зарабатывает себе на хлеб, а он в своей жизни еще ни копейки не заработал и живет на всем готовом, и этого готового у него в сто раз больше, чем было у меня в моем собственном детстве, а меня, между прочим, никто никогда за уроки не усаживал, я все делала сама, и еще младшей сестре помогала, и училась без троек… В конце концов он, злой как собака, узнает где-то уроки и за них усаживается, а я испытываю к себе самой и к своему ребенку какое-то сложное и, уж поверьте, совершенно не позитивное чувство…

– Она везде лезет. Роняет. Ломает. Я ее не шлепаю, не ору на нее (ну очень стараюсь, по крайней мере) – я знаю, это вредно, а она еще маленькая. Я ей объясняю, как в психологических книжках написано. Предлагаю что-то взамен. А она ничего не понимает – лезет и лезет. Упрямая как пень. Теперь еще и огрызаться стала. Не дашь ей что-нибудь, так она сразу: ты плохая! Это матери-то! В три с половиной года! А что же дальше будет?! Если твердо стоять на своем, начинает истерить, аж заходится. Мне ее сразу жалко. Невролог говорил: не надо, чтобы ребенок часами орал, это вредно. Теперь она научилась говорить: мамочка, я больше так не буду! Хватает от силы на пятнадцать минут. Потом что-нибудь следующее. Муж говорит: выдрать один раз как следует, и будет как шелковая, мама советует в угол ставить, а я понимаю, чувствую: так тоже нельзя, это же ребенок, а не цирковое животное, да и с теми ведь надо гуманно… Я вот думаю: если я ей сто раз одно и то же объяснила, а она не понимает, может, она в развитии отстает?

– Я ему говорю: ты вообще помнишь, что это твой ребенок? Он говорит: помню. А как насчет того, что с ребенком надо заниматься? А он мне: я работаю. А я тогда: давай я тоже пойду работать и всё будем делать по очереди, как у скандинавов. Он говорит: у скандинавов дети живут неделю у матери, неделю у отца. А я ему: ты все перепутал, это после развода. Он мне (не отрываясь от компьютера): так ты что, развестись, что ли, хочешь? Думаешь, ребенку так лучше будет? Тут я начинаю плакать, он говорит: боже, опять! – и идет меня утешать. Самое дурацкое во всем этом, знаете, что? То, что он любит нашего сына и меня, а я люблю его. И вот такая история все время. Я их оставляю одних специально. Он у компа сидит, а сын смотрит, как папа играет. Гулять отправляю – сын на площадке с другими детьми, а он на скамейке на почту отвечает. Купила им абонемент в филармонию, специальный, для родителей с детьми. Он один раз сходил, спрашиваю сына: ну как там? Он говорит: мне вроде ничего, только папа засыпал все время, и я боялся, что он в проход выпадет. Давай лучше в следующий раз ты со мной пойдешь?

Но так же нельзя! Отец же должен принимать участие в воспитании. Тем более мальчик! Я с мужем по вечерам каждый день разговариваю, объясняю. Он вроде согласен, а воз и ныне там. Я от этого раздражаюсь, днем срываюсь на сына, а он-то тут при чем?

В этом месте значительная часть читателей уже, должно быть, находится в недоумении: что общего у этих трех семей? Ведь в первом случае речь идет о подростке, во втором – о совсем маленьком ребенке, а в третьем – и вовсе о взаимоотношениях родителей между собой, в которых сын является лишь поводом для тлеющего годами конфликта.

Однако на самом деле проблема у них у всех одна и та же – ригидность поведения. Годами пробуют одно и то же, отчетливо видят, что оно не только не работает, а наоборот, приносит в семью раздражение, гнев, бессилие, охлаждение и разлад в отношения, – и все равно продолжают раз за разом говорить и делать все то же самое. Зачем?

Скажем сразу: это вовсе не глупость участников событий. Здесь работают очень глубокие, базовые механизмы. Повторяемость действия дает ощущение надежности. А уж если так же делают (делали) какие-то значимые личности, например родители, или о необходимости подобных действий пишет какой-то уважаемый в референтной группе источник… Сколько родителей сообщали мне нечто вроде такого: «…Когда я был мальчишкой, я клялся себе, что никогда не буду рассказывать своим детям про то, как они станут дворниками, если будут плохо учиться, потому что мне про это чуть не ежедневно вещал собственный отец (меня это раздражало до зубовного скрежета), и – о ужас! – вот прямо вчера поймал себя на том, что именно теми же словами, точно с отцовской интонацией обращаюсь к собственному сыну…»

На самом деле тут все понятно. Проверенная (пусть и не очень приятная в исполнении) методика кажется объяснимо и доказательно надежной: смотрите, я же вырос, и я хороший человек, работаю, завел семью, со мной все боль-мень в порядке, значит, если я теперь сделаю так же, как когда-то делали мои родители, то…

Карл Густав Юнг описывал такое мышление у людей, живущих родоплеменным образом и верящих в магическое устройство мира. Конрад Лоренц описывал практически то же самое в поведении своей ручной серой гусыни.

Другой вариант: приходят молодые родители и описывают свое повторяющееся в отношении ребенка и при этом довольно странное поведение, не достигающее к тому же желанного результата (например, «я ее ставлю в угол, а она оттуда убегает» или «я сажусь на корточки и говорю ей о своих чувствах, но она продолжает требовать игрушки в каждом магазине»). Спрашиваю их: а зачем же вы это делаете, если оно очевидно в вашем случае не работает? В ответ мне называют какую-то незнакомую мне фамилию и сообщают, что у него (у нее) так написано в книжке, которую очень хвалят мамы на сайте «Литтлуан». И теперь им совершенно непонятно, почему же у них оно не получается так, как написано. Я с ходу называю четыре возможные причины:

• популярный в авторитетных для них кругах автор именно по этому вопросу написал какую-то фигню;

• они прочитали, но неверно поняли или не до конца исполнили его рекомендации;

• все дети и семьи разные. То, что сработало с умным флегматиком, совершенно необязательно сработает с глуповатым сангвиником;

• именно это «вычитанное» действие не согласуется с их общим родительским поведением и потому вызывает у ребенка недоумение и, как следствие, – тихий саботаж или яркий протест.

– А что же нам тогда вместо этого делать? – спрашивают родители.

– Что-нибудь другое, конечно, – отвечаю я, и мы начинаем обсуждать возможности и варианты.

Мы люди, а не серые гуси Конрада Лоренца. Мы (по крайней мере некоторые из нас) уже очень далеко ушли от родоплеменного строя и магического сознания. К тому же мир вокруг нас сегодня крайне разнообразен, да еще и меняется очень быстро, так что обе описанные выше методики («делай, как делали предки, – выживешь и преуспеешь» и «делай, как сказал признанный в твоей среде авторитет, – авторитеты не ошибаются») просто не успевают за его динамическим многообразием.

Поэтому, если что-то в семейных (детско-родительских, супружеских и т. д.) взаимодействиях очевидно не работает или уж тем паче ухудшает моральный климат в семье, просто прекратите это делать. Иногда улучшение наступает сразу после этого прекращения, еще до того как вы придумали замену и приступили к ее реализации.

Как же это сработало в семьях, которые я описала вначале?

В первой семье мать просто перестала вести с сыном разговоры про дворников и «если ты сразу сядешь за уроки…». Мальчик заметил это где-то через неделю и напрямую спросил: мам, а ты чего? Мать так же напрямую ответила: устала и надоело говорить одно и то же. «Наконец-то ты поняла, спасибо», – сказал сын и в тот день даже сам сел за уроки. Дальше его все равно приходилось время от времени туда «загонять», но затяжных, изматывающих все стороны конфликтов стало куда меньше.

Во второй семье мать перестала «объяснять, как в психологических книжках написано», перестала жалеть за истерики и начала твердо сообщать дочери о своих решениях в форме «как оно будет», а потом это и исполнять. Практически все конфликты ушли месяца за полтора.

В третьей семье женщина перестала навязывать мужу общение с сыном, но однажды поговорила с ним о том, как лично ее (не ссылаясь на потребности ребенка) расстраивает сложившаяся ситуация, а также взяла на себя часть вины (если что-то каждый день навязывать, понятно, что оно вызывает отторжение). Некоторое время сын и отец практически не общались, потом мужчина убедился, что принуждения больше не будет, и стал сам проявлять любопытство и некий креатив в общении с сыном, на которые ребенок, конечно же, почти сразу откликнулся.